13
ЧеширКоВ подъезде многоэтажки между вторым и третьим этажами царил полумрак. У небольшого окна стоял человек и напряженно вглядывался в проходящих мимо дома людей, стараясь делать это так, чтобы с улицы он сам оставался незаметным. Ненадолго прикрыв уставшие от долгого напряжения глаза, человек провел ладонью по короткому ёжику волос на голове. Нащупав на темечке «озеро надежды» – уже появившуюся и стремительно разраставшуюся плешь, он чуть было не сплюнул на пол от досады, но вовремя опомнился – вот этого точно не стоило делать.
Воспользовавшись моментом пока на улице никого не было, он бросил взгляд на стены подъезда. Да уж, это не те стены из его молодости, когда на них сложно было отыскать даже один квадратный сантиметр чистой штукатурки. Раньше, изучив стены подъезда, можно было получить исчерпывающую информацию по каждому жителю дома с указанием квартир и родом занятий жильцов, ознакомиться с их нравственными устоями, ориентацией и социальным статусом.
Можно было расширить свой музыкальный кругозор, узнать о новых трендах в музыкальных жанрах, а также получить отзывы по каждому из них. Иногда появлялась возможность изучить современные фольклор, лексику и даже погрузиться в мир современной живописи. А сейчас что? Скучные крашенные стены – никакой творческой жилки. Даже на потолке нет ни одного следа от сгоревшей спички.
Дверь подъезда лязгнула магнитом и человек недовольно поморщился – глупые воспоминания отвлекли его от наблюдения. Кто-то неспешно поднимался по лестнице. Лифт молчал. Значит, второй, максимум – третий этаж. Лучше второй. Человек сдвинулся в угол лестничного пролета, чтобы житель его не заметил.
Человек поднимался медленно и тяжело. Кто-то из старых. Это даже хорошо. Поднявшись на второй этаж, человек ненадолго остановился. Может, ищет ключи? Нет, ничего не звякает. Тень скользнула по полу и человек продолжил подъем. Мужчина отвернулся к окну, но краем глаза успел заметить, что неторопливый жилец – это старушка с сумкой в одной руке и пакетом из ближайшего супермаркета – в другой. Ну неужели сложно было подняться на лифте?..
Шаг, еще шаг... Иди уже, старая, чего ты встала?
– А вы к кому?
Вот же старая карга... Оно тебе надо?
– Я курьер, – через плечо бросил мужчина, – с заказом непонятка, жду, когда из поддержки позвонят.
Тишина. Стоит, смотрит, думает. Зависла что ли? Захотелось обернуться, но этого тоже делать не стоит. Да иди же ты уже!
– Курьер, значит?
– Ага, доставка, – кивнул мужчина и ткнул пальцем в курьерскую сумку, стоявшую на полу у его ног, – что-то там с адресом напутали...
Ну? Достаточно тебе информации, старая? На вечер хватит? Ты смотри, не уходит. Стоит, думает... Господи, не дай дожить до такого возраста...
– А я так и знала, что ты каким-нибудь курьером станешь, Гаврилов.
Мужчина обернулся и вгляделся в лицо «старой карги». Седые прядки редких тонких волос, выбивающиеся из-под какой-то цветастой повязки на голове, сухое лицо с очерченными скулами, которые, впрочем, не спасали от рядков морщин, ровными рядами следовавших из уголков глаз, рта и параллельно крыльям носа куда-то вниз, к земле... И эти глаза. Хоть и выцветшие, но все еще узнаваемые и будто бы до сих пор внушающие страх.
– Тамара Геннадьевна? – вскинул брови мужчина.
– Уже восемьдесят шесть лет как Тамара Геннадьевна. Что, Гаврилов, сбылись мои слова? Хотя, слукавила я немного. Я-то не говорила, что ты курьером станешь, я думала, что ты сядешь. У меня и тетрадочка специальная была: «Потенциальные зеки». В ней и ты, и Кравченко, и Синицын были записаны. Не сидел еще, Гаврилов? Готовишься только?
– Было и было... – поморщился Гаврилов, но тут же взглянул в глаза своей учительницы с каким-то вызовом.
– А чего ты вытаращился, Лёша? Смотришь так, будто это я тебя посадила. Сам же, наверное, бестолковкой своей решения принимал? Я-то что? Я просто видела, что с тобой быть может. Мы, учителя, все видим. Опыт не пропьешь.
– Тамара Геннадьевна, ну что вы в самом деле? Отчитывать меня будете? – цокнул языком Лёша. – Я – взрослый человек, моя жизнь – это моя жизнь. Вас-то она каким боком касается?
– Ваши судьбы, Лёша – это оценка моей работы. Мне жить осталось с гулькин нос, хочется помереть, зная, что не зря эту жизнь прожила, что людей выучила и воспитала, понимаешь? Не преступников, не алкашей, не наркоманов, а людей!
– Ага, а сами ещё в школе меня в зеки определили, – хмыкнул Алексей.
– Ты, Лёша, сам себя туда определил. За что сидел-то?
– Да вам какая разница? – не выдержал Гаврилов. – Может, мне перед вами за все грехи отчитаться?
– Да нет, Лёш, не нужно. Ты же не на исповеди.
Старушка вздохнула и поднялась на несколько ступенек. Затем остановилась и обернулась.
– Знаешь, Лёш... Через мой класс столько детей прошло за столько лет... Думаешь, я всех помню? Идешь по улице, а тебе со всех сторон: «Здрасти, Тамара Геннадьевна, здрасти, Тамара Геннадьевна...». Здороваешься, улыбаешься. А они спрашивают: «Помните меня, Тамара Геннадьевна?». А я их будто впервые вижу. Ну сидел, наверное, какой-то тихоня на первой парте, учился на пятерки. Это нормально. А то, что в порядке вещей – оно же и не запоминается совсем. А вот такие как ты – столько лет прошло, а гляди ж ты – и имя вспомнила, и фамилию, да и узнала тебя по одному профилю. Во как! Ну и вот... Стоит этот отличник и про жизнь свою рассказывает – как у него все хорошо и ладно. Благодарит.
Это, говорит, вы меня всему научили. Радостно? Ну, радостно, конечно, но тоже в порядке вещей. А кем ему еще стать с таким характером и тягой к учебе? Гитлером что ли? Понятно же сразу, что все у него будет хорошо. А вот другая история. Встречаешь кого-нибудь из той самой тетрадочки «Потенциальные зеки», и уже сама к нему бежишь. Синицын? Ну здравствуй, Рома. Как ты? Давно освободился?
А он улыбается, смотрит на меня: «А я, Тамара Геннадьевна, за ум взялся, бизнес свой открыл. У меня и семья, и детки, и все у меня хорошо». И вот, Лёша, когда я от вас, оторв, такое слышу, вот тогда мне по-настоящему становится радостно. Можно сказать, чуть-чуть счастливее даже становлюсь. Значит, ошиблась я, значит, не пропащий совсем этот человек, а очень даже наоборот. Ошибаться, Лёша, не страшно. Страшно убеждаться.
Гаврилов выслушал речь своей учительницы и задумчиво почесал подбородок. Из глубин памяти вдруг всплыло воспоминание.
***
Шестой класс, он курит с друзьями за школой. Откуда ни возьмись появляется Тамара Геннадьевна. Он ее даже не увидел. Сначала заметил перепуганные лица своих друзей, а затем ощутил на своем ухе ее крепкие пальцы. Секунда и рядом никого не осталось – всех как ветром сдуло. Только он и страшная боль в ухе.
– Что, Гаврилов, устал? На перекур вышел?
– Отпустите, Тамара Геннадьевна, – захныкал он.
– Стих выучил? – ещё сильнее сжались пальцы.
– Выучил. Ай!
– Рассказывай.
– Ночевала тучка золотая.... Да больно, Тамара Геннадьевна! Ночевала тучка золотая на груди утёса-великана... это... щас-щас... на груди утёса-великана... Ай! Утром в путь она умчалась рано, по лазури весело играя. Но остался мокрый...
– Влажный.
– Но остался влажный след в морщине старого утеса. Одиноко он стоит, задумался глубоко. Ай, больно! И тихонько плачет он в пустыне. Всё.
– За стих четыре. Еще раз увижу с сигаретой – будешь рассказывать «Бородино». Полностью.
Пальцы отпустили ухо. Леша поморщился, приложил к нему ладонь.
– Только родителям не рассказывайте, Тамара Геннадьевна. Пожалуйста!
Она смерила его долгим взглядом.
– Кто автор-то?
– Михаил Юрьевич Лермонтов! – выпалил Лёшка.
Тамара Геннадьевна еле заметно ухмыльнулась.
– Может, и станешь ты ещё человеком, Гаврилов.
Через несколько дней было родительское собрание. Лёшка сидел дома и не находил себе места в ожидании их прихода. Родители вернулись на удивление веселыми. Рассказали, что Тамара Геннадьевна даже похвалила его за успехи на уроках литературы.
***
Внизу снова клацнула дверь подъезда. Леша вынырнул из воспоминаний. Шаги по лестнице, лифт молчит. Кто-то поднимается пешком.
– Ну вы это... – занервничал Лёша, – идите уже, зайду как-нибудь.
Но Тамара Геннадьевна не только не ушла, но ещё и спустилась на одну ступеньку.
– Лёшка-а-а... – протянула она, внимательно вглядываясь в своего бывшего ученика.
Человек снизу уже почти поднялся на второй этаж. Тамара Геннадьевна спустилась еще на одну ступень. Гаврилов отодвинул край своей куртки и сунул руку за пояс.
– Лёша... – тихо, но строго произнесла старушка, – ты чего такое удумал, а?
– Тамара Геннадьевна, пожалуйста... – умоляюще прошептал Алексей и вынул из-за пояса пистолет, держа его под курткой.
Человек поднялся на второй этаж и посмотрел вверх. Видимо, он услышал голоса. Да, это был он – человек, которого должен был убить Алексей. Цель, жертва, как угодно... Каждый наемный убийца называет их по-разному. Лёша никак их не называл, это был его первый заказ.
– Тамара Геннадьевна? Это вы? С вами все в порядке? – мужчина остановился прямо напротив Алексея. Их разделяли всего несколько метров и десять ступеней. Лучше позиции не придумаешь.
– Всё хорошо, Витюш! – откликнулась она, не отрывая взгляда от Гаврилова. – Впервые в жизни решила доставку вызвать, так и то напутала чего-то в телефоне и не то привезли. Вот же балда старая...
– Может, помочь вам?
– Да не, разобрались уже. Курьер грамотный попался, все мне объяснил. Спасибо, Вить!
Леша будто оцепенел. Он смотрел, как его жертва скрывается за стеной, слышал, как звякнули ключи и хлопнула дверь квартиры, а затем почувствовал на своей руке прикосновение теплой руки Тамары Геннадьевны.
– Пойдем, Лёш, пойдем. Я тебя чаем напою, я и рулетик как раз купила, как знала. Вку-у-усный, смородиновый. Пойдем, Лёш...
– Вы его знаете? – выдавил из себя Гаврилов.
– А как же. Сосед мой снизу. Здесь все друг друга знают. Пойдем, Лёша.
В квартире Тамары Геннадьевны он засиделся допоздна. Они пили чай, ели смородиновый рулет, Лёша без перерыва рассказывал старушке о своей жизни после школы. Его будто прорвало – он рассказал и о том, как рано, один за другим, умерли его родители, и о том, как он попал в плохую компанию, о первом сроке, о безденежье и безысходности, о предложении подработать. Затем Лёша плакал, положив голову на стол, а Тамара Геннадьевна гладила его по лысеющей макушке своей сухой ладонью и говорила:
– Ну ничего, ничего... И тихонько плачет он в пустыне, помнишь? Сегодня ты человеком стал, Лёша. Ничего, ничего...
___
Евгений ЧеширКо
yaplakal.com