…Маленькие дети! Ни за что на свете, не ходите, дети, в Африку гулять!..
Так, кажется, писал Корней Чуковский об Африке.
Подтверждаю! Взрослые, впрочем, тоже - не ходите!
***
…В Бог помнит каком году (1976? Отсылаю к википедии!), в африканской республике(!) Чад, грохнули законного президента, и к власти пришел какой-то Хабре (это имя такое, не обижайтесь, афроафриканцы!); долго он не продержался, потому что, был там еще один, не менее милый персонаж по прозванию Уэддей. Опять отсылаю к википедии, поскольку пишу по памяти. Я ТАК помню. Можете меня уличать в неточностях: речь не об этом!
Этот Уэддей схлестнулся с Хабре по поводу размеров их пиписек, надавал ему по мордасам, но… не грохнул, а даже ввел его в свое правительство, представляете? Впоследствии, жизнь доказала, всю пагубность такой вегетарианской политики. И это - в Африке-то!
Короче, Склифосовский! …К 1981-ому году, в Чаде была полноценная гражданская война. Поскольку, никому не удавалось взять верх окончательно, тов. Уэддей обратился за помощью к Советам, ну, а противник… тот, ясно – в другую сторону.
Советский Союз тогда прилично погряз уже в Афганской войне, и самому ему помогать какому-то гуталину было не с руки. Он натравил лидера Ливийской Джамахирии тов. Каддафи (помните еще такого?), тот ввел 10 тысяч своих джигитов, включая тяжелую технику: Чад с севера граничит с Ливией.
Тогда Франция (Чад был ранее французской колонией) ввела 3,5 (три с половиной) тысячи своих легионеров. В числе них, был и Ваш покорный слуга. Тяжелой техники – не было.
И еще… Надо учитывать, что три тысячи французских войск – это ВСЕГО три тысячи. Вместе с медиками, техниками, оружейниками и поварами, там.
…От ливийских джигитов не осталось ничего. Совсем НИЧЕГО. Сомневаюсь, что ушли хотя бы десятки. Каддафи запросил мира и обещал вывести войска, хотя выводить-то было уже и нечего. Французы согласились, подписали мирный договор, и свалили кто в Ливан, а кто в Джибути.
Наивные, травоядные, белые полезные идиоты (цитата из тов. Ленина, если кто не знает)!
Каддафи ввел еще 30 тысяч!
Тогда, даже травоядные белые, возмутились, и ввели уже 7 (семь) тысяч солдат Французского Легиона. От джигитов опять не осталось ничего! Французские потери составили 78 человек.
…Но, это был уже 1988 год (кажется), и на этом французская компания в Чаде была практически завершена. Нас вывели в Габон. Потом там (до сих пор, по-моему), продолжалась вялотекущая вакханалия, я даже участвовал, сильно позже как-то, в эвакуации французского посольства из Нджамены, но – все. Померла, так – померла!
От Чада у меня осталось четыре ордена, французский паспорт и два ранения.
…Такие дела…
***
Но. Любознательный мой читатель! Это была – присказка, обстановка и антураж, так сказать. Сказка – впереди!
В славном 1984 году (если не ошибаюсь!) я был снайпером и, одновременно командиром мобильной группы (я всегда был командиром мобильной группы, от 8-ми до 12-ти человек). Нас было 10 человек (одного потом почти сожрал крокодил, при переправе через какой-то плюгавый ручей), и задача наша была в том, чтобы в мелком и вонючем городке под названием Oum Hadjer, в достославной республике Чад, дождаться информатора, и сделать тепель-тапель одному многовысокодуховному местному папику, вместе с его отрядом.
Это, сами понимаете, был самый разгар (в 1984-том-то!) чадского марлезонского балета.
Папик (после ликвидации, естественно), оказался выпускником Сорбонны. Медицину изучал (я нашел его диплом), паинька; и каннибалом по совместительству (что выяснилось после изучения содержимого его холодильника); милый, душевный и искренний человечек, в общем. Нельсон Мандела, такой, только поглупее.
В городе был наш гарнизон: четыре человека, во главе с капралом. Информатор и должен был прийти к этому капралу, поскольку меня он не знал. Еще в городе жили двенадцать семей каких-то голландцев, которые вели в тех местах разведку олова, кажется. Семьи были без детей. Одни мужики и бабы. Детей они в Голландии своей оставили, и правильно, впрочем, сделали.
…Описывать африканский городишко, я не буду. Каждый может сам найти кучу чудесных фоток в интернете. Скажу только, что в Африке все, что может быть украдено – БУДЕТ УКРАДЕНО! Каменные и более-менее капитальные строения остались только от колонизаторов: сами интеллектуалы строят все исключительно их гнилых палок, жести от консервных банок тех же колонизаторов и из гофрированных коробок. Где берут их в таком количестве, только - ума не приложу!?
И вот. Мы входим в Hadjer! Всеобщее ликование, дамы бросают в воздух лифчики и чепчики!
…Вру… Ничего подобного не было. Все было пошло, заезжено и скучно. Мы, помылись, как могли, и за этим рутинным занятием, я поговорил с капралом. Выяснилось, что у него – проблема: местные гопники, используя мотоциклы, вырывают из рук голландок сумочки и пакеты с продуктами, когда те отовариваются. Одной, даже руку, умудрились сломать! Местная полиция ничего не может сделать, а у него, всего четверо, вместе с ним. Голландские же бабы жестко требуют вмешательства французских властей.
Тут надо понимать одну тонкость. Мотоцикл, это – бензин. А бензин, это – деньги. Откуда, блин, у африканцев деньги??? Их у них нет, и быть не может, по определению! Они же не работали никогда. И отцы их – не работали, и – деды… И так до седьмого поколения! У них даже поговорка есть: «Что я – белый, что ли, чтобы платить!»
Значит, кто-то, весьма заинтересованный, снабжает этих гопников бензином. И скорее всего это тот самый начальник местной полиции, который столько раз разводил руками, перед нашим капралом. Ведь, если бы он захотел – через час все гопники сидели бы в участке. Что, в городе – такой огромный мотопарк?
Я оделся и пошел к этому копу.
Передо мной сидел невероятно жирный и невероятно потный афроафриканец в каких-то орденах, аксельбантах, галунах и эполетах. Я не стал с ним долго разговаривать. Сказал, что у меня отряд, 10 человек, и все вооружены до зубов. Что, вот ровно через пять минут, я соберу у всех своих пистолеты (вещь в бою, все равно, абсолютно бесполезная: застрелиться, только), отберу пистолеты у гарнизона, поскольку я – старший по званию (я был тогда сержантом, кажется), и раздам все это голландским бабам. И не просто отдам, а прикажу (именно – прикажу!), при первых же звуках мотоцикла стрелять на поражение.
Надо было видеть это личико! Никакой Спилберг с Тарантиной Вам этого не покажут… У человека рухнул БИЗНЕС! Дело всей, быть может, его жизни…
После этого я встал, и ушел.
Всякие грабежи немедленно прекратились.
Только хитрый абориген, все равно прижучил и обмишулил белого человека! Все-таки мы, белые люди, очень наивные…
В Африке процветает рабство. И всегда – процветало. Ребенка тогда, можно было купить за 50 франков, любую женщину – за 100. И не на ночь купить. Навсегда. Купить можно у отца – сына, или дочь, у мужа – жену, у брата – сестру. Это совершенно в порядке вещей. Так было всегда. Самое интересное, что рабам не нужны никакие ошейники-вериги-кандалы. Они сами будут за вами ходить, как привязанные. Добровольно. Никуда не убегут, и даже не подумают о побеге. Причина проста: раз купил – обязан кормить. Все. Этого – достаточно.
И, вот.
Иду я как-то по улице (мы пробыли в этом городишке, дней шесть), и встречаю девушку… Ну, что Вам сказать?.. Это была не девушка, это было – произведение искусства! Кто-то из ее бабок-дедок, а может, и более близкие предки, явно согрешили с белыми. Она была, конечно, темнокожей. Прилично… Но. С совершенно европейскими чертами лица и длиннющими ногами (у африканцев длинных ног не бывает; большая задница, и толстые ляжки только), с великолепными волосами, цвета темной ночи, вовсе не такими мелкими кудряшками, как всегда (Анжела Дэвис, ау!), а просто – слегка кудрявыми. Была она в каком-то гавайском платьице из ситчика, весьма коротком, надо сказать. У меня есть кусок оцифрованного видео с ней: я Вам как-нибудь покажу. Она там, в этом самом платьице, играет со щенком.
Я обомлел, и пошел за ней. Со мной было два штурмовика (нам запрещалось ходить, даже в туалет, в одиночку); они заблеяли, но – прониклись. Человека же понесло.
Я вычислил, где она живет, и к вечеру, я, мой второй номер (он был моим другом, поляком, пока не погиб в Pala, возле Камеруна, когда мы попали в засаду) и еще один штурмовик приперлись к ее дому. Я был – с цветами… Нет, Вы не понимаете, что такое в Африке подарить женщине цветы. Черной женщине. Это – маразм высшей пробы! Это даже невозможно обсуждать! Что с ними делать-то?!! Она не знает. Их же – не едят. Их нельзя – надеть. Их нельзя, даже – продать!!!
Однако, она взяла. Взяла и представилась: «Ньяна». Говорила на французском, со весьма приличным произношением, что – редкость. Произношение, я имею ввиду. Мои соратники деликатно уселись пить пиво под какой-то местной смоковницей, а мы с ней прошли в дом.
Все, я пропал!
Дальше все, как в тумане. Только на операцию по выпиливанию папика я собрался. Все сделали грамотно. Потерь, раненых – нет, у сорбонского медика около тридцати штук холодного груза, включая его самого. Операция – выполнена.
…Вот только, как мне быть с Ньяной? У меня же – жена, да и живу я в палатке-казарме, отнюдь, не один…
Секс с ней случился в первый же вечер, когда я принес цветы: в Африке к этому гораздо проще относятся. И был он божественным! Это был секс с дикой львицей, черной пантерой и женщиной одновременно. Она была почти моего роста (я – 178 см.), длиннющие ноги я заметил еще в первый раз. Волосы она распустила; они доставали ей почти до конца поясницы, грудь была, наверное, размера второго (но они же не носят бюстгальтеров!), остренькая, с торчащими в разные стороны, такими же конусообразными, задорными сосками. Волосы на лобке были тоже черными, и аккуратными, что редкость для африканок. Видимо, она их стригла.
С ней можно было делать, что угодно, что мужчина может сделать с женщиной! Она умела все. И ничему не удивлялась и не противилась. Казалось, любой секс, доставлял ей удовольствие.
Уже одно это должно было меня насторожить. Не насторожило…
Я поставил пост у ее дома, привлек, даже, гарнизон (вот она – привилегия начальника!), мои ребята таскали нам еду, а мы… Мы не вылезали из-под москитной сетки на ее кровати.
Вплоть, до выпиливания местечкового Нельсона Манделы.
В ночь, когда все было кончено (это было ночью), я вернулся к ней в дом, и она – плакала. Догадалась, конечно, почему в городе такая стрельба. Сказала, что вот, теперь я уйду, а брат забьет ее за нехорошую связь. Это было вполне реально. Могли и забить. И никакой мой недалекий капрал ее бы не защитил. Исчезла бы, и все.
Я рассвирепел. Сказал, что хочу поговорить с братом лично. Брат(?), несмотря на ночь, явился немедленно. И, со всякими экивоками, предложил мне Ньяну купить! За баснословную сумму в 250 франков. Я настолько обалдел, что не стал даже торговаться!
Достал деньги и… купил.
Она очень обрадовалась, сказала, что ей теперь ничто не угрожает, и я могу ехать в лагерь, а она (пока!) и тут поживет. Мы еще разок занялись сексом, и утром уже, офигевший несколько, я притопал к капралу, дабы закончить все формальности и вызвать вертолет.
Он меня огорошил: сказал, что меня зовет давешний коп. Взяв двух штурмовиков и огнемет у капрала (у него был в арсенале огнемет, представляете?!), не ожидая ничего хорошего, я отправился к жирной и потной туше в эполетах. Как в воду глядел! Он мне продемонстрировал кассету от видика, на которой я покупаю несовершеннолетнюю девочку. Был мне показан и Ньянин паспорт, по которому ей оказалось всего 16 (шестнадцать, блин!) лет. Паспорт был подозрительно новым, из чего я заключил, что он был сделан сегодня утром, самолично, этой жирной свиньей.
Однако, дело все равно пахло гестапо (военной контрразведкой – очень употребляемое у легионеров название) и трибуналом. Никто не стал бы делать экспертизу этого паспорта.
Но. Я уже закусил удила. Больше всего меня добило, конечно, предательство Ньяны. Этого обладатель аксельбантов и девического фальшивого паспорта не учел. Я вызвал штурмовиков с огнеметом, и спросил у копа, еле сдерживая дрожь в голосе, знает ли он, ЧТО это такое. Он (со страхом уже!) ответил, что – знает. Я сказал, что если, ЕСЛИ, что-то случиться с Ньяной, или капрал доложит мне, что опять начались грабежи, то… ТО. Я вернусь, и сожгу эту помойку дотла, а он сгорит первым. И это – слово Белого Человека. Ну, а теперь, он может сообщать что угодно, и куда угодно.
Бергман с Тарковским, опять отдыхают.
До отлета, я больше с Ньяной не виделся. Не мог смотреть ей в глаза…
…Такие дела…
Это сообщение отредактировал Celluloid - 4.09.2018 - 09:36