История выживания среди льдов Антарктики

стальные люди

не то что сейчас, педик на толерасте и трансом погоняет

Могу себе представить что они пережили, 81-92 Шмидтовский район, с.Рыркайпий, ул. Челюскинцев 16, тел. 4-16

Сильные,очень сильные духом люди!

Лица такие... Всматриваться и всматриваться.
И даже у собак на морде взгляд... глубокий что ли.

Гвозди бы делать из этих людей:
Крепче бы не было в мире гвоздей.

Ну, паровая машина была всё-таки, хоть и слабенькая - вот и застряли.
Электричество-то откуда было? Генератор от паровой машины.
Да и трубу видно.

Хоть и англосаксы,но это были могучие и сильные люди! Слабакам там не место!

Посмотрите в гугле "Террор". Вот там жестокая история

Самое интересное (1000 километровый поход на вельботе по антарктическим морям) описано как-то вяло.
Вот что по этому поводу пишет Жорж Блон:

„Эндьюренс“ вмерз во льды 18 января 1915 года. Это слишком рано для южного полярного лета, но в холодных морях нет абсолютных климатических законов. Теперь судно медленно дрейфует в нужном юго-западном направлении. Скоро оно достигнет 77° южной широты. На борту царит бодрое настроение.

В то же время к шельфовому леднику Росса подходит „Аврора“. Она высаживает десять человек, в задачу которых входит устройство складов продовольствия для Шеклтона, идущего со стороны полюса. Скажем сразу, участь членов этой группы довольно печальна: один человек умер от цинги, два утонули, а остальные попали на Новую Зеландию лишь в 1916 году. Но вернемся на „Эндьюренс“.

Зимовка в разгар лета проходит нормально, поскольку у полярных исследователей накопился большой опыт и они имеют отличное оборудование. Шеклтон – образцовый руководитель на корабле, и его любит и уважает вся команда. Март, апрель, май, июнь. Наступает полярная ночь. Кончились футбольные матчи, походы. Началась настоящая зимовка. Она проходит успешно. Все надеются, что весной, в октябре, судно вырвется из плена.

В конце сентября Шеклтон с тревогой замечает, что „Эндьюренс“ вместе со льдами начинает дрейфовать к северу. А льды ревут, словно пробуждающийся великан. Глубины океана в полярном районе достигают 3–5 тысяч метров. Моряки „Эндьюренса“ слышат глухие удары, похожие на пушечную канонаду, затем угрожающе трещит корпус судна. Все разговоры прекращаются. Члены команды молоды, но кто из моряков не слышал о „Жаннетте“ Де-Лонга, раздавленной льдами и нашедшей могилу в Арктике тридцать шесть лет тому назад?

Сильное впечатление оставляет последняя фотография с видом тонущего судна – „Эндьюренс“ раздавлен льдами. Судно, потерявшее свой гордый вид, погружается в снега. Под снегом – лед, а подо льдом – океан. Течь от ударов льдин открылась 25 октября, а 28 октября судно затонуло в точке с координатами 69° южной широты и 51°30 западной долготы. Двадцать восемь моряков едва успели выгрузить на лед съестные припасы, собак и часть оборудования, в том числе шлюпки. Жить можно и в палатках.

Моральный дух не так уж плох: „Мы дрейфуем к северу, а значит, к лету, к долгим дням. На шлюпках мы доберемся до обитаемой земли, или нас подберут китобои. Их часто можно встретить в этих широтах“. Продолжаются научные наблюдения.

Льды дрейфуют к северу, и все считают это хорошим признаком. Но вскоре начались подвижки льдов. Долее оставаться на них было опасно. Шеклтон принимает решение:

– В трехстах километрах отсюда лежит островок Поле. Какая-никакая, а все же суша. Пойдем на шлюпках.

Вначале шлюпки пришлось тащить по льду, поскольку чистой воды не было. Наконец море очистилось. Вперед! Шеклтон находился на 63° южной широты.

Шеклтон решил, что они могут пройти дальше к северу от острова Поле. 15 апреля мини-флотилия добралась до острова Мордвинова (Элефант). Этот клочок суши из группы Южных Шетландских островов лежит на северо-востоке архипелага. Мрачное место без каких-либо признаков растительности – сплошной лед на бесплодной скале. Единственным утешением было сознание, что лед под ногами не растрескается, но на сколько времени хватит продуктов? На этой широте и в этот сезон продолжительность дня и ночи примерно равны, но светлое время становится все короче, близится зима, продовольствия маловато, а надеяться не на что. Даже если британское правительство – а в военное время у него забот по горло – пошлет спасательную экспедицию, кому придет в голову искать потерпевших кораблекрушение на затерянной среди льдов скале необитаемого острова? Поиски вначале начнутся в бухтах моря Уэдделла, а тем временем…

– Оставаться здесь нельзя, – сказал Шеклтон. – Ближайшая обитаемая земля лежит в восьмистах милях к северо-западу. Это Южная Георгия. Там почти всегда зимуют китобои. Но всем вместе нам не уйти: слишком малы шлюпки. Несколько человек отправятся вместе со мной на вельботе, а за остальными мы вернемся на китобойце.

Южная Георгия – еще одна скала. Климат там столь же суров, как и на острове Мордвинова. „Высочайшая вершина вздымается на 2840 метров над уровнем моря. В горах имеется множество ледников“. Моряки „Эндьюренса“ бросают взгляд в направлении, указанном Шеклтоном. Они смотрят на обледеневшие берега, о которые разбиваются гигантские серые волны. Острова разделяет расстояние в 800 миль, то есть полторы тысячи километров.

– Не так уж много!

Преодолеть такое расстояние на самолете – сущие пустяки. Современное судно даже в плохую погоду пройдет 800 миль без особых трудностей. Мне же хочется рассказать, в каких условиях состоялось последнее истинно океанское приключение.

Из четырех шлюпок „Эндьюренса“ три слишком малы для столь долгого плавания. Пригоден только беспалубный вельбот – 6,7 метра в длину, две небольшие мачты, два паруса. В полной тишине Шеклтон назначает пять человек, которые пойдут вместе с ним. Стоит ли им завидовать? Они уходят первыми, но дойдут ли до цели? А если не дойдут, какова будет участь остальных?

В вельбот грузится провизия, пресная вода (растопленный снег). Шеклтон берет карту, секстант, часы, компас, лаг. Вельбот покачивается на волнах в крохотной бухте, которая более или менее защищена от бурного моря. Ждать затишья? Сколько времени?

– По местам! До скорого.

Вельбот на веслах огибает мыс, затем на мачтах поднимаются паруса. Оставшиеся на берегу машут вслед уходящему суденышку.

Поль-Эмиль Виктор писал: „Невероятный подвиг“. И когда вчитываешься в повествование об этом плавании, понимаешь, что Виктор прав. В молодости я с несколькими друзьями терпел бедствие на вельботе (сломалась мачта) у банки Анфар в бухте Сены, прямо перед Гавром. В шторм банка считается гиблым местом. Я далек от мысли сравнивать наше положение с положением экипажа Шеклтона, который боролся с разъяренным морем Антарктиды. Просто мы были в таком же вельботе, и экстраполировать события не представляет особой трудности.

Вельбот – устойчивое морское судно с превосходными мореходными качествами. Двухпарусное суденышко Шеклтона взбирается по откосам водных громадин, от вида которых человека, далекого от моря, берет жуть; когда оно оказывается на гребне волны, его днище наполовину обнажается, и кажется, что вельбот вот-вот опрокинется. Но нет, корма оседает, вельбот садится на волну и скользит вниз, словно по ледяной горке. И вновь взбирается вверх. Вельбот с легкостью минует рифы – либо увлекаемый водоворотами, либо проходя над ними на гребне волны. Через некоторое время люди, сидящие в вельботе, не то чтобы успокаиваются, а просто начинают понимать, что у них есть возможность выдержать любые невзгоды.

Но на вельботе нет палубы. Водяные брызги – а то и весь гребень волны – обрушиваются внутрь, и через час все промокают насквозь. Кроме того, в течение всего путешествия, и днем и ночью, надо вычерпывать воду. Провизия подмокла – вымокшие люди едят пропитанную водой пищу. Есть и пить на этих качелях не так уж приятно, а отправление естественных нужд ставит моряков просто в опасное положение – друзьям приходится держать вас крепче крепкого, чтобы вы не выпали за борт. На звания никто внимания не обращает. „Давайте, капитан. Я держу вас“. Тогда авторитеты и уважение не страдали во время путешествий.

День сменяется ночью, которая больше похожа на ревущий черный хаос. Люди по очереди вычерпывают воду и спят. Человек обладает удивительной приспособляемостью. После трех-четырех бессонных ночей, проведенных в тревоге, разбитые от усталости люди иногда бросают вычерпывать воду, ложатся на дно и в насквозь мокрых одеждах, прижимаясь друг к другу, чтобы сохранить малейшую частицу тепла, забываются в крепчайшем сне. От ярости стихий они словно тупеют – мысль становится тяжелой и неповоротливой; лишь брезжит сознание, что ты еще жив, а шлюпка идет в нужном направлении. Думаю, что каждый моряк возносит тайные молитвы, которые уносит яростный ветер.

Шеклтон спит меньше других, вернее, почти совсем не спит. В его повествовании об этом плавании („Юг, история последней экспедиции Шеклтона“) мало подробностей о том, как ему удалось сохранить правильное направление. В редкие минуты просветления он сумел провести астрономические наблюдения и рассчитать свое местонахождение. Вельбот прошел по прямой от острова Мордвинова до западной оконечности Южной Георгии. И наконец продрогшие моряки увидели на горизонте заснеженную вершину.

Их взорам открылся заледенелый пустынный берег, ничем не отличающийся от берега острова Мордвинова. Но в здешних водах резвились тюлени.

– Грютвикен лежит на противоположной стороне острова, – сказал Шеклтон. – Именно там стоят китобои. Но сначала следует отдохнуть.

До Грютвикена еще 250 километров. Вооружившись палками и ножами, они спешат к лежбищу тюленей. Им удается убить и нескольких не умеющих летать птенцов альбатросов. Не знаю, смогли ли они разжечь огонь или съели мясо сырым; вряд ли можно проявлять привередливость в условиях ледяного ада. Они отъедались пять суток. Иногда их лица ласкало бледное антарктическое солнце.

Шеклтон четко знал свои обязанности.

– Вначале пойдем на вельботе к востоку. А когда минуем самую высокую часть острова, перейдем через горы прямо к Грютвикену.

Морское путешествие длилось еще несколько дней. Затем вельбот вытащили на сушу, перевернули и спрятали под ним морские снасти. Пользоваться им, может, и не придется, но кто знает? Я уже говорил, что в горах Южной Георгии много ледников, а идти по ним без специального снаряжения неудобно. Но разве трудности могут остановить людей Шеклтона? Когда они увидели Грютвикен с его темными хижинами, дымами, грубоватыми парусниками на серой воде, им показалось, что они попали в рай. Норвежцы встретили их радостно, и в честь удачного завершения похода было выпито немало водки.

Но на острове Мордвинова ждали двадцать два человека с запасом провизии всего на несколько недель. Любой капитан был готов отправиться на выручку. Через сутки в жестокое море вышел парусник.

– Море не жестоко, – говорил мне Марк Линский, один из самых отважных и умелых яхтсменов дальнего плавания. – Оно просто безразлично. Оно игнорирует человека, который на его безбрежной поверхности выглядит крохотной, ничтожной букашкой. Нулем.

Шеклтон, сидя в дозорной бочке парусника, с тоской ощущал это космическое безразличие моря. Во время своего перехода он и его моряки использовали все свои морские знания, силы, терпение, мужество. Счастливое завершение экспедиции было близко, но холодное море в который раз сказало нет.

Наступила антарктическая зима. Море начало замерзать, окружая парусник льдами. Идти дальше было невозможно.

– Надо поворачивать назад, – сказал Шеклтон.

Поворот назад вовсе не означает отказа от борьбы. Норвежский капитан тут же принял разработанный Шеклтоном план – идти за помощью в Пунта-Аренас в Магеллановом проливе.

– Я знаю, что у них есть буксир. На всех парах и с помощью Бога мы доберемся до острова Мордвинова по полыньям.

Пунта-Аренас. В 1915 году в городке насчитывалось 20 тысяч жителей. Это самый южный, а следовательно, и самый скучный город Американского континента. Рыбная ловля и консервирование мяса. Дым и туман расходятся лишь тогда, когда ледяной ветер врывается в узкий коридор Магелланова пролива. Двое суток Шеклтон не отходит от телеграфа. Чилийское правительство выделяет для спасателей крупный буксир.

Потерпевшие кораблекрушение, намерзшиеся и наголодавшиеся на острове Мордвинова надежды не потеряли. Они знали: капитан не бросил их на произвол судьбы. И были уверены, что он не погиб: его знания, энергия, силы говорили за него. Он всегда знал, что делал, и уже не раз избавил их от смерти в этой экспедиции; для них он был сверхчеловеком. Шеклтон должен прийти за ними даже во тьме антарктической ночи – они верили в него, как в Бога. И когда на горизонте над серым, усеянным айсбергами морем (это было 30 августа 1916 года) показался дым, они поняли, что не обманулись в своих ожиданиях.


Добавлено в 22:52

Шеклтон разместил во всех лондонских газетах объявление следующего содержания:

«Требуются люди для участия в рискованном путешествии. Маленькое жалованье, пронизывающий холод, долгие месяцы полной темноты, постоянная опасность, благополучное возвращение сомнительно. В случае успеха — честь и признание. Сэр Эрнест Шеклтон»

Общее число заявок на участие в экспедиции превысило 5000, в том числе и от женщин. В конечном итоге в команде было 56 человек, по 28 на каждый отряд, причём некоторые вошли в состав экспедиции в последний момент — в Буэнос-Айресе и Сиднее[23]. По своему обыкновению, Шеклтон брал в команду проверенных людей, участвовавших в экспедиции Скотта на «Дискавери», экспедиции на «Нимроде» и Австралазийской антарктической экспедиции.

из википедии
Шеклтону дали временный чин майора и отправили в составе военной миссии в Мурманск. Служба на вторых ролях не удовлетворяла его, в одном из писем он жаловался, что «не может найти себя, если не находится среди бурь в диких землях». В феврале 1919 года Шеклтон вернулся в Лондон с проектом освоения природных ресурсов Северной России в кооперации с местным белым правительством. Провал иностранной интервенции привёл к крушению и этих планов. За участие в интервенции он был возведён в достоинство офицера Ордена Британской империи.

вот козел, пограбить хотел Заполярье

Вместо себя с остающимися участниками экспедиции Шеклтон оставлял своего заместителя Фрэнка Уайлда, которому оставил инструкции, как действовать, если путешественников постигнет неудача.

Я полагался на него, как на человека, который способен сохранить экспедицию, пока меня не будет, также он был лучшим из тех, кто сможет довести людей весной до острова Обмана в случае нашей неудачи привести помощь… Я сказал ему, как действовать в случае нашей неудачи, хотя в реальности предоставил ему полную свободу действий и принятия решений по собственному усмотрению, зная, что он будет действовать мудро. Я сказал, что вверяю ему экспедицию, а затем со всеми попрощался[23].
В первый день плавания предстояло пройти пояс пакового льда и Шеклтон распорядился держать курс на север. К 5.30 вечера зона паковых льдов была пройдена, и шлюпка вышла в открытое море. Прежде чем взять курс на Южную Георгию, Шеклтон решил придерживаться северного курса несколько дней, чтобы быстрее достигнуть области более теплой погоды и избежать возможной встречи с формирующимися ледовыми полями[24]. К рассвету следующего дня они были по навигационному счислению в 45 морских милях (83 км) от острова Элефант.

На шлюпке был установлен следующий распорядок: три человека на вахте — один у руля, второй за парусами, третий откачивает воду. Остальные пробуют отдохнуть в маленьком пространстве под палубой.

Те, кто был не на вахте, залезали в мокрые спальники и пытались на время забыться, но сделать это в лодке было сложно. Вещи и снаряжение, казалось, жили своей жизнью, обладая при этом неизменной способностью оказываться под самыми неудобными углами для наших жаждущих отдыха тел. На мгновенье представьте себе, что вы вот-вот нашли удобное положение, как тут же быстро обнаружили какие-то угловатости, давящие на мышцы или кости[24].
Трудности со сменой вахт, как писал Шеклтон, выглядели бы довольно комично, если бы не причиняли так много боли и страданий. Когда вахта сменялась, было необходимо четко соблюдать последовательность, кому и куда двигаться, так, как в противном случае это грозило путаницей и многочисленными синяками. К тому же следовало считаться с дифферентом лодки[25]. Одежда путешественников, рассчитанная на полярные походы, был далека от водонепроницаемости и вызывала многочисленные крайне болезненные потертости, избавиться от которых в этих условиях было невозможно.

На третий день после отплытия ветер усилился и перерос в северо-западный шторм. Лодка шла на восток. К полудню, по оценкам Уорсли, было пройдено 128 морских миль. Он писал: «Никак не подберу слов, чтобы описать эту навигацию. Навигационное счисление — вычисление курса и расстояния, превратилось в забавные догадки[26]». Усилившееся волнение моря вскоре обнаружило слабые места палубы. Непрекращающиеся порывы ветра и воды сместили крышки ящиков и лыжи саней, из которых была сделана палуба так, что брезент провисал вниз и накапливал воду. Ледяные струйки воды просачивались в лодку с бака до кормы. Гвозди, которые плотник вытащил из упаковочных ящиков на острове Элефант для того, чтобы скрепить рейки, были слишком коротки и не обеспечили жёсткость палубы. Путешественники делали всё, что могли, для исправления этого, но возможности были очень ограничены, и вода продолжала проникать в лодку в дюжине мест.

Когда требовалось избавиться от воды, использовали насос, сделанный фотографом экспедиции Фрэнком Хёрли из стойки Флиндерса — основного корабельного компаса. Насос был достаточно эффективным, хотя его производительность была невысокой. Вахтенный на парусах мог одновременно качать им в большую ёмкость от плиты, которая поднималась и выливалась за борт после заполнения[25].

Питание, несмотря на шторма, было регулярным. Завтрак в 8 утра состоял из кружки горячего супа, сделанного из бовриловского (англ.)русск. санного сухпайка, двух сухарей и нескольких кусочков сахара. Обед был в час дня и включал бовриловский сухой паек, съедавшийся холодным, и кружку горячего молока каждому. В 5 вечера чай и снова санный рацион. Затем ночью обязательный горячий напиток, обычно молоко[27].

На четвёртый день сильный юго-западный шторм вынудил Шеклтона лечь в дрейф.

Мы дрейфовали под взятым на два рифа гротом и небольшим кливером, и ждали, пока шторм не выдохнется… Погода не улучшалась, а на пятый день ураган свирепствовал так, что мы были вынуждены ещё на два рифа взять грот и поставить вместо него кливер. Мы бросили плавучий якорь, чтобы удерживать бак «Джеймс Кэрд» по ветру. Этот якорь представлял собой треугольный брезентовый мешок, с привязанным к его концам фалинем, который крепился на баке. Лодка была достаточно высокой, чтобы поймать ветер, и таким образом дрейфовала под ветер, а сопротивление якоря удерживало её носом к волне. Таким манером нашей лодке удалось пройти более или менее приличную часть пути…[28]
Зародившийся над Антарктикой юго-западный шторм понизил температуру воздуха почти до −17°С. Замерзавшие брызги волн покрывали бак, борта и палубу лодки ледяным панцирем. Такое скопление льда значительно снижало плавучесть лодки и его требовалось постоянно скалывать. Однако, вода переставала течь с брезента внутрь шлюпки, и брызги попадали в неё исключительно с кормовой части. Утром на шестой день плавания оледенение достигло критической массы и лодка, по словам Шеклтона, стала «похожа на бревно»[29]. Команде экстренно пришлось избавляться от лишнего балласта и с риском для жизни срубать лед с бортов, парусов и такелажа. Утром на седьмой день плавания (1 мая), наконец, выглянуло солнце, и Уорсли, от точности навигации которого зависел успех всего путешествия, смог определить их местоположение. Было пройдено более 380 миль — половина пути до Южной Георгии.


«Джеймс Кэрд» рядом с Южной Георгией, акварель Дж. Марстона
Восьмой, девятый и десятый день плавания прошли без особых событий в той же борьбе за жизнь. Дул сильный попутный ветер и лодка медленно продвигалась к цели. Жизненные силы команды «Кэрда» уменьшались, и Шеклтон ввёл в обязанность готовить горячее молоко в течение почти всей ночи. 2 мая Макниш перестал вести судовой журнал[30].

На одиннадцатый день плавания (5 мая) начался сильный северо-западный шторм, который в конце дня сменился юго-западным. Путешественники, которые и так постоянно находились на грани жизни и смерти, в этот день столкнулись с невиданным до этого испытанием.

В полночь я был на румпеле, когда вдруг заметил полоску чистого неба между югом и юго-западом. Я сказал остальным, что небо очищается, а затем, мгновение спустя, понял, что то, что я видел, было не просветом в облаках, а белым гребнем огромной волны. За двадцать шесть лет плавания по океанам я никогда не сталкивался с такими гигантскими волнами. Это было могучее поднятие океана, вещь довольно обособленная от больших белоголовых волн, которые были нашими неустанными врагами много дней. Я закричал: «Ради всего Святого, держитесь! Боже!» Потом наступил момент неизвестности, который, казалось, тянулся часы. Нас окружила белая нахлынувшая пена. Мы почувствовали, что нашу шлюпку подняло и бросило вперед, словно пробку в бушующий прибой. Мы находились в кипящем хаосе воды, но почему-то, несмотря на это, лодка жила, наполовину полная воды, со смертельной осадкой, содрогаясь под малейшими порывами ветра. Мы откачивали воду с энергией людей, сражающихся за жизнь, вычерпывая воду во все стороны всем, что только попадалось под руки, и через десять минут неопределенности почувствовали, что лодка снова живёт[31].
Напряжение почти двухнедельного плавания брало своё. Тогда же Шеклтон отметил, что «плотник страдал особенно, но показывал твердость духа. Винсент ещё на прошлой неделе перестал быть активным членом экипажа… Маккарти был слаб, но всегда счастлив». 6 мая погода прояснилась, и Уорсли смог в третий раз определить их положение — «Кэрд» находился не более чем в ста милях от Южной Георгии. Но на долю путешественников выпала новая и самая страшная напасть, что может поджидать моряков — жажда. Пресная вода подходила к концу, а одна из двух бочек с питьевой водой, что они взяли с собой, оказалась повреждена во время погрузки в шлюпку — в неё попала морская вода, сделав воду солоноватой и ещё больше усиливавшей жажду.

Этот день и день следующий мы провели словно в одном сплошном кошмарном сне. Рты пересохли, языки распухли. Ветер был все ещё силен и приличное волнение вынуждало идти с осторожностью, но любая мысль об опасности со стороны волн подавлялась ощущением неистовой жажды. Единственными яркими моментами были те, когда каждый получал одну кружку горячего молока за долгие мучительные часы вахты[32].
Наконец, утром 8 мая в море появились первые признаки близости земли — пучки водорослей и бакланы, а в 12.30 сквозь разрыв в облаках Маккарти увидел темные скалы Южной Георгии. «Мы смотрели друг на друга с глупыми ухмылками. Одна мысль была: „Мы это сделали.“»[33] Однако, когда они приблизились к высоким скалам побережья острова, прибой не позволил высадится немедленно, и им ничего не оставалось, кроме как лечь в дрейф и ждать утра. «Но в 5 часов утра ветер сменился на северо-западный и быстро усилился до урагана, с равным по силе которому никто из нас никогда не сталкивался.» Более 24 часов они были вынуждены сражаться с ураганом в постоянной опасности быть выброшенными на скалистый берег Южной Георгии или берег не менее опасного острова Анненкова[34].

И только к вечеру 10 мая, уставшие до состояния полной апатии, путешественники смогли высадиться в небольшой бухточке (ныне бухта Кейв Коув[en]) в устье залива Кинг Хаакон Бэй[en]. «…через минуту или две мы были внутри, и в сгущающихся сумерках „Джеймс Кэрд“, проскользив на волне, мягко коснулся берега. <> Мы услышали булькающий звук, который был самой сладкой музыкой для наших ушей и, оглядевшись, обнаружили почти прямо под ногами ручей с пресной водой. Мгновенье спустя мы стояли на коленях, поглощая большими глотками чистую ледяную воду, которая влила в нас новую жизнь. Это мгновенье было волшебным»[35]. Историк Кэролайн Александер по этому поводу отметила, что «Они вряд ли тогда могли знать или думать о том, что впоследствии в самых скромных оценках авторитетов плавание на „Джеймс Кэрд“ будет названо одним из величайших путешествий, совершённых на лодке»[36].

Тогда уж в тему один хороший анекдот:

Идет лекция в ВУЗЕ. Профессор рассказывает о римских легионерах.

- Ну, и касается того, что, мол, войска годами пребывали в походах, и это сплачивало воинов настолько, что они, как правило, влюблялись друг в друга. И это поощрялось, ибо легионер потерявший друга и любовника в одном лице, был беспощаден к врагу и мстил за убитого.
И тут один очкастенький щуплый студент хихикает:

- Значит, легионеры были гомиками?

Профессор тяжело вздохнул, снял очки, посмотрел на выскочку и говорит:
- Гомики, говорите? Да не дай вам Бог, милый юноша, повстречаться хоть с одним таким гомиком лицом к лицу. Нет, мой юный друг, это не были , как вы изволили выразиться, гомики! Это были настоящие БОЕВЫЕ ПИДАРАСЫ!!

Я так 8 лет жил офицером с семьёй на точке. И ни чего, два сына растут, внучек мне приносят периодически пообщаться.

помнится, когда почитал про всяких разных полярников, которые хотели канаду обойти с севера, я так неслабо охуел. для людей "перезимуем полгода в этой землянке" было как для меня "дождик переждем".
я хоть и живу не на юге, но, блин, тепло люблю.

суки сами залезли во льды а потом сожрали всех собак и убили щенков

фильм недавно по этой истории смотрел, жаль названия не помню

Тоже вспомнилась история Террора и Эребуса. Ну и одноименный роман Симмонса.

суровые МУЖИКИ

Ну не уроды разве, приперлись пожрали наверно за это время кучу пингвинов и тюленей, еще и кота с собачками тово :(
имхо лучше бы было для всей цивилизации, еслиб они потонули нафиг до того как туда доплыли и все :(
или еслиб их сожрал ктулху а кота и собачек вернул :))

Это сообщение отредактировал StepnZap - 12.10.2015 - 01:23

Как раз сейчас дочитываю эту книгу )) Да в книге все НАМНОГО суровее описано но на удивление сюжет книги очень похож на эту историю. Начинаю подозревать что Дэн Симмонс как раз таки вдохновлялся этой историей.


Это сообщение отредактировал Zaramot - 12.10.2015 - 01:24

Напрасно.
В этой истории все выжили.
А Симмонс вдохновлялся этой историей https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AD%D0%BA%...5%E2%80%941847) , где все умерли.

Спасибо за ссылку! Очень познавательно даже не знал что книга основана на реальных событиях. Страшно даже представить в наше время как раньше приходилось первооткрывателям жить и выживать в таких невыносимых условиях...

Пароход во первых . А кто ноет на берег едет к х-м .

Нахер такие экскурсии.
Вот чего они реально добились,кроме как всю живность сожрать и корабль потерять?
А так да сильные люди,напоминающие рассказы Д.Лондона.Особенно жизнеутверждающий рассказ "Френсис Спейт",где оголодавшие матросы решили юнгой закусить.
Мне,сидящему в тепле,их не понять,хотя не под юбкой у мамы рос...

Ага, лучше бы он замерз и остался как экспонат потомкам.