А вот как отзывался о румынах (тогда -наши союзниках по Варшавскому договору) легендарный командующий ВДВ Василий Филиппович Маргелв.
Далее - фрагмент из повести "От "Правды" до "Свободы" Виктора Верстакова - военного корреспондента "Правды" и известного поэта-афганца:
Гайдар был в командировке, Студеникин, кажется, в отпуске, я один "зашивался" в отделе, а тут вдруг вызов к первому заместителю Главного редактора Ю.Склярову.
Скляров выглядел и говорил чрезвычайно серьезно:
– Приближается дата освобождения Румынии. Пусть не круглая, но ее надо отметить в газете. И сделать акцент на то, что румынская армия в конце войны сражалась на нашей стороне. Какие у отдела по этому поводу планы и предложения?
Из кабинета Склярова я вышел грустно озлобленный… И вертелась в голове чья-то фраза: "Румынский бардак".
Вернулся в отдел, полистал источники по Ясско-Кишиневской операции, споткнулся на фамилии "Маргелов" – командовал в Румынии одной из наших дивизий. И сразу вспомнил, что "румынский бардак" – это же самое частое (после мата, конечно) ругательство легендарного основателя и командующего ВДВ (Воздушно-десантные войска) Василия Филипповича Маргелова!
В бытность командующим Маргелов обзывал румынским бардаком все, что не нравится; говорил, что румынские бардаки – самые грязные.
Нашел телефоны Маргелова, дозвонился по домашнему. Ответила супруга: Василий Филиппович только что вернулся из госпиталя после тяжелой полостной операции, нельзя ли позвонить через неделю-другую? Однако в трубке уже звучал мужской голос – хрипловатый, ослабленный, но решительный. Я снова представился, коротко изложил ситуацию. Маргелов не колебался:
– Буду завтра на службе. Созвонись с моим адъютантом и приезжай.
Встретились в доме на Фрунзенской набережной, где располагался штаб Сухопутных войск и группа Генеральных инспекторов. Кабинет Маргелова был небольшим и утопал в табачном дыму.
– Приехал пораньше, хоть накурился по-человечески, – понял мой взгляд Василий Филиппович. – Дома-то жена не дает. Не волнуйся, сейчас проветрю.
Встал на стул, перешагнул на высокий подоконник, открыл форточку. Было заметно, как трудно ему даются движения, но и понятно, что вслух замечать этого нельзя.
Дальнейший разговор передаю приблизительно, поскольку Маргелов выражался, конечно, в свойственной ему манере ("с использованием идиоматических выражений"), порою вдруг морщился и замолкал: явно от боли, но заодно и прикуривал "беломорины" – одну от другой.
Рассказал Василию Филипповичу, какая примерно нужна для "Правды" статья, попросил вспомнить что-нибудь из румынских времен.
– Понял. Записывай. Вошел я, значит, с дивизией в эту Румынию, увидел этих румын... Вот не поверишь: у них офицеры корсеты носили, а некоторые даже губы подкрашивали. Взяли мы пленных, я их допрашиваю, а сам не пойму, с кем говорю – с проститутками, что ли? Да и проститутки у них не лучше. Представляешь, половина дивизии триппером переболела, и я в том числе! Самые грязные бардаки – точно в Румынии.
– Товарищ генерал армии, для статьи это несколько личное… Да и нужен более поздний период, когда румыны уже стали как бы за нас, какой-нибудь боевой эпизод с их участием…
– Понял. Пиши. Мне сверху звонят: дескать, румыны немцев предали, будут теперь за нас, организуй взаимодействие с их ближайшим полком. Ну, вызвал я их командира, спросил: "Приказ Сталина номер 227 знаешь?" А на фронте этот приказ знали все, даже немцы. Румын тоже сказал, что знает. Так вот, говорю: если хоть один немец пройдет через твои позиции и покажется мне на глаза, буду действовать по Сталинскому приказу.
Василий Филиппович снова поморщился, прикурил очередную папиросу, надолго замолчал. Дописав фразу в блокнот, я напомнил о главной теме:
– И чем кончился этот боевой эпизод?
– Да прошел какой-то ненормальный фашист…
– И что же вы сделали?
– Война есть война. Развернул артиллерию и шарахнул по этим румынам…
В итоге я договорился с Маргеловым, что напишу приблизительный текст по источникам, потом снова встретимся – дополним и согласуем.
Вторая встреча состоялась у него дома, на Сивцем Вражке. Василий Филиппович прочитал статью, грустно ругнулся.
– По фактам все правильно, но кому это сейчас интересно? Ладно, тебе виднее. Давай подпишу и будем чай пить: жена другого не дает…