Можно ли победить, завалив трупами?

К вечеру уже был в Муравьях, где разведчики мне рассказали, что во время обеда солдаты противника оставили одного пулеметчика дежурить, а сами ушли обедать. Этот дежурный схватил пулемет и быстро пошел в нашу сторону, изредка поднимая вверх свободную руку, сжатую в кулак.
Надо же, бежит в нашу сторону, да еще и кулаком грозит! Он один, а наших десять человек, да еще пулемет в его сторону направлен. Решили, пусть подбежит поближе, а там посмотрим.

Оказалось, это испанец, его "угроза" - поднятая вверх рука со сжатым кулаком - означала "не пройдет", что фашизм не пройдет. Испанец рассказал, что он республиканец и записался волонтером в армию, чтобы перейти к нам. Об этом факте в то время писала газета "Правда".

В порядке краткого итога боев за Муравьи следует отметить не только выгодные условия местности, где они проходили, крепкие стены, перекрытия и подвалы казарм.
Но и хорошо продуманную и организованную нашими командирами и, в первую очередь, командиром батальона капитаном Белоусовым оборону городка, его умелое руководство боем; хорошо обученный и подготовленный личный состав гарнизона Муравьев; четкое взаимодействие пехоты и артиллерии; твердость духа, высокая воля к победе, выработанные многими боями у воинов 305-й стрелковой дивизии.
В достатке было и боеприпасов всех видов. Сюда же следует отнести и своевременное оставление Дубровки, и закрепление всех сил этого участка в Муравьях.

Если бы мы приняли бой в Дубровке, состоящей из деревянных крестьянских домов, без всяких укреплений, и на нас бы обрушился такой же огонь, как и на Муравьи, мы бы все погибли, а противник почти безнаказанно захватил бы и Муравьи и все последующие деревянные деревеньки.

И таким образом выполнил бы свою задачу - расширить плацдарм до озера Ильмень. А дальше - прекрасное шоссе и железная дорога на Москву. Реальность такого развития событий была вполне очевидна для всех защитников муравьевских казарм - городка Муравьи." - из воспоминаний командира 5-й батареи 830-го ап 305-й сд А.Доброва.

Теперь с другой стороны:

""Образ бесстрашных гренадеров, со стальным лицом противостоящих превосходящему противнику, годится скорее для пропаганды ореола стойкости, но он далек от истины. Ведь совершенно очевидно, что у солдат случается истерика, наступает шок, их охватывает оцепенение, переходящее в панический ужас.
Генерал Фриц Линдеманн вынужден был об этом поведать еще под Гайтолово. Тогда это были тревожные симптомы реакции на условия, превышающие возможности человеческого организма. Тогда такие случаи еще были единичными.
Но мы знаем, что затем все чаще имели место паника и бегство, игнорирование приказов стоять до конца и открытое неповиновение. Неправда, что офицеры высокого ранга оставляли без внимания такие кризисные ситуации.
Докладная записка генерала Томашки, командира 11-й пехотной дивизии, является примером того, каким тяжким грузом лежала на многих из них ответственность и какое внимание уделяли они заботе о личном составе.
Хотя, правда, был также один из немецких генералов, командовавший на берегах Невы, который бойко рапортовал, что "будет и дальше сражаться, даже если для пропитания всей его дивизии потребуется лишь одна полевая кухня".

Из Доклaдной зaписки генерaлa Зигфридa Томaшки, комaндирa восточно-прусской 11-й пехотной дивизии - элитного соединения вермaхтa. Нaпрaвляется служебным порядком с грифом "Совершенно секретно".
"Любовь к Отечеству, воля к победе, чувство долгa и повиновение вдохновляют войскa идти нa сaмые большие жертвы. Но этa готовность жертвовaть собой не гaрaнтирует успехa, если для этого больше не остaется боеспособных сил…

Фронтовики, отличившиеся в боях, сомневaются в компетенции немецкого комaндовaния. Они не понимaют, почему больше не соблюдaется принцип, прививaемый кaждому офицеру, что восстaновление истрaченных сил является предпосылкой к достижению успехов.
Конечно, с помощью пропaгaндистской рaботы можно кое-чего добиться. Но ею ни в коем случaе не удaстся вновь сделaть солдaтa боеспособным, если он выведен из строя из-зa перенaпряжения своих сил. Это зaкончится кaтaстрофой."
Имели место и такие случаи, как с одной из рот 18-го штурмового батальона, когда солдаты пошли в контратаку, не имея не единого патрона в карабинах, лишь примкнув штыки к ним. Но были ведь и целые батальоны, отступавшие с демонстративно открытыми пустыми подсумками и коробками для боеприпасов, где солдаты не обращали внимания на офицеров, орущих на них и проклинавших все на свете.

Были также подразделения, разбегавшиеся в разные стороны при массированном артиллерийском обстреле. Эти картины заставляют с горькой усмешкой вспоминать бравые парады немецких полков на Центральной аллее Восток - Запад в Берлине.
В журнале боевых действий 132-й пехотной дивизии написано, к примеру, о группе солдат из соседней 1-й пехотной дивизии, которых ей придали после того, как были выведены из строя все командиры. Мы узнаем, как тридцать человек были собраны энергичным фельдфебелем, распределены сообразно их квалификации и отправлены на передовую.
Но были выявлены также явно выраженные случаи "морального разложения личного состава". Двадцать человек воспротивились попыткам собрать их и разбежались. Все они "производили впечатление морально подавленных и опустившихся людей, у которых уже просматривались большевистские повадки". Что имеется в виду под "повадками", неясно, и, пожалуй, это можно обосновать бытующим в то время образом врага.

На другой странице журнала говорится: "...столь малый боевой состав можно объяснить тем, что под воздействием продолжавшегося весь день артиллерийского обстрела солдаты небольшими группами отходили назад".
Более понятным языком это можно выразить так: измотанные боями, смертельно усталые, измученные солдаты больше не в состоянии видеть, как гибнут их товарищи один за другим. У них не выдерживают нервы.

Тот, кто однажды пережил жестокий артиллерийский обстрел, находясь в лесу, когда сверху сыплются осколки и нет никакой возможности укрыться от них, кто видел человеческие тела, из которых осколки, подобно птицам-стервятникам вырывают целые куски мяса, - этот человек быстро доходит до критического состояния, когда уже больше нет сил переносить такие моральные нагрузки.
В подобных ситуациях разгораются тлевшие до сего времени конфликты между командирами и подчиненными, которые полны решимости свести счеты со своими начальниками в суматохе боев. Образ унтер-офицера Химмельштосса созданный Ремарком существовал ведь во все времена.

И когда новый офицер принимал командование, то старослужащие интересовались: "есть ли у него офицерский спортивный значок?", имея в виду "Железный крест 1-й степени". Или спрашивали, "не болит ли у него шея?", - подразумевая его стремление повесить на ленточке на грудь "Рыцарский крест".
Командиры, мечтающие о славе, всегда несут с собой повышенный риск, а это уже означает возросшую опасность для здоровья и жизни подчиненных. Поэтому можно понять тех, кто клялся отомстить за своего друга, ставшего жертвой и погибшего из-за тщеславия начальника.

Одна из вдов описывает, как ее муж спустя десятилетия после окончания войны отказывался от участия в ветеранских встречах одной из дивизий "Северного фронта", так как предполагал встретить там своего бывшего хауптфельдфебеля. Он опасался, что потеряет самообладание и осуществит то, что раньше ему не удалось. Тогда он хотел его убить.
Другая немка вспоминает: "Мой муж как-то в запальчивости резко ответил своему капитану. У офицера было туго с юмором, и он позаботился о том, чтобы моего мужа осудили и упекли в штрафную роту. Там он вынужден был валить лес в самых тяжелых условиях.
Я была в отчаянии. Но затем получила от него письмо, написанное на бересте. Он сообщал, что наконец вновь может дышать спокойно под сенью зеленого леса, щебетанье птиц, а главное, больше не будет видеть ненавистное ему лицо!

Мой муж впоследствии получил несколько боевых наград, став командиром, которого уважали и любили солдаты. Может быть, это произошло именно благодаря тому, что он почувствовал на себе, что означают подобные негодяи".

Командир одной из рот 21-й пехотной дивизии Херцберг пишет: "Болотный дух, перемешанный со стойким и сладковатым запахом трупного гниения, особенно чувствовался при жаркой погоде уходящего лета. И все это на фоне искромсанных деревьев, заполненных водой огромных воронок, своими размерами напоминающими деревенские пруды, а также на фоне земли, перемешанной с грязью, неразорвавшихся снарядов крупного калибра, полета трассирующих пуль и лежащих вокруг деревьев.
Все это требовало присутствия солдат с крепкими нервами, которые могли бы сразу же свыкнуться со столь ужасными картинами, сохранив при этом холодную голову. Для этого необходимо было… притупление чувств, еще не свойственное 376-го полку. Несколько минут солдаты пребывали в нерешительности, а потом бросились бежать прочь, прямо под заградительный огонь".

8 января 1944 года 540-й батальон особого назначения (штрафной батальон) отводится из района Грузино, где находится крохотный, обильно политый кровью немецкий плацдарм на Волхове. Смена для долгожданного отдыха! Но грузовики спешат в направлении Синявино.
Это все равно что попасть из огня да в полымя. Однако затем солдат 540-го штрафного батальона переправляют в еще более опасное место. Началось советское наступление с целью окончательного освобождения Ленинграда от блокады, поэтому немцы направляют все свои силы против развернувшихся ударных армий "красных".
19 января солдаты-штрафники попадают юго-западнее Ленинграда в окружение вместе с остатками других разбитых частей. 21 января из 550 штрафников в строю еще оставались 40 человек. Остальные были убиты или ранены.

Это сообщение отредактировал DokBerg - 25.06.2018 - 14:47

том, как батальон перебрасывался к месту своего последнего боя перед воротами Ленинграда, рассказывает Т. Герберт, офицер 540-го штрафного батальона: "Я сидел в кабине грузовика и мог оттуда все видеть. У солдат, слава Богу, не было такого обзора. Тот, кто хоть раз проезжал там по лежневой дороге в направлении линии фронта, тот никогда этого не забудет. По обеим сторонам "лежневки“ мелькали одно за другим солдатские кладбища. Один деревянный крест сменялся другим таким же крестом. Здесь не требовалось давать воли своему воображению!"

1-я авиаполевая дивизия, неопытная, но великолепно вооруженная, бросается бежать. В это же самое время в 10 километрах западнее Новгорода формируется боевая группа под командованием майора фон Ойенхаузена. Тут появляются первые из беглецов. Майор преграждает им путь с помощью всех своих офицеров и унтер-офицеров и вынуждает их остановиться, "в том числе под угрозой применения огнестрельного оружия".
Слово "отход" воскрешает в памяти ужасные сцены: запруженные дороги, забитые под завязку места размещения личного состава, разбитые пункты управления и нарушенные пути снабжения. К этому добавляются панические донесения и слухи, распространяющиеся молниеносно.
Сюда же следует прибавить нервозность, крики и дикую перебранку между офицерами, сопровождающими транспорт, и начальниками колонн. А затем арьергардные бои, акции с участием безвестных одиночных бойцов, вскипающая ярость с обеих сторон, разыгрывающиеся драмы, в ходе которых не остается живых свидетелей.

Убитые продолжают лежать в окопах, засыпанные землей, если их не удается вынести назад. Легкораненых уносят, а тех, кто получил тяжелое ранение и кого нельзя вынести из-за отсутствия санитаров, перевязывают и оставляют лежать в надежде на милость атакующих или же в ожидании последнего выстрела от них.

Линии фронтов противников подходят настолько близко друг к другу, что, кажется, сливаются воедино. Перед Дудергофскими высотами, взятыми в результате контрудара штурмовым батальоном 18-й армии, а затем вновь оставленными из-за разбросанности огня немецкой артиллерии, разыгрываются ночные бои в многоэтажных домах, где подвалы и этажи попеременно занимаются немцами и русскими.
Впечатления немцев, мужественно, но без всякой надежды на успех сопротивлявшихся наступающим войскам русских, напоминают о тех ужасах, которые испытали на себе красноармейцы во время отступления в начале немецко-русской войны два с половиной года назад.
Тогда немцы ликовали, что "заставили врага бежать без оглядки". С удовлетворением сообщали они о том, "как разбегается противник, какая дикая паника царит при этом и какими измученными, истерзанными и безвольными выглядят эти русские существа".
Теперь же немцы испытывают нечто похожее на себе, и как всегда в таких катастрофах остаются целыми и невредимыми как раз те, кто заварил всю эту кашу." - пишет федфебель 18-го штурмового батальона состоявшего из добровольцев (особого подразделения 18-й армии вермахта) Х.Стахов.

https://oper-1974.livejournal.com/959732.html#cutid1

"К вечеру мы вышли к частично разрушенной небольшой деревушке, но в ней нашлось несколько неповрежденных домов, в которых вполне можно было стать на постой. Повсюду были багажные вагоны и сани, и несколько наших солдат в меховых шинелях выполняли обязанности караульных.
Мы попрыгали вниз, одеревеневшие и неуклюжие. Подошел лейтенант, и наш непосредственный начальник, жилистый, маленький унтер-офицер, отдал рапорт. Лейтенант бросил на нас мимолетный взгляд.
- Значит, вы - новенькие. Идите туда, к той группе домов. Доложите унтер-офицеру. Он разместит вас где?нибудь вместе с другими. И не теряя времени ложитесь спать! Мы выходим на позиции на рассвете.
Предназначенная нам изба была заполнена, и в ней пахло потом и чаем из мяты. Спертый воздух был таким тяжелым, хоть режь ножом, но, по крайней мере, было тепло, даже до тошноты тепло. Не было и следа бывших владельцев: либо они сбежали, либо были убиты.

Мы нашли себе место в числе последних и сгрудились на полу; негде было вытянуться. Другие едва обратили на нас внимание. На ужин была пара толстых бутербродов с сосисками, которые остались от нашего походного пайка, и кружка горячего чая.
Чай имел вкус мяты и бог знает чего еще. На улице была кромешная тьма, но за линией фронта все время виднелись всполохи света, как во время грандиозного фейерверка. Грохот не прекращался, оконные стекла все время подрагивали, а пламя наших коптящих свечей тревожно мерцало.

Я начал страстно желать наступления утра, с дьявольской заварухой впереди, а также с моей собственной смертельной усталостью. Прижав лоб к поджатым ногам, я изо всех сил старался задремать, но бесполезно: мне нужно было вытянуться. Даже старина Францл был неспокоен.
Очевидно, Пилле прекратил попытки заснуть, как бесполезное занятие; он был поглощен разговором с Вилли, который они вели шепотом. Большинство остальных ребят крепко спали, некоторые в самых неудобных позах.
Было видно, что эти фронтовики-ветераны бывали и в худших условиях. Но теперь мы присоединились к ним, мы были среди тех, которых по возвращении домой назовут "наши герои".

Поэтому мы собирались стать героями. Притягательное слово, даже чарующее. Мы берем штурмом город, а через несколько часов весь мир узнает обо всем этом, а по возвращении домой мои родные и близкие будут говорить: "Наш Бенно был там, он был в этом снегу".
А если я получу награду, все будут благоговейно перешептываться: "Видишь того парня там? Вот это настоящий мужчина". А если мне доведется умереть, это будет славная смерть: смерть героя на поле брани.
Кроме того, человек не может жить вечно, и ни один настоящий мужчина не умирает в постели. Взять некролог - с честью почил... Ну и пусть, мои родители смогут с полным правом говорить: "пожертвовали сыном" во имя Отечества.
Я знал, что во всем этом не было и слова правды. Мои родители будут убиты горем, а вовсе не горды мной. А как же с этой смертью героя и так далее? Я вспомнил унтер-офицера Вюрма и того повара из Гамбурга, лежащих на дороге, и ту жуткую груду тел в укрытии всего несколько часов назад: их пришлось по кускам собирать лопатой для того, чтобы похоронить.

И что по поводу тех трех повешенных? То, как они раскачивались на своих веревках, светлые волосы девушки над ее обнаженным телом и эти синеватые ноги... Боже Всемогущий, почему мы все должны стать героями? Но тут у нас нет выбора. Большинство из нас были уверены, что их убьют.
Но кого из нас? Может быть, того темноволосого солдата регулярной армии, который во сне чешет свой нос, или того хрюкающего парня с вытянутой, как пуля, головой, с четырехдневной щетиной на лице, или того лопоухого унтера? Может быть, им окажется рыжеволосый Вилли? Или даже я сам? Но кто, кто, кто?

Вот он сидит на корточках, негодник, и, несмотря ни на что, сладко спит. Его шапка сползла на нос, а пальцы сплетены на манер пряжки на его внушительном животе. Один из соседей повернулся и толкнул его. Шейх что? То - сердито проворчал и ткнул парня, но старослужащий продолжал себе храпеть, хотя и сменил позу.
Затем Шейх сел прямо, как болт, моргая, и зевнул до слез в глазах. Кивнув в направлении линии фронта, он посмотрел на меня многозначительно и сказал: - Что за адский грохот!
Только теперь я заметил, что шуметь там стало гораздо сильнее. Грохот теперь стал непрерывным. От взрывов более тяжелых снарядов наши свечи подрагивали, как будто они тоже боялись. - Ночная атака, - сказал человек с забинтованной головой, бинты на которой уже стали грязными.
Шейх наклонился вперед. - Как это далеко отсюда? - спросил он шепотом. - Ну, я думаю, километра два с половиной, - ответил тот, растягивая слова. - Но если эти ребята прорвались, мы с таким же успехом можем занять позиции прямо здесь.
Пилле обернулся. - А что это вообще за подразделение? - поинтересовался он. Тот человек устроился поудобнее. Он не спеша достал короткую трубку с порядком искусанным мундштуком.
- Что за подразделение? Веришь ли: это база моторизованного полка. Мы из третьего батальона. - Он сделал паузу. - Полагаю, у тебя возникнет вопрос: а где же чертовы грузовики? Так вот, их уже нет. Русские все их уничтожили. У нас теперь только сани с лошадьми. Вообще-то нам они и нравятся больше.

Понимаю неуместность шутки, но видимо, наши воины, узнав, какой враг к ним приближается, дрались особенно жестко.

У него была такая же медленная манера говорить, как у Ковака. Пилле указал большим пальцем на окно: - А как там вообще на самом деле? Всегда вот так? Человек с повязкой отрывисто хохотнул и оглядел нас одного за другим: - Вы, парни, никогда раньше не были на фронте? Ну, все, что я могу сказать: вы чертовски хорошо проведете время.
Он задумчиво уставился на свою маленькую трубку и продолжал: - Нет, совсем не нужно поддаваться панике. Вы скоро к этому привыкнете. И совсем не так все ужасно, как нам кажется отсюда.
Худой, с глазами навыкате фельдфебель, обросший бородой, приподнялся и наклонился, опираясь на свои длинные, костлявые руки. - Что ты несешь, дурак? Не так плохо? Никогда не знал, что ты дурень. Послушайте его - не так плохо! Что ж ты ему не скажешь, почему у тебя эта тряпка на черепе?
И когда его оппонент ничего не ответил, он продолжал: - Очень хорошо, тогда давай я скажу. Это было прямое попадание. Кортен там отделался царапиной, но пятерых человек из нашей роты как не бывало.
Олке был в их числе, ветеран. Всегда говорил, что в него никогда не попадут. Имел право так говорить - у него осталась старая мать, за которой некому ухаживать.

- Ты закончил, Зандер? – проворчал человек с повязкой. Но лупоглазый продолжал говорить: - Прошлым летом мы громили русских в пух и прах, почти играючи. Потом пришли холода и снег, где они в своей стихии. Теперь уже они атакуют, а мы барахтаемся тут в сугробах целый день и стонем от жестокого холода.
Мы маемся так уже месяцами. Мы несем потери за потерями. Слышите этот шум? Ночные атаки - в этом русские спецы. Но говорю вам, это как бой с тенью, и, прежде чем ты это осознаешь, нож уже будет у тебя между ребер. А потом, их танки...
Кортен хотел сказать, но Зандер негодующе покачал головой и повысил голос: - Вы когда-нибудь видели танк с советской звездой в движении? Если нет, то вам будет на что посмотреть! А когда услышите лязг их гусениц и броситесь в снег, то вспомните меня. И вспомните также этого сопляка тут, который говорит, что на фронте не так уж плохо.
Вы не сможете отделаться от мысли, что этот монстр движется прямо на вас. Он ползет вперед очень медленно, проходя всего какой-нибудь метр в секунду, но идет прямо на вас, и с этим ничего не поделаешь.
Ваша винтовка бесполезна - вы можете с таким же успехом плюнуть на свою ладонь. Кроме того, и в голову не приходит стрелять. Вы просто замираете, как мышь, хотя чувствуете себя так, будто кричите от ужаса.
Боитесь и пальцем пошевелить, чтобы не разозлить зверя. Вы себе говорите, может быть, вам повезет, может быть, он вас не заметит, может быть, его внимание отвлечено на что-нибудь еще. Но затем возникает новая мысль, что вдруг удача отвернулась от вас и он ползет прямо на ваш окоп, и вы уже ни живы ни мертвы.

Вот когда вам нужны нервы, такие крепкие, как стальные тросы. Я видел, как Хансман из девятой роты попал под гусеницы Т-34. Он вырыл себе недостаточно глубокий окоп - смертельно устал, чтобы копать. Танк слегка отвернул от своего курса, ровно настолько, чтобы снять слой земли, и утюжил его вдоль и поперек. В следующую минуту человека сровняло с землей.

Окно слегка вздрогнуло. В неожиданно воцарившейся тишине Кортен, парень с перевязанной головой, попыхивал трубкой. Затем он спросил:
- Вы, ребята, откуда?
- База снабжения, арьергард.
- Вас перевели?
Пилле в замешательстве глотнул воздух.
- Мы попросили, чтобы нас перевели, - сказал он наконец.
Эта реплика заставила Зандера оживиться:
- Что я слышу? Вы попросились сюда? Господи Иисусе, я умру от смеха! - Он грубо и цинично хрипло захохотал, нервно поглаживая свою поросль на лице. - Значит, вы из этих ярых идеалистов? Хотите умереть за Отечество, в этом ваша идея? Или же вы хотите снискать себе лавры? Может быть, играете в героев?
Как будет смотреться Железный крест 2-го класса? Милая маленькая орденская лента! Или, может быть, вам хочется Железный крест 1-го класса? Разве вашим папашам не будет приятно! Будьте спокойны, вы его получите... Я это гарантирую…

Зандер наклонился вперед, от чего отвернулась левая половина его кителя, и только теперь мы увидели несколько наград на левом нагрудным кармане, Железный крест 1-го класса под ними. Зандер снял орден и, презрительно скривив губы, бросил Пилле на колени.
- А вот и крест, - сказал он. - Ты можешь поносить его в свой черед.

В замешательстве мы взглянули сначала на Зандера, а затем на Пилле. Пилле сидел как истукан, изумленно глядя на орден, как будто он был чем-то потусторонним. Боже Всемогущий, что же за человек этот Зандер? Затем Ковак взял крест и бросил его обратно Зандеру.
- Будь осторожней, ты, лупоглазый святой, - проворчал он своим утробным голосом. - Отстань от этих ребят. Они самые лучшие, поверь мне. Смотри не обожгись на этом...
Но Зандер только усмехнулся и лег на место. Мы снова повалились на пол. Шейх громко рыгнул. Франц вытянулся и захрапел. Гром тяжелых орудий не был далеким.
Я чувствовал, как дрожит пол. На мгновение Зандер опять сел и окинул нас внимательным хмурым взглядом. Затем кто-то задул последнюю свечу." - из воспоминаний ефрейтора спецроты автобата 60 моторизованной дивизии вермахта Бенно Цизера. 6-я армия.

60-ю моторизованная дивизия. Дивизия принимала участие в операции Барбаросса, продвигаясь через Умань и Днепр в рамках первой танковой армии (командующий генерал фон Клейст). Так же принимала участие в нападении и оккупации Ростова-на-Дону, пока не была выбита вместе с другими немецкими войсками на реке Миус. В серии оборонительных боев зимой 1941-1942 года дивизии удалось удержать свою позиции. В марте 1942 года принимала участие в боях под Харьковом.
Позже в 1942 году дивизия была переведена под Сталинград, принимала участие в боях, в конце 1942 года попала в окружение под Сталинградом и уничтожена. В середине 1943 года был издан приказ о её расформировании.

Ну судя по всему, берг изучает историю именно по таким источникам
Потом постит кусок текста, указав в качестве источника страничку из ЖЖшчки, вместо того, что бы указать истинного автора и название книги.

Это сообщение отредактировал Walter08 - 25.06.2018 - 15:16

Итожа можно понять - немцам та война прогулкой не показалась, в мемуарах немцев нет точных указаний - как их русские трупами завалили. А вся эта погань - от наших отечественных бабченок.

Характерный рисунок.

К слову - нас удивляло то, что мы находили реально палки с штыками - и даже вначале думали, что и впрямь наших так вооружали. Правда смущало, что там и винтовки валялись.

Сильно потом узнал, что это самодельный импровизированный щуп для поиска мин.
Широко использовался нашими, особенно для поиска мин в снегу.

И да - таким слоем наши не лежали. Даже в Мясном Бору не видал такого. разве что в санбате, который немцы там уничтожили, добив раненых.

Теперь у меня уже никаких сомнений нет - раньше еще были сомневалки, а сейчас кончились.

Каждый, кто рассказывает про наши победы, что типа неправильные они были и трупами завалили - либо сознательная проплаченная гнида из врагов, либо непроходимый идиот, не умеющий сложить дважды два.

Так что начатую ранее тему

https://www.yaplakal.com/forum2/topic1308917.html

Можно считать закрытой.
Наши победили комплексно - и умением и качественным оружием и мужеством и упорством и воинской смекалкой.

А вот с фрицами все очень и очень забавно - особенно если учесть, что свои потери они не знают, государственного уровня данных нет. а что Гилебрандт, что Оверманс врут нагло и беспардонно.

Что характерно - ровно так же врут и те же иностранные ситорики.

Простой пример - англичане заявляют, что гарнизон Берлина был в 40 тысяч, а нашим только в плен сдалось после капитуляции порядка 135 тысяч немцев в Берлине. При том наши отпускали сопляков совсем уж малых и старых очень уж пердунов за 70 которым было.

Потому, уважаемые читатели - не верьте всякой сволочи. не надо. Наши дедушки и прадедушки были молодцами и такого зверя заломали, что этим надо гордиться.

Не будем гордиться - нас опять обберут и облапошат.