66


Как-то раз, на заре нового тысячелетия, играли мы на гитаре в окрестностях Никольской церкви. Рядом есть такие одноэтажные торговые ряды с арками по типу "гостинки". Вот там и играли. Было лето, дело ближе к ночи, полумрак и дождь. Однообразная питерская монохромность, подчёркивающая своей серостью другое — яркие образы живущих в городе людей.
Подошла к нам шикарная девчонка с зонтиком:
— Ой, ебята, вы так клас-сьно поёте! Мгозно я с-сь вами постою?
Как шотландская колли, подбежавшая к стайке вислоухих дворняг, жрущих что-то у помойки, ага. Шмотки, макияж, духи. Всё по женскому фен-шую. Такую деваху пельменями и бутылкой водки домой не заманишь. Куда там... Ещё говор интересный, шепелявый, словно мягкий польский акцент, но с неким центральноафриканским подгунживанием. Знойная Барбара Брыльска в поисках своего Новосельцева.
— Как тебя зовут, красавица?
— Элвила, дья вас — Эля.
Мы спели ещё, угостили породистую деваху пивком. Эля, хоть от пива и не отказалась, держала марку, что, мол, скоро в Германию уедет на работу моделью. Ей обещали там золотые горы, но и здесь кормят неплохо. "Ну ок, Германия, так Германия", — подумали мы. Снова выпили, покурили, спели.
— А давайте я к вам нотевать пойду? — неожиданно предложила деваха, скромно прикрывая рукою рот. — С-сь мгеня злать и пить.
Тут все мы были жестко отформатированны, как сказал бы заядлый программист. К нам? В коммуналку с тараканами? Шотландская колли? Будущая звезда европейских подиумов?
— Да, в комгуналку, — подтвердила Эля и застенчиво потеребила зонтик.
Мы и пошли. Ночь обещала непрекращающийся моросящий дождь и небывалый фешенебельный разврат в густоначленённой квартире, представляющей историческую ценность. А ведь ещё и ста лет не минуло с тех пор, как в соседнем доме умер от голода поэт Блок; а если сто метров пройти, то синагога стоит за забором; если ещё три раза по сто, за Николку, то там дом, где Суворов преставился, жаль не дожил до ста полководец. Дела... Красотка забежала в лабаз, оставив нас с интересными лицами курить на улице, и через пять минут появилась с пачкой пельменей и бутылкой водки.
— Ну сто стоим, пойдём? — бойко чирикнула Эля, оборвав поток моих мыслей.
На кухне при тусклом свете одинокой лампы накаливания, висящей в сигаретном дыму без абажура, словно луна за облаками, лицо девушки волшебно преобразилось, оказалось несвежим, с какими-то грустными морщинками, скрытыми под толстым слоем косметики. А с зубами и вовсе беда. То, что мы принимали за милую польскую шепелявость, оказалось банальным свистом зубных форточек. Быстро захмелев, проститутка, а это была именно она, взяла гитару, зажала аккорд "Am" и, открывая редкозубый ротик, как младенец, запела песню собственного, наверное, сочинения:
"Мгой длуг погиб, погиб мой длуг, я платююю... Вода заливает отсек.... Тлиста фефнацатый... Я платююю... "
Закончив петь, проститутка посмотрела на нас, хмыкнула и глухо произнесла:
— В Гелманию... моделью... ага, блядь. Ебать мгеня, как с-сьюку-посасюку будут!
Проститутка лихо опрокинула в горло рюмку и жахнула посудой об стол. Обвела нас мутнеющим тревожным взором ещё раз:
— С-сь кем спать буду? Мгеня Катей зовут.
Спала она с самым общительным и смелым — "с-сь Сеёгой". Мы все впервые в жизни столкнулись с продажной любовью, хоть она и доставалась тогда бесплатно, потому запаниковали. Куртуазить с этим рассадником сифилиса и мандавошек разом перехотелось. Но свободных кроватей для гостьи у нас не имелось. Серега завернулся в одеяло, натянул его на лицо и всю ночь таращил в темноту глупые карие глазёнки, опасаясь покушений на свою интимную жизнь. А проститутка сладко спала, храпя, как трубадур, но с присвистом. Будто не была она проституткой, а была обычной дворовой девчонкой, которая пела под гитару с дворовыми пацанами, ела пельмени, пила водку, а сейчас мирно спала в полной коммунальной безопасности. Просто так бывает, так вышло...
Размещено через приложение ЯПлакалъ