Николай Лейкин
АЙВАЗОВСКИЙ
(Сценка)
Черный купец сидел до одну сторону стола около чайного прибора и пощелкивал щипчиками, дробя куски сахару на более мелкие части. Рыжий купец помещался по другую сторону стола и просматривал газету, вздетую на палку.
-- Ну, что Кобургский? -- спросил черный купец рыжего.
-- Да ничего сегодня про него не пишут. Второй день уж не пишут. Надо полагать, уж не отменили его. Да и пора. Надоел. Ну что ему мотаться в политическом гарнизоне. Побаловал, да и будет.
-- Да нешто это можно, обы отменить?
-- Отчего же? Бисмарк все может. Погоди, вот конгресс всех нот будет, так и совсем запретят. Из-за чего Бисмарк с Кальноки шушукались-то? Все из-за этого. "Надо, говорят, нам нашего молодца посократить. Достаточно ему мозолить глаза". Довольно. Уж ежели залез, то сиди и пей себе пиво с букивротами, а действовать не смей. Немец немца завсегда послушает.
-- Чего ему! Он теперь при генеральском мундире и при шпорах.
-- А вот конгресс нот порешит, так и шпоры спилят.
-- Уж хоть бы решали скорей. Куда его решат?
-- Да куда решить? Решат, я думаю, в Калугу. Этих всех в Калугу решают. Туда и Шамиль решен был. Баттенберга тоже в Калугу везли, да сбежал он с дороги.
Рыжий купец опять углубился в чтение.
-- Пей чай-то. Чего тут? Остынет. Вон я кусочков сахару нащипал,-- сказал черный купец.
-- А вот сейчас, только про Айвазовского юбилей дочту. Юбилей ему устраивают,-- отвечал рыжий купец.
-- Какой это Айвазовский? Чем он торгует?
-- Живописец он, картины водяные пишет.
-- О-о! А я думал, наш брат купец.
-- Чего ты окаешь-то! Этому стоит юбилей сделать, хоть он и не купец. Главное дело, пятьдесят лет живописного рукомесла день в день выполнил, точка в точку. А это не шутка. Ведь за последнее время у нас все какие юбилеи бывали: семь лет, тринадцать лет, а то так и четыре с половиной. Четырехсполовинойлетний юбилей -- нешто это можно. А тут пятьдесят лет! Говорят, он за это время одного полотна стравил столько, что щеколдинской фабрике в год не сработать.
-- Водяные картины, ты говоришь, он писал?
-- Только водяные. Вода, вода и вода. Вода и небесы -- и ничего больше. И ведь в чем штука: только одну синюю краску и покупал. Разве малость белилами разводил.
-- Ну, водяные-то картины не мудрость. Вот ежели бы портреты.
-- Не мудрость! Нет, ты попробуй-ка пятьдесят лет подряд все одной и той же синей краской. Ведь он ею, может статься, миллион аршин полотна замазал. Да ведь не зря мазал, а надо тоже так, чтобы выходило что-нибудь. А у него было как. Вот поставишь ты его картину к стене, к примеру, а супротив ее утку пустишь, смотришь, утка-то в картину и лезет, на воду, значит, идет. Уток надувал.
-- Т-с... Ну, это действительно. А портретов он не писал?
-- Ни боже мой! Только одна вода да небесы. Да он и не умеет портреты... начал, говорят, раз с одного купца писать портрет, глядь, а вместо купца-то не то облизьяна, не то черт, а из пасти фонтал воды льется.
-- Скажи на милость!
-- Да. Кому уж бог какое упование дал. Другой вот способен только вывески для мелочных лавочек писать, чтобы фрукта была, хлеб, стеариновые свечи, а воду не может. А этот только воду да небесы. Третий и для мелочной лавочки не напишет вывески, а для табачной в лучшем виде. Дай ты ему турку с трубкой написать, либо арапа с цигаркой -- напишет, а заставь воду -- не может. Ты думаешь, воду-то легко, чтобы по-настоящему выходило?
-- Да что говорить!
-- А у Айвазовского как угодно. С мальчишек уж руку набил. И ведь что удивительно-то: надо тебе морскую воду -- он морскую напишет, надо речную -- речная готова. И видишь ты сейчас, что это речная вода, а это морская.
-- И на вкус? -- спросил черный человек.
-- Чудак человек! Как же можно на вкус-то?
-- А ежели лизнуть по картине? Ведь морская вода соленая.
-- Ах, вот это-то! Так. Да кто ж его знает, может статься, в морскую-то воду он и прибавлял соли, только я его картины видеть видел, а лизать не лизал. Да ведь и не допустят до этого на выставке. Ну-ка, коли ежели вся публика начнет лизать картину? Что из этого выйдет? До дыр и пролижешь. А его айвазовские картины дорогие.
-- И фонтал может написать?
-- И фонтал. Глядишь -- ну, вот живой, да и только. Такое уж ему от бога умудрение.
-- А болотную воду?
-- И болотную воду. Одно только -- зельтерской воды он не мог ухитриться написать; сколько ни старался -- не выходит, да и что ты хочешь!
-- Не далось?
-- Не может. Пробовал хоть стаканчик -- не выходит, да и шабаш. Уж он и так и эдак -- нет. Колодезная, ключевая -- всякая выходит, а зельтерскую не может.
-- А кипяток?
-- Кипяток? Кипяток выходит, а самовар не выходит. И так он за пятьдесят лет к этой воде пристрастился, что только о воде и думает, только о воде и разговаривает. Жареного даже ничего не ест, а только варево. Каждый день только уха и уха -- в том его и пища. От воды, говорит, я себе капиталы нажил, так ничего мне теперича кроме воды и не надо.
-- Капиталы?
-- При больших капиталах состоит. В Крыму, в Феодосии, у него большое поместье и тоже стоит на воде. Спереди море, сбоку река, а сзади фонталы ключевой воды бьют. Нынче он городу Феодосии пятьдесят тысяч ведер воды в день на водопровод подарил. "Нате, говорит, пользуйтесь". Гости к нему приедут, а он сейчас водой угощать.
-- Ну, это не больно вкусно.
-- Так-то оно так, но старичка уважают. Пьют. И ничем ты его не утешишь, как ежели из всех его кадок хоть по рюмке воды выпьешь.
-- А у него кадки в доме стоят?
-- Никакой мебели, а только кадки стоят, крышками прикрытые, и это взаместо стульев и столов. На кадках все сидят, на кадке с водой простую уху хлебают -- вот и все угощение. Потом купаться. Сначала в морской воде все выкупаются, потом в речной и, наконец, в ключевой на загладку. Требовает. Коли уж, говорит, в гости пришел, то действуй по-нашему. В чужой монастырь с своим уставом не ходят.
-- И как это его умудрило насчет воды?
-- Видение было в юности. "Напиши ты, говорит, Ноев потоп, чтоб ничего не было видно, а только одна вода и небесы". Написал, и с тех пор вода, вода и вода.
-- Водку-то он пьет ли?
-- А то как нее? Ведь она тоже вода. Ты водку от воды нешто можешь отличить. По виду ни в жизнь. Лизнешь -- ну, дело другое. Водку он пьет. Да ты чего к водке-то подговариваешься? Не хочешь ли уж дербалызнуть? -- спросил рыжий купец.
-- Следовало бы за здоровье старичка. Как его?..
-- Айвазовский.
-- Следовало бы за господина водяного живописца Айвазовского.
-- Ну, вали!
-- Прислужающий! Насыпь-ка нам пару баночек хрустальной! -- крикнул трактирному слуге черный купец.
yaplakal.com