31
Вчера заявили о третьем исчезновении в нашем Безрадном. На этот раз пропал кочегар Вася Теплыгин, а с ним пропало и тепло в почтовом отделении, в сельпо и, что самое страшное, в полицейском участке, где мы с начальником отныне согревались литрами чая.
Я опросил местных жителей, дядя Саша опросил местную нечисть, но, как и ожидалось, ни те ни другие помочь не смогли. Леший разослал ориентировку всем своим агентам, Водяной с водолазами обещали прошерстить болота и прочие запруды. Но даже этого было мало. Дядя Саша решил не ждать и предложил мне совершать ежедневные вылазки, чему я был только рад. С тех пор как у нас появилась «буханка», мотоцикл полностью перешел в мое распоряжение, и я выжимал из него все что мог, рассекая по лесным дорогам. Но поиски не давали результатов до сегодняшнего утра.
Солнце еще только продирало сонные глазенки, а петухов в деревне не водилось из солидарности с потусторонним миром. Из-за проклятой бессонницы я был единственным в деревне, кто не сомкнул глаз этой ночью. Я лежал на кровати и слушал странные звуки за окном, которые вызывали у меня некое беспокойство: детский гомон, судейский свисток, удары мяча по земле — как будто на школьном дворе шел урок физкультуры. Вот только школу в Безрадном закрыли еще до моего рождения, да и время суток было отнюдь не для занятий.
Одевшись и умывшись студеной водой, я вышел на крыльцо. В синих утренних сумерках не было ни души. Если бы не качающиеся макушки деревьев, я бы решил, что время остановилось. Зевнув во весь рот, я обошел дом, побродил по участку, пнул перевернутую бочку, поправил пленку на теплице и наконец добрел до калитки, ведущей в сторону леса.
Тишина.
Дойдя до первых сосен, я снова зевнул и начал вглядываться в вечную тьму нашей чащи, но ничего, разумеется, не увидел. Зато в высокой сырой траве у самой кромки леса заметил неопознанный предмет. Сунув руку в траву, я ухватился за что-то мягкое и грязное. Это был спущенный, практически сгнивший мяч с едва различимой надписью «Волейбол». Этой реликвией мог, пожалуй, играть еще мой дед.
Я уже повернулся к дому, как сзади раздались тонкие детские голоса.
— Вадян, ты куда мяч запулил?
— Да тут он где-то… Сейчас найдем, не ссы.
— Сам не ссы. Это же ты у нас на желтой простыне спишь.
— Да я лимонад пролил, сколько раз можно говорить!
— Ага, рассказывай! — загоготал мальчишка, а его приятель принялся с жаром оправдываться.
Хоть в деревне ни о каких комендантских часах и слыхом не слыхивали, я все равно не мог позволить малолеткам шастать ночью по лесу.
— Эй, пацанва! Вы этот, что ли, мяч ищете? — спросил я, переступив границу леса.
Тьма, как всегда, мгновенно окутала с головой, но у меня давно выработался иммунитет к этим фокусам. В одной руке я зажал мяч, в другой уже держал наготове «макаров». Двое мальчишек лет двенадцати в этот момент рыскали в кустах.
— Этот! — обрадовался обладатель желтой простыни. — Спасибо, дядя!
«Какой я вам дядя», — усмехнулся я про себя, вспомнив про свои двадцать три. Еще раз взглянув на Бесформенный комок, бывший когда-то мячом, я бросил его мальчишкам, стоявшим в паре метров. Не успел один из них поймать мяч, как тот на глазах надулся, превратившись в целый и почти новый. «Ну вот, началось», — мелькнуло у меня в голове.
— Вы откуда и чьих будете? — спросил я, все еще держа этих двоих на прицеле.
— Мы из лагеря, — показал один из них в сторону черной бездны.
— Концентрационного, что ли? — без доли шутки спросил я, понимая, что в нашей округе могут быть только про́клятые места.
— Из пионерского! — хором заявили оба. — Из «Спутника» мы!
— Чего-о? Так, хорош мне голову морочить! У нас тут люди каждый день пропадают. Пошли в участок, будем ваших родителей искать.
Я сделал шаг в сторону мальчишек, но те, испугавшись, дали деру, и мне пришлось последовать за ними, громко крича, что я им всыплю, если не остановятся.
Бежали недолго, минут пять от силы. Мальчишки были ловкими и легко перескакивали через поваленные деревья и торчащие корни, но далеко все равно не убегали, и я постоянно видел их наглые детские спины. Мне в моем тулупе бежать было адски неудобно, да и с каждой секундой становилось все жарче, словно кто-то включил в лесу отопление. Пока мы бежали, я стал замечать, что лес очень быстро меняется: темнота резко отступала, сменяясь ярким полуденным солнцем. То с одной, то с другой стороны мне то и дело мерещились какие-то малоэтажные постройки. Кажется, я слышал звуки футбольного матча и детских считалок. Всё вокруг наполнялось гомоном и звонкими голосами. И вот, провалившись одной ногой в яму и кувыркнувшись через голову, я растянулся на земле и грубо выругался. Перевернувшись на грудь, я начал жадно хватать ртом воздух. Подвернутая нога горела огнем, я был готов пристрелить этих мелких засранцев! Но, когда меня окружили, понял: патронов на всех не хватит. Надо мной нависли штук пятнадцать любопытных детских лиц и внимательно разглядывали.
— Так, отряд «Витамины», берем больного, как вас учили, и несем в лазарет, — скомандовал кто-то более старший, чьего лица я не увидел.
Не прошло и минуты, как куча маленьких рук обхватила меня со всех сторон и быстро поставила на ноги. Затем меня взяли под локти и повели в сторону одноэтажной постройки с красным крестом на фасаде. Оглядываясь по сторонам, я решил, что сошел с ума или снова ударился головой о низкий козырек, когда выходил на крыльцо своего дома, и теперь лежу на мерзлой земле без сознания. В нашем Безрадненском лесу не было и не могло быть никаких детских лагерей.
В лазарете суровая тетка с добрыми глазами осмотрела мою ногу. Словно не слыша моих вопросов о происходящем, она наложила повязку, дала таблетку и, приказав вести себя аккуратнее, выпроводила на улицу.
На дворе стояло самое настоящее лето: жаркое солнце припекало голову, птицы вовсю заливались своими трелями, дети бегали в шортах, поливали друг друга водой из бутылок, бросались шишками, ходили строем. Яркие домики, веселые считалки, дразнилки — все это не могло не радовать сердце, и я невольно улыбнулся. Оставив тулуп на скамейке, я решил прогуляться, чтобы осмотреться и найти взрослых, которых постоянно слышал, но не видел.
Те двое с мячом мне больше не попадались, зато другие ребята наперебой предлагали то половить тритонов, то поиграть за их команду в баскетбол, то отправиться на поиски клада. Я, разумеется, отказывался, прося отвести меня к вожатым, но эта просьба будто повисала в воздухе. В какой-то момент я обнаружил, что пистолет куда-то пропал. «Ну и черт с ним, — мелькнула у меня мысль, показавшаяся в этот момент очень здравой. — Он здесь и правда лишний».
Вскоре по лагерю начали разноситься наперебой речовки, оповещающие об обеде:
«Раз-два, вилки-ложки. Три-четыре, поварешки. Пять-шесть, есть хотим. Семь-восемь, все съедим. Девять-десять, повторим».
Со всех сторон к вытянутому белому зданию с большими окнами стали стекаться отряды детей.
Наглядевшись на происходящее, я хотел было оставить это странное место, чтобы сообщить о нем дяде Саше, но тут заметил Теплыгина. Тот как ни в чем не бывало вышагивал в столовку вместе с другими детьми и громко скандировал: «Пять-шесть, есть хотим».
Нужно было его срочно догнать, но отряд Теплыгина двигался быстро и вскоре скрылся внутри столовой, куда поспешил и я. Внутри меня встретил звон посуды, скрип скамеек, смех и крепкий аромат еды: гороховый суп и вареные макароны с котлетами. Меня одновременно распирало от голода и тошнило от отвращения. Я терпеть не мог столовскую еду, а вот Теплыгин, сидевший возле окна, с усердием поглощал суп вместе с остальными.
Подвинув пятерых детишек, я обратился к кочегару:
— Василий Семенович, ты что тут делаешь? Тебя жена обыскалась! Пошли-ка отсюда.
— Гы-гы-гы, Василий Семенович! — передразнил один из пацанов, глядя на Теплыгина.
Тот в ответ скорчил рожу и с нарочито подростковой интонацией парировал:
— Че ты ржешь, Степан Галинович!
— Я Сергеевич! — обиделся мальчишка.
Тут у них началась словесная перепалка. Я никак не мог взять в толк, что происходит: кочегар явно был не в себе.
— Дениска, а ты с нами пойдешь после тихого часа в пионербол? — спросил он, видимо, признав меня.
— Для тебя — Денис Денисович или товарищ старший сержант, — процедил я сквозь зубы, глядя на весь этот сюрреализм.
Вокруг творилось неладное. Может, тут что-то подмешивали в суп, который Теплыгин поедал с таким усердием, а может, его держали в заложниках. В любом случае нам надо было уходить. Срочно. Вместе.
Мои попытки объяснить кочегару происходящее не увенчались успехом. Он искренне считал себя да и меня тоже малолетними пионерами. Тогда я решил действовать иначе: спросил у Теплыгина про других пропавших, и попал в точку. Каменщик Туманов и жена агронома Ирина Петровна тоже были здесь, но в других отрядах. Они обедали после Теплыгина.
Мне нужно было срочно что-то придумать, но меня то и дело отвлекали. Дети вокруг были ужасно приставучими: то в казаков-разбойников с ними поиграй, то с дерева воланчик сними, то помоги разнять драку. Я сам не заметил, как быстро пролетело время и на лагерь опустился вечер. После ужина по всей территории зажглись фонари, дети теперь бродили какие-то нарядные, до меня стали доноситься звуки радиопомех. Это были первые признаки надвигающейся дискотеки…
Танцплощадка находилась на улице. Задорная музыка грохотала из огромных колонок и разносилась эхом на весь лес. Я был уверен, что ее уж точно слышно в Безрадном, а дядя Саша вот-вот прибудет на звук и быстро наведет порядок в этом странном месте. Но участковый не появлялся.
Я стоял в стороне и наблюдал за тем, как мои «пропавшие» отплясывают наравне с радостной детворой, но сам танцевать не шел, хотя, признаюсь, мне и хотелось. А потом вообще случилось непостижимое — Теплыгин пригласил на медленный танец жену агронома.
— Ну и влетит же тебе, Василий Семенович, — цокнул я языком.
Наконец до меня дошло, что сбежать отсюда можно, только играя по местным правилам.
Совершенно не удивившись тому, что мне выделили кровать в одном из домиков, я улегся в нее сразу после отбоя и, притворившись спящим, дождался глубокой ночи. Когда комната полностью погрузилась в безмятежное ночное сопение, я откинул одеяло и, быстро перемахнув через подоконник, отправился на поиски моей троицы.
Теплая летняя ночь убаюкивала. Всё вокруг было пропитано безмятежностью и словно соблазнительно шептало на ухо: «Останься. Тут так хорошо. Утром будет линейка, потом завтрак, игры, письма родителям, костры…». Отмахиваясь от назойливых мыслей, я продолжал поиски.
Сначала нашел Теплыгина — это было несложно. Его храп был слышен из любой точки лагеря. С Тумановым оказалось еще проще: он сидел возле домика и курил, оглядываясь по сторонам. А вот Ирину Петровну пришлось искать около часа. Она спала мертвецким сном в дальнем углу самого большого домика. Чтобы разбудить ее, пришлось вылить ей на голову три бутылки ледяной воды. Но даже открывшиеся глаза женщины не внушали уверенности, что она готова к каким-то осмысленным действиям. Думаю, этот лагерь был для нее настоящим раем. Оно и понятно при наличии двоих маленьких детей, оставшихся дома с мужем.
Всем троим я наплел байку о том, что видел в лесу настоящий гроб на колесиках и хочу показать его, но идти нужно непременно прямо сейчас. Сработало это лишь наполовину, потому что Туманов жутко боялся этого самого гроба и идти не хотел. Но я обещал, что сдам его за курение вожатым, если откажется. Подействовало.
Короткими перебежками мы добрались до забора, которого раньше тут не было. Можно было пролезть через прутья. Но, в отличие от нас — мужиков, жена агронома обладала некими врожденными талантами, за которые агроном полюбил ее с первого взгляда и которые теперь не позволяли ей протиснуться через преграду. Пришлось перекидывать через забор. Стоило нам оказаться снаружи, как пелена с глаз у всех троих тут же спала и мы быстро начали уносить ноги. По пути нам то и дело слышались детские голоса, зовущие нас то на полдник, то в клуб — готовить номер для конкурса.
Мне казалось, что мы никогда не выберемся. Но тут я услышал скрип знакомых тормозов и хриплый стон радио, доносившийся из колонок уазика. Вооруженный до зубов дядя Саша встречал нас на одной из лесных дорог. Оказалось, что от деревни мы находились аж за пятнадцать километров. До участка добраться получилось только ближе к рассвету.
— Что это было-то? Откуда у нас в лесу пионерский лагерь? — спросил я у начальника, после того как мы отвезли нашу троицу в городскую больницу. Выглядели они неважно.
— Был тут один, лет пятьдесят назад или около того. Гиблое место, как и всё в нашем Безрадном, — задумчиво произнес дядя Саша, варя кофе в турке. — Я слышал о нем когда-то, но сам натыкался лишь раз на его развалины: остатки фундамента, сгнивший клуб. Видимо, кто-то или что-то разбросало вещи из прошлого. Они-то и стали мостиком между нашим миром и тем — неизученным… — он разлил кофе по кружкам и подвинул одну мне со словами: — Ты ничего не находил возле леса?
— Волейбольный мяч! Точно!
Дядя Саша кивнул.
— Вот через него тебя и попытались затащить туда.
— Куда — туда? — не понимал я.
— В лимб. Только сперва ваши души должны были там отделиться от тел, а уж потом вы бы там и остались на веки вечные. Скорее всего, умерли бы с голоду, от холода или от обезвоживания.
От этих слов меня тут же бросило в пот. Подумать только! Я ведь действительно мог остаться там навечно.
— Но почему тех троих это место так быстро одурманило, а меня нет? — не отставал я от дяди Саши.
— Да просто ты еще шкет малосольный, — усмехнулся участковый. — У тебя не так развито чувство ностальгии. А вот у остальных оно, видимо, преобладает. Чего-то им не хватает в настоящем. Живут прошлым, думая о том, как раньше было здорово, весело и просто. Это их чуть и не сгубило.
***
Всю следующую неделю мы с дядей Сашей занимались тем, что ходили вдоль леса в поисках других вещей-мостиков, связывающих прошлое и настоящее. Набрался целый мешок, который мы потом сожгли в бочке. Вместе с треском огня до нас доносились голоса прошлого…
— Жить надо здесь и сейчас, — сказал дядя Саша, перемешивая палкой золу, когда все было кончено. — Здесь и сейчас.
Александр Райн
yaplakal.com