Сам часто думаю, почему так мы гуманно поступили с врагом. Почему мы всегда хотим казаться лучше, проявляем милосердие, почему? Возможно, сожги мы Париж в войне 1812 года до тла и вырезав всех жителей, поссав на их могилы, предотвратили бы такое отношение к себе, как к недочеловекам в Великую отечественную?
Немного накидаю здесь из воспоминаний наших бойцов:
...Сперва, когда мы увидели первый раз своих убитых на берегу реки
Свири, то, знаешь, ноги подкашивались. А потом уже, когда наступали
капитально, шли во втором эшелоне. Видели лежащие на дороге трупы врага.
По ним уже проехали машины - раздавленная голова, грудь, ноги... На это
мы смотрели весело.
...От попадания вражеского снаряда разорвалась гусеничная лента ходовой
части – лопнул трак. В сумерках, начали приводить машину в порядок.
Вдруг, один из наших автоматчиков стал кричать. Смотрим, к танку бежит
пожилая женщина с распущенными волосами, держа перед собой зажженный
факел. Раздалась длинная автоматная очередь. Один из наших солдат, в
порыве ярости, разрядил весь диск в безумную немку.
...Один раз меня вызвал ротный и приказал отконвоировать двух пленных
немцев. Сказал мне – «Сынок, пока у нас тихо, отведешь их в штаб. Только
по быстрому, раз-два и обратно, полчаса тебе на это хватит». Он знал,
что все мои родные расстреляны немцами. Дал на выполнение приказа
полчаса, а там в один конец только семь километров топать. Возможно, он
хотел, чтобы я их не довел до тыла, а порешил «при попытке к бегству».
Немцы были из «окруженцев» - грязные, худые, в жалких лохмотьях,
выглядели как «бомжи». Один был молоденький парнишка с длинной шеей и
грустными глазами, по имени Рудди, а второй его товарищ был пожилой
немец, мрачный тип, которого звали Курт. Начал с ними беседовать по
дороге. Немецкий язык я знал относительно неплохо. По моему акценту они
сразу поняли, что перед ними еврей. Немцев охватил дикий ужас. Рудди
начал рассказывать о своей невесте, Курт о своих детях. Всех их рассказы
были пронизаны отчаянием и мольбой о собственном спасении : «Мы не
убивали», «Мы не стреляли», «Я рабочий»... Я не стал их кончать... И
даже когда они поняли, что я не буду их убивать, то продолжали
заискивать, проявляли готовность услужить, пытались задобрить, немцев не
покидал страх и ощущение безнадежности. Их покорность и забитость меня
поразила. При малейшем окрике они вздрагивали. Конечно, это был не сорок
первый год, война уже шла к концу, но мне, было странно видеть, как
немцы унижаются передо мной, мальчишкой в красноармейской форме. Я сдал
пленных в штаб и через два часа вернулся в свой батальон. Когда доложил
ротному о выполнении приказа он посмотрел на меня уважительно.
...В одном месте мы наткнулись на трупы зверски замученных немцами
наших, попавших в плен танкистов. Среди них была и
девушка-санинструктор, так над ней дико надругались, насиловали, а перед
тем как убить, фактически на куски разрезали. И на тела ребят-танкистов
нельзя было смотреть без содрогания, у многих были вырезаны гениталии и
выколоты глаза.
...Дрались за каждый кусок стены с предельной жестокостью, а по ночам и
мы, и немцы, выползали вперед, или пытались по заводским коммуникациям и
туннелям продвинуться - мы, чтобы добыть себе еду и боеприпасы, немцы, с
целью сбросить нас в Волгу. Постоянные столконовения малых групп в
рукопашной... Разве все это можно рассказать?... У меня был плоский
немецкий штык, которым мне пришлось многократно убивать в рукопашном
бою, и когда после войны невольно стал снова вспоминать и переживать эти
моменты, то только тогда я осознал, какими же мы были зверями...
...Жалости к немцам не испытывал, только ненависть, хотя лично пленных
не убивал, не хотел... Но, когда в январе мы с немцами "поменялись
местами", и уже они, умирая с голоду, считая каждый патрон, фанатично
держались до последнего, но не сдавались без приказа, я невольно испытал
уважение к ним как к противнику. Ведь немцы сражались в Сталинграде
ничем не хуже, чем наши в Брестской крепости... Аналогия полная...
Сдавшихся в плен немцев я не трогал. Только один раз за всю войну я
"сорвался". В Польше в 1944 году нам довелось освобождать концлагерь
Майданек, "фабрику смерти". Кругом только трупы и кости... Я озверел.
Когда зашли в Германию, то в первом же немецком городе, увидел, что в
одном из подвалов спрятались немцы, включая гражданских, так я их всех
гранатами забросал... За Майданек...
...Уже где-то в Белоруссии пехота взяла в плен пять немцев, но их
передали мне, потому что у них совершенно негде было их держать. А там
как раз была такая обстановка, что я не мог отправить их в тыл. Поэтому
недели две они прожили в расположении моего учебного дивизиона. И что вы
думаете? Они с моими солдатами вроде даже как подружились, и никто к ним
никакой агрессии не проявлял... А уж как они были рады тому, что война
для них уже закончилась.
...Один раз на наш дозор из четырех человек выскочил немецкий
бронетранспортер. Солдаты, что сидели в нем, бросили ребятам пачку
папирос и поехали дальше. Ни они, ни мы не стреляли.
Это сообщение отредактировал Vastberaden - 15.05.2017 - 20:21