247
На глазах у всего дома Полушкин снялся с балкона своей квартиры, расположенной на девятом этаже. Расправил крылья, пролетел двести метров. Сел на крышу магазина. Вынул из кармана бутылку, выпил. Стал громко выражать сомнения относительно государственного строя.
Двое полицейских забрались на крышу, но Полушкин взмахнул крылами и перепорхнул на парикмахерскую. С парикмахерской – на пекарню. Потом на поликлинику. Ловили два часа. Дротики со снотворным свистели мимо – уклонялся кабрированием, сверху сыпал ругательства. В конце концов, с вертолета бросили сеть и взяли.
В райотделе уложили спать. Проснувшись, долго чистил перья. В глазах томилось раскаяние. Вызвали орнитолога. Тот подтвердил: крылья свои.
Поздним вечером Полушкин и начальник райотдела сидели на крыше. Свесив ноги, смотрели в небо.
- Вон ту – видишь? – спрашивал Полушкин, ковыряя пальцем небо.
- Вижу.
- Вегой называется.
- А эта?
- Это МКС.
Помолчали.
- В Африку осенью не тянет?
Полушкин пожал плечами неопределенно.
- А на провода?
- А тебя?
- Прости, не подумал... Просто не каждый день мужика сачками ловим...
- Ладно, забыли...
Помолчали.
- Сам-то как?
- Да как… Работа – дом, работа – дача, - майор расстегнул и застегнул пуговицу на рубашке. - Чего тебе в гнезде-то не сидится?
- Запилила, сил нет...
- Как мотивирует?
- Мало, говорит, зарабатываю... А кому я нужен с крылами? Знала, за кого выходила...
- Так улетай.
- А дети? – напомнил Полушкин.
- Это да…
- Дети не поймут. Младшего летом в Крым носил. Теперь впечатлений на год...
- Наигрался, поди.
- На что? Денег-то только на дорогу... Но хоть посмотрел. Старший к слонам просится. Но это уже осенью.
Помолчали.
- Её куда-нибудь сноси.
- Зарекся...
- Смири гордыню.
- Не в том дело. Просто шестьдесят кило… Крылья не держат. Раз понёс к теще в Ярославль. Над Челябинском в штопор ушли. Думал – всё. Еле сел на площади. Ни денег, ни документов…
- Кто ж летает без документов?
- Всё она… Ты меня, говорит, только туда и обратно, я таблетки передам... Нормально? Говорю – пойми: я ж тебе не воздушное судно. Есть риск резкого роста тангажа. На аэродинамический подхват нарвемся – никакие таблетки не помогут. В стаканах хоронить будут. Она - в слезы. Вот и сносил... Обратно еле добрались. В каждой деревне - посадка. Годы уже не те…
Помолчали.
- А она что?
- Она: от тебя даже в малом проку нет…
Помолчали.
- Ты это... Не надо больше про правительство…
- Да я ж не со зла, - Полушкин погрустнел. - Поругались, выпил... Сорвался.
- Всё равно не надо. Им тоже там не сахар...
Помолчали.
- Ну, ладно… - Полушкин погладил разорванные на коленях брюки. Падение с сетью не прошло бесследно. - Пора.
- Куда сейчас, домой?
- Сначала на Иссык-Куль дерну, маков нарву. Маки ей нравятся… Тебе принести чего?
Майор подумал.
- Помню, маленький был, ездили туда. Отец черешню прямо с дерева рвал… Вкусная, сил нет. Но это, знаешь, необязательно...
- Поищу. Ну, бывай.
Майор пожал протянутую руку. Полушкин хлопнул оперением, взметнулся и растаял во тьме. Некоторое время были слышны звуки, похожие на те, когда двое дорожку трясут. Потом стихло. Оплавленный горизонт истончался. Запахи становились навязчивыми. Коробки домов отходили в темноту как обнаженные женщины, утрачивая безупречность очертаний. Вега спряталась за облако. Пропали и её соседки. Потянуло свежестью.
Он поднялся и отряхнул брюки. Неожиданно почувствовал во рту вкус черешни. От кислоты рот тут же наполнился слюной. Он сглотнул и снова поднял взгляд.
- Не хлынуло бы. А то одному там, да ещё под дождем…
Вячеслав Денисов ©
yaplakal.com