"Кажется, мы с Россией основательно просчитались!"

Из истории 98-й франконско-судетской пехотной дивизии на Восточном фронте.

"День проходит за днем. Молчаливо и безропотно тащатся сбившиеся в кучу роты - по два с половиной километра в час. Лишь скрип колес деревянных повозок и немногих уцелевших военных автомобилей рассекает тишину. В чахлых сосенках по сторонам дороги несмолкаемо свистит ветер. Фыркают лошади.
Над колоннами, закладывая крутые виражи, с хриплым карканьем кружат стаи встрепанных ворон. Серая мрачная завеса измороси опускается на бескрайние пустые просторы. Дождь перемежается со снегом. И люди, и лошади то и дело оскальзываются. Фуража почти не осталось. Березовые ветки да солома с крыш - вожделенный корм для скотины.
Вдобавок ко всему усложняется рельеф. Возвышенности растут, почва становится глинистой. Вверх, вниз, в грязи и слякоти мучительно продвигаются колонны вперед. Все дальше и дальше на восток... Все ближе к Москве.
Заметно, что и командир дивизии генерал-лейтенант Шрёк страдает от сильного перенапряжения сил. Его грузная комплекция добавляет тяжести, затрудняет дыхание. Взгляд усталый, говорит медленно. Ему не удается скрыть, что этот поход отрицательно сказывается на его здоровье.

33 Цветных слайда солдата 98-й пехотной дивизии Вермахта (98. Infanterie-Division, Wehrmacht). via

Наступление вначале продвигается хорошо: преодолены противотанковые рвы и вот-вот будут взяты передовые позиции на высотах западнее и юго-западнее Детчина, но тут противник вводит в бой многочисленные пусковые установки с зажигательной смесью и одновременно накрывает наступающих залпами ракетных орудий.
Эффект неожиданности настолько велик, что унтер-офицер Хок из 5-й роты 289-го пехотного полка делает такую запись: "Вдруг сразу и грохот, и свист. Вокруг нас море огня: спереди, сзади, по бокам! Мощные огненные струи несутся ураганом аж в 20 м над землей, опаляя всех и поджигая все.
Я не знал, сгорим ли мы все заживо, или удастся выйти из огня живым. Моральное воздействие убийственное, некоторые ударяются в панику. Каждый пытается как-то спастись, выскочить, спрятаться. Назад, в противотанковые рвы! Там мы наконец и собираемся. На всех лицах следы испуга, на многих еще и ожогов. Едва избегнув адского пламени, попадаем под град гранат с огнем святого Эльма".

Вот суровая правда: 98-я дивизия крепко завязла в грязи и снегу под Детчином. Двое суток атак, несмотря на самоотверженность и кровопролитие, не смогли пробить этот бастион линии обороны Москвы. И дело не только в сильных полевых фортификационных сооружениях, главное - сам противник, неколебимо и стойко державший оборону. Видимо, пора вводить свежие силы?
Еще утром 19 октября казалось, что противник будет обороняться бесконечно. День обещает быть пасмурным и холодным, возможно, дождливым. Но он должен положить конец осаде Детчина.
Артиллерия, мортиры и минометы ведут ураганный огонь по долговременным огневым сооружениям, обороняемым неприятелем. Однако вскоре выясняется, что сила отважных защитников сломлена. Когда 289-й пехотный полк врывается в Детчино, то не встречает больше сопротивления. В 9 часов 30 минут батальон фон Бозе докладывает: "Детчино наше!"
Большой, только дорого купленный успех. Краеугольный камень московской линии обороны выбит. Почти пятеро суток мощные укрепления и стойкие защитники сдерживали наступление.

При методичном обыскивании разветвленной сети траншей обнаружено еще множество большевиков. В конечном итоге их силы превосходят силы 1-го батальона 289-го пехотного полка.
Там ужасающие потери, особенно с учетом прежних, но потери велики и во 2-м батальоне 289-го и во 2-м батальоне 282-го пехотных полков, а также в 198-м инженерно-саперном батальоне.
Подполковник фон Бозе пишет вечером 19 октября: "Нас не в чем обвинить. Общие потери с 31 июля 395 человек. Численность батальона теперь ровно 190 человек.
В атаке на Детчино батальон потерял почти 100 человек, из них 48 убитыми. За 24 часа погибло 5 командиров рот. В бою с сибиряками пали: лейтенант Цеццель и лейтенант Вихманн".
Но теперь цель ясна: Москва! Без оглядки! Положение на фронте требует неутомимого преследования. 18 октября 19-я танковая дивизия взяла Малоярославец.

И опять 24 октября дивизия возобновляет атаки. И опять от нее требуют нечеловеческих усилий. И опять при смене позиций орудия зарываются в ямы и болота.
Окопавшийся враг на корню душит любую попытку атаки. В лесу передовой 2-й батальон Шнедлера неожиданно натыкается на превосходящие силы противника.
Поступившее командиру батальона сообщение, что левая рота не в состоянии оказать сопротивление, подвигает Шнедлера лично вступить в бой. "Было бы лучше вообще туда не соваться" - вот слова, с которыми он покинул штаб.
Последние слова, которые от него слышали лейтенант Штрасснер и унтер-офицер Штенцель, присутствовавшие при переговорах. Через несколько минут, смертельно раненного, его принесут обратно на носилках двое санитаров. Ранение получит и адъютант.
Потрясенный смертью любимого командира, ослабленный батальон отступает назад в Кузовлево. Там встречаются роты, насчитывающие едва ли по 30 бойцов.

Главный удар врага сейчас направлен на Горки. В 8 часов утра начинается атака на восточную окраину Горок, где стоит 3-й батальон 282-го пехотного полка, советским парашютно-десантным полком совместно с десятком танков Т-34 и КВ-1.
Не обращая внимания на оборонительный огонь, танковый клин прорывает слабую линию немецкого фронта и внедряется в ряды пехоты. Перескакив из одного укрытия в другое, беззащитные и ошеломленные немецкие пехотинцы пытаются бежать к излучине Нары, с тяжелым сердцем оставляя своих раненых.
Остатки батальона собираются под крутым склоном у реки. Позже им удастся соединиться со 2-м батальоном своего полка севернее Ольхова. Потери ужасающи.
До батальона Эммерта на основных позициях батальона доносится приглушенный гул тяжелых моторов Т-34, а затем беда обрушивается и на его бойцов. Даже здесь, в деревне, старые деревья не могут сдержать продвижение стальных колоссов. И именно здесь проявляется их полное превосходство.
Подчистую рушатся деревянные избы и глинобитные домишки, широкие гусеницы с жутким грохотом перемалывают пулеметы, минометы и даже 3,7-см противотанковые пушки - к ужасу продолжающих обстрел расчетов.

Гранатометчик ефрейтор 1-й роты 282-го пехотного полка Экхард выскакивает перед тремя легкими танками и удачно выпущенными снарядами останавливает их, так что в ближнем бою с ними вскоре было покончено. Позже Экхард будет раздавлен гусеницами танка в стрелковом окопе.
Дом, где располагался КП батальона, рушится. Раненые не могут выбраться из-под обломков и находят тут свою братскую могилу.
Маленькими группками бойцы распавшихся рот пробиваются обратно к Наре. Превосходящий огонь противника, парашютистов-десантников, до зубов вооруженных автоматическим оружием, мало кому дает выжить на этом пути.
Успех вражеской контратаки приводит к тяжелейшим потерям в живой силе и технике 98-й пехотной дивизии, но не к сдаче плацдарма по ту сторону Нары.
Этим вечером обер-лейтенант доктор Мауль из 289-го пехотного полка записывает в свой дневник: "Дивизия, несомненно, разбита в пух и прах. Наши земляки, лежа в грязи под дождем, бьются уже третью неделю. Все, что в солдатских силах, они сделали".

В 282-м пехотном полку собираются остатки разбитого 1-го батальона: 3-я рота распускается и проводится полная реорганизация. Боевой состав батальона насчитывает 148 человек.
Один только день под Горками стоил ему 90 бойцов. Большая часть из них пропала без вести, раздавлена танками или беспощадно уничтожена парашютно-десантными частями. Батальон Хайма тоже сильно пострадал. Его отзывают с передовой и в течение двух дней перегруппировывают.
Наконец появляются тяжелая зенитная артиллерия, которая отважно выдвигается вперед, обстреливает ряды танков Т-34 и ломает миф об их неуязвимости. Пехота облегченно вздыхает. В небе также замечены немецкие истребители и штурмовики.
Командир радиороты записывает в этот день себе в дневник: "Наступление танков приостановлено после прорыва линии фронта. Стрелки, согнувшись в три погибели, следят из своих окопов за вражеской пехотой. Наши пушки, зенитки и танки штопают брешь. Бой не на жизнь, а на смерть. Потери в полках огромные".

Унтер-офицер Хафертамп так описывает свои впечатления от танковой атаки под Чернижной: "В 11 часов 15 минут из-под укрытия лесного массива напротив внезапно появляются танки. Расстояние - 1200 м.
Нервы напряжены до крайности. Ждем приближения. 1000-800-600-400-300 м. "Огонь!" Два загорелись, два с ощутимыми пробоинами повернули назад".
Унтер-офицер Наке из 2-го батальона 289-го пехотного полка записывает: "Танк тяжелой конструкции идет прямым курсом на нас. Что делать? Он уже рядом, метрах в десяти! Оглушающий рев мотора. Вокруг пальба.
Танк проходит в двух метрах от нашего окопа. И тут же появляется второй. Он приближается медленнее первого. Вот он прямо перед нами, надвигается на КП нашей роты - деться некуда! Левый край окопа смят. Мы уже чувствуем, как его махина перемалывает наши кости...
Нет, пронесло! Мы зарылись довольно глубоко. Гудит третий танк - мимо! Пехота за ними не штурмует. Теперь позади нас с грохотом взрывается один танк, за ним второй, и через некоторое время последний. Всё!"

28 октября интенсивность атак снижается. И причина тут не только в беспримерных потерях крепких и выносливых сибиряков; свою лепту вносят и отвратительные погодные условия, сырость, болотная жижа, холод, голод и жажда - в общем, все невзгоды, которые выматывают и их тоже.
30 октября, после краткого перерыва, снова зарядили дожди. Они продлятся три дня и три ночи. Окопы все больше заполняются водой, в них стоят солдаты и все чаще грезят о своей прекрасной родине, ради которой они здесь терпят муки.
Никто, даже самые стойкие, в эти дни не заговорен от ностальгии и тяжких размышлений. Подполковник фон Бозе пишет домой: "Вот и прошли еще день и полночи. Справа от нас отбился 2-й батальон. Сейчас все сидят и напряженно вслушиваются. Наш "дом" пока уцелел. От соседнего одни головешки.
Кто из нас выживет? Все мы в руках Божьих, тысячи опасностей окружают нас. Враг мечтает вымести нас отсюда. Он силен. Но наши сердца сильнее! Вот так держатся за жизнь. До Москвы еще 70 км. Когда еще снова начнем наступать? Что происходит по всем фронтам? Неужели все так же позорно побиты, как мы? И все-таки живем надеждой!"

Фельдфебель Шифф 2 ноября составляет отчет: "Наши лица покрыты порослью, будто мы экипажи подводных лодок. Руки заскорузли. Когда была последняя помывка? А последние постирушки?
Кажется, месяцы пролетели с тех пор. Члены затекли и потеряли подвижность из-за долгого сидения в скрюченном положении в окопах. Ступни почти не чувствуются от окоченения. Вши достали. А где наши бравые товарищи, маршировавшие и сражавшиеся с нами бок о бок?"
Сводка о потерях 282-го пехотного полка за период с 31 июля по 31 октября дает следующую статистику:
убито: 16 офицеров, 416 унтер-офицеров и рядовых;
ранено: 31 офицер, 1119 унтер-офицеров и рядовых;
пропало без вести: 3 офицера, 58 унтер-офицеров и рядовых.
В общей сложности: 50 офицеров и 1673 унтер-офицера и рядовых.
За тот же период сводки по дивизии числят:
убитыми: 56 офицеров, 1332 унтер-офицера и рядовых;
ранеными: 142 офицера, 4142 унтер-офицера и рядовых;
пропавшими без вести: 5 офицеров, 204 унтер-офицера и рядовых.
Итог: 5881 человек потерь личного состава дивизии!

Подполковник фон Бозе в тот же день пишет комментарии к создавшемуся положению: "Итак, дама с косой все еще пожинает свою жатву. Стрельба и пожары. Целый день. Лейтенант Ляйнор, выдающийся офицер, тяжело ранен и умирает при отправке в тыл. Это дорога смерти. Роты составляют по 35 человек в окопе. Но я никогда не дам моему мужеству покинуть меня!"
2 ноября командир одного из полков в секретном личном послании генералу Шрёку так описывает обстановку: "Без полноценного восполнения выбывшего офицерского и унтер-офицерского состава, военных специалистов по разным видам оружия, без пополнения в вооружении, оборудовании, оснащении обмундированием, транспортными средствами и лошадьми, без принятия неотложных мер по восстановлению сил личного состава войска останутся небоеспособными!"

3 ноября 1941 года усилия большевиков остановить наступление немецких войск на Москву уже можно назвать успешными, а намерения прорвать немецкую оборону - потерпевшими неудачу. С обеих сторон потери велики, в немецких войсках - слишком велики. И где взять силы, чтобы закрыть прорванные шлюзы?
Каждый из тех, кто идет напролом сотни километров на Москву, видит перед собой этот город как наяву. И только вечерами, когда внезапно прекращается дождь, когда на темном небе зажигаются бледные звезды, только тогда над северо-восточным горизонтом зенитная артиллерия освещает своим огнями, таинственными и бесшумными, реальную столицу.
Длинные белые щупальца выхватывают из темноты причудливые очертания города. Всякий, кто их видел, задавался вопросом: удастся ли когда-нибудь ступить на его мостовые?
Перешедший к "наступательной обороне" большевик развернул активную пропаганду, сбрасывая с воздуха листовки. Население призывается: "Товарищи, идите в леса! Мы выжжем ваши деревни, занятые нацистскими свиньями!"
К немецким солдатам воззвания звучали так: "Переходите на нашу сторону! Гарантируем вам хорошее питание, медицинскую помощь и по окончании войны возвращение домой!" Гнусная, невиданная ложь! Солдаты 98-й пехотной дивизии хорошо понимали, что война с большевиками только тогда подойдет к концу, когда последний из них будет лежать бездыханным.

6 ноября ударил внезапный мороз. Березы покрылись инеем. К этому времени подоспели зимние шинели и перчатки - но только для водителей. Капля в море! В укрытиях пустые канистры из-под давно исчезнувшего бензина используются в качестве печурок.
Заболевания, прежде подавляемые в пылу сражений, повылезали наружу. Командир 290-го пехотного полка полковник Зауерброй препровожден в полевой госпиталь. Командование полком принимает на себя подполковник фон Бозе.
Обер-лейтенант доктор Эммерт, подхвативший одновременно дифтерию и скарлатину, с температурой 40,5 градуса перевозится в тыл. Майор Муке, командир инженерно-саперного батальона, умирает от чрезмерной нагрузки, его место занимает обер-лейтенант Лэпп. Соответственно велики и потери по болезни и в рядовом составе.
Морозы крепчают. Начинаются метели. По ночам не дают покоя огневые налеты и нападения разведгрупп неприятеля в совершенно неожиданных местах.
Дальнобойный огонь нарушает покой немногочисленных мест расквартирования. Прямым попаданием разрушена деревянная изба в Успенском, где дислоцировался КП 1-го дивизиона 198-го артиллерийского полка. В момент взрыва там находились девять офицеров и собака. Ко всеобщему удивлению, констатировали лишь одного раненого. Высокочувствительный заряд сдетонировал уже при соприкосновении с крышей!

В последнем квартале ноября тишина на позициях дивизии снова переходит в напряженное состояние, когда на КП корпуса в Угодском Заводе обрушивается внезапный ночной налет.
Большевистский "особый батальон" темной ночью с 23 на 24 ноября по глубокому снегу через лес заходит в наш тыл вплоть до места расположения командного пункта корпуса.
По тщательно разработанному плану в спящий населенный пункт врывается разделенный на многочисленные группы батальон в составе 330 красноармейцев, коммунистов и комсомолок с ручными гранатами, автоматами и бутылками с "коктейлем Молотова". К счастью, наши войска уже не спят! Часовые поднимают тревогу вовремя. И тем не менее есть потери: 19 убитых, 29 раненых.
Пройти по следу прошедшего слаломом в густом заснеженном лесу батальона не удается. Он появился словно призрак и как призрак растворился.
Лишь возвращавшиеся с линии фронта к КП командир 282-го пехотного полка с командиром связистов фельдфебелем Несвета в 30 м впереди заметили промелькнувший взвод лыжников, пересекший их путь: шапки-ушанки, натянутые на уши, глаза, устремленные на передового, бег, точно в струнку, вооружение до зубов - и всё.
Следы заметает поземка. Оба очнулись только от ударившего в побледневшие лица снежного вихря и едва распрямились, чтобы двигаться дальше, стряхнув белое наваждение.

Только тот, кто промаршировал от польской границы до Нары, только тот, кто претерпел все невзгоды жизни под открытым небом, поймет, чего стоит службе снабжения, преодолевая препятствия, вовремя доставлять боеприпасы и еду.
По пути дивизии все уже подъедено до последней косточки. Посему в конце ноября стартует операция по добыче продовольствия и фуража в районе 130 км южнее Калуги.
Для экспедиции снаряжается отряд под командованием обер-лейтенанта Эртеля с 50 бойцами. Ему предписано брать все, что попадется. Взятая отрядом 27 ноября русская женщина-боец сообщила, что все боеспособные мужчины и женщины "забриты" в партизаны.
Независимо от фуражных команд действующим войскам приходится полагаться на собственные силы. Положение критическое: каждая гужевая единица стоит перед неразрешимой проблемой со снабжением. Уже съеден каждый сноп соломы, каждая охапка сена в ближайшей округе. Бравые местные лошаденки пока довольствуются березовыми вениками и соломой с крыш. А что будет дальше, в голодные зимние месяцы?
2 декабря неожиданным налетом враг поражает позиции истребительно-противотанкового батальона и захватывает к тому же позиции 2-й роты.
Кажется, мы с Россией основательно просчитались! Очень скоро каждый на собственном опыте убедится, что Верховное командование предавалось иллюзии по поводу России, ее руководства, ее мощи и возможностей."

"Пьяные орды большевиков повсюду устраивают нам кровавую резню." Зима 1941 г.

Обер-ефрейтор Хубер пишет в своем дневнике:

"В два ночи мы подошли к своей цели. Еле-еле брезжит рассвет рождественского утра. И в это святое утро мы, тридцать истощавших, заросших субъектов в летней униформе и изношенных шинелях, в непотребных перчатках и сапогах, а многие еще и легких ботинках на шнуровке, все как один в пропотевших подшлемниках, заскорузлых касках и с урчанием в животе, еле тащат ноги.
На все про все у нас осталось два пулемета и несколько худобедно действующих винтовок. К тому же дорога проходит через непроходимые сугробы, заполоняющие поля, луга, а также траншеи и окопы, в которые мы, уже без разбора, падаем, чтобы хоть как-то отдохнуть.
Потом нам определяют позицию на краю леса: пара полузанесенных окопов, через которые задувает безжалостный северный ветер, который в считаные минуты превращает и каску, и подшлемник в ледяные фигуры.
После полудня ветер переходит в настоящую снежную бурю, в которой неразличим даже стоящий рядом человек. Спасаемся только сооружением снежных крепостей, а главное - иван не атакует. Но когда он подходит, мы в трансе: на нем меховые шапки, валенки, стеганые штаны и фуфайки, а поверх всего - маскхалаты!"

Примерно в полугорах километрах от "автострады", в ярко освещенном лесу, совершенно внезапно появляется скрытно перешедший Истью батальон лыжников и ударяет с фланга и с тыла по батальону 289-го пехотного полка, который незадолго до этого снова принял подполковник фон Бозе.
Враг буквально сминает окоченевший от холода батальон. Лишь немногим удается уйти к "автостраде". Позже подполковник фон Бозе с остатками своего батальона занимает промежуточный оборонительный рубеж северо-западнее Алешина. Всего собирается 60-70 бойцов. Судьба.
Унтер-офицер Герлах так описывает тогдашние события:
"Внезапно враг оказался сильнее нас. Холод заморозил нашу волю. Мы все промерзли насквозь, и этому не видно конца. Никакой защиты от вьюг и метелей.
Большевик превосходит нас своими куртками и брюками на вате да валенками. И как мала, как ничтожно мала горстка нас, оставшихся! Единственное, что нас поддерживает, - это мысли о нашем долге и о Германии.
Потери рот, опрокинутых на Истье, несоизмеримо тяжелы. 289-й пехотный полк потерял все противотанковые пушки и все пулеметы. Численность рот не превышает 25 бойцов."

По широкой дороге все еще беспрестанно тянутся на Малоярославец, в полной неразберихе отступления, повозки, орудия, боевые машины, грузовики и танки трех дивизий: 19-й танковой, 34-й и 98-й пехотных.
Теперь уже нет и малейшей возможности отойти, а честнее, "убежать" на юго-запад обходным путем. Единственная дорога проходит через узкое горлышко въезда в Малоярославец.
Командиру полка, находящемуся на высоте в 500 м от деревни, открывается тягостная картина отчаянного сопротивления его бойцов.
Неподалеку от него подъезжает боевая разведывательная группа зенитной артиллерии и тут же открывает огонь по хорошо видимым танкам противника.
В ту же секунду со стороны тыла над дорогой низко проносятся восемь "крыс" и как одержимые расстреливают орудие. Боеприпасы взлетают на воздух. Тяжелая пушка содрогается под дождем разлетающихся на части снарядов. Один артиллерист убит, двое других ранены.

В Белоусове между тем разыгрываются ожесточенные бои в совершенно неравных условиях, которые требуют принятия срочных решений.
Майор Аберле, сражающийся вместе со своими бойцами, получает сквозное ранение в бедро. Вокруг повсеместно кипит рукопашный бой. Легкие сани, на которые погрузили смертельно раненного, через несколько метров ломаются.
Нести раненого на руках по глубоким сугробам не получается. Адъютант, унтер-офицер медицинской службы и связист напрасно хлопочут над своим командиром.
Обстрел вклинившегося в наземный бой советского самолета кладет конец страданиям истекающего кровью Аберле: он мгновенно погибает от выстрела в шею.
Сослуживцы с тяжелым сердцем вынуждены оставить тело командира посреди разгорающегося вокруг них сражения. Здесь навсегда сомкнул веки прямой, честный, смелый и безупречный человек; сердечный и всеми уважаемый командир и товарищ.
Еще долго из расположенной в глубокой низине деревни доносятся стоны и крики раненых. Свирепая, лютая жестокость большевиков не знает сострадания - это известно всем, и потому каждый старается унести ноги, покуда они еще волочатся, покуда хватает дыхания.
Ни у кого на фронте в этот вечер уже не осталось сомнений, что отныне решается элементарно вопрос жизни и смерти, вопрос "быть или не быть?".
И в эти часы по радио передается сообщение о полномасштабной акции на родине по сбору шерстяных и меховых вещей, а также лыжного снаряжения для бойцов Восточного фронта - только теперь!

В Малоярославце волнение нарастает. Внушает опасения и полная неразбериха. Противник многократно бомбит переполненный город. Пожары во многих кварталах.
От южного фланга корпуса пробивается 34-я пехотная дивизия; с севера - части 15-й пехотной дивизии, с фронта у Нары - 19-я танковая дивизия и остатки нашей 98-й пехотной дивизии.
Всем им нужно пройти через город, чтобы отойти на Медынь. Все другие дороги из-за заносов непригодны для передвижения в нужном темпе. Разворачивается борьба за "автостраду", за теплые квартиры, за возможность в них поспать.
Переутомление и обморожения нарастают в эти дни как снежный ком, особенно в среде неопытных в таких делах бывших связистов и штабных.
В ночь с 29 на 30 декабря фронт по обе стороны от "автострады" укрепляется вводом оставшихся частей батальона связи, ветеринарной и хлебопекарной ротами, а также теми, кто еще в состоянии держать в руках винтовку.

Недооценивая серьезность положения и состояния войск, приказом сверху - невзирая на протесты командования дивизии - снова бросаются в атаку на Потресово остатки 289-го пехотного полка, усиленного военными инженерами и стрелками из Малоярославца.
И самоубийственный приказ действительно приводится в исполнение. Атака начинается с рассветом 30 декабря чуть не по пояс в глубоком снегу на открытой на многие километры местности и перед деревней захлебывается под огнем неприятеля.
Проведенный нами с отважным отчаянием удар отбит с полным разгромом наших сил. Обер-лейтенант Айгельсбургер и лейтенант Байер, а вместе с ними многие другие офицеры, унтер-офицеры и рядовые пали смертью храбрых. Лишь жалкие остатки смогли при лютом морозе вернуться на северную окраину Анисимовки.
Враг наносит контрудар. Капитан Хеллер, адъютант 289-го пехотного полка, вместе с лейтенантом Румпом, офицером-ординарцем, из последних сил стараются организовать оборону. Тщетно!
Только западнее притока Лужи разбитые наголову части останавливаются. Новая попытка перейти в наступление рушится не начавшись. Бойцы совсем выбились из сил. От них требуют невозможного.

События последних дней окончательно подорвали здоровье командира дивизии. Генерал-лейтенант Шрёк чувствует, что такое напряжение физических и душевных сил ему больше не выдержать.
По этой причине он 31 декабря складывает с себя обязанности командующего и в присутствии командующего LVII танкового корпуса генерала Кирхнера в Панском передает свои полномочия командиру 282-го пехотного полка полковнику Гарайсу.
Малоярославец горит почти повсеместно. Густой дым с языками пламени поднимается к ночному небу. С востока и северо-востока доносится шум боя. Улицы запружены всевозможным транспортом. Каждый старается расчистить себе путь на Медынь. Только дело продвигается медленно, и все тонет в клубах дыма и облаках морозного пара.

В полночь, с наступлением нового, 1942 года, большевик начинает просачиваться в город и в тот же час атакует с северо-востока. Все смешалось: друг и враг. Повсюду возникают все новые очаги ближних боев. В такой обстановке о том, чтобы оторваться от врага, уже нечего и думать - это означало бы разворот кругом и позорное бегство!
После полуночи Малоярославец превращается в кромешный ад. Инженерно-саперный батальон, полностью введенный в бой, теперь насчитывает всего лишь 35 стрелков.
Сборный из радистов и телефонистов батальон обер-лейтенанта Абее теряет 17 человек ранеными, среди них лейтенант Цигран с тяжелым ранением; вахмистр Кёнзен получает смертельную рану; унтер-офицер Вундт из штаба истребительно-противотанкового дивизиона погибает в уличном бою.

Ужасающие картины открываются вбегающим на только что разгромленную большевиками боковую улицу: из окон, где располагался медпункт, свисают тела раненых, другие, выброшенные из окон, голыми валяются в уличной грязи. Пьяные орды большевиков повсюду устраивают нам кровавую резню.
Все задействованные орудия и транспорт потеряны. Шестидесяти стрелкам удается выйти на окраину Марьина к 34-й пехотной дивизии, а затем, через Немцово и Шубки, они присоединяются к 98-й дивизии.
Остаткам 282-го пехотного полка под командованием майора Хайма также посчастливилось пробиться через центр Малоярославца к его западной окраине.