1
Прятки в "Солнечном"
Лагерь «Солнечный» доживал последние дни сезона. Воздух, еще недавно звонкий от детских голосов, теперь был тяжел и тих, пропитан запахом увядающей листвы, мокрой хвои и чего-то затхлого, что всегда поднимается из земли с приближением осени. Корпуса, когда-то выкрашенные в жизнерадостные цвета, теперь казались серыми и облезлыми, с темными глазницами окон. Вожатые, уставшие за смену, уже не так бдительно следили за оставшимися детьми. Настроение было переходное – между летней свободой и грустью расставания.
Артем, которому было за сорок, приехал забрать своего сына, Сережу. Он сам когда-то, кажется, в прошлой жизни, отдыхал в этом же «Солнечном». Пока оформляли документы, Сережа, десятилетний сорванец, скучал. Вечерело.
«Пап, давай в прятки!» – неожиданно предложил сын, указывая на опустевшую территорию. «Последний раз перед отъездом!»
Артем хмыкнул. Прятки? В его-то годы? Но в глазах сына горел такой знакомый, такой *лагерный* азарт, что отказать было невозможно. Да и что-то щемяще-ностальгическое сжало сердце. Он вспомнил свои игры здесь, беготню по тем же дорожкам, страшные истории у костра про «Черную Руку» и «Голубую женщину», которые рассказывал вожатый Денис – суровый парень с татуировкой скорпиона на предплечье.
«Ладно, – улыбнулся Артем. – Но только быстро. И далеко не уходи. Считаю до пятидесяти! Закрываю глаза!»
Он уперся лбом в прохладное бревно стены старого корпуса, запах древесины и грибка ударил в нос. «Раз… два… три…» – начал он, и голос его, странным образом, эхом отозвался в пустоте лагеря. Словно считал не он один. «Десять… одиннадцать…» Шаги Сережи быстро затихли. Артем старался считать медленнее, давая сыну время спрятаться. В ушах зазвучал гул – тишина здесь была не просто отсутствием звука, а чем-то плотным, живым. Он вспомнил, как сам боялся темноты между корпусами, как казалось, что из-за кустов за тобой наблюдают.
«…Сорок восемь… сорок девять… пятьдесят! Иду искать!»
Артем оторвался от стены. Сумерки сгустились мгновенно. Фонари, редкие и тусклые, отбрасывали на землю жутковатые, растянутые тени. Лагерь выглядел незнакомым, чужим. Он прошел мимо столовой – окна были черными, внутри – абсолютная тьма. Заглянул за «вечный огонь» – бетонную звезду, давно потухшую. Ничего.
«Сережа! Выходи!» – крикнул он, стараясь, чтобы голос звучал бодро. Ответа не было. Только эхо, которое показалось Артему слишком… отчетливым. Словно кто-то повторил его крик чуть тише и чуть позже, из глубины территории.
Он свернул к спортивной площадке. Пустые качели слегка поскрипывали на ветру. За ними – старое здание спортзала, давно не использующееся по назначению, больше как склад. Дверь, как он помнил, никогда не закрывалась на замок. Артем подошел. Полустертая табличка «Спортзал» висела криво. От двери веяло холодом и запахом старой пыли, матов и… чего-то еще. Кислого? Затхлого?
«Сереж? Ты там?» – Артем толкнул тяжелую деревянную дверь. Она со скрипом подалась. Внутри царил почти непроглядный мрак. Скупой свет умирающего дня еле пробивался через высокие, запыленные окна, освещая клубящуюся пыль. Воздух стоял мертвый, густой. Вдоль стен громоздились старые маты, скамейки, какие-то ящики. Где-то в глубине, за баскетбольными щитами, царила абсолютная чернота.
Артем шагнул внутрь. Гулко стукнули его шаги по деревянному полу, покрытому слоем пыли и мусора. Он достал телефон, включил фонарик. Луч света, как нож, разрезал темноту, высвечивая столбы пыли и паутину в углах.
«Сережа! Хватит дурачиться! Выходи!» – его голос прозвучал неестественно громко и тут же был поглощен тишиной зала. Он направил луч вглубь, за щиты. Там, в самом углу, среди сваленных в кучу старых гимнастических коней, он заметил движение. Что-то маленькое, темное.
«Ага, попался!» – с облегчением выдохнул Артем и пошел туда, стараясь не спотыкаться о разбросанный хлам. Пыль щекотала ноздри. Он подошел ближе, светя фонариком прямо на кучу снарядов. Там, прижавшись к самому углу, сидел… кто-то. Но это был не Сережа.
Фигурка была слишком маленькой. И одета… странно. Что-то темное, вроде коротких штанишек и рубашки с отложным воротником. Старомодное. Ребенок сидел, обхватив колени руками, лицо было уткнуто в колени, видны были только темные, коротко остриженные волосы.
Холодный укол страха пронзил Артема. «Эй! Мальчик! Ты что здесь делаешь?» – его голос дрогнул.
Фигурка не шевелилась.
Артем сделал еще шаг. «Где мой сын? Сережа? Ты его видел?»
Тогда фигурка медленно подняла голову.
Лицо было бледным, восковым, с огромными, неестественно темными глазами, которые казались абсолютно пустыми. Губы тонкие, бескровные. Оно смотрело прямо на Артема, не мигая. И на щеке, под левым глазом, был темный, почти черный синяк.
«Ты… не спрятался…» – прошептало существо тонким, скрипучим голосом, который не был детским. В нем слышалось что-то древнее, изношенное. «Он… тоже… не спрятался…»
Артем почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом. Он узнал этого ребенка. Не лично, но… из кошмаров. Из тех самых страшилок, что рассказывал вожатый Денис. Про мальчика, который много лет назад потерялся в лагере во время игры в прятки. Говорили, его так и не нашли. Или нашли… позже. В этом самом спортзале. С синяком на лице.
«Кто… кто ты?» – выдавил из себя Артем, отступая. Телефон дрожал в его руке, луч света прыгал по стенам.
Мальчик не ответил. Он медленно встал. Был он очень худой, почти прозрачный в тусклом свете. Его пальцы, длинные и костлявые, не по-детски, сжались в кулаки. Он сделал шаг вперед.
«Прятки…» – прошипел он, и голос его стал громче, заполняя все пространство спортзала. «…Никогда… не кончаются…»
И вдруг, откуда-то сверху, из темноты под потолком, где висели кольца и канаты, раздался другой звук. Глухой, ритмичный. *Тук. Тук. Тук.* Как будто кто-то невысоко, но с силой бьет мячом об пол. Старым, тряпичным мячом. Тот самый звук, который был сигналом к началу игр в Артемовом детстве. Его вожатый, Денис, всегда так стучал перед прятками. *Тук. Тук. Тук.*
Артем резко поднял фонарик вверх. Луч выхватил из темноты свисающий конец каната. И больше ничего. Но стук продолжался. *Тук. Тук. Тук.* Он шел отовсюду и ниоткуда одновременно. А мальчик в старомодной одежде делал еще шаг. Его пустые глаза не отрывались от Артема.
«Сережа!» – завопил Артем в животном ужасе, выбегая из спортзала, спотыкаясь о порог. Он влетел в сумеречную прохладу, сердце колотилось как молот. «СЕРЕЖА! ОТЗОВИСЬ!»
Он обежал корпуса, заглядывая в каждый темный угол, зовя сына, голос его срывался на крик. Лагерь молчал. Только ветер шелестел листьями, да где-то вдалеке хлопнула незапертая дверь. Никакого Сережи.
Последней надеждой был их корпус. Артем ворвался в комнату сына. Пусто. Кровать заправлена, вещи собраны. Только на подушке лежал свернутый пионерский галстук – реликвия прошлых лет, которую Сережа нашел и оставил себе на память. Рядом с ним лежал маленький, пыльный, тряпичный мяч. Тот самый, которым стучали перед играми.
Артем схватил мяч. Он был холодным и липким на ощупь. И тогда он услышал. Сначала еле различимо, потом все громче. Шепот. Он шел не из комнаты, а словно из стен, из самого воздуха. Множество тонких, детских голосков, накладывающихся друг на друга, шептали одну и ту же фразу, растягивая слова:
*«Я… не… спря-та-лся…»*
*«Он… не… спря-та-лся…»*
*«Никто… не… спря-та-лся…»*
Артем упал на колени у кровати сына, сжимая в руке холодный тряпичный мяч, а леденящий шепот заползал ему в уши, сливаясь с бешеным стуком его собственного сердца. Игра только начиналась. И правила, как он вдруг понял со всей ясностью отчаяния, были написаны давным-давно, на языке старого дерева, ночной темноты и не находящих покоя душ. Правила, по которым прятаться можно вечно, но найтись… уже никогда.
Размещено через приложение ЯПлакалъ
yaplakal.com