В ПСС нет такого текста в письме от 27 июня 1890 г.
Под этой датой есть Письмо Суворину: " 844. А. С. СУВОРИНУ
27 июня 1890 г. Благовещенск.
27 июнь. Благовещенск.
Здравствуйте, драгоценный мой! Амур очень хорошая река; я получил
от него больше, чем мог ожидать, и давно уже хотел поделиться с Вами
своими восторгами, но канальский пароход дрожал все семь дней и мешал
писать. К тому же еще описывать такие красоты, как амурские берега, я
совсем не умею; пасую перед ними и признаю себя нищим. Ну как их
опишешь? Представьте себе Сурамский перевал, который заставили быть
берегом реки, — вот Вам и Амур. Скалы, утесы, леса, тысячи уток, цапель
и всяких носатых каналий, и сплошная пустыня. Налево русский берег,
направо китайский. Хочу — на Россию гляжу, хочу — на Китай. Китай так
же пустынен и дик, как и Россия: села и сторожевые избушки попадаются
редко. В голове у меня всё перепуталось и обратилось в порошок; и
немудрено, Ваше превосходительство! Проплыл я по Амуру больше тысячи
верст и видел миллионы пейзажей, а ведь до Амура были Байкал,
Забайкалье… Право, столько видел богатства и столько получил наслаждений, что и помереть теперь не страшно. Люди на Амуре
оригинальные, жизнь интересная, не похожая на нашу. Только и разговора,
что о золоте. Золото, золото и больше ничего. У меня глупое настроение,
писать не хочется, и пишу я коротко, по-свински; сегодня послал Вам
четыре листка об Енисее и тайге * , потом пришлю о Байкале, Забайкалье и
Амуре. Вы не бросайте эти листки, я соберу их и по ним, как по нотам,
буду рассказывать то, что не умею передать на бумаге. Теперь я пересел на
пароход «Муравьев», который, говорят, не дрожит; авось, буду писать.
Я в Амур влюблен; охотно бы пожил на нем года два. И красиво, и
просторно, и свободно, и тепло. Швейцария и Франция никогда не знали
такой свободы. Последний ссыльный дышит на Амуре легче, чем самый
первый генерал в России. Если бы Вы тут пожили, то написали бы очень
много хорошего и увлекли бы публику, а я не умею.
Китайцы начинают встречаться с Иркутска, а здесь их больше, чем
мух. Это добродушнейший народ. <…>
С Благовещенска начинаются японцы, или, вернее, японки. Это
маленькие брюнетки с большой мудреной прической, с красивым
туловищем и, как мне показалось, с короткими бедрами. Одеваются
красиво. В языке их преобладает звук «тц». <…>
Когда я одного китайца позвал в буфет, чтобы угостить его водкой, то
он, прежде чем выпить, протягивал рюмку мне, буфетчику, лакеям и
говорил: кусай! Это китайские церемонии. Пил он не сразу, как мы, а
глоточками, закусывая после каждого глотка, и потом, чтобы поблагодарить меня, дал мне несколько китайских монет. Ужасно вежливый народ.
Одеваются бедно, но красиво, едят вкусно, с церемониями.
Китайцы возьмут у нас Амур — это несомненно. Сами они не возьмут,
но им отдадут его другие, например, англичане, которые в Китае
губернаторствуют и крепости строят. По Амуру живет очень насмешливый
народ; все смеются, что Россия хлопочет о Болгарии, которая гроша
медного не стоит, и совсем забыла об Амуре. Нерасчетливо и неумно.
Впрочем, о политике после, при свидании.
Вы телеграфируете, чтобы я возвращался через Америку. Я и сам об
этом думал. Но пугают, что это дорого обойдется. Перевод денег можно
устраивать не только в Нью-Йорк, но и во Владивосток, через Иркутск,
Сибирский банк, где меня принимали ужасно любезно. Деньги у меня еще
не вышли, хотя я трачу безбожно. На коляске я потерпел больше 160 рублей
убытку, и спутники мои, поручики, взяли у меня больше ста рублей. Но
едва ли все-таки понадобится перевод. Если будет нужда, то обращусь к
Вам своевременно. Я совершенно здоров. Судите сами, ведь уж больше двух месяцев я
пребываю день и ночь под открытым небом. А сколько гимнастики!
Спешу писать сие, ибо через час уходит «Ермак» обратно с почтой.
Это письмо придет к Вам в августе.
Анне Ивановне целую руку и молю небеса об ее здравии и
благополучии. Был ли у Вас Иван Павлович Казанский, молодой студент,
наводящий тоску своими выглаженными панталонами?
По пути я практикую. В местечке Рейнове на Амуре, где живут одни
только золотопромышленники, некий муж пригласил меня к своей
беременной жене. Когда я уходил от него, он сунул мне в руку пачечку
ассигнаций; мне стало стыдно, и я начал отказываться, уверяя, что я очень
богатый человек и не нуждаюсь. Супруг пациентки стал уверять, что он
тоже очень богатый человек. Кончилось тем, что я сунул ему обратно
пачечку и у меня все-таки осталось в руке 15 рублей. Вчера лечил мальчика
и отказался от 6 рублей, которые маменька совала мне в руку. Жалею, что
отказался.
Будьте здоровы и счастливы. Извините, что пишу так скверно и не
подробно. Писали ли Вы мне на Сахалин?
Купаюсь в Амуре. Выкупаться в Амуре, беседовать и обедать с
золотыми контрабандистами — это ли не интересно?
Бегу на «Ермак». До свиданья!
Спасибо за известие о семье.
Ваш А. Чехов.