Ребят, держите вторую часть
-----
Чехословакия 1968 год:
воспоминания участника событий через 50 лет[/u][i]
Часть вторая[u]
Мукачево – Чоп – УжгородПервую часть своего рассказа я закончил на том, что через полторы недели после возвращения нашего мотопехотного полка из Чехословакии в «родной» город Гвардейск Калининградской области, меня, вместе с моим санитарным УАЗ-450, опять посылали в ЧССР. По прихоти судьбы я попал в категорию «опытных водителей», которыми предстояло пополнить только создававшуюся на территории ЧССР Центральную группу войск, чтобы снизить аварийность наших военных водителей.
Настроение было скверное, погода дождливая, а на дворе – середина ноября 1968 года. Я получил на руки приписное свидетельство, суточный сухой паек, собрал все свои личные вещи и уже навсегда распростился со своим Краснознамённым 12-м мотострелковым полком и городом Гвардейском. По иронии судьбы в этом городе в приближавшуюся субботу у дома офицеров я назначил свидание симпатичной девушке Ирине, с которой познакомился в увольнении в предыдущую субботу. Она, наверное, будет меня ждать и не дождется, и не узнает истинной причины моей необязательности и, возможно, подумает обо мне плохо. Но мы уже никогда не встретимся, чтобы объясниться.
12 санитарных УАЗиков со всего Калининградского военного округа съехались в город Черняховск. Там мы загнали свои машины на железнодорожные платформы, закрепили их надлежащим образом и уже под монотонный стук колёс стали отсчитывать дни и километры. А отсчитывать было чего. Наш маршрут пролегал через территорию Литвы, Белоруссии, Украины. Через трое суток наш эшелон прибыл на железнодорожную станцию Мукачево, что находится в Западной Украине. Слева от Мукачево в сорока километрах расположился приграничный поселок и пограничная застава Чоп. Слева Чоп граничит с Венгрией, справа – со Словакией (тогда с Чехословакией). Справа от Мукачево также в сорока километрах находится приграничный город Ужгород, граничащий со Словакией. В этом «треугольнике» (Мукачево – Чоп – Ужгород) мне предстояло провести более двух месяцев, мотаясь от одного города к другому. Но об этом я узнал позже.
Сгрузив УАЗики с платформы, мы, по указанию старшего, перегнали их в открытое поле, расположенное в двух-трех километрах от Мукачево. В поле уже стояли ряды новых военных машин: ЗИЛ-157, ЗИЛ-131, ЗИЛ-130, Урал. Рядом расположились три 157-х ЗИЛа с будками и с десятком солдат во главе с сержантом. Как оказалось, это была ремонтная бригада, которая сгружала с железнодорожных платформ прибывающую на станцию технику, перегоняла её в поле, а потом передавала прибывшим за ней из ЧССР нашим военным. При обнаружении в машинах поломок, бригада их тут же устраняла.
Вновь прибывшие водители УАЗов, по команде сопровождавшего нас старшего лейтенанта, построились перед колонной своих машин. Перед нами выступил майор Данилко – высокий крупный человек с брежневскими густыми чёрными бровями. Он нас поздравил с успешным прибытием, а потом довёл до нашего сведения, что с этого часа все мы поступаем в его распоряжение, что именно ему поручено возглавить нашу колонну УАЗов при движении в места нашей дислокации в ЧССР. Но, в виду сложившихся обстоятельств, мы вынуждены задержаться на какое-то время для оказания помощи в разгрузки машин уже находящейся здесь бригаде ремонтников.
Нам выдали палатку, которую мы поставили тут же в открытом поле, застелив пол привезенным на грузовике сеном. Матрасами, подушками и одеялами нам служили, лишь наши личные веши: плащ палатки, шинели, бушлаты, рюкзаки. Раз в неделю нас возили в баню в Мукачево. Нас поставили на довольствие в какую-то ближайшую военную часть. Завтраки, обеды и ужин нам привозили прямо в поле в термосах.
Более скверного питания, чем здесь, я не употреблял за всю мою службу. Во-первых, доставляемая еда, как правило, была едва теплой. Во-вторых, складывалось впечатление, что нам целенаправленно скармливали какие-то залежавшиеся продукты, преимущественно перекисшую квашеную капусту и консервированный картофель. В-третьих, порции были с явным недовесом, и в них почти не было мяса, а порционная рыба, как правило, была отвратительной на вкус и вид. А щи, которые нам привозили почти каждый день, из-за перекисшей капусты были отвратительно кислыми, и их необходимо было заедать хлебом, для нейтрализации специфического вкуса.
В фильме «В бой идут одни старики» есть фрагмент, в котором один из героев жалуется на скудный и однообразный рацион питания: «Утром – квашеная капуста жаренная. В обед – щи из квашеной капусты. Вечером - квашеная капуста варёная». Когда я пересматриваю этот гениальный фильм и дохожу до этого сюжета, невольно вспоминаю рацион нашего солдатского питания в полевых условиях рядом с городком Мукачево. А вед был конец года – время окончания сбора урожая и свежих продуктов прямо с полей. В «родном» мотострелковом полку в городе Гвардейске в солдатский рацион тоже периодически вводили квашеную капусту и консервированный картофель. Но, во-первых, эти продукты были отменного качества, во-вторых, их нам давали, как правило, по весне и в начале лета, когда запасы свежих продуктов были на исходе. Здесь же творилось настоящее преступление, и тюрьма явно плакала по начальнику питания войсковой части, в которой мы были поставлены на временное довольствие.
Наша основная задача по разгрузке машин сводилась к следующему. Как только на станцию приходил очередной эшелон с военной техникой, мы выезжали туда на машинах. Ломами и мощными ножницами убирали проволочное крепление, кувалдами сбивали из-под колёс деревянные колодки и сгоняли машины с платформ. Потом мы их перегоняли на стоянку в поле, формирую колонны по типу машин. Со стоянки на станцию нас подвозил специально курсировавший УАЗик. Мы так наловчились, что для разгрузки целого эшелона нам требовалось полтора-два часа. Перегонка требовала гораздо большего времени. Проблема осложнялась тем, что машины приходили без воды в системе охлаждения, чтобы их не разморозить в пути. Ведь на дворе стоял ноябрь-декабрь. Поэтому нам приходилось в каждую сгружаемую машину заливать воду, а пригнав её на стоянку – сливать.
Один ЗИЛ-131 мы всё-таки разморозили. Кто-то, видимо в спешке забыл слить с мотора воду, либо слил её не до конца. Поломка обнаружилась во время передачи машины, когда в неё заливали воду. Ремонтникам пришлось в полевых зимних условиях вынимать мощный мотор, разбирать его до винтика, менять основной моторный блок и ставить вновь собранный мотор назад. Это был для нас горький урок. Нам, естественно, досталось и от командира.
Майор ДанилкоНа второй же день по прибытию в Мукачево, меня подозвал к себе наш новый командир майор Данилко и сказал, что отныне я являюсь его личным водителем, поэтому мой УАЗ должен быть всегда готовым к поездке. Я ответил «Есть!» и пошел готовить машину. И уже во второй половине дня мы с майором поехали сначала на железнодорожную станцию «Мукачево», а потом в Ужгород.
Оказалось, что в Ужгороде в трехкомнатной квартире проживает семья майора – жена и двое детей. Данилко был не только образцовый служака, но и отменный семьянин. Оставив машину во дворе многоквартирного дома, по приглашению майора, я оказался в его уютной квартире. Он познакомил меня с женой и детьми и пригласил на совместный ужин. После ужина мы смотрели телевизор, а потом мне была предоставлена в отдельной комнате кровать для ночлега. Отвыкший за полтора года службы от семейного уюта, я был смущен происходящим и чувствовал себя весьма неловко.
Отныне мой трудовой график стал более напряженным. Чуть ли не каждый день мы мотались то в Чоп, то в Мукачево, то в Ужгород. При этом ко времени прибытия очередного эшелона с военной техникой, мы с майором всегда были на станции и я, наряду со всеми участвовал в разгрузке машин с платформы и их перегону в поле. Ночевал я, в зависимости от обстоятельств, то в палатке, то у майора.
Примерно через месяц такого напряженного графика, мой УАЗик стал дымить и «постреливать» в глушитель, а у мотора пропала тяга. Я без труда определил причину – прогорели клапана. Дело в том, что заправлял я машину бензином, слитым из баков ЗИЛов и Уралов, стоявших в поле. Этим машинам был положен бензин с более высоким октановым числом Аи-76 или Аи-80. А моему УАЗику нужен был Аи-66 или Аи-72. Я знал, что рискую, но другого выхода в сложившейся ситуации не было. Короче, клапана не выдержали и прогорели. Мой УАЗик пришлось поставить на стоянку, в ожидании запчастей, а майор вынужден был пересесть на другой УАЗ.
Дня через два-три ремонтники достали мне новые клапана и нужные для переборки мотора прокладки, и я приступил к ремонту. Стоял промозглый бесснежный декабрь – не самое подходящее время для ремонта на свежем воздухе. Руки быстро коченели от соприкосновения с холодным металлом. Но, видимо, помогли приобретенные ещё с детских и подростковых лет навыки ремонта различной мотто и авто техники. Уже к вечеру машина была готова к работе, хотя я и не рассчитывал на то, что мой УАЗ, и я кому-то вскоре понадобимся. Но тут произошло нечто для меня неожиданное.
Капитан ГусаровЕщё пару дней до того, как я отремонтировал свой УАЗ, на нашей стоянке появился капитан Гусаров (фамилия изменена), который прибыл к нам в качестве заместителя майора Данилко. Это был человек среднего роста стройный, сухощавый с холёным аристократическим лицом и тёмно русыми гусарскими усами. Короче, это был писаный красавец-офицер из кинофильма «Гусарская баллада». Он явно ожидал, когда я отремонтирую свой УАЗ, не выбирая сразу по прибытию другую машину. С чем это было связано, я не знаю. Возможно, меня порекомендовал капитану майор Данилко. Капитан подошел ко мне и простецки как у старого знакомого спросил: «Ну, как, тачка готова?». Я по форме ответил: «Так точно, товарищ капитан, – готова!».
С этого дня у меня начался новый период моей службы, полный неожиданных событий и приключений, по которым можно снимать «Гусарскую балладу – 2». Дело в том, что капитан оказался отменным бабником и любителем шумных компаний. А его любимой поговоркой было: «При необходимости, я в любую задницу без мыла влезу».
Уже на следующий день во второй половине дня мы поехали в Мукачево в большой сельский дом, в котором капитан снимал себе комнату. Он договорился с хозяином-мадьяром о том, что тот выделит ещё одну комнату с кроватью и постелью для меня. И тут же предложил отметить нашу сделку. Хозяин был не против, лишь позвал для компании своего соседа. И вскоре мы вчетвером сидели за столом, на котором было в изобилии еды и домашнего вина. Когда хозяин подвинул мне на треть неполный двухсотграммовый стакан вина, я вопросительно посмотрел на капитана и тут же получил ответ: «Сегодня мы никуда не едим, поэтому пей, сколько осилишь».
Когда застолье было в самом разгаре, хозяин пригласил нас на «экскурсию» в свой винный погреб, и мы через люк в полу по лестнице спустились вниз. Помещение подвала оказалось неожиданно просторным, примерно 6 на 10 метров. По центру своды подвала подпирали каменные столбы. Слева и справа от центрального прохода на основательных деревянных подставках покоились дубовые бочки с вином. Их было не менее десяти, от двухсот до пятисот и более литров каждая. Хозяин, подходил к каждой из бочек и рассказывал: какого сорта вино, и из урожая какого года сделанное, храниться в этой бочке. Потом он открывал верхнюю пробку, засовывал туда конец резинового светло-коричневого медицинского шланга и, ртом засосав вино в шланг, наливал его прямо через шланг нам в заранее выданные стаканы граммов по 50-70 для дегустации. Так мы продегустировали почти все бочки. В конце «экскурсии» хозяин подвел нас к самой маленькой – литров на 150 – бочке и сказал, что в ней храниться вино, выдавленное в год рождения сына, а откроют бочку только тогда, когда сын будет жениться. На этом «экскурсия» закончилась, и мы поднялись наверх, продолжать застолье.
В последующие дни мы мотались с капитаном, то в Чоп, то в Ужгород, выполняя служебные задачи «текущего момента» и продолжая участвовать в разгрузке машин. Но большую часть «свободного» от непосредственной службы времени, которого было достаточно, капитан использовал меня и мой УАЗ для удовлетворения своей похоти.
В Чопе капитан отыскал своего «старого» сослуживца, а через него познакомился с другими местными офицерами – рыцарями застолья и стакана. И мне нередко приходилось поджидать своего «командира», стоя у какого-то кабака, или везти в салоне компанию офицеров, орущих на всю «ивановскую» «Запрягай-ка дядя лошадь серую косматую… Я – парабела, я – чипурела, гоп – барон цыганский я…» и прочую чушь.
Пьянки чередовались с женщинами, которых капитан находил и в Чопе и в Мукачево. Нередко местом свидания становился салон моего УАЗика. На это время капитан давал мне денег, и я шел либо в кино, либо в столовую. Был случай, когда я на пару суток отвозил капитана с очередной подругой в санаторий, который находился примерно в километрах десяти за Ужгородом. Сложность заключалась в том, что назад через Ужгород в Мукачево, а потом через двое суток, опять в санаторий за капитаном и его пассией мне надо было ехать без сопровождающего командира. При этом я сам был без документов, а машина без номеров.
Номера с наших УАЗов сняли ещё в части, а наши военные билеты и водительские права хранились в сейфе у командира. Когда мою машину останавливала ВАИ (военная автоинспекция), то старший (Данилко или Гусаров) выходил и объяснял, что мы командированы из ЧССР для получения военного транспорта. Местные военные к тем военным, которые были связаны с ЧССР, относились весьма почтительно, поэтому проблем не возникало. Здесь же мне пришлось одному дважды проезжать Ужгород, в котором было не менее двух стационарных постов ВАИ. Я знал места их расположения и к моменту проезда мимо поста, пристраивался впритык за какой-нибудь габаритной машиной и проскакивал.
Но в комендатуре Ужгорода мне побывать всё же пришлось. Однажды капитан оставил меня в машине в одном из переулков Ужгорода, а сам пошел, как он сказал, «на встречу с товарищем». Я сидел и дремал, когда уже в темноте ко мне подошел офицер в сопровождении двух солдат. Так я оказался в комендатуре. Из документов при мне был только комсомольский билет, который я получил только пару месяцев назад, можно сказать «в боевых условиях» (об этом я писал в первой части). Комсомольский билет изъяли для записи в книге дежурств и до выяснения причины моего пребывания в Ужгороде. Меня же посадили в «обезьянник», где я тут же заснул.
Разбудил меня капитан Гусаров уже далеко за полночь. Он, очевидно, уже уладил все наши дела и нас отпустили «с богом». После крепкого сна на деревянной лавке «обезьянника» и внезапного пробуждения я плохо соображал, поэтому про свой комсомольский билет вспомнил только тогда, когда мы подъезжали к Мукачево. Капитан заверил меня, что билет мы заберем в следующую нашу поездку в Ужгород, и я успокоился. Но следующей поездки не случилось, и я также внезапно и не по своей воле как стал комсомольцем, точно также внезапно и не по своей воле перестал им быть.
Не могу не упомянуть ещё один забавный случай, связанный с любовными похождениями капитана Гусарова. Однажды мы ехали из Мукачево в Ужгород, прихватив с собой молодую женщину. При этом капитан посадил её со своей стороны на капот мотора, чего делать было не положено. Я об этом напомнил капитану, но он сказал, что в случае чего – всё уладит. И вдруг навстречу нам попадается УАЗ с майором Данилко. Он, видимо, уже издали заметил нас и дал команду своему водителю, чтобы тот светом «попросил» нас остановиться. Выйдя из машины, майор, конечно же, увидел сидящую у меня в кабине на капоте женщину и сразу изменился в лице.
Отозвав капитана в сторонку, майор поговорил с ним на повышенных тонах. Потом подошел ко мне. Я вышел из машины и стал по стойке «смирно».
– Водитель Козырев, почему Вы нарушаете правила перевозки пассажиров?
Я пожал плечами, не зная, что ответить. Но в тот же мг на выручку мне пришел капитан: – Водитель тут не причем. Это я ему дал команду, посадить женщину.
Майор понял, что капитан не даст меня в обиду, и, видимо, чтобы не раздувать «командирские» разборки при посторонних – ретировался. Многозначительно посмотрев на меня, майор сказал: «Я с тобой потом поговорю», и пошел к своей машине. Но как только УАЗ с майором отъехала, мы продолжили своё движение в том же составе и на тех же посадочных местах.
На мой взгляд, в образе майора Данилко (фамилия реальная) и в образе капитана Гусарова (фамилия вымышленная) сошлись два ярких представителя русского (советского) офицерства. Первый был основательным, благоразумным, порядочным, надежным служакой, который настойчиво и неуклонно идет по служебной лестнице вверх, стараясь избегать опрометчивых поступков. Такой, наверное, и в бою будет строго «руководствоваться» буквой закона и приказом выше стоящего командира. Одним словом – надежная стена, и для семьи, и для отечества.
Второй был ярким, творчески неоднозначным, непредсказуемым в своих поступках и желаниях человек, которому было тесно в рамках армейской правовой системы, особенно в мирных условиях. О таких людях, порой, говорят – «свободный художник». И в то же время это был смелый, находчивый командир, умеющий постоять за себя и «за други своя», в чём я неоднократно убеждался в период общения с капитаном. Думаю, во время боя такой тип командира, вопреки полученному приказу и здравому смыслу, может в критические минуты поднять свое подразделение против превосходящих сил противника и вырвать неожиданную победу. Поэтому, не смотря на все похождения капитана, к нему я относился с уважением, и видел в нём потенциального Дениса Давыдова.
Новый год в полеПриближался Новый 1969-й год. Капитан Гусаров дня за три до Нового года уехал отмечать его в другой город к своей жене, которую, как он мне неоднократно говорил, очень любил, оправдывая при этом свои любовные похождения физиологической потребностью. Майор Данилко тоже дня за два до Нового года перестал появляться в нашем лагере. Поэтому мы без помех стали готовиться к встрече Нового года.
Главным источником дополнительных денежных средств для нас служили деревянные колодки, которыми крепились колёса пребывающих к нам машин. Колодка представляла собой полуметровый деревянный брус со скошенным концом, толщиной 10 на 10 или 10 на 15 см. В начале мы не увидели в них своей выгоды и их чуть ли не из наших рук выхватывали шустрые цыгане. Но потом мы поняли, что колодки необходимы нам самим, во-первых, для костра, а во-вторых, их можно продать. И мы стали каждую сбитую из-под колеса колодку забрасывать в кузов сгружаемого с платформы автомобиля. Цыгане ещё какое-то время пытались стащить колодку-другую из уже согнанных с платформы автомобилей, но мы стали решительно пресекать эти действия, и вскоре они вынуждены были отказаться от этих попыток и довольствоваться другими эшелонами.
Несколько слов про цыган. Их табор стоял на одной из окраин Мукачево и представлял жалкое зрелище. Это были временные мазанки и деревянные постройки размером от 2 на 3 метра и более, с плоскими крышами. Рядом - ни источника воды, ни электроэнергии. Лишь дымящиеся буржуйки. Трудно было представить, как люди могут жить в таких условиях. Однажды на окраине Мукачево я наблюдал такую картину: по дороге шел невысокий коренастый цыган с буйной копной тёмно-серых волос на голове – вылитый Будулай – и играл на гармошке. А метрах в 15-ти за ним шла его жена: с огромным тюком за спиной, с двумя чуть меньшего размера тюками в руках, с грудным ребенком в платке, прикреплённым спереди ниже её груди. С двух сторон за тюки держались дети-погодки примерно двух-трех лет от роду, а ещё двое ребят чуть постарше шли сзади цыганки. Как говориться: «и смех и грех», но такое забыть невозможно.
Бригада ремонтников и водители УАЗов раздельно готовились к встрече Нового года. Мы загрузили в ЗИЛ-131 более половины кузова деревянных колодок. Также загрузили колодками один УАЗик и поехали в Мукачево. В этом населённом пункте в добротных каменных и кирпичных, преимущественно двухэтажных домах с винными подвалами, проживали, в основном, мадьяры (венгры). Жили мадьяры весьма зажиточно, и я невольно сравнивал местные дома со сравнительно жалкими деревенскими домиками в колхозе «Заветы Ильича», Золотухинского района Курской области, где год назад мне довелось участвовать в уборке урожая. Мы обменяли привезенные дрова на десятилитровую канистру вина, шматок солёного сала и ещё на какие-то продукты и напитки.
В палатке у нас стояли аккумуляторы от машин, к которым были подключены лампочки, поэтому было достаточно светло. Сначала мы, как положено, проводили «старый» год, потом встретили Новый, и вышли наружу к костру, продолжая торжество. В это время, как по заказу, пошел первый в эту зиму снег, покрывая серую, опостылевшую невзрачность белым пухом и превращая наш неуютный новогодний праздник у костра в настоящую зимнюю сказку.
Проснулся я от того, что почувствовал приступ тошноты. Отбежав от палатки на несколько метров, я начал вырыгивать из себя всё то, что вчера пил и ел. Когда я полностью избавился от взбунтовавшейся в моем животе адской смеси и огляделся, то в предрассветных сумерках увидел, что вокруг нашей палатки примерно в радиусе десяти метров сквозь тонкий слой снега проступают многочисленные грязно-коричневые пятна блевотины. Позже выяснилось, что подобная картина «проявилась» сквозь снежный покров и вокруг стоянки ремонтников.
Конечно же, всё это массовое «тошнилово» можно списать на изобилие выпивки и неумение молодых солдат пить в принципе. Можно также говорить о «слабой» закуси и походных условиях. Наверное, все эти причины, в той или иной мере, повлияли на наши желудки. Но выяснилась и ещё одна – возможно основная, причина. Это - качество выпитого нами вина.
Как выяснилось позже, в ходе расспросов знающих людей, местные мадьяры делают отменное вино для личного употребления и для угощения своих желанных гостей. Такое вино не вызывает никаких рецидивов, в чем я убедился, когда нас с капитаном угощал хозяин дома, в котором капитан снимал жильё. Ведь тогда мы выпили весьма прилично. А вот для продажи мадьяры используют не вполне качественный напиток. Но чтобы придать ему крепость и нужные вкусовые свойства, они добавляют в это пойло спирт, сахар и настаивают его на курином помёте или гашеной извести. Может это не так, или не совсем так, но я пишу о том, что нам тогда удалось выяснить. Поэтому – бойтесь мадьяров, вино продающих!
И снова ЧССР и майор ДанилкоПримерно через неделю-полторы после встречи Нового года, майор Данилко приказал построиться всем водителям УАЗов и объявил, что завтра с утра мы выезжаем в ЧССР к местам нашей постоянной дислокации. Поэтому необходимо заправить и подготовить машины к длительному марш-броску. Капитан Гусаров оставался в Мукачево старшим по выгрузке машин.
Не знаю, какими соображениями руководствовался майор, но, приехав утром из Ужгорода, он пересел с УАЗа, на котором ездил последние дни, на мой УАЗ и мы возглавили колонну. Дальнейшие поступки майора в отношении меня, до сих пор остаются для меня загадкой: были ли эти поступки продиктованы сугубо личными или служебными интересами, или он являлся «слепым» проводником неведомой для простых смертных предопределенности судьбы? А может быть, все эти факторы, в той или иной мере совпали? Но об этом далее…
Границу мы пересекли в районе Ужгорода и, проехав вдоль всю Словакию и почти всю Чехию, через сутки и пол дня преодолев примерно 600 километров, прибыли в Миловици - чешское поселение, расположенное примерно в сорока километрах от Праги. Миловицами также назывался расположенный рядом крупный военный городок, в котором с недавних пор находился генеральный штаб ЦГВ (Центральной группы войск) и несколько воинских частей. Сначала мы заехали в одну из воинских частей и оставили там одиннадцать из двенадцати пригнанных УАЗов вместе с их водителями. В дальнейшем их распределили по воинским подразделениям. Потом мы с майором поехали в ВАИ ЦГВ (военную автоинспекцию Центральной группы войск), куда, как оказалось, майор Данилко был назначен командиром.
Подъехав к ВАИ, майор распорядился, чтобы я в сопровождении Ваишного ГАЗ-69 и лейтенанта Пеньковского отогнал свой УАЗ на ту стоянку, на которой мы оставили остальные УАЗы, а сам на ГАЗике вернулся назад в ВАИ. Только тогда я понял, что майор выбрал меня из двенадцати водителей УАЗов для службы в автоинспекции. Меня поставили на довольствие в находящийся не вдалеке от ВАИ ремонтный батальон. Таким образом, в середине января 1969-го года я стал водителем ВАИ Центральной группы войск, дислоцированной в ЧССР.
Но примерно через месяц выяснилось, что майор Данилко не собирался долго командовать ВАИ, а ждал на этой должности нового назначения. Его назначили на должность командира отдельного батальона, который был расположен недалеко от словацкого города Зволен. Вместе с должностью майор получил новенький персональный ГАЗ-69, который необходимо было перегнать из Миловиц в Зволен. Майор вызвал меня и приказал, чтобы я готовил новенький Газик к перегону. Одновременно он выдал мне письменное распоряжение, по которому я снялся с довольствия и получил на двое суток сухой паёк. И уже на следующее утро мы отсчитывали километры, только в обратном направлении, той же дороги, по которой месяц назад приехали сюда. Сравнительно небольшой городок Зволен находится в центре Словакии.
Я ехал в Зволен со смешанными чувствами. Данилко определенно не сказал, о моём дальнейшем месте службы. Вроде как я должен был вернуться в Миловицы, но меня смущало то, что майор дал распоряжение о снятии меня с довольствия и полной экипировке. Поэтому были опасения, что он может оставить меня у себя водителем ГАЗ-69, который я перегонял. А я этого не очень хотел, так как служба в ВАИ для меня была более интересной и престижной. Хотя к майору Данилко я относился вполне уважительно. Но сразу же, по прибытию в Зволен, мои сомнения развеялись. Майор поблагодарил меня «за службу» и сообщил, что я должен вернуться в Миловицы.
Транспорта до самых Миловиц найти было сложно, поэтому я с колонной УРАЛов сначала добрался до города Оломоуц, который находится в Восточной Чехии. Близь этого города располагалась основная складская база наших войск. До этих складов меня и довезли. Следующей оказии пришлось ждать ещё четыре дня, которые я коротал вместе с солдатами, обслуживавшими военные склады. И вот здесь я понял, для чего Данилко распорядился снять меня с довольствия в Миловицах и иметь при себе продовольственную карту – чтобы встать на временное пищевое довольствие во время моего скитания.
Что же касается майора Данилко, то судьба подарила мне еще одну мимолётную встречу с этим сдержанным, но цельным и целеустремленным человеком. Дело было примерно в ноябре 1969-го. Я тогда уже гражданским водителем работал в Главном управлении военной торговли ЦГВ. Однажды выходя из здания, в котором находилось наше Управление, я лицом к лицу встретился с Данилко, который уже в звании подполковника в сопровождении такого же высокого и солидного как он сам подполковника входил в здание. Я по военному приветствовал его: «Здравия желаю товарищ подполковник!». Он сдержанно, как обычно, улыбнулся и стал расспрашивать меня о том, как и в каком статусе я здесь нахожусь. Получив мой ответ, он пожелал мне всего доброго, и мы расстались уже навсегда.
Служба в ВАИВоенная автоинспекция ЦГВ располагалась в отдельном одноэтажном здании рядом со столовой, которая обслуживала служащих Генерального штаба ЦГВ. По вечерам столовая превращалась в ресторан с музыкой и танцами. Сразу за столовой, за высоким (примерно трехметровым) металлическим забором из толстых прутьев с заостренными наконечниками, располагался комплексом зданий Генерального штаба ЦГВ.
Личный состав ВАИ состоял из трех офицеров (майор, капитан, лейтенант) и шести водителей, в распоряжении которых находилось три автомобиля ГАЗ – 69 и один УАЗ-450. Наша служба состояла из патрулирования военного городка и проверки автомобилей на предмет их технического состояния и наличия соответствующей документации и выезда на дорожно-транспортные происшествия. Кроме того, нашими автомобилями нередко пользовались высшие офицеры из штаба Автотранспортной службы ЦГВ. В ожидании выезда, водители коротали время в довольно просторной «учебной комнате», стены которой были завешены стендами с правилами дорожного движения и другими наглядными пособиями по ПДД. В комнате имелись столы, стулья и пару кушеток, на которых нам во время дежурства в ночное время можно было подремать.
На вещевое и пищевое довольствие водители ВАИ были прикреплены к расположенному невдалеке от ВАИ отдельному ремонтному батальону. Но числились в рембате мы «за штатом», поэтому непосредственно его командирам не подчинялись. В казарму на отдых мы приходили, когда нас отпускали из ВАИ и уходили – когда было необходимо по службе. Поэтому назойливой команды «отбой-подъём» для нас не существовало, что нередко раздражало дежуривших по казарме сержантов. В солдатскую столовую мы – водители ВАИ – обычно ездили на УАЗ-450, а если не получалось – добирались своим ходом. Там у нас был свой отдельный стол и свой порционный расклад. Кормили в столовой вполне прилично.
Из экстренных выездов на аварии с участием наших водителей, запомнились несколько с тяжелыми последствиями. Но описывать их, думаю, не стоит. Хроники происшествий хватает и в нашей повседневной жизни. А вот как я на своем ГАЗ – 69 чуть не врезался в толпу генералов во главе с маршалом Гречко – расскажу.
Где-то в конце весны 1969-го в ЦГВ в очередной раз приехал министр обороны СССР, маршал Советского Союза Гречко. Я уже тёмной ночью отвез Майора Трегубского в жилой квартал гарнизона и возвращался назад в ВАИ окольными путями, так как центральную дорогу, по случаю приезда высокого начальства, круглосуточно патрулировали наряды комендатуры и меня без сопровождающего могли задержать. Петляя между проулками, я повернул направо, и свет моих фар осветил группу генералов и высших офицеров, очевидно, прогуливавшихся перед сном. Они были метрах в 50-ти. Впереди группы находились маршал Гречко и командующий ЦГВ генерал-полковник Майоров. Яркий и внезапный свет фар ослепил их, и они, остановившись, стали прикрывать глаза руками. Я мгновенно оценил ситуацию и понял, что «влип». Но, меня выручил счастливый случай и быстрая реакция. Проехав по инерции несколько метров навстречу остановившимся в растерянности «генералам», я увидел слева между густо росшими по краю дороги деревьями чуть заметный, самовольно проделанный через крутую обочину, проезд и тут же свернул в него. Через считанные минуты я уже был у ВАИ. Поставив машину на стоянку и доложив дежурному офицеру о возвращении, я без промедления отправился в казарму отдыхать.
Следующим утром я шел на службу в тревожном ожидании, но всё обошлось, по крайней мере, для меня. А в целом служба охраны важной персоны дала промашку – не предусмотрела возможности внезапного выезда случайной машины с «тыльной стороны» навстречу генералитету. Ведь окажись в подобной ситуации реальный злоумышленник, протаранить группу генералов вместе с маршалом, ему бы не составило труда.
Майор ТрегубскийНачальником ВАИ после майора Данилко был назначен майор Трегубский. Это был особый представитель целой когорты офицеров-фронтовиков, которые стали таковыми в силу сложившихся обстоятельств. Из различных источников удалось выяснить, что Трегубский со школьной скамьи или от рабочего станка попал на фронт. Там он дослужился до старшины, а уже после войны, пройдя краткие курсы переподготовки, стал младшим лейтенантом. Служебная карьера таких офицеров, не имеющих базового военного, а порой и среднего образования, как правило, ограничивается званием капитана или майора. Поэтому Трегубский, как фронтовик, получил звание майора лишь в честь 50-летия Великой Октябрьской социалистической революции (1967 г.). Такое повышение в звании в армейских кругах называлось «юбилейным», например, «юбилейный майор».
Визуальные данные Трегубского также заслуживают особого внимания. Он был невысокий, примерно 165 см. роста, коренастый и полноватый мужчина с басистым низким голосом. Его голова расширялась сверху вниз, поэтому шеи как бы и не было. Лицо было крупное с мясистым носом, большим губастым ртом и двойным подбородком. Поэтому фамилия Трегубский вполне подходила к его облику. Разговаривал майор с подчиненными – не особо выбирая выражений, нередко используя отборный мат. Но при этом был весьма доброжелательным и не злопамятным. В этой связи мне вспоминается один мой с майором разговор.
Дело было в июле 1969 года. К этому времени я уже отслужил полных два года и формально мог претендовать на дембель. Но когда я призывался – летом 1967-го, то приказа о переходе на двух годичный срок службы ещё не было. А летний призыв засчитывался лишь с конца года. Поэтому в начале службы я настраивал себя на 3,5 лет службы. Такой приказ появился лишь осенью того же года, и у меня появилась надежда. Я зашел в кабинет Трегубского и спросил его о моих шансах на «досрочный» дембель. Майор аргументировано мне объяснил, что в связи с нехваткой в ЦГВ (Центральной группе войск) опытных водителей, шансов у меня и таких как я водителей на дембель до конца года – никаких. Поэтому мне следует настраиваться не на скорую демобилизацию, а на усердную службу.
Я, конечно же, расстроился и майор, как бы желая меня утешить, сказал:
- Я собираюсь подготовить приказ о присвоении тебе и Воронцову (водителю моего года призыва) звания сержанта. Так что, Козырев, готовь дембельский мундир. Домой поедешь сержантом.
Для тех, кто не в курсе, необходимо пояснение. В период моей службы звание младшего сержанта присваивалось солдатам, прошедшим пяти-шести месячную учебку -специальные курсы сержантов. В особых случаях, когда не хватало специально подготовленных сержантов, такое звание присваивали наиболее «продвинутым» рядовым или ефрейторам. Но в комендантской части и в службе ВАИ существовало негласное (неформальное) правило – примерно отслужившим рядовым присваивать перед самой демобилизацией звание сержанта. Об этом и сообщил мне майор.
К такому виду поощрения, я относился весьма скептически. Мне в этом виделась какая-то самодеятельность «добреньких» командиров, а присуждаемое не по делу звание – незаконным. А если разобраться с рациональной военной позиции, то кому нужен сержант, например, командир отделения, который не имеет командирских знаний и навыков? В общем – это не сержант, а бутафория. Поэтому я без энтузиазма воспринял сообщение майора о его желании присвоить мне звание сержанта. А чтобы пресечь такое «присвоение», я решил сыграть в дурачка или пошутить – как получиться.
– Товарищ майор, а почему только сержанта? А нельзя ли сразу присвоить мне звание старшины?
Майор шутки не понял и принял сказанное мной за «чистую монету». Он сначала в недоумении уставился на меня, а потом его прорвало:
– Ты что – ах…л совсем? Старшину ещё заслужить надо, а тебе и сержанта то дают не за…уй. Поэтому, не испытывай мое терпение.
Но меня уже было не остановить:
– Нет, товарищ майор, на сержанта я не согласен. Или старшину – или ничего!
Майор вскочил из-за стола. Лицо его побагровело:
– Вот х… тебе, а не старшина! – и он показал руками соответствующий жесть. – Пошёл вон, расп…дяй!
Находясь уже за дверью кабинета, я всё ещё слышал возмущённую брань майора в мой адрес. Шутка удалась, и мне было весело. Но с другой стороны, я не думал, что Трегубский так серьезно воспримет мою хамскую выходку. И позже у меня возникли сомнения: а стоило ли так шутить с уже немолодым служакой. Ведь майор свои сержантские лычки заслужил во время войны, ежеминутно рискуя жизнью. Но с другой стороны, я видел, что в ситуации, подобной моей, произошла девальвация значимости этих воинских званий и их стали раздаваться в зависимости от личной благосклонности непосредственных командиров к низшим чинам. И ветеран ВОВ Трегубский тоже участвовал в этом «театре» незаслуженных награждений. Что, очевидно, и спровоцировало мой экспромтный поступок. В общем, мне было и весело от того, что шутка удалась, и одновременно как-то неловко. И эти два чувства «конфликтуют» во мне по сей день.
Но Трегубский сердился на меня недолго. Уже на следующий день он вызвал меня к себе в кабинет и приказал быть готовым к выезду завтра в 5 часов утра, при этом по отношению ко мне он не проявлял негатива. Ранним воскресным утром мы заехали за двумя его давнишними сослуживцами и приятелями – такими же, как майор возрастными капитанами и поехали на рыбалку. Местом ловли оказалось небольшое лесное озеро, расположенное километрах в 12-ти от Миловиц. При этом Трегубский предусмотрительно приготовил удочку и мне. Из этого я сделал вывод, что он уже забыл о моей выходке со «старшиной» или простим мне моё «хамство». А может он, подумав, осознал, что я так пошутил. Но его отношение ко мне до последних дней моей службы в ВАИ было весьма доброжелательным. О присвоении мне звания сержанта он больше не вспоминал, и я ушел в запас в звании «рядовой», как и хотел.
ДембельДембель ко мне «подкрался» откуда я его не ожидал. Прошло несколько дней после моего разговора о дембеле с Трегубским. Однажды мне пришлось по служебным делам подвозить зам. начальника Автотранспортной службы ЦГВ подполковника И.И. Хрипункова. Не помню, как и по чьей инициативе, но у нас зашел разговор о задержке с демобилизацией тех срочников, которые отслужил по два и более года. И тут Иван Иванович дал мне дельный совет, за который я ему благодарен, по сей день. Он сказал, что в ЦГВ существует негласное правило: если военнослужащий срочной службы, формально отслуживший 2 года, остается работать по гражданке в войсках, то его могут по решению Военного Совета ЦГВ «досрочно» демобилизовать. Я ответил, что такой вариант меня вполне бы устроил, вот только куда, по этому поводу можно обратиться?
Подполковник Хрипунков, как будто, только и ждал моего согласия на работу в войсках по гражданке:
- Я тебе в этом деле помогу. Начальнику Главного управления торговлей ЦГВ полковнику Минееву срочно требуется водитель на его персональную машину ГАЗ – 21 «Волга». Советую тебе сегодня же пойти к нему на прием и решить проблему, пока он не нашел другого водителя. С Трегубским я поговорю, чтобы он тебя отпустил на собеседование.
Позже до меня дошли слухи, что полковник Минеев, будучи в приятельских отношениях с начальником Автотракторной службы ЦГВ полковником Ситовым и его замом, просил их поспособствовать в нахождении ему водителя. Его бывшего персонального водителя, буквально накануне, за какие-то прегрешения (пьянка, драка или ещё что-то) в 24 часа выслали в СССР. Поэтому памятный мне разговор с подполковником Хрипунковым был, очевидно, не случайным.
Войдя в кабинет полковника Минеева, я по форме доложил ему о цели моего визита и о том, что в настоящее время являюсь водителем ВАИ. Полковник, явно, обрадовался моему появлению в его кабинете и особенно тому, что я из ВАИ:
– Водитель ВАИ – это хорошо. А то они нас замучили постоянными задержаниями наших машин. А тут, глядишь – свой человек из ВАИ. – Без лишних слов, Минеев выдвинул ящик письменного стола, за которым сидел и достал оттуда ключи.
– Вот ключи от машины, а желтая «Волга» стоит у столовой напротив ВАИ. Можешь приступать к своим обязанностям.
– А как же моя служба в ВАИ, ведь там за мной закреплена машина?
– Не беспокойся. С Трегубским мы договоримся.
Так случилось, что я в одночасье стал персональным водителем начальника Главного управления торговлей ЦГВ полковника Минеева, оставаясь при этом рядовым, стоящим на довольствии в рембате. В этот же день Минеев издал приказ о зачислении меня на работу и мне стали начислять зарплату. Также он подал в Военный Совет ЦГВ необходимые документы на предмет моей «досрочной» демобилизации. Но Военный Совет собирался раз в месяц, и необходимо было ждать очередного заседания недели три.
С одной стороны я уже числился водителем в Управлении торговлей и через пару недель после зачисления на работу получил какие-то деньги в чешских кронах. А с другой – я продолжал быть рядовым срочной службы, ночевал в «своей» казарме и питался в солдатской столовой. Поэтому мое положение держалось на устных договоренностях с майором Трегубским. Но было еще и батальонное начальство, которое могло выяснить, что я работаю по найму, а не служу. Так оно и случилось.
Командиром рембата был подполковник Кильмашкин (фамилия изменена) высокий, стройный, весьма строгий с постоянным выражением неудовольствия на сухощавом лице. На мое счастье, когда я пересел с Ваишного Газика на «Волгу», Кильмашкин находился в отпуске в СССР, а его замы, видимо, не заморачивались о том, почему я не служу в ВАИ. Но в начале августа Кильмашкин вернулся из отпуска и, выходя из столовой, увидел меня за рулем «Волги». Он подошел и спросил, почему я не на службе. Я ответил, что есть соответствующие устные договоренности, а со дня на день должно выйти решение Военного Совета о моей демобилизации. Но подполковник был категоричен:
– У меня нет никаких документов на Ваш счет. Поэтому немедленно возвращайтесь в батальон, там мы найдем Вам соответствующее применение!
Я был в панике. От Кильмашкина можно было ожидать и губу (гауптвахту) и бесконечные наряди и другие «пакости». Как нарочно, мой непосредственный начальник полковник Минеев пару дней назад уехал в отпуск в Советский Союз, а за него остался замполит полковник Шеверов. Мне он казался не очень решительным человеком, и я жалел, что нет Минеева. Но за внешней «мягкотелостью» Шеверова скрывалась достаточно твёрдая натура. Выслушав мой панический доклад о том, что мне приказано возвращаться в рембат, он успокоил меня тем, что накануне состоялся Военный Совет и, очевидно, на нем решился и мой вопрос.
– Иди к машине и жди меня. Я пойду в штаб и выясню состояние дел.
Находясь у машины, я не находил себе места. Бесконечно долго тянулось время. А в моем воображении порой возникали картины того, как комендантская «группа захвата» во главе с офицером с красной повязкой на руке увозит меня на гауптвахту. Но, наконец, появился полковник Шеверов с какой-то бумажкой в руках. Он несуетливо сел в машину и скорее попросил, чем приказал:
– Давай, в штаб рембата. Я получил выписку из приказа о твоем увольнении.
У меня сердце выпрыгивало из груди. Я ели сдерживал свое волнение. Когда мы остановились у штаба, Шеверов попросил мой военный билет и пошел в штаб. На мое предложение пойти с ним, он ответил, что раздерется и без меня. Минут через двадцать он вышел и, возвращая мне военный билет с только что вклеенной в него вкладкой, о моем увольнении в запас, и с ноткой торжественности сказал:
– Поздравляю! С сегодняшнего дня ты – гражданский человек.
Внутри у меня все «пело и плясало». Я с трудом дождался конца рабочего дня. Поставив машину в гараж, я тут же переоделся в гражданский костюм, который купил сразу же, как получил свою первую зарплату. Он лежал у меня в багажнике автомобиля вместе с рубашкой и туфлями, аккуратно сложенный и завернутый в целлофановый пакет. Переодевшись, я не спеша пошел через весь военный городок в Дом офицеров, наслаждаясь тем, что мне не надо прятаться от военного патруля и «отдавать честь» каждому встречному командиру. В Доме офицеров я пил пиво в баре и бесцельно шатался среди военных и редких гражданских, ежеминутно самоутверждаясь в своем новом статусе «свободного гражданина». С этого дня начался новый этап моего пребывания в ЧССР, но об этом – в следующей части.
источник:
http://kozyrev-gi.ru/pages/chehoslovakija-1968-2/
yaplakal.com