Бардак в любой стране грозит обвалом
хотя бы тем, что в чреве бардака
порой и мягкотелым либералам
с приятцей снится сильная рука.
Потом, как будто мыслящую кильку,
за мягкотелость отблагодаря,
она берет их, тепленьких, за шкирку
и набивает ими лагеря.
И Гитлер знал всем либералам цену.
В социализм поигрывая сам,
он, как циркач, вскарабкался на сцену
по вялым гинденбурговским усам.
Вот он у микрофона перед чернью,
и эхо отдается в рупорах,
и свеженькие свастики, как черви,
танцуют на знаменах, рукавах.
Вот он орет и топает капризно
с Европой покоренной в голове,
а за его плечами - Рем, как призрак,
мясник в скрипучих кругах, в галифе.
Рем думает: "Ты нужен был на время...
Тебя мы скинем, фюреришка, прочь..."
И бликами огня на шрамах Рема
играет эта факельная ночь.
И мысли Рема чувствуя спиною,
беснуясь внешне, только для толпы,
решает Гитлер: "Не шути со мною...
На время нужен был не я, а ты..."
А Рем изображает обожанье,
не зная, что его, как гусака,
такой же ночью длинными ножами
прирежет многорукая рука.
"Хайль Гитлер!" - обезумевшие гретхен
визжат в кудряшках, взбитых, словно крем,
и Гитлер говорит с пожатьем крепким:
"Какая ночь, партайгеноссе Рем..."
Евгений Евтушенко