123
Военное правосудие времен Великой Отечественной Войны действовало строго. За малейшее проявление паники, бегство с позиций, мародёрство или насилие над мирными жителями полагался расстрел.
Это была суровая мера, продиктованная необходимостью поддерживать дисциплину в условиях фронтового напряжения. Однако сам процесс осуждения часто оставлял желать лучшего. Минимальное следствие, быстрое заключение, и — приговор.
Именно с этим столкнулся Чистяков, командуя одной из армий.
Председатель военного трибунала однажды принёс на подпись уже приведённый в исполнение смертный приговор — молодого солдата казнили за трусость.
Всё произошло быстро: суд, казнь на глазах у строя — и ни единого документа, подтверждающего разбирательство.
Чистяков, требовательный к справедливости не меньше, чем к дисциплине, потребовал расследования. Ответ был короток: «И так всё ясно».
Это возмутило генерала до предела. Он вспоминал: «Не могу выносить такие казни. Парню восемнадцать лет, ещё вчера за материнскую юбку держался. Без подготовки, без времени на адаптацию — его сразу к передовой. И всё. Первый бой — и паника. А как иначе? Взрывы, смерть, крики. Даже у меня в юности ноги сами несли от поля боя, хотя разум и не приказывал. Огромная сила воли нужна, а она с опытом только приходит».
Как поступил генерал?
Вместо того чтобы поставить подпись, генерал предложил председателю трибунала самому поехать в часть, где всё произошло. В колонне машин они отправились к месту событий. По пути нужно было пересечь опасную лощину, находившуюся под немецким огнём. Чистяков был уверен: проедут, как бывало и раньше.
Тем временем Чистяков узнал, что солдат действительно не был злостным дезертиром. Молодой, необстрелянный, впервые попавший под огонь, он поддался панике. Более того, с ним побежали и другие бойцы. Всё указывало на то, что юноша стал жертвой обстоятельств, а не сознательного предательства.
Неожиданная развязка.
Вернувшись назад, Чистяков принял решение, которое шокировало всех. Он вызвал командира комендантского взвода и приказал арестовать членов трибунала.
«Начался бой — и меня оставили. Значит, бросили командира. А что полагается за оставление командира в бою и бегство? Расстрел перед строем», — заявил он.
Слова были сказаны не ради угрозы, а как холодная юридическая формулировка. Генерал не собирался допускать двойных стандартов.
Арестованные не растерялись — стали звонить «наверх», жалуясь на произвол. Вскоре на связь с Чистяковым вышел Член Военного Совета Никита Сергеевич Хрущёв: «Иван Михайлович, они уже грозятся Сталину докладывать. Завтра пришлю тебе другой состав трибунала».
Ответ генерала был неожиданным: от замены он отказался. С теми же людьми он продолжил работать до самого конца войны.
«С тех пор ни одного смертного приговора они мне больше не приносили», — вспоминал генерал спустя годы.
Чувство справедливости Чистякова проявлялось не только на войне. Даже после выхода в отставку он не изменился. Весной 1976 года, наблюдая по телевизору за парадом Победы, он резко высказался о решении присвоить маршальское звание Леониду Ильичу Брежневу.
«Это не просто нелепо. Это позор. Звание теряет смысл», — говорил Чистяков, не скрывая возмущения. Подобное он высказывал и ранее. В 1943 году, когда генеральское звание дали дирижёру А.В. Александрову, командующему Ансамблем песни и пляски Красной Армии, генерал недоумевал: «Ну полковник — ещё куда ни шло. Но генерал? Он ведь не фронтом командует, а палочкой дирижирует!»
Это были не пустые слова. Чистяков понимал цену знаков отличия — потому и считал, что воинское звание должно быть отражением реального командного опыта, а не декоративной награды.
Источник
yaplakal.com