Как ходили в туалет на подводной лодке: гальюн и «медовая бочка»

В море у людей те же потребности, что и на суше. В том числе и естественные. Но как справляли нужду во время походов, учитывая, что на корабле нет привычного нам туалета?

6 картинок.

Корабельный туалет, или по-морскому — гальюн, спроектирован с учётом пребывания в море. Поэтому отхожее место действует по иным законам, чем на суше. К примеру, унитаз там должен оставаться сухим, пока им не воспользуются. Иначе при качке вода из него просто выльется. А после того, как моряк сделал своё дело, плоды трудов нужно смывать с помощью ручного или электронасоса, отправляющего их в специальную цистерну‑отстойник.

Можно сказать, что гальюн — это целая сантехническая система, где унитаз играет далеко не главную роль. Она работает на всех кораблях, включая и подводные лодки. Но по сравнению с надводными собратьями, ежедневная рутина моряков-подводников, включая походы в туалет, намного труднее.

Когда субмарины появились на свет, их гальюны были очень непростыми в эксплуатации. Если лодки находились под водой, их экипажи или испражнялись в ведро, или ждали всплытия, чтобы сходить по нужде на верхней палубе. Но время шло, техника развивалась, и к началу Второй мировой войны гальюны на подлодках стали более совершенными. Правда, пользование ими требовало навыков и чёткого следования инструкциям. Хороший тому пример — правила хождения в гальюн на немецких субмаринах.

«Труба № 7»

Подлодки VII и IX серий были рабочими лошадками кригсмарине в Атлантике. И «семёрки», и «девятки» имели два гальюна, но в походах использовался лишь один, так как второй служил «провизионкой».

В результате на полсотни человек экипажа приходился один унитаз.
Но даже его можно было использовать по назначению, лишь соблюдая три условия. Во-первых, не ходить в гальюн, когда лодка находится на глубине свыше 45 метров, так как забортное давление могло вывести систему смыва из строя.

Во-вторых, не использовать его, когда лодка ведёт бой в подводном положении. Считалось, что акустик на вражеском корабле может засечь субмарину по звукам, издаваемым «туалетными» насосами.

И в-третьих, каждый зашедший в гальюн член экипажа субмарины был обязан записать своё имя, дату и время в специальном журнале. Если что-то пойдёт не так — все будут знать, кого нужно звать на уборку сотворённого безобразия.

Но подводники не теряли присутствия духа. Гальюн становился предметом для шуток экипажей подлодок. К примеру, команды «девяток» иронично именовали его «Трубой № 7» или «7-м торпедным аппаратом» — вдобавок к шести реальным, имевшимся на лодках данной серии.

Сантехника подлодки

Прежде чем рассказать, что ждало подводника в «трубе», обратимся к описанию её устройства.

Изначально немецкие ватерклозеты на подлодках состояли из чаши унитаза, соединённой с накопителем фекальных вод, которые выбрасывались за борт сжатым воздухом либо ручным насосом. Но на некоторых лодках немцы додумались установить «сифонные» фаянсовые унитазы со сливными бачками. Нечистоты при этом спускались в «гигиеническую» цистерну, которая периодически продувалась за борт.

Накопители нечистот находились на лодке в носу и корме, соединённые трубами с унитазами. Они были небольшого размера, поэтому сбросы фекальных вод за борт производились часто, чтобы не вызвать обратного хода.
Как дуть «трубу»

Если подводник захотел «до ветру», думаете, он сломя голову нёсся в гальюн? А вот и нет. Как бы ему ни приспичило, сначала он должен был доложить о своём желании инженер-механику лодки и, только получив «добро», отправлялся по надобности.

И ничего удивительного тут нет. Ведь инженер-механик контролировал все технические процессы на подводном корабле, включая работу его сантехнической системы.

После того как моряк завершал свои «дела» в гальюне, он должен был проделать следующие манипуляции. Сначала проверял, что забортный клапан цистерны-накопителя закрыт, а внутренний, соединявший унитаз с ней, открыт. Затем он начинал работать ручным насосом, перекачивая содержимое унитаза в накопитель. После закрывался внутренний клапан, а забортный переводился в положение «открыто». И только тогда нужно было продуть накопитель, сбрасывая нечистоты за борт.

После завершения операции клапаны приводились в прежнее состояние, и довольный собой подводник делал запись в журнале, покидая гальюн.
U-1206: быль или небыль?

Вероятно, эта тема вызовет у читателей ассоциацию с гибелью подлодки U-1206. «Как же! Помним, как её командир утопил лодку с помощью гальюна!» — воскликните вы.

Всё верно. Однако эту историю из книги Йохана Бреннеке не стоит воспринимать иначе, чем байку. Писатель приукрасил реальные факты гибели лодки своими выдумками, которые опроверг командир U-1206 Карл-Адольф Шлитт. Версию Бреннеке критиковали и другие ветераны немецкого подплава:

«Утонула из-за унитаза — под вопросом! Да, такое возможно, но маловероятно. Все посетители гальюна должны были предварительно доложить инженер-механику. Каждый член экипажа получал хороший и подробный инструктаж по использованию этой мечты сантехника. Там были клапана — внутренний, наружный и воздушный для смыва унитаза. Но сначала надо было пятью барашковыми гайками прикрутить крышку к «трону» (…) Но глубже 45 метров — ни-ни. «Терпи, парень, или беги к „медовой бочке“. Это мы так называли ведро для испражнений. Ну, надеюсь я дал вам, экспертам, повод посмеяться, но это чистая правда».
Причиной гибели U 1206 стала неисправность её сантехнической системы. Вероятнее всего, она вышла из строя из-за бракованных деталей и некачественной сборки при строительстве лодки на верфи. Но командира в тот момент в гальюне не было

Круче космонавтов?

Вот такая нелёгкая служба у подводника — даже в туалет без инструктажа не сходишь. А если гальюн использовать было нельзя, то его заменяли ведром. Неудивительно, что на подлодке порой стояла неописуемая вонь — грязные тела, испорченная провизия, сырость… вносила свой вклад в эту гамму ароматов и «медовая бочка».

Условия на подлодках времён мировых войн были такими, что живи члены их экипажей в эпоху космических полётов, они бы легко могли стать космонавтами. А вот любой ли космонавт мог стать подводником — ещё тот вопрос.
всё.истоник

Это сообщение отредактировал lifesaver - 2.09.2020 - 09:33

Ну за говно как всегда зелень. Но если серьезно - познавательно.

Это сообщение отредактировал Sibmel - 2.09.2020 - 09:35

Подробненько, но недостаточно.
Совершенно не освещен такой вопрос: как дрочить в гальюне на подводной лодке?

Наконец-то: тема про говно! День прожит не зря, ящитаю.

Посрать что ли....

2 петрухи за подводное говно!

Господа, просветите, кто в теме. Что это устройство в носу "Запорожья"?

мем "все ясно, пойду посту" заиграл новыми красками...
ведь для кого-то это почти роскошь, посрать в нормальных условиях.
позеленил

Поверхностно освещено, поподробней бы

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Утопленник
Андрей Зотиков
Подводный гальюн – одно из самых хитрых устройств на подводной лодке. Если не умеешь им пользоваться, лучше обходить его стороной. Иначе, вместо того, чтобы ликвидировать следы своего пребывания в этом заведении, получишь заряд распыленного дерьма в физиономию. Устроить такую хохму – любимое занятие трюмных. Поэтому некоторые члены экипажа пользуются только надводным гальюном. Там все просто: отложил личинку, и она самостоятельно со свистом падает куда-то вниз. Но при этом следует иметь ввиду, что наше потаенное судно имеет один недостаток – оно периодически погружается под воду, а там нет надводного заведения, так что приходится терпеть до всплытия.

Почему наш командир (в народе – Федосеич) не пользовался подводным гальюном, не знал никто. Не думаю, что он не умел – все-таки командир как-никак. Зато всем было известно, почему он не посещал надводный гальюн. Федосеич габаритами слегка напоминал Кинг-Конга, размером своего брюха он превосходил даже кока Андреича. Кстати, командир не любил, когда, тыча ему в живот пальцем, говорили, что он наел такое брюхо. Федосеич в таких случаях поправлял говорившего:

- Все, что выше колен, - это военно-морская грудь!

Неважно, грудь это, или живот, но из-за размеров этого органа, а также той части тела, которая размещается несколько ниже и сзади, командир не помещался в надводный гальюн. Да уж, подкачали конструкторы наших подводных челнов! Они и не предполагали, что командиром может стать такой мастодонт, как наш Федосеич.

Вы спросите, как же он выходил из положения? Да очень просто. Перед погружением он давал обычную в таких случаях команду:

- Все вниз!

Те, кто были на мостике, улетали через верхний рубочный люк в прочный корпус, наверху оставался один командир. Он открывал рубочную дверь (выход на палубу), что, в принципе, категорически запрещено всеми руководящими документами, но командир – царь и Бог на корабле. Далее, оголив свою корму, он тихо облегчался прямо на палубу и спокойно спускался в центральный. Лодка погружалась, и следы преступных действий командира смывались соленой морской водичкой.

Теперь разрешите представить второго героя этой драмы. Вот он, парится на камбузе, кок Фазиль по прозвищу «Кот Базилио». Атмосферка на камбузе напоминает тропики – градусов шестьдесят, не меньше. Бедный Базилио страдал вдвойне: во-первых, от жары, а во-вторых, потому что был некурящим. Объясню этот парадокс. Когда некурящий член экипажа поднимается на мостик в надежде подышать свежим воздухом, он вынужден дышать свежим никотином, так как там же стоит толпа курильщиков, окутанная дымом. Вот и приходится поневоле тоже вдыхать этот конский яд.

Базилио терпеть не мог запаха никотина. И он, подлец, нашел выход из этого положения. Вставал около рубочной двери и дожидался, когда рядом никого не окажется. Улучив такой момент, быстро открывал дверь и – шасть на палубу! Дверь прикроет и наслаждается чистым кислородом. Надышавшись, обратным порядком проникает назад. Ни разу пойман не был, мерзавец.

Теперь представьте себе картину. Тихий океан, до ближайшего берега шлепать неделю, под килем – две тысячи метров, полный штиль. Народ собрался на мостике – перекурить перед предстоящим погружением. Кот Базилио – на штатном месте, то есть, как всегда, в нарушение Корабельного устава, стоит на верхней палубе за рубочной дверью. Командир – на мостике, оглядывает горизонт и прислушивается к своему организму – созрел или нет для облегчения. Наконец, решив, что созрел, Федосеич дает традиционную команду «Все вниз!», и народ падает в прочный корпус, просачиваясь через верхний рубочный люк.

Вот тут-то Кот Базилио и дал маху. То ли он задумался о чем-то, то ли заснул, отравившись свежим воздухом, но команду «Все вниз!» он не расслышал. И очнулся только тогда, когда рубочная дверь распахнулась, и перед его носом предстала во всей красе раскоряченная командирская корма – папа Федосеич уселся на насест. Базилио понял, что наказания не избежать, попался, так попался, что поделаешь. Но ведь как-то же надо пробираться на свой боевой пост? Базилио, горестно вздохнув, поднял руки и…

Стоп!!! Здесь, для тех, кто был невнимателен, напоминаю окружающую обстановку: полный штиль, под килем пара километров, до ближайшего берега – ого-го, вокруг ни души, даже бакланы – эти морские проглоты – не летают! Федосеич уселся в полной тишине и гордом одиночестве для совершения интимного действа, и вдруг… за его голый зад ухватились холодные ладошки, нежно потрогали, и робкий голосок профальцетил:

- Товарисса командила! Разресы пройти!..

Интересно, что бы вы сделали на месте командира в данной ситуации? Не думаю, что вам бы удалось побить его рекорд в прыжке с места из положения «сидя на горшке», даже, несмотря на его комплекцию. Кстати, высоко взлететь ему не удалось – помешал подволок и куча трубопроводов на нем.

…Жители центрального поста вздрогнули от глухого удара по корпусу.

- Что это было? – старпом вопросительно посмотрел на инженер-механика.

- А бес его знает! – мех недоуменно пожал плечами, одновременно лихорадочно соображая, что могло так ударить по корпусу.

Через минуту в центральный спустился командир. На лбу его сияла здоровенная шишка. Похоже, еще немного, и вместо шишки на этом месте могла быть огромная пробоина! Старпом доложил командиру, что погружаться готовы. Федосеич кивнул:

- Погружение!

Прозвучали соответствующие команды, все, что надо, открыли-повернули-крутанули-заполнили, и лодка, опустив морду и отклячив задницу, пошла под воду. Старпом стоял в боевой рубке, наблюдая через перископ за горизонтом. Видимо, у него что-то не получалось, так как из рубки слышалось его недовольное бормотание.

- Глубина восемь метров! – доложил боцман.

- Глубина восемь метров. Осмотреться в отсеках! – скомандовал вахтенный офицер по «Каштану».

И тут из динамика донесся истошный вопль:

- Центральный! В четвертом отсутствует матрос Худайбердиев! – так в миру звался Кот Базилио.

Практически одновременно с этим воплем из боевой рубки заорал старпом:

- Человек за бортом!!!

…Всплыли быстро. Если бы за нами следил сторонний наблюдатель, перед ним открылась бы изумительная по редкости картина: посреди моря-окияна из пучины вод поднимается железная рыбина, посреди нее торчит восьмиметровая палка-перископ, а на самом конце этой палки висит прилипшее к ней тело – Кот Базилио. Перископ опустили. Втроем с трудом оторвали от него Базилио. Тот долго не мог поверить, что остался жив.

Постепенно картина прояснилась. После того, как Базилио нежно попросил командира подвинуться, а тот со страху приложился лбом о подволок, Федосеич не менее нежно сказал бойцу:

- Пшел отсюда, урррод! – не уточнив, однако, направление движения. Базилио, напуганный тем, что чуть не довёл до инфаркта родного единоначальника, совершенно забыл, что лодка собирается погружаться. Спасаясь от справедливого гнева командира, он почему-то забился в надводный гальюн. Командир, сделавший все свои дела еще в полете, потирая шишку на лбу, спустился в центральный, не поинтересовавшись, а куда делся воин-террорист. Лодка начала погружаться. И тут Базилио, поняв, что жить осталось совсем немного, так как он не умел плавать, ухватился за соломинку, как и положено утопающему. Соломинкой оказался выползающий из шахты перископ. Экстремальная ситуация, говорят, заставляет мозг работать с утроенной силой. Даже у такого аборигена, каким был Базилио, хватило ума дать знать о своем пребывании в воде: он снял пилотку и стал открывать и закрывать «глаз» перископа. То-то старпом никак не мог понять, почему он то видит горизонт, то не видит. Но, услышав крики из четвертого, сопоставил эти факты и сделал правильный вывод.

В результате, по приходу в базу, Базилио списали на берег, а командир стал регулярно пользоваться подводным гальюном.

Больная тема? ))
Изучайте на здоровье...


https://legal-alien.ru/almanakh/akuly-iz-st...ya-s-kartinkami

Это сообщение отредактировал Nunataaq - 2.09.2020 - 09:42

Очень интересная тема. Но для полноты, не хватает только иллюстраций оборудования и сравнения систем у наших лодок с зарубежными.

Возвратно-поступательными движениями руки, ИМХО...

Главное-руки смочить в авиационной бензине. И ни в коем случае не в солярке- от неё пальцы стучат, вражеский гидроакустик может засечь.

"...Тема дерьма на флоте неисчерпаема…

В автономке она начинается всегда с гальюна: ты лег в четыре утра, а уже в шесть нуль-нуль, весь слипшийся, поднятый непобедимым утренним гномиком (проклятый чай), путаясь в собственных тапочках, задевая головой обо всякие трубопроводы, эпизодически приходя в сознание, ты сползаешь по трапу и направляешься в гальюн. В гальюне располагается унитаз. Он оборудован педалью, чтобы все наделанное проваливалось по трубам – по трубам – и в специальный баллон, литров на двести, а потом воздухом оно транспортируется за борт, если, конечно, открыли забортные клапаны, а если их не открыли, то…

Но нет, сначала хочется рассказать о педали. Итак, сполз ты в гальюн, а там – педаль. На нее нужно нажать, чтоб провалилось к чертовой матери то, что от прошлых посещений осталось и какой-то сволочью не убралось. Наваливаешься на педаль – м-ааа! Подавленность, растерзанность, расслабленность, расстроенность, сон на ходу – все это делает так, что ты давишь, а нога соскальзывает. Педаль тоже делает: «М-ааа!» – но обратно и вверх, и если ты отращиваешь бороду, то она будет вся в кусках. Глаза на лоб, как у кота в скипидаре, и бодрость непроходящих флотских выражений, и – никакого сна до обеда.

– Хорошю еще, что я зажмурился, в глаз не попало, – успокаиваешь себя, неутомимо стирающий, но, оценив все подряд еще раз, добавляешь всегда: – Хорошо еще, что никто ничего не видел, – и только после этого мощно и запрокидываясь непрерывно – счастливо смеешься….."
Александр Покровский

как как - читай инструкцию

Спасибо з тему.
Совершенно не подводник. Про гальюн на подлодке не то не знал, а даже не задумывался.

Недавно узнал, что вот эта верхняя башенка на подлодке с окошками — негерметична и затапливается при погружении. Или байка? Кто в теме — просветите: нахрена она вообще и что в ней находится?

На эту тему есть прекрасный рассказ у Овечкина.Акулы из стали. Аврал (сборник)
Овечкин Эдуард Анатольевич
Про онанизм на подводных лодках.
не собирался писать этот рассказ. Не потому что я какой-то ханжа, или мне слабо рассказать про сексуальное самоудовлетворение мужчин, а просто не собирался. Сколько ни тверди людям, что подводная лодка не место для любви (не считая высшего её проявления – любви к Родине), они всё никак не хотят в это уверовать.

Во избежание травмирования психики и добавления чёрных красок в радужную картину мира я крайне не рекомендую читать этот рассказ детям, беременным женщинам, юным девушкам, а также беременным детям и беременным юным девушкам. Остальные – на свой страх и риск, я вас предупредил.

Однажды один юный отец из леса пристал ко мне, как слепой к забору, с просьбой рассказать, как же мы на подводных лодках дрочили. Я ему говорю, что не дрочили мы – не те обстоятельства и степень комфорта, но юный отец никак не отставал от меня и всё твердил, что я пытаюсь его обмануть, а то и вообще наебать. Поэтому давайте я не буду говорить за всех подводников в мире, но распишу вам осреднённую картину жизни и быта на подводной лодке в море. А там вы уж сами подумаете, кто из нас более прав, а кто – более лев.

С момента начала ввода ГЭУ время на подводных лодках начинает течь по-другому, чем в простой земной жизни. У вас, землян, оно течёт сутками, а у подводников – вахтами. Вахта – четыре часа два раза за 24 часа, ещё восемь часов из 24 часов отводится на учения, занятия и обслуживание материальной части – всякие ППО и ППР. Итак, до следующего цикла, остаётся восемь часов на отдых. В эти восемь часов входят приёмы пищи (четыре раза в сутки), всякие там умывания, перекуры и тревоги для выполнения боевых задач. Среднее время, которое подводник может выделить себе на сон из 24 часов – часа два или три (если очень повезёт). Соответственно, твой организм начинает как-то подстраиваться под такой режим, включает свои защитные функции и задействует скрытые резервы. Кроме того, организм подстраивается и под резко изменившийся режим питания: в нормальной жизни ты завтракаешь в семь утра, обедаешь в час и ужинаешь в шесть вечера, а тут – завтракаешь в три часа ночи и обедаешь в пять вечера, например. Вся пища при этом готовится на воде двойной дистилляции, то есть жидкость в организме не задерживается вообще, чтоб вы понимали. А ещё мудак-интендант вместо того, чтоб взять нормального сока, нахапал от жадности нектаров гуавы и папайи, а это такая сладкая и тягучая гадость, доложу я вам!

Моделируем ситуацию: три-четыре дня плавания прошли, всплыли мы на сеанс связи, связались, погрузились, отбой тревоги. Смотришь на часы – через два часа тебе заступать на вахту, при этом надо ещё успеть позавтракать, то есть на сон остаётся часа полтора. Естественно, первое, о чём ты думаешь, это как бы тебе гуся своего подушить. Ты же всего трое суток не спишь, о чём же ещё можно думать? По мнению земных юных отцов.

Или пришёл ты на обед: весь такой в погонах и кремовой рубашке, с ПДА на боку и желанием в глазах. Вестовой подаёт тебе суп из семи залуп перловых круп. Начинаешь елозить в нём ложкой. А тут звон.

– Учебная тревога! Для всплытия подводной лодки без хода!

Ебучие акустики полынью нашли, значит. Разбегаешься по боевым постам. Час ловите эту полынью, она, насмехаясь над вашей косорукостью и никчёмностью перед Природой, от вас успешно съёбывает.

– Отбой тревоги! Третьей смене на вахту заступить!

– Эбля! – удивляешься ты. – Мы жы не пообедали ещё!

– Отставить третьей смене! Второй смене на вахту заступить!

Понятно, что дадут тебе на всё минут пятнадцать. Бредёшь в кают-компанию, а там тараканы в твоём остывшем супе уже третий чемпионат мира по водному поло проводят. Ну, о чём тут ещё можно думать, как не о том, как бы мне подрочить? Только об этом, естественно.

Сейчас про интимную обстановку жизни подводников. Как подводники живут? Офицеры живут, в основном, в каютах по четыре человека. Мичмана и матросы – от шести до восьми. То есть в каюте один ты не бываешь никогда.

Сменяешься ты, например, с вахты, пьёшь чай и бредёшь в свою каюту в надежде, что уж два-то часа тебе точно дадут поспать. В каюте сидит турбинист Игорь и играет на пентиуме своём в «F-14» или электрик Рома и смотрит «Легенды осени» по видимомагнитофону. И ты такой:

– Рома, не против, я тут вздрочну перед сном?

– Пуркуа па, Эдуард, конечно, дрочите на здоровье.

Или:

– Игорь, я тут лысого погонять собираюсь. Может, на брудершафт?

– Спасибо за столь лестное предложение, но вынужден Вам отказать – у меня важная миссия по уничтожению вражеской базы в планах.

Каюты в море никогда не закрываются. Запрещено. Потому что если аварийная тревога, например, то ты хуй её в панике изнутри откроешь. Спасать тебя никто не будет, как ни ори – спасать будут подводную лодку, а не тебя, долбоёба. И в каюту постоянно заходит вахтенный: то разбудить очередную смену, то вызвать кого-нибудь на его боевой пост, по необходимости. Стучаться вахтенному запрещено, чтоб не будить остальных. Заходит вахтенный, например, тебя позвать, а ты руками о Саманте Фокс мечтаешь, лежишь.

– Эдуард Анатолич, вас в центральный – там что-то с рулями горизонтальными, и наши жизни в опасности. Сейчас пойдёте, или сказать, чтоб подождали, пока вы кончите?

– Конечно, пусть подождут! Не могу же я Саманту Фокс неудовлетворённой во все отверстия отпустить! Я жы офицер!!

Или так:

– Игорь Юрич, вас в отсек вызывают, там испаритель опять голову ебёт. О, Эдуард Анатолич, опять Саманта Фокс?

– Не, сегодня у меня та, рыженькая, из «Яки-Да», не знаю, как зовут, но горячая штучка.

Так себе это представляют юные отцы из леса. А ещё юные отцы думают, что это можно было бы сделать в туалете. Юные отцы не знают, что на подводной лодке нет туалета, там есть гальюны, и они тоже не просто унитаз, а целая система. Довольно романтичное место, я считаю. Гальюнов у нас было восемь на среднее количество в двести человек экипажа и прикомандированных штабов. Один – командирский, в который ходят, сами понимаете кто. Один – в амбулатории для больных и докторов, два – в кормовых отсеках, куда тебе идти лень, а ракетчикам, связистам, штурманам и акустикам просто страшно, потому что они бояться нечистой силы и крокодилов, живущих там. Итого, остаётся четыре гальюна на сто двадцать человек. Один из них обязательно не работает или продувается в данный момент.

Приходишь ты, значит, в гальюн с целью, простите, покакать и подрочить (по мнению юных отцов). Дёргаешь ручку. Оттудова на тебя орут нечеловеческим голосом:

– Да за хуй себя подёргайте, собаки бешеные!!! Дайте подрочить спокойно!!!

Стоишь, культурно ждёшь. Переминаешься с ноги на ногу и волнуешься – Орнелла Мути с тобой тут долго стоять не будет, у неё же дел много, кроме того, что надо быть твоей музой. Правда, там Софи Лорен ещё как вариант может быть. Ладно, что-нибудь придумаем. Мы же суровые офицеры военно-морского флота, даже подводники, а не прыщавые юнцы с бедной фантазией.

Вываливается оттуда мичман Василич, заходишь. Не знаешь, как дрочил, но срал-то он тут точно. Никакие фильтра не справляются. Закрываешься, вешаешь ПДА на ручку и, как орёл на гнездо, вскарабкиваешься на устройство «унитаз», цепляясь за него когтями. Одной рукой держишься за ручку, другой открываешь дверцу, чтоб глянуть на манометры, а то знаешь ты этих трюмных пидорасов. Они, конечно, с тобой одной крови и всё такое, но… на всякий случай. В это время ручку начинает кто-то дёргать. ПДА стучит по железной двери, устойчивость на унитазе снижается:

– Хуле ты дёргаешь?!! – орёшь в дверь. – Я только зашёл!!

Снимаешь штаны и, простите, бельё. Усаживаешься поудобнее, перебирая лапками, вывешиваешься и занимаешь остойчивое положение. Пытаешься расслабиться. В это время за ручку опять кто-то дёргает. Предельно культурно и сдержанно, отвечаешь:

– Да идите вы на хуй, бакланы!!! Дайте посрать спокойно!!!

И так далее. Ну как тут не подрочить? Очень распологающая обстановка, я считаю. И ещё раз подчеркну: ты перманентно хочешь спать. Даже больше, чем заниматься сексом с Памеллой Андерсон Ли. Намного больше.

И ещё раз: подводная лодка не место для любви. Даже для любви самого с собой. Только поллюции и выручали. А ещё выручал Северодвинск, если удавалось туда зайти, но это уже другая история, связанная с похотью, развратом и бесшабашными приключениями, но никак не с онанизмом. Подводная лодка – место для любви к Родине.

Я человек с богатой фантазией и даже если не бывал в некоторых ситуациях, то имею способность довольно точно их моделировать. Но некоторые отчаянные люди поразили меня своим воображением, не скрою. Не вняв моим рассказам о постояннном желании подводников спать, их нервном напряжении, они с готовностью откликнулись на моё шутливое предложение, что если они могут предположить какое-то место на подводной лодке для уединения и самоудовлетворения, то пусть они мне его назовут. Итого было названо: ракетные шахты, торпедные аппараты, душ. Ок, мне не слабо смоделировать и эти ситуации.

Торпедные аппараты. Торпедный аппарат – это труба диаметром пятьдесят сантиметров. Представьте себе эту цифру, пожалуйста, а лучше – приложите линейку к своим плечам или жопе. Померили? Одним концом торпедный аппарат находится внутри субмарины, другим – снаружи. То есть в нём холодно.

Вот болтаешься ты в этом море недельку, две, пора бы и снять внутреннее давление. Приходишь в семнадцатый отсек, вызываешь себе пасынка флота, минёра:

– Влад, освободи-ка мне пятый торпедный.

Влад смотрит на полотенце в твоих руках, на отражение Сальмы Хайек в глазах и, конечно же, немедленно объявляет тревогу в отсеке. Минёры дружно задействуют систему гидравлики и вязанку блоков с цепями. Минут сорок – и аппарат ждёт вас с Сальмой. Чтобы залезть в аппарат, нужно скукожиться. Вы умеете кукожиться так, чтоб вытянутые вперёд руки были локтями под грудью? Тренируйтесь – вам это пригодится! Мелко перебирая локтями, заползаешь внутрь скользкого и холодного аппарата. Сальма Хайек стоит снаружи и пугливо заглядывает внутрь карими глазками – оно понятно же, что романтика, но не до такой же степени!

Ракетные шахты.

Оно, конечно, ракетные шахты большие. В них при желании передёрнуть затвор могут человек двадцать за раз, если станут жопка к жопке и на плечи друг другу. Но. Есть один нюанс, вернее даже два. А нет, три.

Первый – ракетные шахты находятся за прочным корпусом, снаружи.

Второй – в ракетных шахтах всегда ракеты или весовой макет.

Третий – если ракеты в ракетной шахте нет – ну там война началась, или валенок на пульт уронили, то в шахте вода.

А так бы было ничего, конечно.

– Подвахтенным от мест отойти! Первой смене приготовиться к занятиям по ласканию одноглазых питонов в ракетной шахте номер восемь!

Собирается первая смена. Все в очках мотоциклетных и целлофановых пакетах на головах, чтоб сверху не брызгало. Выходят на ракетную палубу. Допустим, даже штиль.

Пристёгиваются концами (страховочными, в смысле) к рельсам (это так называются трубы вдоль всей ракетной палубы) и, пиная цепь с карабином, ползут к ракетной шахте. Бакланы, которые катают своих подруг на большой машине с мощным мотором, с удивлением смотрят на эту картину и нагло каркают. На месте подводников пересчитывает вахтенный офицер их смены (а бакланы в это время пытаются насрать на голову, в отместку за порушенное свидание), даёт расписаться в журнале инструктажа по технике безопасности и докладывает криком на мостик:

– Товарищ командир! Личный состав к проведению занятий готов!

– Давайте там по-быстрому! Через пятнадцать минут погружение!

Подводники, конечно, начинают пихаться локтями и спорить, кому лезть вниз, но это же флот.

– Согласно штатному расписанию! – командует вахтенный офицер. – Минёры – вперёд!

А нимф? Как в такой обстановке разделить нимф? Ну не будете же вы впятером ласкать мыслями Дениз Ричардс? Это же не порно вам какое-то. Жребий тянуть, что ли?

Ещё по шахтам вопросы остались?

Душ. Если вы смотрели американские фильмы про тюрьму, то вы представляете, как выглядит душ на подводной лодке. Это такая комнатуха, отделанная кафелем с гусаками на подволоке и дыркой в полу. Душ на подводной лодке в море закрыт на замок и цистерна с водой на него разгружена. Потому что пресная вода на подводной лодке – один из самых ценных ресурсов. Настолько ценный, что наше экономное на людях государство выдает подводникам разовое бельё. Голубую маечку и шортики из хлопка. Относил неделю и выбросил, надев свежее. Особо экономичные носили по две недели, а потом в сэкономленных комплектах ходили по южному берегу Крыма, вызывая восторженные охи местных гетер. Поэтому помывка в море осуществляется по команде и сменами. То есть когда собирается в седьмом отсеке пятьдесят человек с полотенцами и в тапочках на босу ногу, тогда в душ подают воду. На помывку отводят определённое время, например, час на всех. Если ебучие акустики во время помывки найдут полынью, то объявят тревогу на всплытие, это тоже вы в уме держите. И вот, владея всей вышеперечисленной информацией, вы быстренько трёте себя мочалкой вместе с пятью другими витязями морских глубин, от рож которых вас уже, возможно, даже тошнит за два-то месяца. Самая та обстановка, я считаю, чтоб пригласить Софию Вергару и насладиться.

А ещё запах. Вы знаете, чем пахнет в подводной лодке? В подводной лодке пахнет железом и разогретыми смазками механизмов. Всегда и везде одинаковый запах. И поэтому вы не знаете, как на самом деле пахнет море. Я вам расскажу – на самом деле море пахнет тухлой рыбой, гнилыми водорослями и йодом. Когда открывают рубочный люк, этот запах щекочет вам мозг через ноздри – и это не метафора.

А ещё – кислород. На подводной лодке подводники вдыхают тот же воздух, который и выдыхают, только из него удаляется углекислый газ и раздатчиками кислорода добавляется кислород. Девятнадцать процентов строго. Не двадцать один, как в атмосфере, а девятнадцать. Вы дышали когда-нибудь девятнадцатью процентами кислорода? А месяц? А два? А три? Представляете, как себя чувствует организм, который дышал всю свою двадцатипятилетнюю жизнь двадцать одним процентом кислорода, а потом бах – и на тебе девятнадцать. В выдыхаемом вами воздухе, кстати, его семнадцать. Ой, ну и подумаешь, два процента-то всего, так скажет часть из вас. Но когда через месяц подводного положения ты поднимаешься наверх и вдыхаешь воздух, то в ту же секунду ты становишься натурально пьяным. Не в том смысле, что «в говно», но так, как будто грамм двести водки жахнул. Стоишь, ноги подкашиваются, пальцы дрожат, и ты улыбаешься, как дурак, и смотришь вокруг, а вокруг стоят ещё сто таких же улыбающихся дураков и смотрят на тебя, как на дурака. А вы говорите – любовь.

На подводной лодке возможно любить только одну женщину – Родину, и она, как ревнивая жена, создаёт тебе все условия для того, чтоб ты ей не изменял. Даже мысленно. Очень это тяжёлая работа, доложу я вам. А ещё – Смерть. Ну вы помните, да?

Рассказывали как-то, что один не очень Умный матрос решил не закручивать барашки на крышке унитаза , а придержать ее ногой во время смыва.

В результате, ему пришлось зубной щеткой и другими средствами вычищать продукты жизнедеятельности из всех щелей гальюна.

Не знаю уж: байка это или быль.



Это сообщение отредактировал John775963 - 2.09.2020 - 09:57