39
Последним человеком из Советской России, который видел его живым, был известный журналист и писатель Генрих Боровик. В 60-х годах ХХ в. он представлял в США Агентство печати «Новости» и «Литературную газету». — У Керенского в доме 109 на 91-й стрит были спальня и кабинет. Естественно, не в собственности. Одна русская дама, вышедшая замуж за состоятельного американца, разрешила ему жить и работать там. Впервые мы встретились в ноябре 1966-го. Я увидел перед собой человека со знакомой некогда всей России стрижкой «ёжиком». Только «ёжик» с годами совершенно поседел. Всё-таки Александру Фёдоровичу было тогда 85 лет.
Ну и трудно было поверить, что говоришь с живым председателем Временного правительства. Это с одной стороны. С другой — этот образ сильно отличался от того карикатурного Керенского, который был преподнесён советским людям коммунистической пропагандой. Все мы, например, были уверены, что, когда случилась Октябрьская революция, он бежал из Зимнего дворца в женском платье.
Видимо, эта неправда жгла ему сердце и через 50 лет. Поэтому первое, что он сказал мне, было:
— Господин Боровик, ну скажите там в Москве — есть же у вас умные люди! Ну не бежал я из Зимнего дворца в женском платье!
- Александр Фёдорович, но это же не большевики придумали, — ответил я. — Об этом впервые написал младший брат начальника юнкерской школы, которая должна была оборонять Зимний…
— Да они ж меня все ненавидели и ненавидят! — взорвался Керенский. — Они ж монархисты… Вы знаете, как они меня называли? «Александра Фёдоровна»! Они намекали на то, что я якобы спал на кровати императрицы Александры Фёдоровны. А я, клянусь Богом, там не спал!
Потом разговор дошёл и до действительно серьёзных вопросов. Например, о причинах победы большевиков, которые в 1917-м были второстепенной партией. Как позже напишет Бердяев, все их вожди тогда могли усесться на одном диване. Причина, по мнению Керенского, заключалась в том, что монархисты ненавидели Временное правительство больше, чем большевиков. Они не понимали их силу и недооценили проникновение марксистских идей в народ и армию. Керенский мне рассказывал, что когда в Зимнем юнкерам выдавали табельное оружие, они становились в очередь по несколько раз.
Получали не один пистолет, а два или три. Лишнее оружие продавали большевикам. Идея была такая: свергнуть Керенского, олицетворявшего для монархистов образ ненавидимой ими демократии, руками большевиков. С победителями потом предполагалось расправиться в две недели. «Но две недели, — как с горькой иронией говорил Керенский, — растянулись на 50 лет».
Позднее выяснилось, что на 70, но тогда, в 1966-м, об этом ещё никто не знал. Я пообещал Керенскому написать всё, как было, и слово своё сдержал. Правда, очерк из «Литературки» велел снять Главлит.
Что меня ещё удивило в бывшем председателе Временного правительства? Керенский был полностью в курсе того, что происходило тогда в СССР, он читал многие советские газеты и журналы. Меня, например, он знал заочно — по публикации в «Огоньке» очерка о встрече с Хемингуэем.
Несмотря на долгие годы эмиграции, говорил он по-русски совершенно правильно, без малейшего акцента, лучше, чем многие из нас говорят сейчас. И вообще, он производил впечатление умного и достаточно искреннего человека, горюющего по поводу того, как сложилась его биография. Например, вспоминая о том, что в годы революции он был прекрасным оратором (даже на фоне таких мастеров, как Троцкий и Ленин)
Керенский вдруг воскликнул:
— Ах, если бы тогда было телевидение, никто бы меня не смог победить!
© Генрих Боровик.
yaplakal.com