Ловушка Матвея Кузьмина

А немцы между тем готовились к выступлению. Офицер сидел у стола и при мертвенном свете карбидной лампочки дописывал старое письмо своему брату Вильгельму, работавшему инженером на оптическом заводе где-то в Саксонии.

"Милый Вилли, - писал он,- вот уже месяц, как я начал это письмо и все не могу его кончить. Не потому, что у меня не хватает времени. Нет! Времени больше чем достаточно. Последние месяцы, чтобы убить время, мы, сидя в этих проклятых лесах, повторяли все одни и те же дурацкие учения, которые нам никогда не пригодятся, так как эти русские перевернули войну с ног на голову и воюют без всяких правил. Просто сегодня мы выступаем, и я хочу кончить это письмо до того, как снова испытаю судьбу...

...Поздравь меня: я сегодня, кажется, одержал большую и, признаюсь, неожиданную победу. Я нашел ключ к этой проклятой загадочной русской душе, которая доставляет нам столько хлопот. Ничего нового, дорогой брат, это старый, добрый ключ, который открывал нам сердца во всей Европе. Денежки, мой милый, обычные, умело преподнесенные денежки, которые, к сожалению, в этой стране мы мало предлагаем, полагая, что эти советские русские - народ особенный и что тут убедительнее звучат автоматы молодцов господина Г. Ты помнишь, я тебе писал в январе о местном патриархе-охотнике, с внешностью короля Лира, с каким-то собачьим именем, которое я никак не могу запомнить (чорт бы побрал эти русские имена!). Сегодня я проэкспериментировал на нем, и представь себе, дорогой Вилли, эксперимент блестяще удался. Для виду поколебавшись, он согласился доставить нас сегодня... Ну вот, Курт уже докладывает мне, что батальон готов выступать. Прощай, любимый брат, обнимаю тебя, как прежде, а письмо, видимо, придется дописать в другой раз..."

Когда стемнело, горнострелковый батальон на лыжах, в полном вооружении, с пулеметами на саночках, вышел из деревни и, свернув с большой дороги, стал втягиваться в лес.

Впереди размашистым, охотничьим шагом скользил на своих самодельных широких лыжах Матвей Кузьмин. Тьма сгущалась. Сеяло сухим, шелестящим снежком, и скоро мгла так уплотнилась, что лыжники стали видеть только спину впереди идущего. Старик вел немцев прямо по целине.

Всю ночь отряд шел по сугробам, по нехоженному насту, тянулся по оврагам, по руслам, замерзших лесных ручьев, проламывался сквозь кустарник. Офицер, следивший за маршем по компасу, много раз останавливал шедшего впереди Матвея и через переводчика спрашивал, почему дорога так петляет и скоро ли конец пути. Матвей неизменно отвечал:

- Шоссеек в лесу нету... Обожди, ваше благородие, к утру будем,- и напоминал о ружье.

Постепенно теряя силы под тяжестью оружия и боеприпасов, тащились немецкие стрелки громадным, вековым лесом. В потемках они натыкались на деревья, цеплялись за кусты, наступали друг другу на лыжи, падали, поднимались, и им начинало казаться, что этот невидимый лес, тихо и грозно шумящий в ночном мраке, нарочно подбрасывает им под ноги эти сугробы, цепляется за одежду когтями кустов, расставляет на пути деревья. Окрики ефрейторов уже не могли собрать измученной, растянувшейся колонны.

Когда забрезжил желтый морозный рассвет, авангард отряда вышел, наконец, на опушку и остановился на поляне перед глубоким, поросшим кустарником оврагом.

- Ну, кажись, пришли. Матвей Кузьмин свое дело знает,- сказал старик.

Он снял с головы шапку и вытер ею вспотевшую лысину.

И пока измученные офицеры нервно курили, сидя прямо на снегу, с трудом держа сигареты в окостеневших, дрожащих пальцах, пока ефрейторы гортанными криками выгоняли на поляну последних отставших стрелков в грязных, изорванных в дороге маскхалатах, Матвей Кузьмин, стоя на пригорке, улыбаясь, смотрел на розовое солнышко, поднимавшееся над заискрившимися, засверкавшими снежными полями. Не скрывая усмешки, косился он на немцев. Утро было морозное, тихое. С хрустом оседал под лыжами наст. Звучно чирикали в кустах ольшаника солидные красногрудые снегири, деловито лущившие маленькие черные шишки. Где-то совсем рядом тявкнула собака.

- Матвей Кузьмин свое дело знает,- повторил старик.

Торжествующая улыбка выскользнула из-под зарослей бороды, разбежалась лучиками морщин, осветила его хмурое лицо.

И вдруг тишина была распорота сухим треском пулеметных очередей. Взвизгнули пули, взбивая под слюдой наста острые фонтанчики снега. Эхо упругими раскатами пошло по лесу. С шелестом посыпался иней с потревоженных ветвей.

Пулеметы били совсем рядом, почти в упор. Лыжники, не успев даже сообразить, в чем дело, оседали на наст со страхом и недоумением на лицах. А пулеметы строчили, строчили, пороли и пороли снежную равнину, огнем своим сжимая колонну с двух сторон.

Опомнившись, немцы бросились в лес, но уже и там, за кустами сердито рокотали автоматы...

Солдаты, бросив лыжи, с криками ужаса метались по поляне, увязая в сухом снегу. Сверкающий наст покрывался грязными комьями маскировочных халатов. Опомнившись, офицер бросился к старику.

Матвей Кузьмин стоял на холмике с обнаженной головой. Его было видно издалека. Ветер трепал его бороду, развевал седые волосы, обрамлявшие лысину. Глаза его, сузившиеся, помолодевшие, насмешливо сверкали из-под дремучих бровей. Он торжествующе следил за тем, как стадом овец, даже не пытаясь обороняться, метались немцы.

У офицера волосы шевельнулись под материей трикотажного подшлемника. Мгновение он с каким-то мистическим ужасом смотрел на этого лесного человека, со спокойным торжеством стоявшего среди поляны, по которой гуляла смерть. Потом нервным рывком выхватил парабеллум и навел его в лоб старику.

Матвей Кузьмин усмехнулся ему в лицо издевательски и бесстрашно:

- Хотел купить старого Матвея?.. По себе о людях судишь, фашист!

Старик вырвал из подкладки треуха сотенные бумажки и, бросив их в офицера, предварительно отвернулся от наведенного на него пистолета. Он заметил, что пулеметчики боятся его зацепить и не стреляют в сторону пригорка, на котором он стоял. Немцы тоже заметили это и старались бежать к лесу, прикрываясь пригорком. Некоторые из них, преодолевая последние су гробы, были уже близко к спасительной опушке.

Матвей Кузьмин взмахнул мохнатой шапкой и крикнул что было силы:

- Сынки! Не жалей Матвея, секи их хлеще, чтоб ни одна гадюка не уползла! Матвей...

Не договорив, он охнул и стал медленно оседать на землю, сраженный пулей немецкого офицера. Но и тому не удалось уйти. Не сделав и двух шагов, он упал, подрубленный пулеметной очередью.

А в овраге уже возникло и, нарастая, катилось по полю "ура". Через отполированную ветрами кромку оврага перескакивали автоматчики. Стреляя на ходу, бежали они по поляне, преследуя немцев, посылая им вдогонку веера пуль, настигали, валили на снег, обезоруживали и бежали дальше, в покрытый снежной пеной лес, по следам, оставленным на насте. Вместе с автоматчиками бежал Вася Кузьмин,, внучонок старого охотника, которого тот послал через фронт предупредить своих о готовящемся прорыве.

Рига. Они отвели более 20 человек к Белорусским партизанам. Евреев, красноармейцев, чекистов, партийных. Потом вернулись домой, рижское подполье. Здесь их взяли.

В ногах у наступающих бойцов, захлебываясь злобным лаем, катился, проваливаясь в глубоком снегу, лохматый Шарик. Вдруг он застыл, недоуменно подняв уши. И грохот боя, гулко раздававшийся в лесу, прорезал тоскливый, протяжный вой.

Так прожил последний день своей долгой жизни Матвей Кузьмин, колхозник из сельхозартели "Рассвет", что под Великими Луками, славящейся сейчас своими льнами.

Его похоронили на высоком берегу Ловати, похоронили, как офицера, с воинскими почестями, дав три залпа над снежной могилой.

В тот же вечер начальник дивизионной разведки, разбирая документы убитых врагов, прочел недописанное письмо немецкого офицера, которое так и не получил инженер Вильгельм Штайн из Саксонии.

Рисунки отсюда


З.Ы. Добавить нечего, кроме строк из "Ивана Сусанина" Кондратия Рылеева:

Предателя, мнили, во мне вы нашли:
Их нет и не будет на Русской земли!
В ней каждый отчизну с младенчества любит.
И душу изменой свою не погубит.

Почти 40 лет прошло, как прочел эту книгу. Картинки в память врезались. ТС, спасибо.

Псковская область... Откуда Калининская написана? Моя школа рядом находится, в поселке Дубрава

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Памятник установлен в Московском метро на станции Измайловская/Измайловский парк/Партизанская*.
*названия одной и той же станции в разные года.

Это сообщение отредактировал 77KUZNEC - 14.02.2022 - 21:35

Каждому бы современному оболтусу такого деда. Может научил бы хоть чему то. А то одни тиктоки на уме....

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Достойные памятниики творили советские скульпторы!
Хорошо что тогда подобных Церителли и родителей "Аленок" очень мало просачивалось через худкомиссии.

А ведь раньше этот рассказ в школе проходили. А сейчас - "Архипелаг"...

А мы в школе то ли во втором, то ли в третьем классе (1982 - 1984 годы) читали про него в учебнике по предмету, который так и назывался "Чтение".

Точно. Зажимала таланты "кровавая гэбня"

Карту того времени посмотри. Сильно удивишься.

деду бы сныкатьбся, как замес начался. жив бы был, и глядишь, еще б пару дивизий под пули вывел. таких как дед беречь надо, партизаны недоглядели за ним, жаль

Если моим детям в школе будут давать задание читать "Архипелаг", то я скажу им, что они могут забить на чтение, и за отрицательные оценки по этому "произведению" я сердиться не буду.

Это сейчас. А тогда:

Постановлением Президиума ВЦИК от 3 июня 1929 года из Ленинградской области в состав Западной области был передан Великолукский округ. В июне 1930 года Великолукский округ был упразднён, а с 29 января 1935 года районы бывшего округа в составе Калининской области.

22 августа 1944 года Указом Президиума Верховного Совета СССР «Об образовании Великолукской области в составе РСФСР» было утверждено представление Президиума Верховного Совета РСФСР об образовании Великолукской области с центром в городе Великие Луки.

Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 2 октября 1957 года Великолукская область была упразднена. Великие Луки и близлежащие районы вошли в состав Псковской области (образована 23 августа 1944 года), а восточная часть области вошла в состав Калининской области.

Это сообщение отредактировал alex7722 - 14.02.2022 - 21:43

Спасибо. Скачал.

Твой рассказ огорчает го-на солженицына.

Размещено через приложение ЯПлакалъ

"Последний день Матвея Кузьмича" это вам совсем не "Один день Ивана Денисовича".

Дед, конечно, для своего возраста был сильный.
Но СПОКОЙНО ходить на длинные дистанции - это одно.
А вот РЕЗКО попытаться свалить - это другое.
Я вот тоже когда-то мог бегать на 10...15 километров.
А вот на стометровке я был позади.
Стайерский бег намного отличается от спринтерского.

Так что РЕЗКО исчезнуть у деда не было никаких шансов.
Он наверняка понимал это и знал, что это будет его ПОСЛЕДНИЙ подвиг.

Ему огорчаться некогда,его черти ебут в два смычка.

Упс... Пардон.. не прав..

Размещено через приложение ЯПлакалъ