Петрович

Петрович.

Иван Петрович не считал себя старым человеком. Разве в пятьдесят девять лет вы уже старик? Может быть, прежние темные волосы и отдают сединой, может быть, в глазах уже не возникает та самая искра, и, пусть глаза эти видят не так отчетливо, как раньше, но руки еще сжимаются в кулаки, душа на месте, и она всё так же молода.

-Дедуль, не гони, дай пацанам отдохнуть, - промычал достаточно молодой, лет двадцати, не больше, и достаточно пьяный парень в ответ на просьбу Ивана Петровича, если уж не покинуть лестничную площадку его этажа, то хотя бы быть потише.

Петрович припоминал этого парня. Кажется, звали его Степкой. Пятилетним, когда мать звала обедать, он бегал вот по этой самой лестнице и так уж задорно смеялся, что щеки его наливались приятной розоватой краской. Людмила Васильевна скончалась лет десять назад, и Степку, вроде как, отправили к более благополучным родственникам, чем его, пропивающий все, что не было привинчено к полу, отец. Вероятно, родственники оказались не настолько благополучны, а, может, папашкины гены в нем взыграли: вернулся парень и первым делом начал пить с себе подобными, да всячески надоедать окружающим. Отец его скончался - от цирроза печени - не так давно, и сынок, недолго погоревав по ушедшему батьке, обосновался в его гнезде. Всё это Петрович узнал по «ненавязчивым» рассказам соседей, а в особенности с виду милой, но весьма гнусной старушки - Валерьевны с третьего этажа.

-Петрович, слыхал, вместо одного алкоголика, упокой Господь его душу, новый приехал, причем той же крови, - бормотала старуха.

Петрович вот и хотел бы ей сказать, что ему до этого ну совершенно никакого дела нет – не любил он лезть в чужие дела - но воспитание не позволяло. Не подобает офицеру советской армии так с соседями разговаривать, а уж тем более с пожилыми - мало ли у неё голова уже не та. Вот и приходилось ему, каждый раз проклиная свою врожденную интеллигентность, поддерживать разговор, по правде, в основном кивая.

-Не гони, дед, - повторил непонятный коротышка. Он стоял по правую руку от Степана, и его лоснящееся лицо представляло собой бесформенную массу жира.

Иван Петрович с отвращением затворил дверь. Он понял: ни это ужасное лицо, ни страх перед группой пьяных малолеток не заставили бы его позорно сбежать, захлопнув за собой стальную дверь и заперев оба засова. Глубокая обида - обида не на этих дикарей, а обида на время - неумолимо утекающее время, заставила его снова скрыться в своей норе. Его время проходило, и с каждой минутой он мог всё меньше и меньше повлиять на окружающую его жизнь. Эти дети признали в нем лишь слабого старика. Старик и всё тут. Можно раздавить, как букашку, чтобы не путался на дороге. В голове Петровича возникла мысль: неужели вот она – логичная финишная прямая его жизни? Остается осыпаться песком и пустить вперед более молодых?

Иван Петрович простоял так еще минуты две-три, после чего пришел в себя и посмотрел на часы – они показывали половину двенадцатого. Ему предстояло проверить еще несколько рабочих карт его студентов. В итоге он пришел к выводу, что слишком много думал за последние минуты. Жизнь есть жизнь: нечего на неё сердиться.

Боевой офицер войск связи, подполковник, раненный в Афганистане, на пороге второго десятилетия двадцать первого века работал преподавателем на военной кафедре в одном столичном вузе. Он покорно дожидался приближающейся пенсии и ничего особенного не ждал – ни от самой этой пенсии, ни от государства, обещающего свернуть горы за своих героев. Работа в институте приносила ему некоторое успокоение, студенты относились к нему хорошо, даже уважали. Он был совершенно неконфликтным человеком, всегда приходившим на помощь, но одновременно решительно отказывал откровенно наглеющим студентам. В некоторой степени он был принципиальным, но принципы его были весьма благородны, так он порой напоминал некоего местного Робин Гуда, а его Шервудским лесом был кабинет на военной кафедре, куда частенько приходили молодые парни, зачастую ничего не понимающие в аппаратуре связи, и просили хоть немного помочь разобраться.

Иван Петрович решил, что проверит карты завтра в институте, а сейчас заварит себе крепкий чай и посидит немного за газетой. Хотя читать там было совершенно нечего – те же яйца, что и в телевизоре. Говно, одним словом. Причем полное и с большой буквы.

Минут через десять с лестничной площадки послышался звон стекла и дикий хохот. Не понимая зачем, Иван Петрович встал с кресла и двинулся к входной двери. Он решительно отворил её и окинул всех присутствующих холодным взглядом. Окно, ведущее на козырек, было разбито, а на самом козырьке валялась пивная бутылка. Из зияющего пустотой окна зло насвистывал ветер с вкрапляющимися в него снежинками.

-Молодые люди, я просто-напросто вызову сейчас милицию.

Раздался очередной взрыв хохота, переходящего в нервное, то ли причмокивание, то ли рычание. Услышав этот звук и не видя его источника, Иван Петрович никогда бы не признал в нем хоть что-то человеческое.

-Дедуль! У нас теперь ПО-ЛИ-ЦИ-Я! Полиция! - кричал Степка.

-Не забудь в роддом позвонить! – добавил кто-то из присутствующих и разразился диким смехом.

-Отвали, Семеныч! – пропищал чуть ли не катающийся по полу от смеха Степан.

-Во-первых, моё отчество Петрович, а, во-вторых, молодой человек, для вас я - Иван Петрович, - уверенно произнес подполковник.

Он был военным человеком, и он мог сказать так, как он говорил своим солдатам. Мог сказать более красочно, как может только русский военнослужащий, но опять же эта врожденная интеллигентность внутри него твердила, что он не в армии, а эти люди хоть и совершенно ничтожны с его точки зрения, тем не менее, не являются его подчиненными. Больше того, по закону этого государства они все равны, не взирая ни на что.

-Совсем старикан из ума выжил! – кричало бесформенное жирное лицо.

Иван Петрович весь залился краской и, крепко стиснув зубы, шагнул обратно в квартиру, хлопнув за собой дверью. Он закрыл глаза и прислонился спиной о дверь. Кулаки непроизвольно сжались, и впившиеся в ладони пальцы причиняли неприятную, но спускающую пар боль.

Он открыл глаза и посмотрел вперед. Всё та же пустая одинокая квартира – семьей он так и не обзавелся. Не сложилось. Часы показывали без пятнадцати двенадцать.

Внезапно Петрович метнулся в спальню и начал судорожно рыться в комоде. Найдя то, что искал, он в предвкушении выбежал обратно в коридор и кинулся к входной двери.


***
Степан еще не пришел в себя и глупо посмеивался, остальные коллеги все так же стояли полукругом и посасывали кто пиво, кто ягуар.

Вдруг десятью ступеньками выше из двери вновь появился Иван Петрович, сжимающий в левой руке какой-то темный предмет. Стоящим снизу было плохо видно, что же такое держит в руке подполковник. Степан, продолжая испускать нечеловеческие звуки, начал присматриваться к Ивану Петровичу и к его левой руке. Иван Петрович спускался к ним и чем ближе он становился, тем отчетливее, уже почти замолчавший Степан видел, что находится в руке у Петровича. Еще через две секунды он полностью замолчал, а глаза его приобрели форму пятирублевых монет.

-Нам пиздец, - прошептало жирное лицо.

В левой руке у Ивана Петровича была РГД-5 – советская осколочная ручная граната, а в правой чека, торжественно вознесенная над головой.

-Я считаю до трех, - тихо произнес Иван Петрович.

Вся компания резко кинулась вниз по лестнице, забыв забрать остолбеневшего Степана, который испуганно смотрел прямо в глаза Петровичу.

-Ступай домой, сынок, - сказал Иван Петрович, а через мгновение и след Степана уже простыл.

Иван Петрович зашел к себе в квартиру - чеку он вставил обратно, когда поднимался по лестнице – зашел в спальню и сунул гранату обратно в комод. На кухне он отхлебнул немного чая и подошел к телефону. Снял трубку и задумался, пытаясь вспомнить номер, но память не подвела.

-Васильевич, привет, узнал? Нет, ничего не случилось, извини, что беспокою так поздно, хотел тебе позвонить давно, но всё забывал. Как ты там? Существую потихоньку, ага. Кстати, понравился моим студентам тот муляж, который ты мне из Курска привез в восемьдесят седьмом. Очень понравился. Или то был восемьдесят восьмой?...

Юрий Курышкин © 2011

Это сообщение отредактировал Jury - 14.12.2011 - 01:31

плохо, что муляж...таких не жалко

Недолюди, понимают только силу.. Теме +

Это сообщение отредактировал asstlt - 14.12.2011 - 01:35

жизненно. с с быдлоалканами на языке силы надо разговаривать!
атору- зелень

Раньше по молодости доводилось бывать на стороне этого Степана, а теперь уже и Петровичем становлюсь...жизнь...

Но так мы себя все рано не вели, как то уважали соседей, стариков.

Спасибо за рассказ, + с меня.

Мне не хватает внимания со стороны окружающих. Обнимите меня, кому не лень., естественно. Терпеть не могу быдло.

Толково написано.
Мужик, хуле!
Правда, ждал кровавой развязки - типа, метнул он гранату, она рванула, и запчасти быдла по лестничным маршам собирали.

Есть у меня во дворе многоэтажки еблан один. Приноровился свою "Октавию" поперек дороги ставить. Уговоры добрые не действовали -крутой, хули. Как-то попытался объяснить человеку, что такое хорошо и что такое плохо. Тока сопляк в залупу полез! Ну, и катнул я ему взрывпакет под машинку, пока он еблом торговал...
Машину третий месяц не вижу!
Мораль!:
С долбоёбами надо разговаривать на им понятном языке!

Добавлено в 08:49
Рассказал мне дружок, живущий на другом конце города в таком же жилом массиве как и мой,занятную историю...
Завелся в их дворе малолетний уёбок, который свой ржавый тазик, оттюнингованный всякой пластиковой блестящей хуйней, ставил на ночь под окнами большого многоквартирного дома. Причем сигализация начинала верещать от пробегающего в километре от него муравья! Пытались соседушки уговорами образумить долбоёба, типа загрубить датчик удара или выключить вообще его к хуям собачим! Не дошло до упыря!!!
А в доме том живет как раз такой Петрович,у которого внучка большая уже /5-6 лет/ начала ссаться по ночам. "Дедулька"купил на рынке двухлитровую пластиковую бутылку керосина ТС-1 /авиационного/, взял обычный гандон, сыпанул в него марганцовки,заязал на узелок и поздним вечером, заправив необычное рукоделие в бутылку, катнул под тазик!
Когда приехали пожарные, тушить было уже нечего! Внучка ссаться перестала, малолетний долбоёб ездит на велосипеде и у всех на душе по ночам спокойствие, а на лицах - радость.

Гранаты нет, даже муляжа нет. Зато есть нунчаки. Пару раз гонял алкашей в подъезде. От меня Мне не хватает внимания со стороны окружающих. Обнимите меня, кому не лень..

Добавлено в 20:27
Гранаты нет, даже муляжа нет. Зато есть нунчаки. Пару раз гонял алкашей в подъезде. От меня Мне не хватает внимания со стороны окружающих. Обнимите меня, кому не лень..

Мой товарищ вышел к такой компашке с ММГ ППШ-как горох рассыпались.

А говорят после ВОВ все оружие страна сдала..©
ага, щас...

а у меня токо нож охотничий в машине...

Петрович-настоящий мужик!

Зелень однозначно!
Напомнило М. Веллера "Огнестрельное" из цикла Байки «Скорой помощи»:

Огнестрельное
О старый Ленинград, коммуналки Лиговки и Марата! Только врачи и милиция знают изнанку большого города. Какие беспощадные войны, какие античные трагедии. Не было на них бытописателя, запрещена была статистика, и тонут в паутине отошедших времен потрясающие душу и разум сюжеты: простые житейские истории.

Не любил старичок шума. Тихонький и ветхий. Раз в неделю ходил в баньку, раз в месяц стоял очередь за пенсией. Смотрел телевизор «Рекорд» и для подработки немножко чинил старую обувь.

И жил в той же квартире, пропахшей стирками и кастрюлями, фарцовщик. Как полагается фарцовщику, молодой, наглый и жизнерадостный. Утром он спал, днем фарцевал, а после закрытия ресторанов гулял ночь дома с друзьями и девочками. Они праздновали свое веселье и занимались сексом, и даже групповым.

С этим развратом старичок, ветеран всех битв за светлое будущее, как-то мирился. Хотя чужое бесстыжее наслаждение способствует неврастении. По морали он был против, но по жизни мирился. А что сделаешь. Фарцовщик здоровый и нахальный.

А вот что музыка до утра ревела и танцы топотали, это старичка сильно доставало. Сон у него был некрепкий, старческий; да хоть бы и крепкий, рев хорошей аппаратуры медведя из берлоги поднимет.

Будь наш старичок медведь, он бы им, конечно, давно скальпы снял. Покрошил ребрышки. Но сила была их, и поэтому он только вежливо просил. Мол, после двадцати трех часов по постановлению Горсовета прошу соблюдать тишину. Обязаны выполнять, люди спать должны.

Сначала он активно протестовал, требовательно, но ему щелкали небрежно по шее, и он притих. Пробовал и милицию вызывать, но с милицией они договаривались дружески, совали в лапу, подносили стакан, подвигали обжимать девок, и та миролюбиво отбывала. По отбытии старичка слегка били. Не били, конечно, а так, трепали. Для назидательности. Чтоб больше не выступал.

Прочие соседи вмешиваться боялись. Порежут еще эти бандюги. А так выпить угостят. Старичок же не пил. Он был старого закала, очень порядочный. И несгибаемый. И жил, главное, через стенку, весь звуковой удар на себя принимал: каблуки гремят, бляди визжат, диваны трещат — и музыка орет. Спокойной ночи.

Постучать в стенку тоже нельзя — в лоб получишь. Так он избрал такой способ сопротивления. Он садился в коридоре на табуретку, под лампочку, между кухней и туалетом. И когда кто-нибудь туда шел, старичок делал замечание:

— Прошу вас перестать шуметь, пожалуйста. Иначе я буду вынужден принять меры. Я вас предупреждаю.

Он с изумительной настойчивостью это повторял, и к нему постепенно привыкли, как к говорящему попугаю. Пьяные не обращали внимания, а потрезвей иногда откликались: «Добрый вечер, дедуля; конечно».

Уснуть это старичку, разумеется, не помогало, но помогало уважать себя. Потому что не смирился, не дал себя запугать, но в культурной и безопасной форме продолжал противостоять безобразию и бороться за свои права. Мирный Китай делал агрессивной Америке четыреста сорок седьмое серьезное предупреждение, и сосуществование различных систем продолжалось своим чередом.

Вот он дежурит на своем тычке, а один гость в ответ:

— Да пошел ты на …. старый хрен. Не свисти тут.

Старичок побелел и повторяет:

— А я вам говорю — чтоб прекратили шум!

А гость пьяной губой шлепает:

— Ссал я на тебя. — И, глумливо не закрывая дверь, журчит мерзкой струей в унитаз.

Старичок прямо затрясся, зазаикался:

— Хам. Подонок. Мерзавец. Стрелять таких.

— Чего-чего-о? — И пьяный его пятерней в лицо, пристукнул головой о стенку.

Старичок заплакал от бессильного унижения.

— Последний раз, — плачет, — предупреждаю! — И кулачок сжал.

«От глист плешивый», — слюнявит гость и, скрывшись в комнате, прибавляет музыку. И хохот оттуда: «Наш герой на посту!..»

Ружье отнюдь не висело в первом акте на стене. Оно валялось разобранное на антресолях лет тридцать. Старичок долго извлекал меж пыльного барахла чехол, балансируя на стремянке. На кухне из одного соседского столика вытащил наждачную шкурку, из другого — масло для смазки швейной машинки. И стал чистить ружье, не торопясь. Может, у них пока все и стихнет… Но там не стихало. Так что он смазывал ружье и заводился пуще, сатанел сверх предела.

Собрал, пощелкал. Вложил два патрона. Долго хранились, но в сухом месте. А может, и не сработает… И отправился на свою табуреточку. Ружье к стенке поставил, заслонил створкой кухонной двери.

И когда эта падла снова поволоклась в туалет, старичок одеревенел весь, напрягся и фальцетом пискнул:

— Я вас в последний раз предупреждаю!

Да вали ты во все места, рыгнул гость.

Старичок драматически наставляет свою двустволку:

— Не смейте меня оскорблять! В самый последний раз!! Предупреждаю: я буду стрелять!!

«Да я т-тебя, старый козел вонючий…»

— Я тебя предупреждал! Я тебя предупреждал!

Ну, и нажал. Грохот, дым! Того через весь коридор отшвырнуло — в упор ему засадил два заряда в брюхо. Вполне годные патроны оказались.

Когда приехали, он уже, конечно, остывать начал. Какая скорая помощь — все уже сделано: вместо живота дыра. Кругом толпа охренелая, старичок сжался на табуретке, вцепившись в ружье. И на вопрос:

— За что ты его макнул-то, папаша? — раскачивается и повторяет:

— Я его предупреждал; я его предупреждал; я его предупреждал.

Из всего подъезда только один старик и вышел, хотя по-любому есть молодые жильцы. всем похуй. Как жить будем, когда такие старики вымрут. тупо драться за каждую мелочь, так как словами умеем все меньше?

Со взрослыми мерзавцами можно и разобраться по-взрослому.
А у нас маленький гадёнышь завёлся! Председатель вывесила список неплательщиков (по три года не платят люди!, а счётчики на весь дом, кроме индивидуального электричества), ну и видать детёнышу чьему-то не понравилось из них..
Началось: утром, то зеркало в лифте разбито, то оборван весь ламинат на стенках лифта и чем-то острым с мясом порезан. То доска объявлений разбита и на полу лежит. Давеча что учудил: краской нитро все панели с кнопками в лифте густо забрызгал-ни одной цифры не видно и стенки остатками. Уборщица плакала три дня ацетоном отмывала! Крутой падонок растёт!
Как вычислить, чем наказать? Кто скажет?

Грибник, только без обид, а не обоссышься один против толпы пьяной в подъезде силу показывать? Только сразу не пиши про ножи там всякие и все такое, потому как взял нож -бей, иначе могут в тебя им же ударить... А вот когда ТЫ его уже берешь, начинают в голову идти всякие мысли, всякие всякие...

А потом в тюрьму из-за говна сядешь... обязательно посадят... без вариантов...
даже если просто руками покалечишь...
Увы.

...прошу прощения у высокого собрания, пока зеленил тему, случайно продублировал... Сорри!!

Это сообщение отредактировал godzulka - 15.12.2011 - 16:27

Мужик одним словом. Но граната дело подсудное. Как написал автор:
"Больше того, по закону этого государства они все равны, не взирая ни на что."

Да наши законы всякую падлу уважают больше, чем нормальных трудолюбивых граждан.

Вот именно!

Я называю это поколение, те, кто в чужих руках не обсыкались. И мы были молодые и тоже собирались по вечерам в подъездах и на скамейках перед домом, но что бы хамить взрослым и посылать их матом, такого и в уме не было, уважали возраст. А теперь эти сопляки только силу уважают. Тоже бывает, летом, когда уже терпеть ихний гогот под окном сил нет, выйдешь, наваляешь по шее, разбегутся, а потом думаешь могут ведь и камнем в окно (второй этаж), или в стекло машине...
В смутные времена живем мы Гангрена... в смутные... © Антикиллер

смекалка советского офицера!

Печально читать про такое, но Иван Петрович - мужик! +

У меня для таких целей была кавказкая овчарка - зверюга злющая . Два раза просто молча выпускал в подъезд , участники веселья убегали вместе с подъездной дверью . После этого тишина в подъезде соблюдалась всеми . Теперь я живу в другой стране и просто вызываю полицию , приезжают в течении десяти минут .