Как из исходного сырья получается “Народный продукт”, он знал лишь в общих чертах и немногим больше, чем обычный обыватель, каждый день получающий продукцию Завода в универсамах.
Например, Митрич знал, что более дорогой “Volksprodukt”, хоть и носил немецкое название, делался тут же. В нем было чуть меньше пальмового концентрата и чуть больше загустителей и красителей. На этом фактические различия кончались, что никак не сказывалось на восприятии потребителями идентичных, по сути, товаров: один талон на “Volksprodukt” приравнивался к двум на обычный “Народный продукт”.
Митрич подошел к пульту запуска утилизатора и, не торопясь нажимать кнопку “пуск”, еще раз посмотрел на трупы сквозь грязное стекло, защищавшее оператора от брызг. Когда трупы утилизировались, из них могли вылетать осколки костей, ошметки внутренностей или куски кала.
Крови почти не бывало, если не считать смен, когда на утилизацию привозили граждан, достигших пост-пенсионного возраста. Большинство предпочитало в бессознательном состоянии вываливаться из лотка, предварительно нанюхавшись хлороформа, но некоторые бодро раздевались, аккуратно складывали одежду, словно перед купанием, и, перекрестившись или сказав что-нибудь вроде “наконец, отмучился”, самостоятельно залезали в “мясорубку”.
Каждые три дня Митрич тщательно чистил утилизатор, смазывал шестеренки, проверял работу агрегата на холостом ходу. Митрич любил мясорубку, любил свою работу, любил Завод. Сейчас, задумчиво рассматривая застывших в нелепых позах “бройлеров”, он вдруг четко осознал, что не хочет на пенсию.
Митрич нажал на красную кнопку и мясорубка завертела своими дисками. У одного из “бройлеров” лопнул уже надувшийся от трупных газов живот, выпустив белесую струйку пара. Не прошло и минуты, как от тел ничего не осталось. Колеса утилизатора вертелись теперь впустую, но Митрич не мог оторвать от них взгляда. Что-то невообразимо прекрасное и гармоничное ощущал он, следя за бесконечным вращением стальных дисков…
Чья-то рука хлопнула его по плечу. Митрич нажал на кнопку “стоп” и повернулся. Рука принадлежала начальнику цеха Крыму Алексеевичу, смекалистому и справедливому мужику, годившемуся Митричу в сыновья.
— Ну что, Митрич? — весело спросил Крым Алексеевич. — Все трудишься? До последнего? И опять без респиратора, — начальник добродушно погрозил пальцем.
Митрич скромно улыбнулся в ответ и неопределенно развел руками. Точнее одной рукой и одной культей. Левой руки ниже локтя он лишился много лет назад.
— Наш человек! — Крым Алексеевич еще раз похлопал Митрича по плечу, а затем протянул ему красивый листок из плотной бумаги. — На, читай!
Листок оказался почетной грамотой, которая выражала благодарность от имени Завода за достойный труд и подвиг дожития до пенсионного возраста.
— Ты ведь у нас первый за четыре года, кто до пенсии дожил, — сказал Крым Алексеевич. — До тебя Никифор был из крематория. А потом никого, — лицо начальника стало немного озабоченным. — Мне уж сверху-то говорят, мол, что это у вас Люди Труда мрут как мухи. А что я им отвечу? А? Что везде мрут? Токмо это не аргумент, сам понимаешь. Так что завтра — на пенсию. Утром придешь — мы тебе торжественные проводы устроим, вручим удостоверение ветерана Великого Отечественного Труда и кой-какой презент, а потом три года отдыха.
Начальник цеха говорил с таким воодушевлением, что чувствовалось, что он и сам хочет на пенсию. Впрочем, его желание побыстрее достичь пенсионного возраста компенсировалось нежеланием достигать постпенсионного возраста. Поэтому особой зависти по отношению к Митричу Крым Алексеевич не испытывал.
***
Спустя неделю пребывания на пенсии Митрич окончательно понял, что такое настоящая тоска.
Жил он буквально через дорогу от Завода, и поэтому каждый день часами сидел у окна и наблюдал за Его жизнью. Из-за бетонного забора, покрытого бесконечной колючей проволокой, на него смотрели черные окна цехов. Ритмично работали огромные перемешивающие агрегаты, издалека похожие на нефтяные качалки. Уверенно крутились шестерни основного конвейера. Непрерывно дымил заводской крематорий.
Митрич смотрел на выходящий из огромной трубы дым, поглощаемый свинцово-серым небом, и задумчиво вертел в руках почетную грамоту. ©
yaplakal.com