Народный артист СССР Евгений Весник.«Люблю пьяниц».

Предлагаю несколько монологов Евгения Весника о войне, о себе и о России.

«Я сыграл Остапа Бендера, сначала в «Золотом телёнке», который поставил Эммануил Краснянский в 1956-ом, потом в «12 стульях», где был режиссёром Эраст Гарин (кстати, спектакль был по моим инсценировкам). В общей сложности я сыграл «великого комбинатора» 600 раз. А ведь Бендер - фигура не комедийная, а трагикомедийная. Ведь как он говорит: «Мне 33 года. А я ничего не создал. Учеников разбазарил. И ничего не понял». Он имел ввиду то, что происходило в стране.
Что касается писательства, я был склонен к нему ещё в школе. А «философом», как вы говорите, стал в 14 лет, когда в тридцать седьмом арестовали моих родителей и я остался один-одинёшенек. Уже тогда я понял, что живу в больной стране.
Как можно было репрессировать моего отца, военного комиссара и героя гражданской войны, честнейшего и порядочнейшего человека, фанатика построения социализма?! Или мать, которая из оперной певицы переквалифицировалась в зоотехника, чтобы вместе с отцом, начальником «Криворожстроя», строить завод «Криворожсталь». Удивительные люди были! Когда в тридцать шестом всей семьёй мы входили в театр (у отца - два ордена «Красного знамени», «орден Ленина», у матери – «Трудового Красного Знамени», который ей вручал сам Сталин), вставал весь зрительный зал! Я тогда чуть не умирал от гордости, что у меня такие родители. Но их арестовали, отца расстреляли, маму отправили в ссылку в Казахстан, а я автоматически стал «сыном врагов народа».

И позже мне это «аукнулось. В сорок восьмом после окончания Щепкинского училища меня, круглого пятёрочника, фронтовика не взяли в Малый театр по анкете. Только после разоблачения «культа личности» и реабилитации родителей, мне позвонил Михаил Царёв: «Возвращайтесь!»
Пожалуй, стать актёром я мечтал с детства. Помню, как в 1935 году в Кривом Роге, где мы тогда жили, гастролировал Днепропетровский драматический театр. Отец имел постоянный пропуск в «Палац працi» («Дворец труда»), а, следовательно, и мне не составляло никакого труда им пользоваться. Мне открылся чарующий мир сцены, закулисной жизни. Днепропетровцы играли «Отелло» Шекспира, «Аристократов» Николая Погодина, «Детей солнца» Горького. Что со мной делалось! Я мазал лицо сажей, надевал на руки чёрные чулки и пугал маму. Я рычал, спрашивал её, молилась ли она на ночь, называл её Дездемоной и пытался «задушить».
Арест родителей сильно повлиял на меня. В 16 лет, учась в 10-м классе, я связался с компанией, не гнушавшейся выпивки, драк и однажды даже поножовщины. А потом… На каком-то школьном вечере наша учительница Анна Дмитриевна Тютчева (между прочим, - из потомков поэта), которая очень по-доброму ко мне относилась, подошла ко мне, сидевшему в мрачном настроении в одиночестве, погладила по голове и тихо, почти шёпотом сказала, что всё знает про меня. Что нельзя позорить память о родителях, нужно взять себя в руки, хорошо кончить школу и, вместо того, чтобы попусту тратить время на уличные похождения, заниматься в драмкружке, набор в который она объявит через несколько дней. Она называла меня «Женечка», как мама, и погладила по голове. Как мама!

Всё изменилось в моей жизни! Со шпаной расстался, стал успевать в учёбе, записался в её кружок и был в нём самым активным членом, наверное, потому что никто из мальчишек так не мечтал стать артистом, как я. Во мне проснулись заглохшие было мечты. Сыграл замечательные роли: Тарталью в «Принцессе Турандот», Сатина в «На дне», народного артиста в пьесе Гусева «Слава». И никак не подозревал, что сам через 30 лет стану «народным», да ещё буду играть на сцене Малого театра, за билетами в которой готов был стоять ночами в очереди».
«Могу честно сказать: меня война сделала человеком. Она воспитала меня. Там я влюбился в людей - в командиров, в солдат. Когда я вспоминаю войну - вспоминаю добрых, душевно красивых людей, вспоминаю всё, что связано с юмором, дружбой, взаимовыручкой, добром… Именно на войне я увидел и понял, что такое искренность, смелость, любовь. И что такое предательство, трусость.
Я доставил пленного лётчика на наблюдательный пункт, к генералу. Тот говорит: «Узнай у него, где пятая немецкая танковая дивизия находится». Я три раза спрашивал по-немецки, а он - молчал. Командир сказал: «Ну-ка, напугай его пистолетом». Я вытащил наган, взвёл курок, наставил ему в лицо, а немец засвистел какую-то мелодию. Да так, что я и сейчас могу воспроизвести - всю жизнь её помню… Так ничего и не сказал. Но при нём была оперативная карта, которая нам помогла. За этого лётчика-«языка» я получил свою первую награду – медаль «За отвагу».

на фото-Женя Весник с родителями

Помню свой первый бой - форсирование реки Свирь. Мы находились на одном берегу, финны - на другом, начался бой - беспрерывный артиллерийский огонь, раскалившиеся стволы орудий, гул сотен самолётов. Смерчи разрывов, языки пламени «катюш». Настоящее пекло - такое не забывается!
На войне у меня даже был военно-полевой роман - на карело-финском фронте я был увлечён девушкой- телефонисткой. Мы с ней мечтали о будущем. Но прямым попаданием мины её разорвало на кусочки...
А сколько раз судьба меня хранила, не поддаётся счёту. Пригород города Гольдап. Сидим с ординарцем в двухэтажном доме, налаживаем связь. Толком не осознавая, почему я это делаю, забираю рацию и говорю: «Пойдём отсюда. Здесь будет что-то нехорошее. Я почувствовал. Пойдём…» Вышли из дома, отошли метров на сто, закурили. Через 30 минут дом взлетает на воздух. Я после этого случая написал матери: «Мама, меня не убьют». Не убили!

на фото-Женя Весник с отцом

Ещё могу рассказать историю о фронтовом друге – немецкой овчарке, красавце-псе, которого я подобрал в одном из брошенных хозяевами немецких дворов и назвал Рексом. Собака сидела на цепи и продолжала охранять уже пустой дом. Многих трудов мне стоило войти к нему в доверие, но потом мы подружились настолько, что, когда я оказался в госпитале, Рекс отказывался брать еду из чужих рук и два дня вообще ничего не ел. Потом мне посоветовали скатать своими руками съедобный мякиш из хлеба, мяса и каши и подержать его на своём теле, чтобы он пропитался «родным» запахом. Я так и сделал, не вставая с больничной кровати. И Рекс съел этот мякиш. Очень был смышлёный пёс. Мне удалось научить его зло лаять и рычать при слове «Гитлер» и вилять хвостом при слове «Сталин». Как это получилось? Я включал на приёмнике очень громкую джазовую музыку и кричал собаке: «Гитлер», а когда находил лирическую мелодию, говорил: «Сталин» и давал Рексу что-нибудь вкусненькое. Спустя какое-то время собака отзывалась на «Сталина» и «Гитлера» уже без музыки и вкусненького. Позже, когда окончились бои за Кёнигсберг, Рекс даже научился ходить за продуктами в военторговскую палатку. Сначала вместе со мной, а потом самостоятельно с сумкой, деньгами и запиской с перечнем необходимых продуктов.
Вместе с Рексом мы воевали чуть больше года. И я до сих пор не могу себе простить того, что оставил четвероногого друга под Ленинградом, а не взял с собой в голодную Москву. Думал, там ему будет лучше, сытнее. Потом мне рассказали, что Рекс постоянно бегал на железнодорожную станцию, ждал меня, почти ничего не ел и вскоре умер».

«Когда вся страна праздновала День Победы, мы ещё воевали, так как Курляндская группировка войск противника не капитулировала. Только в ночь с 11 на 12 мая объявили о том, что группировка сдалась. Боже мой, что тут началось! Люди буйствовали от радости, не отдавали себе отчёта в том, что делали. Обнимались, кричали, пели, некоторые зачем-то стреляли в покрышки автомобилей. Я выпил стакан водки, лёг в кювет и... рычал. Почему - до сих пор не понимаю. А наш генерал, интеллигент дореволюционной закваски, никогда не позволявший себе ни одного грубого слова, стрелял в воздух из ракетницы, кричал: «Ура! Победа!» - и добавлял самые крепкие русские слова, что приводило нас в восторг.
Я считаю, что правда о Великой Отечественной написана только частично. Например, в лучшей книге о войне «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова, которого потом выжили из страны, что-то есть в мемуарах Жукова. В лучших стихах поэтов того времени – Михаила Дудина, Константина Ваншенкина и других – я узнавал те чувства, которые меня сопровождали на фронте. Только в последние годы, наконец, военные историки развеяли некоторые мифы, связанные с ВОВ.
Мы почему-то быстро всё забываем. Русский человек почему-то забыл, что американцы нам помогали. Вся наша артиллерия, начиная с 122-мм гаубиц, была на американских тягачах, кормили нас тушёнкой американской, одевали офицеров в шерсть английскую. Если бы не это, мы, может, до сих пор ещё партизанили бы...
Сегодняшние фильмы о войне я не хочу смотреть. Конечно, каждый художник имеет право на свою трактовку, и я никого не осуждаю. Но я всё видел сам - мне этого достаточно. Меня удручает, что войны на земле не прекращаются до сих пор. Если человечество не прекратит войн, то войны прекратят существование человечества».

«Когда Иосиф Раскин издавал книгу об истории мата в России, он уговорил меня отдать ему несколько своих рассказов и потом в предисловии объяснил, почему он их публикует: «На моей памяти Весник – единственный человек, всю свою жизнь полностью не зависимый ни от партии, ни от демократов, ни от кого другого. Он вообще положил хер на всех!» Кстати, это чистая правда. Помню, от одного моего поступка многие были в шоке. Звонит какой-то начальник: «Евгений Яковлевич! Виктор Степанович Черномырдин составил список из двенадцати народных артистов Союза. Он и вас хочет видеть в своём кабинете. Имейте ввиду: у нас здесь шикарный банкетный зал». А я отвечаю: «Должен вас огорчить – я не люблю эти тусовки, поэтому никуда не хожу. У меня и так собутыльников много. Передайте Виктору Степановичу мой адрес и скажите, что у меня всегда есть хорошая водка и всегда есть рыбка – сам её ловлю. Поэтому, если он так хочет меня видеть, жду его в любое время». Тот рассмеялся: «Ну это тоже – позиция!» Красиво, не так ли?
Когда я узнал, что после революции у нас не было ни одного руководителя с высшим образованием, был потрясён. У Молотова, по-моему, за плечами было вообще четыре (!) класса. Большинство из них просто не знали правильного русского языка. А ведь давно социологами доказано: человек, неправильно говорящий на родном языке, не может логически мыслить.
Россия сегодня пожинает плоды геноцида. Революция, НЭП, раскулачивание, «выдвиженцы», репрессии тридцать седьмого года, война...

Сегодня волнует меня буквально всё! Например, вот интересная тема. Вы знаете, что Москва уже давно не русский город? Я объездил весь мир и ни в одной стране не видел, чтобы подражали языку какой-то другой великой державы. Только в Москве львиная доля текстов рекламы на английском. Только в Москве на стенах туалетов надписи на любом языке, кроме родного. В лучшем случае – мат, и то чаще какой-нибудь «фак оф». Тогда для кого этот город? Поймите, я его очень люблю, но я люблю другую Москву. Ту – Казакова и Баженова, которая олицетворяла собой архитектуру русскую, ампир русский, а не нынешнюю, где, например, внутри Садового кольца чуть ли не равное число проституток и чиновников.

Меня беспокоит наша медицина. Вот я – больной человек. Но я – поклонник двух слов Василия Розанова: «Беги толпы!» Как увижу огромные очереди в наших поликлиниках, убегаю. Должен оговориться, мне лично, как участнику ВОВ, кавалеру семи орденов, народному артисту СССР, инвалиду, пенсионеру, Министерство здравоохранения очень помогает. Спасибо! Но миллионы других! Так что это? Тенденциозное истребление пенсионеров? Тогда «истребители» – наивные люди. Потому что пока мы помрём, подрастёт новое поколение стариков.
Что меня сегодня ещё беспокоит? Телевидение. А у нас по всем каналам - режут, бьют, убивают. Ведь у нас уже дети давно подражают не романтическим героям, а киллерам. Раньше они не знали, как на магните крепить взрывчатку к днищу машины, - теперь - знают. Этому специально учат? Не могу понять.
Если говорить в целом о стране, то самая страшная наша беда – потеря чувства обязательности в обществе. У нас каждый чиновник говорит: «Я со всей ответственностью заявляю...», зная, что он ни за что отвечать не будет. Мне кажется, страна заболтана. Ах, если бы у нас по телевизору показывали людей, стремящихся куда-то, чего-то делающих, радующихся от того, что они что-то сделали – и полезное! А то ведь на экране все чиновники как саранча сидят и толстеют. Распухают прямо на глазах.

Весник и Папанов на фото

Я вам скажу страшные слова: замечательных людей значительно больше, чем плохих, но дело в том, что многие из них не выдерживают жизненных проблем, перемен, как выдержали мы - старшее поколение. Мы воевали и знали цену жизни, поэтому мы многое выдержали. Я знаю честнейших людей, которые спиваются, и понимают, что они делают. Но делают они это только из-за беспомощности, потому что они умные и говорят умные вещи, а их никто не слушает - не все это выдерживают.
И в сёлах, деревнях – просто пьяные хорошие русские люди ведь всё это видят, понимают и никому не верят! Пьяницы – они ведь мудрые, потому что свободны духом. Их шпыняют: «Ты – го… но! Молчи!» А он свободен, самостоятельно мыслит, ни в каких партиях и движениях, которые ему долбят по голове, не состоит. Поэтому и рубит правду-матку. За это я очень люблю пьяниц.

Пардон, расскажу интересный случай, хотя и из другой области. В нашей «высотке», напротив зоопарка, жил Пётр Мартынович Алейников – один из лучших артистов советского кино. Он был подвержен известному русскому пороку. И знал, что у него рак. В шесть утра сторож зоопарка готовил ему четвертиночку «Русской» - поправиться. Я знаю, что это такое... В зоопарке Пётр Мартынович сдружился с волком по кличке Норик. Подкармливал его. Однажды угостил «друга» кусочком хлеба, смоченного водкой. Как-то Алейников пришёл очень «тяжёлый». У него были скандалы дома. Пришёл к Норику и плачет. И как мне рассказывал сторож: «Всегда опасался, что волк его укусит. А тут вижу: Норик вылизывает ему слезы, а Пётр Мартынович, трезвея на глазах, шепчет: «Норик, ты самый лучший из людей!» По-моему, гениально!»

«Земной шарик устроен так, что будущее есть у блохи, у змеи... Даже у рек - они пересохнут или в них появятся крокодилы, и это тоже - будущее. Значит, есть оно и у России. Но вопрос: какое? Когда закончилась война, мне было двадцать два года, и все мы, фронтовики, были убеждены, что завоевали рай. Самое настоящее светлое будущее! Того рая, каким он нам тогда грезился, мы не увидели! Но это же не значит, что «будущее» не состоялось...
В диалектике есть совершенно гениальное определение: «Количественное накопление приводит к качественному скачку». Рассуждая как обыватель, могу сказать: накопление отрицательных эмоций, которые мы сейчас наблюдаем, может привести куда угодно, но только не туда, куда мы хотим. И это тоже будущее. Может, завтра вся прекрасная половина планеты будет ходить в чадре. Ведь это не зависит от того, что об этом думают в Кремле. Например, будущее моего дома может зависеть от внезапно лопнувшей батареи. Или молодые собираются в ЗАГС, а вдруг – бац! – землетрясение. И всё! Жители Ленска строили планы, о чем-то мечтали и – бац! – города нет. Американцы спокойно жевали жвачку и думали, что если есть пуп Земли, то это они. И вдруг бац – теракт 11 сентября! Вот оно – наше будущее, если люди не одумаются! Но всё-таки я надеюсь на лучшее».

всё

https://flb.ru/3/4229.html

пора уже раздел делать от журналов типа "Караван историй"

Сталинодрочеры, вставьте какую-нибудь картинку с вашим любимым Сталиным. Это ж ах какой был человечище.

Я даже прочитал всё, как ни странно, нормально пишет.

Я застал его на эстраде. Какой-то концерт в Колонном зале дома союзов. Он выступал с монологом. Несмотря на обилие громких имен в программе, он был там ярким пятном на сером фоне. Мне было лет восемь-десять, и я даже не знал его фамилию. Но после этого запомнил хорошо.

Не просто фото, а спектакль по Мольеру "Плутни Скапена", 1958 год
Там вообще актерский состав ого-го был: Зиновий Гердт, Евгений Весник, Виктор Кольцов, Владимир Этуш, Михаил Козаков, Анатолий Папанов.

P.S.
Навскидку мало кто сразу вспомнит Виктора Григорьевича Кольцова. Но все наверняка помнят фильм "Гусарская баллада" - так вот там он играл штаб-майора Азарова, дядю Шурочки.

Это сообщение отредактировал BlackChaos - 24.12.2020 - 23:16

Весника читать не так интересно. Он был гениальный актёр, а не писатель.
Его надо смотреть и слушать.





"За спичками!
"Неуловимые"
"Приключения электроника"
"Иностранка"........



Ну и конечно же Фитиль.



Гениальнейший актёр!!!!

Это сообщение отредактировал Эксель - 24.12.2020 - 23:16

Евгений Весник. Когда вспоминаю войну
. Монолог-воспоминание. Читает автор



Это сообщение отредактировал Эксель - 24.12.2020 - 23:21

почему это должно было быть странным?

Хоть не тырил бабло из народных закромов, как нынешние правители.
И порядок в стране был!

2aibolita

порядок?
по вашему порядок это когда за два года в 1937-1938 гг. по стране казнили от 1000 до 1200 чел в день?а за пару недель 1937 г. расстреляли больше, чем все военно-окружные и военно-полевые суды царской России за 100 лет.
или "ЧК не сажает невинных людей!" и "У нас зря не берут! Значит, было за что"?

Не могу представить Весника в роли Остапа Бендера. Может потому, что я его театральных ролей не видел и он для меня навечно учитель математики из Электроника?

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Очень известный актер Весник из Театра сатиры как-то оказался в одном купе с легендарным вислоусым стариком – маршалом Тимошенко. Уютное двухместное купе и ночь езды до Ленинграда очень располагали к общению, и маршал благосклонно согласился распить бутылку коньяка с неведомым ему актеришкой столичного театра. После пустых каких-то обсуждений житья-бытья Весник не удержал обуревавшего его любопытства и, старательно подбирая слова, спросил у маршала, как это вышло все-таки, что такие талантливые полководцы были перед самой войной убиты Сталиным. Так изложил он деликатно свой вопрос, будто затрагивал чисто хозяйственную, строго интендантскую часть дела: мол, пригодились бы отчизне эти люди, ради чего же их так неразумно извели?

– А хер его знает, – бодро и беспечно ответил вислоусый, склеротически румяный командарм.

Снова чуть поговорили о житейском. А потом опять Весник не выдержал и спросил с такой же аккуратностью о первых днях войны: мол, как же не были готовы линии обороны и вооружение всей армии к возможному нападению заведомо вероломных фашистов?

– А хер его знает, – меланхолически ответил один из главных военачальников державы.

И повторилось то же самое еще пару раз – был безупречно одинаковым ответ на любой вопрос настырного артиста-патриота. А потом заглохла их беседа, оба спать легли, а утром возле Ленинграда был разбужен Весник уже одетым, в полной форме при регалиях державным полководцем.

– Товарищ актер Мензик, – сухо и твердо произнес Тимошенко, – я вчера вам, кажется, чего-то лишнего наговорил, так вы забудьте.