356
Кровоизлияние в правое полушарие мозга с нарушением двигательных функций соответственно левой части тела.
Четыре дня в реанимации, куда не пускали ни под каким предлогом. Четыре дня невообразимого стресса, четыре бессонные ночи...
На пятый день как обычно с утра я был в отделении реанимации. Постучал в дверь с кодовым замком. Как обычно вышел молодой дерзкий реаниматолог и на мой обычный вопрос как обычно ответил «состояние стабильно тяжёлое». И Остапа, как говорится, понесло.
– Ты мне, помнится, вчера говорил, что её скоро переведут в невралгию ?
– Да.
– Когда скоро?
– Ничего не знаю.
– Слышь, ты Быкова не включай, ладно?
– Чего?
– Ты пойми, тебя когда найдут, я уже спокойно уйду, никто не увидит.
– Э-э-э... Спускайтесь на второй этаж, отделение «неврология», через час освободится палата №19, занимайте и ждите там.
– Ну вот и умница. Конфетку хочешь?
С круглыми глазами коновал сгинул за своими кодовыми дверями.
...Отделение переполнено. Люди лежат в коридорах на каталках. Кто-то стонет, кто-то булькает каким-то аппаратом. В воздухе всепроникающий запах застарелых и свежих болезненных фекалий. Тут-же в коридоре, за ширмой, лежат тела, укрытые с головой грязными простынями...
Три часа в пустой палате в ожидании.
...Те, кто хоть однажды прочувствовал подобное, поймёт меня без слов. Ну а остальным слова ничего не расскажут...
Жизнь, как ни банально это звучит, разделилась на «до» и «после».
Мой нехитрый быт теперь приобрёл некий график: утром в больницу, из больницы на работу, с работы домой, в бессонную ночь. Когда всё-же под утро вырубался на час-другой, казалось, я в палате, у кровати, что-то рассказываю жене, целую её, обнимаю. Просыпаясь, на автомате, кормил и убирал за котом, одевался и ехал в больницу.
Через три безумных недели, на мой непрофессиональный взгляд не долечив как следует, жену увезли в «санаторий-курорт Северная Ривьера», что в Зеленогорске.
В тот-же день вечером выяснилось, что больница должна была дать инсулин, которым сдерживали скачущий сахар в крови жены. Назавтра утром я был в больнице, где пробил-таки у лечащего врача и эндокринолога ценнейшее лекарство и повёз его в Зеленогорск.
Средних размеров автобус ехал полтора часа до места назначения. Внутри корпуса реабилитации было тихо, чисто и красиво. Надя спустилась на лифте и мы посидели на диване в холле, приобнявшись и сдерживая слёзы... Позднее лечащий врач и заведующая отделением поблагодарили меня за доставленный инсулин и порадовали, что он, скорее всего, не понадобится, так как сахар пришёл в норму и не растёт. Оставалась проблема постоянно чрезмерно завышенного давления. Ну и нарушения нервных связей мозга и конечностей левой стороны тела. Через неделю у жены стала болеть левая рука и подёргиваться левая-же нога. На что врач сказал, что это нормально, так оживают блокированные нервы.
Одним хмурым ноябрьским утром приснилась мне некая древняя деревянная деревенька, где я общался со старыми седыми дедами с длинными белыми бородами. Пацанята какие-то тут-же мелькали. Спокойно поговорили так, пора уже мне идти. Попрощались тепло и пошёл я через поле к леску. Иду, земля сырая налипает на обувь. Остановился я у дерева, грязь сбить. Обернулся к оставленной деревне, а там кладбище...
До того как.
Утро выдалось довольно тёплое для осени. Я имею в виду, что не было дождя или ещё какой хуйни сверху. Хотя и было
хмуро, но это была обычная суббота. А хмурая — ещё и потому, что рабочая. Мой сменщик халтурил слесарем, а я, как и обычно, приёмщиком. Обычное дело.
Я вот всё повторяю — обычный, обычное. Потому что и было всё как обычно. Никаких предвестий, знаков... Хотя всё это позже вспоминается, конечно. Как обычно. Всё позже припоминается. И не ясно, то ли это сознание дорисовывает после всё так драматично, то ли и правда, как у Кастанеды — припоминаешь всё через какое-то время. Да только день был самый обычный. Как это, наверное, бывет в таких случаях...
Дело шло к обеду. Звонит мне Надя и обыденно так, спокойно, говорит — мне что-то плохо стало на работе, так меня к дому привезли, я сижу жду скорую. И настолько спокойно и обыденно, что я ей так-же и отвечаю — хорошо, понял, сидишь, ждёшь, созвонимся. Ложу трубку, закуриваю сигарету и тут задумываюсь — какую впизду скорую она ждёт? Звоню напарнику, боясь показаться долбоёбом, объясняю ситуацию и рысью бегу в раздевалку. И вот пока я бегу, судорожно переодеваюсь, набирая раз за разом жену, и щемлюсь через проходную, мной начинает овладевать паника, ибо на мои звонки Надя просто не отвечает. Как обычно бывает перед новой проседью, часть скальпа будто замерзает и после зудит. Быстрым шагом дохожу до поворота к дому, непрестанно пытаясь дозвониться до жены, а когда замечаю у крыльца машину скорой помощи, бегу бегом, пугая пиздопротивных прохожих, своим поведением напоминающих оскорблённых голубей. Добегаю до скорой, рядом соседка и мужик какой-то. Прячут глаза. Пытаюсь разглядеть что-либо через полутонированые стёкла машины. Наде делают уколы, пока один врач разматывает и включает кардиограф. Слёзы пытаются заслонить картинку. Отвлекает мужик.
- Вы Саша, да? Я её привёз.
- Да... спасибо большое... - сигарета ломается в руке. Достаю ещё, пытаясь сосредоточится на автоматическом обычно действии.
Соседка, глядя мне за плечо, тихо говрит:
- Тут документы вот. - протягивает мне пакет.
- Ага. - тупо принимаю свёрток. - Держите их, я сейчас.
Бегу в комнату, пугая кота, выскребаю из тайника все деньги, бегу обратно на улицу.
Сигареты высыпаются на пыльный асфальт. С извиняющейся гримасой на лице собираю их в пачку. Долго ещё молчим и курим. Давешний мужик подаёт голос:
– Ей плохо стало, я её повёз сюда сразу. А потом она говорит — ходить не могу, вызвали скорую. - Да-да... Спасибо вам большое...
Дверь машины наконец-то отъехала в сторону, появился врач:
- Кто муж?
- Я.
- Вы?
- Да, я.
- Поедете с нами?
- Конечно. - хотя так и подмывало ответить : нет, блядь, рядом побегу.
- Залезайте.
В полутёмном салоне смотрю на жену. Она полностью в сознании, но слаба — заметно сразу.
- Саш, там одежда моя, подбери...
- Да, зайка.
Собираю с пола и каталки верхнюю одежду и обувь, рассовываю по пакетам.
- Ты не волнуйся, зайка, всё нормально.
- Это ты не волнуйся.
Уколы накрывали её потихоньку, засыпала на глазах. Я держал её за руку, подключеную к капельнице.
- Доктор, что с ней?
– Гипертония, сердце скачет. Пока ничего сказать не могу.
- Спасибо...
Доехали на удивление быстро - суббота, да и все эти спецэффекты с мигалкой и сиреной на светофорах...
У приёмного отделения — хмурая толпа молодёжи. Каталку вытаскивают из машины и быстро везут внутрь. Длинное, широкое помещение разделено полиэтиленовыми перегородками. В пустой отсек вкатывают Надю, а меня просят пройти с документами к регистратору. Усталая тётка смотрит в листок, исписанный врачами скорой и берёт Надин паспорт.
- Полис?
- Вот. - протягиваю зелёную карточку, похожую на кредитку.
- Ого... - глаза регистраторши загораются. - Вам очень повезло. - говорит она и делает знак кому-то за шторкой. После чего снимает копии с документов и
просит меня расписаться на бумаге А4, напротив надписи «документы приняли и вернули_подпись_степень родства». И пишет сама на бланке врачебным почерком фразу, из которой понятно только «полис...» и подчёркивает её три раза.
- Что теперь?
- Возвращайтесь к жене, сейчас подойдёт доктор.
Возвращаюсь. Надя лежит на спине и под действием уколов просто дрыхнет и безбожно храпит. Возле неё сидит тётка в белом халате и пытается взять кровь из вены на кулаке. У неё откровенно не получается. И когда я уже отворачиваюсь, чтоб не мешать и не видеть этого, Надя во сне дёргает потревоженой рукой и попадает тётке в лоб. Пустой шприц летит в одну сторону, тётка в другую. Всё-же отворачиваюсь и слышу «не получилось, мда...» Тётка уходит.
Мимо проходят два мента в брониках и я узнаю тайну толпы при входе.
- Из военкомата нах привезли молодых нах на проверку нах.
- Какую?
- На наркоту нах, ыыы.
– Вот пиздец, ыыы.
Тут приехала тележка с кардиографом. Наде делают ещё укол, меряют давление и сердце. Подходит санитар и тащит каталку. Я:
- Э, кудабля?!
- Сказали на эмэртэ, тут рядом.
Повезли вместе. Вездесущая очередь. Санитар молча удаляется.
Очередь неприязненно зырит то на меня, то на Надю. Не выдерживаю, ибо нервы на пределе:
– Чо?! Скорая привезла, разбежались нахер!
Очередь загудела, но расступилась. Заехали в предбанник. Скоро вывезли на каталке мужика, я схватил каталку с Надей и занырнул в кабинет.
Кое-как разбудив жену, я и оператор мрт-аппарата, переложили её на ложе.
Надя застонала, я её успокоил:
- Зайка, больно не будет,я тебя заберу щас.
Оператор:
- Ждите за дверью, минут 15.
- Ага, жду.
В предбаннике. Нестерпимо хочется курить. Эмоций почти нет, только объёмная мысль такая в голове - «чё ж за хуйня, чё ж за хуйня» и по кругу...
Оператор:
- Зайдите, можно забирать.
– И чего там?
Результаты завтра утром врачу передадим.
– Блин... 89
- Докумены возмите и на пост.
Снова на пост. Дежурной:
- Чо дальше-то?
- Щас-щас, погодите. - и через 5 минут буквально, - санитар вас проводит.
Надя мне тут и говорит - «Ты, - говорит - , только родителям ничего не сообщай, я через пару дней выйду, всё объясню, ладно?». «Да чё там, - говорю, - понял я.» Тут подходит давешний санитар везёт нас на лифте, затем по длинном коридору к железной двери с кодовым замком, стучит в неё ногой и снова удаляется.
Дверь открывается. Выходит средних лет мужичок, командует:
- Завозите!
Завожу каталку. Набегает толпа интернов, мужичок всё командует:
- Цепочки, кольца — долой.
- Телефоны, очки — долой.
- Раздеваемся полностью! Вы кто больной приходитесь?
- Муж...
– Помогите ей раздеться.
– Давай, зайка, так надо, значит.
- Саша!
- Всё будет хорошо, солнышко, всё будет хорошо.
- Так, больную — в интенсивку, а вы — Саша, правильно?, вы пройдёмте со мной.
Надю увозят налево, а мы проходим чуть дальше прямо и направо.
- Доктор, скажите мне правду, чо за фигня?
- Ну... это классический инсульт.
– Блядь.
- Именно. Но, хочу вам сказать, она отменно держится для удара.
- И что это значит?
- Честно? Нихрена это не значит.
- Спасибо, доктор...
- Понимаете, Саша, сейчас мы имеем то, что имеем. Более понятно будет через пару дней.
- Пиздец.
- Не нужно так преживать. Поверьте, всё могло быть гораздо хуже. Вы вовремя вызвали скорую.
- Да... (Мысленно обнимаю мужика возле дома).
- Тут за ней будет необходимый уход, лечение.
- Когда прийти-то?
- Сюда нельзя прийти.
- Чёйта?
- Это же реанимация, вход воспрещён. Но я вас уверяю, всё будет в лучшем виде, но как-бэ... эээ... нужно поощрение... вы понимаете...
- Ну, блин. Сколько уже?
- Целиком на ваше усмотрение.
– Люди мы не богатые, пока вот тыщу дам, не побрезгуешь, гиппократ?
- В самый раз, в самый раз. Ещё вот можно продукты ей приносить, то что она любит, это её взбодрит. Только сегодня ничего лишнего. И купите в аптеке десяток катетеров, пачку впитывающих простыней, шприцы ещё...
– Ну, понятно, в общем...
Сходил я по аптекам, в ларёк местный, а там из продуктов — хуй да нихуя. Купил печенья пачку и воды. Ну и поднялся опять, передал, говорю этому демону:
– Пусти хоть пару слов жене скажу.
А он:
- Не-не, туда нельзя уже, извини.
- Ну чё ты как девка, блин!
- Извини, правда нельзя, никак.
– Песец...
Выйдя на улицу и с трудом найдя выход с территории клиники, я, с двумя забитыми Надиной одеждой пакетами в руках,сделал несколько кругов вокруг, собственно, клиники, пока не стемнело. В голове всё играли слова: «что нас не убивает, нас делает сильней», перемежающиеся «бля, как так-то, бля».
В итоге я пошёл домой пешком, почему-то не надеясь поймать маршрутку либо машину. Потом, дойдя до Хасанской улицы, решил срезать наискось до Косыгина. И заблудился нахуй в домах, бродя по неизвестным дворам и пугая молодёжь пакетами, блуждающим взглядом и истеричным оскалом.
...Поехал я больницу эту, время 9 утра. Приехал.
- Вчера поступила такая-то, чо как?
- Щаз.
- И...
- Ждитя!
- Э...
- Состояние стабильно тяжёлое.
- Я вчера с ней разговаривал — было нормально всё!
– Я вам говорю — состяние стабильно тяжёлое.
- Так. А можно навестить?
- Нет.
- Понятно. А можно навестить врача?
– Вот пропуск, поднимайтесь.
Длиннющий коридор пугал своей невозмутимостью и отрешённостью. Но я знал, что он закончится железной дверью.
Тук-тук. Тук-тук-тук! Дверь открывается со скрежетом. И появляется сегодняшний главный демон здешнего ада. Паренёк лет 25 примерно. Смотрю на него с улыбкой.
- Здравствуйте!
- Здравствуйте. Вы к кому?
- Я к Нацветовой Надежде. А вы кто?
- Я её лечащий врач.
- Афигеть.
- А что?
- Да не, был другой лечащий врач вчера.
- А, он ушёл в отпуск.
- Тудыть ево в качель.
- А что?
- Та ничо. Чё с женой моей, гиппократы?
- Состояние стабильно тяжёлое.
- Ну, мне это уже сказали, конкретно чё-нить скажешь?
- Нет.
- Вот, хоть один правду сказал. Ну, продукты передай хоть...
– Да, давайте.
На следующий день.
- Здравствуйте.
- Да.
– Я по поводу реанимации.
- И что?
– А вот скажите, Нацветова как себя чувствует?
- Так... Щас... Состояние стабильно тяжёлое.
- Эта информация устарела.
- Почему это?
- Второй день уже одно и тоже. Где динамика?
- Ну, не знаю, обращайтесь в реанимацию.
- Спасибо.
Железная дверь в длинном тёмном коридоре. Тук-тук-тук. Тук-Тук.
- Да, здравствуйте.
- Если расскажете, что я хотел, я вам пожелаю того-же.
- А?
- Нацветова, как у неё дела?
- Состояние стабильно тяжёлое.
- ...Понимаешь, брат, в чём дело... По-подробнее нельзя?
- Никак нельзя.
- Ну что вы как дети малые, ей-богу...
- Ну нельзя мне говорить.
- Ладно, хрен с тобой... Продукты передай.
- О продуктах, кстати. Вы передаёте то, что ей нельзя сейчас.
– Почему нельзя? Мне сказали — то, что она любит.
- У ней сахар 27 единиц, понимаете, это смертельный показатель.
- Так вы-же молчите, блин, - ничо не знаю, никуда не летаю, блядь. Чо можно-то?
– Продукты для диабетиков, без сахара, категорически.
- Я сейчас сбегаю... Спасибо, доктор, вот, возмите денежку, следите там за ней...
– Да ладно... Хорошо.
День четвёртый.
Как водится, объявили «стабильно тяжёлое», рванул в реанимацию, но тормознул меня чурбан-охранник.
- Уйди, блядь.
- В верхнемей адеждами нильзянама.
- Я щас если не зайду, тебе верхнеме не понадобится большама.
- Ну нильзя, нильзя.
- Штоб тебя вырвало, мудило! Слыш, барбос, я бахилы одел, пусти, да?
- Ну как это...
– Да ну тебя...
У железной двери мелкая сухая старушка со скрученым одеялом.Стучу.
Старушка:
- Да я уже стучу-стучу, никто не открывает.
- Я щас стукну, только вы не говорите ничо, ладно?
И с разворота “стучусь» в эту дверь. И открывает девочка молодая, и говорит
— Ну не ломитесь вы, счас всех примут.
И уходит, не закрывая дверь. И вижу я из коридора, Надюшка лежит в проводах вся, в
трубках... Я отвернулся, слёзы душат...
Врач выходит:
- Чё надо?
Я говорю:
- Щас я тебе лично объясню, чё мне надо, сука.
...
...ну и приходит, значит, этот сопровождающий. Говорит:
- Ну, чего, собрались?
- Да-да, сейчас, две минуты. - говорю и запихиваю тонометр в пакет.
- Я в коридоре буду.
- Мы сейчас.
Так, три пакета домой, два пакета Надюшке с собой. Не попутать бы только.
- Всё, зайка? Ничего не забыли? Чтоб не вертаться сюда, не дай Бог...
- Всё вроде.
- Ну, пойдём.
По смертному коридору, на лифте вниз и вон отсюда на улицу.
Быстрая погрузка в скорую, переделанную в маршрутку (или наоборот).
- Звони, зая, я послезавтра приеду.
- Да, созвонимся.
Дверь закрывается и машина отъезжает. Стою с пакетами и смотрю вслед, припоминая сквозь слёзы нереальные три недели в местном аду...
* * *
- Саш, пойдём в коридор.
- Тебе рано ещё гулять, зайка. Давай позже.
- Я не могу уже тут, Саш, не могу. (плачет).
- Ну, солнце, ну что-же ты... Такое перетерпела, подожди чуть.
- За что, господи...
- Солнышко, давай мы с тобой завтра гулять пойдём, ладно? Я утром прибегу до работы, возьму коляску и мы поедем в коридор гулять...
* * *
- Как ты, милая?
- Кушать хочу.
- А я тебе вот принёс. Подожди, уже три часа дня, вас не кормили, что-ли?
- Нет.
- Понятно, вот я тут помидорков принёс, яблок...
- Пойдём гулять, зая?
- Киска, давай доктора подождём, после капельницы пойдём.
- Но ты же обещал с утра погулять... (плачет)
- ...сейчас, зайка, сейчас пойдём...
* * *
- Саш, купи мне колбаски. Там за сорок рублей 40 грамм продаётся, я видела.
- Зайка моя, тебе нельзя-же... Давай потом?..
- Я колбаски хочу... Ну, пожалуйста, купи, пожалуйста...
- Солнышко ты моё, ну нельзя тебе...
- (плачет)
Купил. Ест остервенело, почти не жуя, оглядываясь. Слёзы на грязном полу...
* * *
- Ну, ладно, зайкин. Я вот тут на столе оставил таблетки, в холодильнике сосиски там... Водичка рядом. Звони мне, ладно? Я домой, там кот не етый, не убраный. Звони, солнце, в любое время.
- Хорошо.
- Люблю тебя! Скоро это всё закончится.
- Да.
- Ну, дай поцелую. Завтра утром приеду, пока.
- Пока...
Через час, примерно, звонок на мобильный.
- Да, солнышко?
- Саш?
- Да, что случилось?
- (сквозь слёзы) — Ты можешь сейчас приехать?
- Что случилось, маленькая?
- Ты приедешь?
– Сейчас буду.
Кот, не дождавшийся ужина, гневно мяукал мне вслед, когда я убегал в ночь.
- До Александровской больницы!
- Сколько?
- Да похуй сколько, гони!
Развесёлое воображение рисовало всевозможные причины звонка. Слёзы текли по давно не бритым щекам, кровь билась в темя изнутри и нестерпимо хотелось курить. Залетаю в невралгию. Прямо, налево, направо, налево. Надя сидит в коридоре у выхода в пижаме и с ходунками, и плачет. Приседаю рядом.
– Солнышко моё, что случилось?
- Саша...
- Да, любимая, я приехал, всё хорошо.
- Забери меня отсюда... (рыдает)
- Зайчик... - обнимаю. - Ну зачем ты здесь... Тут же холодно в коридоре.
- Да...
- Пойдём в комнату, там тепло. Я с тобой посижу...
***
...в голове примерная схема проезда до санатория. Маршрутка едет почти два часа, да и то до вокзала только.
Люди на остановке подсказывают, что автобус ждать нет смысла — очень редко ходит, проще машину поймать. «Таксисты» стоят чуть поодаль. Сто рублей — и я на месте, карман жгут срочные ампулы для Нади. А я опоздал почти на три часа...
- Ты где?
- Зайка, я уже на территории, подхожу.
- Я выйду сейчас.
- Жди в холле, я уже подбегаю.
- Хорошо.
Встреча на диванчике в коридоре... Крепкие объятия и неминуемые слёзы...
- Как ты тут, любимая?
- Да ничего, нормально...
- Пойдём скорей, я же лекарство привёз. Где там врач-то твой?
Санаторий вроде небольшой гостиницы. Двухместный номер. Душ, холодильник. Телевизор за отдельную плату... Каждую субботу я здесь. Гуляем по заснеженой территории, совсем рядом — Финский залив, от которого дует постоянный ветер. Ходим в магазин за территорию, покупаем мелочи всякие...
И нет тех дней прекрасней и краше. И каждый вечер расставанья темнее и холоднее обычного. А дома практически не запоминающиеся будни и ожидание тех самых выходных.
Глубокие морщины на лбу и седина на оставшихся волосах. И музыка в маршрутке: "...мне сегодня тридцать лет..."
© mainkun
Это сообщение отредактировал Штурм - 28.03.2013 - 22:02
yaplakal.com