Здравствуй, Душанбе! (2)

«Злодейское убийство таджика-дворника»
«Примерный семьянин, отец двоих детей размозжил голову гастарбайтеру, который убирал снег во дворе!»
«Подозреваемый в жестоком убийстве гастарбайтера-нелегала объявлен в розыск» — пестрели заголовки статей в новостной ленте разных информационных агентств.

— Ты охуел? — спросил Лерыч Фёдора Черкашенинникова.

— Сейчас всё расскажу, — сказал Фёдор. — Сейчас.

Говорят, что настоящий друг, если узнает что ты убил человека, первым делом скажет: «Пойдём спрячем труп».
Наверное, Валерка Казанцев, был всё-таки другом настоящим, хоть труп прятать не предлагал. Было поздно.
Лерыч достал из холодильника бутылку водки. Выпил сто грамм не закусывая.

— Будешь? — спросил он Фёдора. Тот отрицательно покачал головой.

— Ну, — сказал Лерыч. — Рассказывай.

И Фёдор всё рассказал.

Казанцев слушал не перебивая, а потом, когда Фёдор закончил, сказал:

— А нахуя прямо во дворе, а? Не мог потом, блядь, без свидетелей? Кому нахуй этот гастарбайтер нужен, чтобы искать убийц?

Фёдор усмехнулся:

— Лерыч, ты же знаешь, сегодня он здесь, а завтра там. Губернатор целый лагерь построил за городом, откуда их вывозят на уборку Ёбурга. — Потом добавил. — Он мне всю жизнь снился. Этот таджик. И эта женщина, которую они тащили за ноги.

— Федя, — сказал Казанцев, — я знаю такое про этих таджиков, что тебе даже не снилось… Да, ладно. У меня есть идея. — Опять налил себе. — А ты чё не пьёшь?

— Не хочу, — сказал Фёдор. — Знаешь, Лерыч, у меня как камень с души…

— А жена? А дети? — Лерыч тяжело посмотрел на друга детства.

— Да хуй его знает, — сказал Фёдор. — Мне кажется всё будет хорошо.

— Ему, блядь, кажется… — хмыкнул Казанцев. — Короче, Душанбе, слушай, что я тебе скажу.

Фёдор вздрогнул. Его давно уже никто не называл так. С самого детства.

Игумен Филипп был иконописцем в Оптиной пустыни.
Некогда молодой и стройный, он располнел в последнее время и стал часто болеть. Но, несмотря на это, множество духовных чад собралось вокруг него.
Внешне сдержанный и немногословный, он как-будто бы знал некую тайну, которую не спешил рассказать другим.
Одна из духовных чад игумена, Ольга, сказала как-то раз батюшке:

— Отец, Филипп! А не организовать ли нам скит?

— Давай организуем, — просто сказал отец Филипп, — но где деньги взять?

У Ольги, за долгую трудовую деятельность в одной силовой структуре в качестве бухгалтера, скопилась круглая сумма сбережений.
Быстро купили землю в селе Ильинском. Потом приобрели сборный двухэтажный коттедж. Обнесли высоким забором.
Силовая структура, в которой работала Ольга, была столь всемогущей, что у матушки имелась своя освящённая домовая церковь на даче. Церквушку раскатали на брёвна и перевезли на территорию Скита.

Рядом со скитом обустроилась и сама матушка Ольга, которую игумен Филипп постриг в тайные монахини с именем Фёкла.

— Пасеку заведём, — сказал отец Филипп. — Будет свой скитской мёд, и на продажу хватит.

Я вот как раз ежедневно читаю Ваш это Ваше произведение на Фикбуке...

Вот только с братией Скита вышла закавыка. Скит официально был нелегальным и к Оптиной пустыни никакого отношения не имел.
Отец Филипп с благословения одного сибирского владыки, своего друга, постриг в монахи выходца с Донецкой области, бывшего наркомана и оптинского паломника Игоря Давиденко. С именем Иеремия.

— Знает батюшка моё отношение к евреям. — Улыбался Иеремия. — Вот потому так и назвал.

Иеремия был счастлив. Он всю свою жизнь, после того, как завязал с наркотиками, мечтал стать монахом. А евреев, как ему казалось, он ненавидел.
Иеремия был среднего роста, примерно, сорока лет. С длинными до пояса и седыми волосами. Слегка гундосил. Мрачноват и работящ.

Из Козельска до Оптиной пустыни Фёдор добирался на маршрутном такси, которое следовало в Сосенский.

Ещё на автостанции в Козельске Фёдор заметил, что среди водителей «пазиков» и «газелей» не было ни одного азиатского лица.
Когда поехали, Фёдор спросил у водителя:

— А что, таджики у вас водилами не работают?

Водитель, сухощавый мужик в годах, сказал:

— А хули им тут делать? Самим работы не хватает.

— У нас, — сказал Фёдор, — одни чурки на маршрутках. Гоняют, как бешеные.

— Приезжали некоторые. — Водитель мрачно усмехнулся. — По весне оттаяло несколько человек, остальные сами уехали.

— Ну да, — сказал Фёдор. — Козельск, говорил ещё хан Батый — злой город.

— Для кого как, — сказал водитель.

«Газель» остановилась на перекрёстке.

— Пойдешь в ту сторону по дороге. — Водитель махнул рукой. — Через два километра монастырь.

Снега было немного. И теплее, чем на Урале. Стоял солнечный день.
Фёдор закинул походный рюкзак на плечи и пошёл по дороге в сторону монастыря. Вскоре показались голубые купола храмов с золотыми крестами. До Оптиной пустыни оставалось километра два. Мимо проезжали экскурсионные автобусы с паломниками. Было много легковых машин.

Перед монастырём стоял пост полиции. Самостоятельно прибывшие паломники должны проходить обязательную регистрацию. Фёдор ускорил шаг и вошёл через центральные врата на территорию Оптиной пустыни.

Фёдор удивился. За монастырской оградой народу было мало.

«Наверное все в церкви, — подумал Фёдор, — или потому, что будний день».

Он зашёл в ближайший храм. Слева за стойкой пожилой монах продавал свечи.

— Здравствуйте, — сказал Фёдор.

— Спаси Господи, — ответил монах.

— Вы не скажете, как мне найти игумена Филиппа? — спросил Фёдор.

— А зачем он тебе? — грубовато сказал монах. — Знаком, али как?

— Меня просили, — сказал Фёдор, — кое-что ему передать.

Монах почесал бороду и принялся набирать номер на стационарном телефоне.

— Алло, — сказал монах. — Отец Савватий, позови игумена Филиппа к телефону. — Через некоторое время монах сказал в трубку. — Батюшка, благослови. Здесь в храме человек тебя спрашивает. Говорит, надо что-то тебе передать.

— Скажите отцу Филиппу, что раб Божий Валерий просит его святых молитв, — сказал Фёдор монаху.

— Алло, батюшка, — сказал монах. — Тут говорят, раб Божий Валерий просит ваших молитв. Понял, батюшка, понял.

Монах положил трубку.

— Иди к братскому корпусу, — сказал монах. — Отец Филипп сейчас выйдет.

***

Фёдор сразу узнал игумена. Казанцев показал его фотографию.

Отец Филипп осенил Фёдора иерейским благословением и сказал:

— Ну, здравствуй, брат Фёдор, пошли ко мне в келью, поговорим.

Они вошли в братский корпус. Навстречу им встал дежурный, молодой инок.

— Он со мной, отец Савватий — сказал игумен. Инок поклонился и опять сел за свой столик с телефоном.

В келье отца Филиппа был беспорядок. Пучки лекарственных трав, душеполезные книги, немытые стаканы с остатками чая. Всё говорило о том, что проживает здесь натура творческая и занятАя, которой некогда следить за благолепием в келье.

Отец Филипп молча слушал Фёдора. Он закрыл глаза и перебирал вязанные чётки.

Когда Фёдор закончил, отец Филипп открыл глаза и спросил:

— Что дальше делать думаешь?

— Не знаю, — сказал Фёдор. — Казанцев говорит, что надо сначала отсидеться на дне, пока волна схлынет.

— А Валерия Казанцева откуда знаешь? — спросил игумен.

— Одноклассники. Друг детства.

— Понятно. — Вздохнул отец Филипп. — А я его по Афганистану знаю. Ну, да ладно. — Отец Филипп взял сотовый телефон. — Иеремия! Приезжай в Оптину.

Было слышно, как Иеремия на другом конце связи что-то недовольно бурчит.

— Нет, отец Иеремия. — В голосе игумена появились стальные нотки. — Приезжай сегодня.

После телефонного разговора отец Филипп стал заваривать чай.

— Попьём чайку. По-оптински. Пока Иеремия из скита сюда едет.

Ну на Фикбуке он уже точно есть...

Пока ещё только на Фикбуке нашёл... Можете ещё выложить на Проза.ру.

Воскресное утро в селе Ильинском. Влажный холодный ветер гнул верхушки деревьев, гудел в печных трубах и рассеивал по земле морось с мелкими снежинками.

В храме идёт Божественная литургия. Молящихся несколько человек, на клиросе только одна певчая Татьяна, чем-то напоминающая своей фигурой пингвина. Голос у неё хороший, петь научилась в женском монастыре на Рязанщине. Высокие ноты переливаются под куполом храма, а вот на низких проскальзывает хрипотца.

У престола священник отец Александр молится об упокоении православных христиан. Тут же в алтаре около дверей пономарь отец Иеремия, мрачный и сосредоточенный, читает свой личный помянник. Вдруг батюшка прекращает перечислять имена.

— Отец Иеремия.

Монах нехотя отрывается от чтения и смотрит тяжёлым взглядом на священника.

— Что?

— Позывные помню, а имена забыл.

Иеремия недоумённо уставился на него.

— А, ладно… Упокой, Господи, души усопших рабов Твоих воинов: Бэтмена, Белки, Болгарина…

Донбасс.

***

Фёдор тоже стоит в храме. После Евхаристического канона отец Александр вышел из алтаря с Евангелием и крестом, чтобы исповедовать причащающихся.
Фёдор к Причастию не готовился, но всё равно подошел к священнику.

— Как звать? — спросил батюшка.

— Фёдор.

— Православный?

— Да, — ответил Фёдор. — В 1989-м году крестился в Душанбе.

— Как в Ильинском оказался, — спросил батюшка. — где живёшь?

— В скиту, — ответил Фёдор. — У монаха Иеремии.

Батюшка одобрительно кивнул.

Ильинское — село непростое.
Здесь и реабилитационный центр для наркоманов, который построил в частном порядке некий Николай Емельянович Шило.
Наркоманы пасут коровье стадо этого Николая Емельяновича, и тем самым, наверное, излечиваются.

Здесь и домик старца Илия, духовника Патриарха Кирилла. Сам он бывает в Ильинском очень редко, и за хозяйством смотрит монахиня Христина. Шустрая тётка из Севастополя.
Бывший насельник Оптиной пустыни, иеродиакон Георгий, организовал цех по выращивание нильского канального сома. Тоже в Ильинском.

По соседству с рыбным хозяйством расположился тайный скит игумена Филиппа. Около которого примостилась дача монахини Фёклы, которая и финансировала строительство скита.

Церковь Пророка Ильи девятнадцатого века, которую построили купцы братья Челищевы, стоит на пригорке, а под ней струится резвая речонка. Временно служит в церкви отец Александр, беженец из Донецка с восьмью детьми и толстой женой. Пономарить ему помогает Иеремия, так как Иеремия не является священником, и богослужений в скитской церквушке нет. Приходится ходить в сельский храм.

Когда отца Александра спросили: «А почему вы, батюшка, не провозглашаете молитву о примирении на Украине, которую благословил Патриарх читать во всех церквях во время Литургии?» — Батюшка ответил просто: «Потому-что в этой молитве ничего не сказано о победе оружия ополченцев».

Вот такой батюшка. Он люто ненавидит бандеровцев и плачет, когда говорит проповеди, на которых всегда упоминает дьявольский режим киевской хунты.

— Надолго приехал? — спросил батюшка.

— Не знаю, — ответил Фёдор.

— Я вижу ты человек сильный и волевой, — сказал батюшка. — На Донбассе не был?

— Нет, — ответил Фёдор.

— А помочь не хочешь ополченцам? — спросил священник. — У каждого человека наступает такой момент в жизни, когда для него предоставляется возможность доказать на деле, а не на словах, что он человек с большой буквы и готов пожертвовать многим.

— Даже если я и хотел бы, — сказал Фёдор, — то как я туда попаду?

— Ну, это не твои проблемы, — сказал отец Александр. — Давай, кайся в грехах. — Накрыл голову Фёдора епитрахилью и приготовился слушать.

Очень быстро весь дом узнал, что жилец квартиры номер сорок пять расколол череп гастарбайтеру-таджику.
Оперативники ходили по квартирам. Дотошно искали прямых свидетелей. Участковый инспектор стал частым гостем во дворе. Беседовал с жителями.

Однажды в дверь Черкашенинниковых позвонили.

— Старший лейтенант Исмаил Бодоев, — представился азиат в форме. — Я ваш участковый инспектор.

Он был толстый и кряжистый. Чёрные глазки заплыли жиром.

— Я не стал вызывать в райотдел, — сказал Бодоев и вошёл в квартиру. — Но в следующий раз потрудитесь явиться, когда вручат повестку.

— А зачем? — спросила Елена, — Я и так всё рассказала что знаю.

Жена Черкашенинникова состарилась на десять лет за последний месяц.

Бодоев улыбнулся. В его глазах появилась радость.

— Ваш муж объявлен в розыск. Могут появиться вопросы о его местонахождении.

Елена заплакала.

***

— Сын фашиста! Сын фашиста! — закричали дети во дворе, когда увидели Павлика Черкашенинникова.

Павлик бросил ранец на землю и шагнул к ним, сжимая кулаки.
Дети разбежались, но продолжали дразнить:

— Сын фашиста! Ме-ме-ме!

***

Старый директор школы, Юрий Владимирович Каплунов, преподавал экономическую географию в старших классах.

— Приток иммигрантов из среднеазиатских республик бывшего СССР, — говорил он на уроке. — Спасает российскую экономику от дефицита рабочих рук.

Каплунов обвёл взглядом класс. Его холодные глаза смотрели сквозь толстые линзы очков настороженно и подозрительно.
Ученики молча слушали.
Каплунов пригладил свои крашеные волосы. Он не любил седину.

— Так вот, — продолжил Каплунов. — Некоторые россияне, особенно молодые и не обременённые жизненным опытом, проявляют недовольство в связи с этим. И даже, — директор повысил голос, — совершают уголовно наказуемые преступления!

Голова Каплунова затряслась от гнева. Второй подбородок задрожал холодцом.

— Бывший ученик нашей школы, Фёдор Черкашенинников, зверски лишил жизни дворника. — Директор перешёл на крик. — Из-за того, что дворник — гастарбайтер!

Директор перевёл дух. Он тяжело дышал. Одышка мучила его.

— А я сразу предупреждал о том, — сказал директор, — что из Черкашенинникова вырастет мразь и фашист! И гомофоб!

— Пидор ты, — раздался громкий шёпот с камчатки.

Директор услышал это.

— Кто сказал пидор?! — закричал Каплунов. — Кто?!

***

— Валера, — сказала Елена Черкашенинникова, — я больше не могу…

— Что опять случилось? — спросил Казанцев. Он зашёл в гости проведать семью Фёдора.

— Соседи косятся. — Всхлипнула Елена. — Мальчишки дразнят Павлика «сыном фашиста». Директор школы, как с цепи сорвался. Говорят, чуть ли не на каждом уроке вспоминает Фёдора мразью и гомофобом. А Павлику учиться в этой школе ещё десять лет…

— Да ну! — удивился Казанцев. — Каплунов всё-ещё работает в школе?

— Да.

— Вот старый педераст, — выдохнул Казанцев.

— Участковый каждую неделю повестки бросает в почтовый ящик…

— А кто у вас участковый? — спросил Лерыч.

— Бодоев. Исмаил.

Казанцев присвистнул.

— Вот ничего себе! — сказал Лерыч. — Это же ему Федька руку сломал в дзю-до!

— Вот видишь.

Казанцев допил чай.

— Хорошо, Лена, — сказал он. — Я тебя понял. Переезжать надо в другой район.

— Я не разбираюсь в этом, — сказала Лена. — Надо квартиру продавать. Затем новую покупать. Это так долго…

— На днях к тебе зайдёт Саня Печенин, — сказал Лерыч. — С ним обсудишь этот вопрос. Купишь сначала новую квартиру, а потом эту продашь. Так быстрее будет. А с участковым. — Лерыч нехорошо ухмыльнулся. — Я сам поговорю. Не переживай.

— Хорошо, — сказала Лена. — Я понимаю, что это нельзя спрашивать, но не могу… У Феди всё хорошо? Как он?

— Не знаю, — уклончиво ответил Казанцев. — Если что-то случится — сообщу.

***

Участковый шёл, тяжело перепрыгивая лужи. Рядом остановился чёрный «круизер» с госномерами.

— Здравствуй, старлей. — Открылась дверь внедорожника. — Можно тебя на минуту?

Бодоев остановился и недоверчиво посмотрел на водителя джипа.

— Садись, Бодоев. Не стесняйся.

Бодоев ознакомился с протянутым ему удостоверением и сел в машину.

— Что нужно от меня ФСБ? — спросил Бодоев.

— ФСБ — не при чём, — ответил Казанцев. — Это моя личная просьба. Чтобы ты забыл Елену Черкашенинникову.

На круглом лице Бодоева расплылась улыбка.

— Ах, вон оно что, — сказал Бодоев. — Это почему же? Я на законном основании вызываю её в райотдел. Её муж в розыске.

— Не пизди, Бодоев, — зло сказал Лерыч. — Ты за сломанную руку мстишь.

Бодоев удивлённо посмотрел на Казанцева.

— И это знаете? И что?

Казанцев придвинулся к Бодоеву и сказал:

— Слушай внимательно, тварь косоглазая. Если ты не оставишь Лену в покое, вторую руку сломаем. Понял?

— Не пугай, — сказал Бодоев. — Не те времена. Я рапорт сегодня же напишу о нашем разговоре.

Рапорт Бодоев написать не успел.
В этот же день в аэропорту Кольцово взяли под стражу таджикского наркокурьера.
Наркокурьер дал показания на старшего лейтенанта Исмаила Бодоева.
Как выяснилось, Бодоев являлся организатором трафика героина из Душанбе в Екатеринбург.
И, да. При задержании Бодоев оказал яростное сопротивление. Вследствие чего ему сломали правую руку.

— Что, — спросил Иеремия, когда они вернулись из храма. — Отец Александр не предлагал на Донбасс поехать?

— Предлагал, — ответил Фёдор.

— Не согласился? — Иеремия криво ухмыльнулся.

— Нет, — сказал Фёдор. — А почему ты не едешь на Донбасс? Ты же, говорил отец Филипп, оттуда родом.

— Я монах, — недовольно ответил Иеремия. — Моё дело молиться.

Хрясть!
Чурка раскололась пополам.
Хрясть! Хрясть!
Четыре аккуратные полена готовы к употреблению.
Фёдору нравится колоть дрова. Липкие мысли отходят в сторону и возвращаются только ночью.
Недавно самосвал привёз четыре кубометра дубовых чурок.

— Надо всё расколоть, — сказал монах Иеремия и укутался в шарф. Он болел и потому работать не мог. — А потом нужно всё в поленницу уложить, — добавил Иеремия и высморкался.

Здоровьем Иеремия оказался слаб. То кашель мучает его. То боли головные. Иеремия ходил по скиту и говорил, вздыхая: «Умереть бы поскорее».
Хотя он был моложе Фёдора и выглядел вполне упитанным. Даже чересчур упитанным, заметил Фёдор. Округлые формы Иеремии неприлично повторяли женский силуэт.

«Тьфу, ты, бля!» — подумал Фёдор, отгоняя подобные мысли и размахнулся.

Хрясть!

На дровах сидела кошка Муська и внимательно следила, как работает Фёдор. Черкашенинников сдружился с Муськой, и она ходила за ним по пятам. Иеремия откровенно ревновал её и бурчал, гундося в нос: «Шалава. За всеми подряд бегает».

Фёдор удивлялся и говорил:

— Отец Иеремия, это же кошка, а не баба! Кто кормит — за тем и ходит.

Как-то раз Иеремия поехал в город.
Мыши толпами бегали по скиту. Иеремия сгрёб первую кошку, которую увидел и швырнул её в машину. Так появилась в скиту Муська.

— Пусть мышей ловит, — сказал Иеремия.

— А может это чья-то кошка? — сказал Фёдор. — Ты же её, можно сказать, спиздил.

— Не матерись! — недовольно сказал Иеремия. — Кому такая нужна?

— Да нормальная кошка, — возразил Фёдор. — Трёхцветная. Красивая.

Иеремия скривил губы и закашлялся. Потом пнул Муську и пошёл в келью.
Келья его находилась в коттедже на втором этаже. Фёдор жил в вагончике, который был оборудован железной печкой.

Кошка мышей ловила и с удовольствием их жрала. Но сразу за оградой раскинулось поле на несколько гектаров. Рыжеватые мыши-полёвки делали набеги на скит. К тому же, и местные грызуны не дремали.
В общем, Муська не справлялась.

— Кошке не надо давать жрать, — сказал Иеремия. — Мы её кормим, поэтому она плохо ловит.

«Ёбнутый», — подумал Фёдор про Иеремию.

— И в келью её пускать не надо. — Продолжал Иеремия свою мысль. — Пусть на дворе живёт, мышей ищет.

Фёдор отбросил колун.

— Слушай, Иеремия, — сказал Фёдор.

— Отец Иеремия! — поправил монах.

— Хорошо — отец Иеремия, — сказал Фёдор. — Ночью холодно! Кошка же не собака!

— У неё шерсть есть.

— Слушай, блять, хохол ёбаный. Ты думаешь, что говоришь?!

— Уходи из скита! — закричал Иеремия.

— Вот хуй тебе, — сказал Фёдор. — Меня сюда игумен Филипп взял, а не ты!

Иеремия сделал несколько шагов назад.

— Я тогда в полицию сообщу, — сказал монах, — что здесь преступник скрывается!

— Ах, ты сука. — Фёдор одним прыжком сократил расстояние. От удара Иеремия согнулся пополам и завалился в снег. Он глотал воздух ртом и не мог продышаться.

— Всё, — наконец-то прошипел он. — Сейчас точно в полицию позвоню.

Не позвонил.
Он лежал избитый в келье, и силы хватало только перевалиться на бок и поссать в ведро. Телефон Фёдор у него забрал.

***

— Гнев, — сказал отец Александр, — смертный грех.

— Знаю.

— А ты ещё монаха избил. Сугубый грех.

— Эх, — вздохнул Фёдор.

Отец Александр прочитал разрешительную молитву над Фёдором.

— Целуй Евангелие и Крест, — сказал священник.

Фёдор приложился к святыням.

— Иеремия-то не сообщит сейчас, пока ты в храм пошёл? — обеспокоенно сказал батюшка. — Он, я тебе скажу, такой. Прости меня, Господи, с гнильцой. Не первый год его знаю. Там на Донбассе Церковь попирают униаты и филаретовцы, а он в Ильинском, как вошь в перине спрятался.

— Не должен, — сказал Фёдор. — Он встать-то не может.

— О-хо-хо, Федя. Ну как же ты так…

— Не сдержался, — сказал Черкашенинников. — Мне обратно в скит нельзя.

— Документы и деньги с собой? — спросил отец Александр.

— Да, — сказал Фёдор. — Забрал на всякий случай.

— Правильно. Пошли в ко мне в дом. Завтра решим, что делать.

— Кошку возьмите себе, — сказал Фёдор.

— Какую кошку? — Удивился отец Александр. — Ах, ту самую! Ты её с собой принёс?

— Да, — сказал Фёдор. — В притворе сидит. А не то Иеремия её убьёт.

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ

©Виктор Костильбург

Первая часть

Это сообщение отредактировал Kostylburg - 11.02.2018 - 02:40

012345678910 Откуда ты такой шустрый и болтливый взялся? Торопливость и нетерпение признак сам знаешь чего...


По теме : Хорошо но мало... И ссылку на первую часть если можно.

Это сообщение отредактировал viorika - 11.02.2018 - 02:09

ТС, не тяни с третьей частью

Здравствуй, Душанбе!

Я то сразу поняла что это продолжение, я имею ввиду что вторая часть маленькая, хочется продолжения побыстрее...

даже не читая первой части, уже хочу продолжения ибо зацепило.
Годнота во всей своей красе!

Первая часть была интересней. А тут опять какие-то боевые монахи, "сын фашиста", странный учитель с холодными глазами...

Если автор топит за реализм, то пусть он будет. Первая часть в этом плане была гораздо лучше.

Это сообщение отредактировал Kukuzapa - 11.02.2018 - 07:23

Отличное чтиво! Читается на одном дыхании. С нетерпением жду третью часть! %)

ЗЫ: Ссылку на первую часть в первый пост бы %) А то пока нашел, пару раз чуть с середины второй части читать не начал)

Это сообщение отредактировал TomZenger - 11.02.2018 - 07:31

Автор молодец. Многие вещи реально описал. Жду третью часть

Полностью поддерживаю. Держи марку автор
Первая часть очень зацепила

Но и не затягивайте

Это сообщение отредактировал OlDVa - 11.02.2018 - 11:00

Спасибо, Автор !!!
Жду с нетерпением продолжения...

012345678910

...

Очередное говно. Этот пейсатель хоть бы за сюжетной линией своих персонажей следил. А то как то не понятно,в первой части, в 90 х персонаж в пятом классе, а во второй его однокласник оказывается в афгане побывал. Короче хуйня. В третьей наверное будет бороздить космические просторы, окучивать луну, и гонять за пивом на марс.