Марка Бернеса затравили за нарушение ПДД. Травля началась в тот же год, что и травля Пастернака — 1958-й. К этому времени Бернес уже два года был вдовцом, похоронив свою жену Паолу, с которой они прожили вместе 26 лет, и растил один пятилетнюю дочь Наташу.
В постановлении зампрокурора Москвы были подробно описаны события: 11 сентября Марк Бернес ехал по центру Москвы на своей чёрной "Волге" и не остановил машину около трамвайной остановки, хотя там стоял трамвай, а рядом был знак "Остановка транспорта во время посадки и высадки обязательна". Обвинение строилось на показаниях сотрудника ОРУДа Бориса Аксёнова. Он заявил, что лицо водителя было красным, поэтому он решил, что водитель пьян, и стал преследовать машину. Он догнал Бернеса, когда тот уже остановил машину. В итоге Бернес отказался предъявлять документы, сел обратно в машину и поехал дальше. Но Аксёнов снова поехал за ним, догнал и стал заявлять, что Бернес пьян. Разъярённый актёр предложил Аксёнову проехать на Петровку, 38, чтобы оба они прошли экспертизу. Сотрудник ОРУДа не стал садиться в машину, хотя Бернес ему предлагал, и поехал на подножке. В своих показаниях Аксёнов заявил, что Бернес специально поехал, когда он был снаружи, и даже пытался намеренно задавить его.
Но в итоге показания Аксёнова были признаны недостоверными, поскольку его слова не подтвердила медицинская экспертиза и рассказы других свидетелей. Дело на Марка Бернеса возбуждено не было.
Но следствие заявило, что актёр вёл себя недостойно, за что он "привлечён к строгой партийной ответственности и привлекается к дисциплинарной ответственности".
17 сентября в один день с фельетоном "Звезда на "Волге" в газете "Правда" опубликовали статью "Искоренять пошлость в музыке" композитора Георгия Свиридова, который в тот момент был членом правления Союза композиторов. "— Пластинки широко пропагандировали несколько "подновлённую" пошлость вроде развязной песенки "Мой Вася" или некоторых слезливых романсов в исполнении киноактёра Марка Бернеса. Пластинки, "напетые" им, распространены миллионными тиражами, являя собою образец пошлости, подмены естественного пения унылым говорком или многозначительным шёпотом. Этому артисту мы во многом обязаны воскрешением отвратительных традиций "воровской романтики" — от куплетов "Шаланды, полные кефали" до слезливой песенки рецидивиста Огонька из фильма "Ночной патруль". В народе всегда считали запевалой того, кто обладает красивым голосом и истинной музыкальностью. Почему же к исполнению эстрадных песен у нас всё чаще привлекают безголосых актёров кино и драмы, возрождающих к тому же пошлую манеру ресторанного пения? — задавался вопросом в статье Свиридов."
"— В погоне за длинным рублём при попустительстве концертных организаций Марк Бернес стал чрезмерно увлекаться эстрадными выступлениями, не заботясь о качестве репертуара и художественном уровне исполнения. В 1958 году он выступил в 127 концертах. Поступки Марка Бернеса, граничащие с хулиганством, низкое качество его концертного исполнения и крайняя ограниченность репертуара вызвали законное и справедливое осуждение общественности — только в редакцию "Комсомольской правды" поступило свыше 300 писем по этому поводу. Партийная организация Студии киноактёра, рассматривавшая вопрос о недостойном поведении Марка Бернеса, наложила на него строгое взыскание, — говорилось в постановлении коллегии Минкультуры."
В итоге Марк Бернес сдался и решил опубликовать письмо-раскаяние, в котором он признавал, что ему "давно следовало бы критически отнестись к моему исполнительскому творчеству". Его он отправил главному редактору "Комсомольской правды" Алексею Аджубею.
"Как исполнитель я был обязан пересмотреть весь цикл исполняемых мною песен, в котором наряду с хорошими песнями прозвучали и песни невысокого уровня. Я должен был вместе с поэтом и композитором создать новые вещи, созвучные времени. Я этого не сделал, и в этом моя ошибка. Что касается моего общественного поведения, то возможно, что и были какие-то моменты, которые могли бы служить основанием для критики. Наш зритель взыскателен и строг. Он чутко реагирует на всё легковесное и не прощает актёру, который на него работает, ни малейшего проявления нескромности. Поэтому я хочу заверить читателей вашей газеты, моих зрителей-слушателей, которым я посвятил всю свою жизнь и мнение которых мне дороже всего, что ошибки будут исправлены и, как в лучших своих работах, я все свои силы и способности отдам моему любимому делу" (фрагмент письма Марка Бернеса).
Но Аджубей отказался публиковать обращение Бернеса. Не отреагировал он и на повторную просьбу артиста. Отчаявшийся Бернес написал письмо замминистра культуры Владимиру Сурину, в котором пытался в очередной раз доказать, что, поработав в искусстве 30 лет, он "всегда и всюду во всей своей работе как актёр кино и театра свято соблюдал честь советского искусства и никогда, нигде не получал упрёка в недисциплинированности и недостойном поведении". Но Сурин не ответил.
3 марта 1959 года Бернес написал напрямую министру культуры Екатерине Фурцевой, которую просил о помощи. Обращение он начал словами: "Я коммунист, актёр, десятки лет работавший активно и отдавший всего себя советскому искусству, вот уже около полугода нахожусь в положении человека, общественно изолированного, зачумлённого — иначе не скажешь. Вот почему я и решаюсь обратиться в ЦК КПСС, к вам за помощью. Всё это сократило мою жизнь на несколько лет. Как всякий человек, я имею недостатки, быть может, совершал ошибки. Мне необходимо понять истинные причины моего творческого и морального уничтожения. Находиться в таком состоянии невыносимо тяжело. Я честно рассказал вам обо всём, что может вместить короткое письмо. Моя просьба состоит в том, чтобы мне была дана возможность трудиться в меру моих сил на пользу родному искусству" (фрагмент письма Бернеса Фурцевой)
Видимо, письмо Фурцевой сыграло свою роль в этой истории — с 1960 года голос Бернеса вновь зазвучал на радио и телевидении. Он записал заглавную песню для радиопередачи "С добрым утром", написанную композитором Оскаром Фельцманом на стихи Ольги Фадеевой, а также исполнил в "Лужниках" песню "Враги сожгли родную хату", ставшую одним из символов Великой Отечественной войны, а для Бернеса — окончания его травли.