6


Решила пойти в артистки.
Не в театр, не в драмкружок, а сразу — в сериалы, на Первый. Чтобы грим, свет, кофе в бумажном стакане. Чтобы на хлопок — «Мотор!» — и я в образе: то страдаю, то мщу, то спасаю мир, а потом — за кулисы, в трейлер, снимать каблуки и маску.
И не в какие-то там «он ушёл к Наташе» на фоне герани, не в бесконечную дачную слезливость под шёлковое платье, а в стоящее, умное, динамичное.
В «Ищейку»!
Чтобы — шаг быстрый, взгляд острый, диалоги с подковыркой. Хоп! — и я уже веду расследование, по мне выстраивается план, вижу то, чего не видит никто, и даже в любви — не теряюсь, а говорю строго, с паузой:
— Улики — не врут. Как и я.
А ещё лучше — не расследовать, а запутывать. Быть не ищейкой, а той, кого ищут. Главной злодейкой. Умной, тонкой, на шаг впереди.
Я там — не просто героиня, я — новая фигура на доске.
Свет в лицо, дым позади. В бежевом пальто, с легкой усмешкой и холодным взглядом. Не угадаешь — она спасёт или уничтожит, но отвести глаз невозможно.
И вот — последний допрос.
Банщикова напротив. Уверенная. Умная. Классика.
Смотрит на меня и говорит:
— Ну что, рассказывайте, как убили..
.
А я — спокойно, в глазах лёд, тушь и Мюллер:
— Вашим уликам верить нельзя. Мне — можно.
А потом так с улыбкой:
— Не расскажу.
— Как?! — у Банщиковой аж тортик выпал. — У нас же в конце каждой серии преступник сам признаётся! Типа я всех расколола!
А я:
— Попробуйте без признаний. И с адвокатом.
Встаю, пальто развевается. Она — в шоке. Я — в кадре.
На выходе оборачиваюсь и добавляю:
— Вы для начала в себе разберитесь, Банщикова. Выясните, ваш ребёнок — мальчик или девочка. Проведите следственный эксперимент. И, кстати... не налегайте на сладкое. К двадцатому сезону можете в дверь не поместиться.
И ухожу.. сразу — на красную дорожку. С губами в тон, глазами в дымке и прической «не призналась». А в глазах — обман. Красивый. Чисто сериальный.
А еще больше хочется сняться в сериале «Триггер». Но не как психолог, а пациентом. Ну очень сдвинутым, с запросом, тревогой и капюшоном на голове.
И вот — пробираюсь сквозь непролазную чащу. Ветки хлещут по лицу, сырость, комары, страх.
И вдруг — сверху голос:
— Лу! Поднимайтесь ко мне.
Лу — это меня тут так зовут. Задираю голову — а в кроне дуба домик. То ли охотничий, то ли детский. На дереве — Артём Стрелецкий. Сидит, как сова. Спокоен. Уверен. Красив.
Я кричу:
— Максим! Ой... Артём!
— Неважно. Главное — поднимайтесь.
Бросает вниз верёвочную лестницу. (Зритель такой: ага, нестандартная терапия. Метод, нет, Метод Фрейда.., стоп, Метод Лавровой, тьфу Триггер Макса пошёл, ждем когда проявится).
Ползу. Страшно. Высоко. Оглядываюсь — между деревьями бегает Игорь Костолевский. То ли заблудился, то ли забыл чего.
Арт... ну, то есть Максим, подаёт руку, ловко тянет — и я в домике. Дышу тяжело. В ногах дрожь.
Он спокойно:
— Ну что, Лу, рассказывайте.
— Эко вас занесло, — говорю запыхавшись. — Я вас в палатке искала, потом в домике сторожа, в столовой, все стройки облазила, на сторис к Боярской заходила... А вы, значит, здесь, на дереве, практикуете.
Он кивает:
— Помощник подсказал, говорит у меня затяжной психологический дисбаланс на фоне фрустрированного сценария самопринятия в условиях перманентного внешнего давления.
Потом смотрит серьёзно:
— Ну да ладно. Раздевайтесь.
— Как?! — восклицаю.
Смотрю — а сама уже в майке и трусиках. Даже не заметила как. Сажусь на деревянный пол, смотрю в точку. Думаю: «Похоже, мой триггер на уязвимость и раздетость уже в работе». Лампа на ветке качается под потолком. Снизу доносится голос Костолевского, зовущего кого-то «сыыыын». А напротив — Артём. Глядит серьёзно. Дерево скрипит. Психика — тоже.
— Вы же понимаете, — говорит он, — всё это не просто так.
— Конечно, — киваю. — Это триггерная интервенция с элементами шока и лёгкого сюрреализма.
— Именно, — улыбается. — Работаем.
— А я, по-вашему, чем сейчас занимаюсь? Я уже без штанов!
Он делает пометку в блокноте. Я снимаю майку. Стягиваю трусы. Думаю: «Хорошо. Пусть будет так. Хоть на дубе, но с Максимом Матвеевым».
А он:
— А теперь прыгайте вниз.
Смотрю — внизу Костолевский ходит. Явно меня ждёт.
— Макс... ой, Артём, — говорю, — я ж разобьюсь.
— Вот, — спокойно отвечает. — Осознали реальность, спрятанную в детской травме высоты. В четыре года вы стояли на табуретке, — продолжает он, не глядя на меня. — Хотели рассказать что-то важное. Вас не подстраховали. Не потому что не любили, а потому что закусывали. Вы упали. Ничего страшного не случилось, кроме главного: вы впервые поняли, что мир может не поймать.
Он делает паузу, даёт этой мысли осесть.
— С тех пор вы не высоты боитесь, — говорит он. — Высота тут — декорация, ваш страх про одиночество в точке выбора. Одевайтесь. Я вас вылечил.
— А ударить разве вас не надо?
— Зачем?
— Ну вас же в каждой серии лупят.
— В этой — пропустим.
Вот так хочется сняться. А ещё меня тянет в «Метод». Не буду обманывать, вместо Паулины.
Дождь. Конечно, дождь — сериал без осадков у нас не снимают. Ночь. Сырость такая, что даже у камеры линза запотела от депрессии.
Стою на заброшенной фабрике под вывеской «ПРОДУКТЫ», где давно уже только тишина и сине-зелёный свет. Куртка промокла, ботинки чавкают, в руке — бумажный пакет с шаурмой, которая ничего не объясняет и всё усложняет.
И вот — шаги. Из темноты выходит он. Меглин-Хабенский. Как будто вырос прямо из мокрой асфальтовой трещины. Смотрит так, будто я — последний пазл, который он вставит и возможно не в метод.
— Вас кто сюда пустил? — спрашивает.
Голос тихий. Опасно тихий. Сразу понятно: бухой в зюзю.
— Сама пришла, — говорю. — В команду. Хочу работать с вами. И сразу скажу честно: буду вместо Паулины. У меня и опыта побольше. Не актёрского — жизненного. На придурков. На тех, кто не путает жесткость с глубиной, но путает молчание с интеллектом.
Он моргает. Не ожидал.
— А где Андреева?
— Уехала, — отвечаю честно.
— На совсем?
— Нет. К пятому вернётся. Они все к пятому вернуться.
— А вы дерзкая. Прям как Каменская.
— Смотрела предыдущие серии.
И вот уже съёмка. Мы поднимаемся на крышу. Там ветер, мокрые перила и фирменная «методовская» музыка, от которой у зрителя сразу появляется вопрос: «А где таблетки?»
Он встаёт рядом. Не смотрит на меня — смотрит в сторону. Это у него такая интимность.
— Принесли улики? — спрашивает.
— Какие? Там же было шаурма.
— Именно.
— Это пазл?
— Это еда.
Подходит ближе. Смотрит прямо в глаза — так, будто видит и мои травмы, и свои, и всей съемочной группы.
— Вы мне подходите, — говорит.
— Как? Прям здесь вам подхожу?
— Да, как эксперимент. Я лечусь. Метод такой.
И добавляет:
— Пора спрыгивать.
— С крыши?!
— С метадо.
— В смысле — с метода?
— И с него тоже.
А потом финальная сцена. Кабинет. Полумрак. Конечно, полумрак. У них, если включить свет, сразу пропадает глубина.
Хабенский как всегда, неудобно нетрезв, подходит ближе, нарушая дистанцию перегара.
— Раздевайтесь.
— Опять? — вздыхаю. — Да что ж такое-то. Сериалы разные, а приёмы те же.
— Метод такой.
— Для кого?
— Для зрителя детка.
Начинаю снимать куртку. Он внимательно смотрит.
— Стоп, — говорю. — Давайте сразу: вы хотите, чтобы я почувствовала уязвимость, страх, детскую травму, желание всё бросить, внезапную вину перед матерью, холод в животе без медицинских показаний, потребность срочно плакать в тёмной комнате, ощущение, что со мной «что-то не так», стыд за нормальность, тягу объяснять вам свою жизнь, потребность доказать, что я не дура, лёгкую панику от вашего молчания, иррациональное доверие к человеку в чёрном, желание немедленно раздеться как символ честности, воспоминание о первом унижении, втором, третьем — контрольном, мысль «может, он прав», мысль «может, я больная», мысль «может, я всё испортила», мысль «может, это и есть метод», желание остаться, желание сбежать, желание в туалет, желание понравиться, желание исчезнуть и в конце — сладкое облегчение, что всё это якобы лечит?
— Да.
— Отлично. Я чувствую это каждый раз, когда включа П.. (–11 баллов).
— Вы думаете, вы умнее меня?
— Нет, — говорю. — Я думаю, что вы очень стараетесь выглядеть странным.
— Я так ловлю убийц.
— А я — нелепости, — отвечаю. — И у меня пока стопроцентная раскрываемость.
Камера отъезжает. Музыка давит. Зритель пишет в комментариях:
— «Она дерзкая!»
— «Она ему не подходит!»
— «Верните Паулину!»
— «Господи, ну у неё и методы. В реале за такое..».
А я думаю: пора в МХАТ.
Это сообщение отредактировал ЛУтакЛУ - 16.12.2025 - 19:22