175


Ошь стояла в кабинете мэра города Пуляй-Горе и внимательно слушала его хозяина. А Дмитрий Кусыгин, то и дело тыча пальцами в невидимую развёртку, наставлял:
- Хутор этот основан давно, тогда наш город только-только строить начали. И предок Степана Козьина, который там сейчас живёт, тоже Степан Козьин, ушёл на просторы. Работал на строительстве, прорабствовал, а параллельно обустраивал жизнь на хуторе. Там… Сама увидишь, впрочем. Но фермерствуют Козьины давно, причём делают это хорошо, на совесть. Вот… Неудача началась с детей нынешнего хозяина Камней — так хутор называется. Хорошие у него дети выросли. Все шестеро получили образование и трудятся на благо нашего мира. И деток рожают регулярно, тут и слова про них кривого не скажешь. Одно неладно: никто из них на Камнях не остался. — Мэр смахнул развёртку, убедившись, что ничего важного не упустил. — Дочери у Козьиных, понимаешь? Шесть дочек-красавиц. И все замуж повыходили и разъехались кто куда. Отца навещают, всё по-честному, но остаться не могут, у всех свои заботы. И работа, и семья, и дом… Вот так не повезло Степану. Пока его супруга, Жанна, жива была — как-то ещё ладно было, а теперь вот один он остался. Мы просили Жанну пройти процедуру продления жизни, она и согласилась было, да что-то так и не дошло до дела. И померла Козьина год назад. Мы Степану посылали и волонтёров, и синтигома выделили в помощь — он всех вернул. Организовали отряд детей в помощь, там мой младшенький верховодить взялся, да только Степан и отряд этот вернул. Сказал, что шумные.
Ошь слушала начальника и уже прикидывала стратегию поведения. Работы на хуторе её не пугали, она всегда работала в сфере уборки города. И физическим трудом пугать синтигома — что ежа голым задом. С аграрной техникой она тоже управится: машины всегда договорятся меж собой. Настораживало лишь то, что Степан Козьин вернул синтигома.
- Дети шумные. По какой причине не подошли волонтёры?
Кусыгин усмехнулся.
- Да я бы их тоже выгнал. Ошь, посторонние люди в доме. Не каждому такое терпимо. Пусть даже просто будут трогать твои вещи или класть их не на привычное место.
- Синтигом?
Мэр сморщился и почесал затылок.
- Поговори с ним сама. Мне он ничего не сказал, сославшись на конфиденциальность. Его зовут Клод. Найдёшь?
- Да. Ещё будут какие-либо уточнения?
- Будут. — Дмитрий откинулся на спинку гидрокома и заглянул Ошь в глаза. — Я выбрал тебя потому, что у тебя большой опыт общения с мужиками. Извини, но так и есть, сама понимаешь, о чём я. Постарайся наладить отношения со Степаном! В любом смысле. Ты и поговорить умеешь, и массаж сделать, и что там ещё по дому, по хозяйству. Посмотри в сети про Камни, прикинь, чем там можешь быть полезна. Так-то на хуторе всё налажено, там столько всего, что хозяйство и без присмотра человека может работать. Но ты посмотри, почитай. У тебя взгляд свежий, не то, что у меня или в департаменте социального благополучия.
- Обязательно. Какие-то данные по Степану Козьину есть? Кроме того, что может сказать Клод.
Кусыгин пожал плечами.
- Есть! Только что с них толку? Рецепт блюда не даёт представления о его вкусе и аромате. И медкарта или другие документы не скажут тебе, что за человек Козьин Степан.
- Стоит поговорить с его дочерьми?
Мэр снова пожал плечами.
- Попробуй! Только они у него бывают наездами. А насколько он изменился за двадцать четыре года, что прошли с отъезда его младшей, небо знает разве.
Ошь кивнула.
- Хорошо. Я поговорю с Клодом. Когда мне приступать?
- А ты уже приступила, — улыбнулся Кусыгин. — Вот с этого самого момента.
***
С Клодом Ошь связалась по радиоканалу. Тот рассказал немного, поскольку проработал в Камнях лишь пару недель. Но предупредил, что Степан Козьин — человек сложный и характер у него не сахар.
Связавшись с городской сетью, она внимательно изучила информацию о хуторе Камни и его хозяине. Как выяснилось, Степан разводил птицу, выращивал овощи (в основном, для личного потребления) и культивировал зерновые. По большей части — кормовые, для птицы. Имелся на Камнях и плодовый сад, разведённый ещё первым Степаном. И теперь больше похожий на древний лес из плодоносящих деревьев, где обитали насекомые-медоносы, птицы, нетопыри-плодожорки и пара семей ксенов. Плодами сада питались пернатые, они же прореживали популяцию медоносов, опыляющих сад во время цветения. А популяцию пернатых и рукокрылых прореживали ксены. Словом, полностью сбалансированный локальный биом.
Выйдя из мерцания посреди двора, Ошь первым делом прислушалась. Смотреть было особо-то и не на что — обычный хутор, каких в округе сотни. А вот аудиоинформация могла дать что-либо новое. Она слушала негромкий гомон птичника, писк цыплят в загоне, рокот зернодробилки, шумы прочих механизмов. Единственный звук, не вписывающийся в этот мерный фон, доносился от деревянного строения: там кто-то пользовался гвоздильником.
Ошь направилась туда, ориентируясь по периодическим щелчкам бойка механизма. Заглянула за угол и увидела ярко-оранжевого примитивного андроида, прижимающего доску к стене сарая. Он сразу бросался в глаза. Послышался очередной щелчок и стал виден хозяин хутора, одетый в камуфлирующий комбинезон.
- Держи ровнее, — пробурчал Степан Козьин, — в линию с горизонтом.
Робот чуть приподнял незакреплённый край доски и фермер, подняв гвоздильник, вбил очередной гвоздь. Отошёл на шаг, посмотрел и протянул инструмент андроиду.
- Крепи.
Обернувшись, он оглядел гостью с головы до ног и подошёл к ней. Тяжело вздохнул и, всплеснув руками, хлопнул ладонями себя по бёдрам.
- Снова Димке Кусыгину не сидится спокойно?
- Ничуть! — улыбнулась Ошь. — Спокойно сидит, не ёрзает.
Степан с удивлением заглянул ей в глаза и Ошь подмигнула.
- Чего ты мне глазки строишь?!
- Ничего. Андроид тебе уже с минуту гвоздобой пытается вернуть. Он у тебя немой, что ли?
Фермер, не глядя, вытянул руку и робот тут же вложил ему в ладонь инструмент.
- А чего ему говорить? Здесь я говорю, а остальные — слушают. И делают, что сказано.
- Так я тебя слушаю.
Степан аж опешил от нахальства гостьи. Но собрался, чуть повернул голову и сказал оранжевому:
- Иди, собери яйца.
Ошь сморщилась, представив, как этот робот будет своими металлическими лапами шарить в соломе.
- Давай я соберу. Это не та машина, чтоб…
- Давай ты помолчишь!
Ошь, даже получая прямой приказ, могла возражать. Всё-таки, человек, хоть и синтетический. И она решила попробовать достучаться до разума собеседника.
- Степан, не упрямься. Я это сделаю намного лучше, поверь.
Козьин криво усмехнулся и приподнял гвоздильник.
- Я здесь говорю. А ты, если не заткнёшься… Я тебе язык на гвоздик приклею.
Ошь фыркнула.
- Валяй!
Она высунула язык и прижала его к нижней губе. Степан протянул палец, потыкал в розовый орган собеседницы и опустил инструмент.
- Вот язва! — не зло проговорил он. — Ладно, верни сюда этого остолопа и сама собери яйца. Посмотрим, на что ты годишься.
- Лотки где?
- Корзинка на входе, справа. Да смотри там…
- Я аккуратно.
Козьин сморщился.
- Да цыть ты! Петух там бойкий! Кидаться начнёт — пинком угости. Да не покалечь, смотри!
Ошь кивнула. Сделала сосредоточенное выражение лица, развернулась и решительно зашагала в сторону курятника. Вошла внутрь, через пол-минуты вышла, неся в руках бьющегося петуха. Аккуратно опустила его наземь и выпрямилась. Дождалась, когда Петька кинется и хорошо поставленным пенделем отправила его в полёт через весь двор. Посмотрела на Степана, показала сложенные колечком пальцы и скрылась в курятнике.
- Рыжий, не пускай петуха внутрь.
Проводив робота взглядом, Степан улыбнулся: новенькая начинала ему нравиться.
Яиц в корзине оказалось несколько больше, чем ожидалось.
- Ты что, из-под наседок вынула, что ли?
Ошь посмотрела на него, как на ненормального, но ответила:
- Ты меня за дуру держишь? А если нет, то говори, где лотки. Не дело это — яйца в корзине морить, во фризер надо поставить.
Так они до конца дня и шуршали по хутору, причём Ошь пару раз отнимала у Степана инструмент и просила посидеть в тенёчке. Она хорошо знала особенности организма пожилых людей.
Степан первые несколько часов (а шарианский день долог) ещё присматривался к шустрой, бойкой на язычок, Ошь. А потом уже просто радовался столь ухватистой помощнице и даже немного расстраивался, когда та отмалчивалась и не отпускала колких реплик. Как это умела делать его Жанна, жёнушка покойная. И чего совершенно не умели делать ни дочери, ни волонтёры, ни дети из отряда.
- Степан! — послышался голос новенькой. — А вот эта дырка так и должна быть заткнута твоими штанами? Или её лучше чем-то более эстетичным прикрыть?
Фермер рассмеялся и в который уже раз хлопнул себя ладонями по бёдрам.
- Ошь, мать твою! Куда тебя опять черти занесли?!
Та высунула руку через прореху под крышей амбара и потрясла старыми штанами. Он и впрямь пару лет назад заткнул эту дыру ими! Чтобы птицы не залетали. Ему не жаль склёванного зерна, но эти пустоголовые гадят!
- Здесь я, здесь. На вентиляцию это не похоже, Степан. Если что, можно пеной задуть! У тебя есть пена? Чего молчишь, хрыч старый?!
Козьин застонал. От смеха, не от усталости. Загоняла его новенькая, это да. Но смешила намного чаще. Он покрутил головой и крикнул оранжевому роботу:
- Рыжий! Принеси ей баллон монтажной пены! Да сам не лезь туда — лестница не выдержит!
- Да-да, вали на Рыжего, Рыжий вывезет, — ехидно проговорила, выходя из амбара, Ошь. — Степан, дай тряпку почище и пусть Рыжий воды принесёт. Под пену смочить надо, она на пыль не прилипнет.
Он повернулся, чтоб крикнуть роботу про воду, но то уже ушёл в ангар, где хранились разные хозяйственные мелочи и инструменты.
- Да ити ж ты…
Новенькая подошла и растрепала ему седые волосы.
- Да ладно, плюнь. Я ему по радио сказала про воду, принесёт. А ты, чёрт старый, панамку надень, пока бестолковку не напекло!
- Придержи язык, зараза! Больно смелая, я смотрю!
- Сам держи, если сможешь!
Ошь снова высунула язык и издала звук, обычно слышимый с другой стороны тела. Фермер обессиленно махнул руками, уронил зад на ящик от запчастей и расхохотался.
- Да чтоб тебя… Тряпка-то нужна ещё?
Он вынул носовой платок и протянул Ошь. Но та отмахнулась.
- Я руки уже об твою причёску вытерла.
- Тьфу! Гангрена! Язва моровая! Ошь, падлюка, перестань меня смешить!
Подошёл немой Рыжий с баллоном пены и бутылкой воды. Ошь могла поговорить с ним по радио, но намеренно сказала вслух:
- Принеси Степану стульчик, а ящик потом отнеси. А я знаю?! Где тут у вас ящики лежат — туда и отнеси.
***
На закате Степан с Ошь сидели на крыльце. Он прихлёбывал кофе, а она просто смотрела на уходящую за горизонт Санну.
- Умаялась?
- Не-а. Степан, я же синтигом.
- Ну… Рыжий вон тоже… как бы. Ему вон подзарядка нужна, всё такое.
Ошь посмотрела на него и упрямо помотала головой.
- Я не сильно современная, Степан, но заряжаться мне ни к чему. Нет, можно и от электричества запасы пополнить, но я не люблю так. Давай я лучше ужин соберу, да перекусим. Ты-то вот точно есть хочешь. Даже не спорь, я вижу.
Он заглянул в опустевшую кружку и согласно кивнул.
- А готовить умеешь? Ну хоть яичницу.
- Глазунью? Желтки твёрдые или под корочку? Или болтунью?
- А ты как любишь?
Ошь улыбнулась. Вкусовые рецепторы у неё имелись, но предназначены были вовсе не для получения удовольствия. Как и все остальные «органы».
- Ты из евреев, что ли, Стёпа? Просто ответить не можешь? Обязательно вместо ответа встречные вопросы задавать?
Степан фыркнул.
- Тьфу ты… Глазунью! Под корочку!
Ошь поднялась и пошла в дом.
После ужина Ошь зашла в ванную и напустила воды в ванну. Чуть не силком затащила туда фермера и почти час отмачивала и отмывала его. Потом помогла выйти, вытерла насухо, попутно делая лёгкий массаж.
- Так лучше?
- Ой… Ошь, милая, совсем хорошо! Как заново родился.
- Угу. Ладно, чеши спать, я перестелила свежее.
- А ты?
- А за меня не переживай, мне спать необязательно.
- Эх…
- Тебе почитать на сон грядущий? Спеть? Стриптиз?
Степан обессиленно рассмеялся.
- Стриптиз… Я и слово-то это не знаю, что обозначает!
Ошь подмигнула ему, взяла под руку и повела в спальню. Уложила в кровать и прицелилась в него пальцем:
- Лежи смирно! Руки поверх пледа!
Степан, в полном недоумении, замер с широко раскрытыми глазами. А Ошь, плавно изгибаясь и выделывая руками и ногами какие-то немыслимые па, принялась раздеваться. Её босые ноги чуть поскрипывали по каменным плиткам пола, а короткие светлые волосы то и дело разлетались от резких движений головой. Когда на новенькой не осталось ни нитки, она на миг замерла, чуть покачала задом и обернулась. Посмотрела через плечо, прикрылась руками и лишь после этого повернулась всем телом. Плавно, грациозно приблизилась и медленно опустила руки. Выглядела она точно живая! И Степан едва не задохнулся от неожиданности.
- Ох ты… Ошь, я же не усну теперь.
Та мягко улыбнулась и присела на край кровати.
- Я помогу. Подвинься.
***
Утром Степан не мог встать. Просто не мог и всё! Потому что рядом лежала Ошь и он боялся её разбудить.
- Я не сплю, — тут же подала та голос. — Что на завтрак приготовить?
- Да… Ну…
- Кофе и кексик пойдёт? Или ты наедаешься на пол-дня по утрам?
Фермер немного подумал и решил, что теперь уже можно и не пытаться изображать из себя чёрт-те что. Не заслужила она такого, хоть и синтетическая.
- Ошь, я по утрам по доставке беру. Привык я так. Тебе чего заказать?
Она встала с кровати, неспешно надела трусы и пальцами уложила волосы, словно в раздумьях.
- Я бы предпочла робокорм. Кубики такие, знаешь? Это здесь, на Шаре выращивают. Раз наелся и весь день, а то и дольше, ничего не нужно. Для таких, как я, разумеется, не для обычных людей! Тебе это не ужевать и на вкус вряд ли понравится.
- А по-человечески не пробовала?
- Пробовала. Усваивается быстрее и энергии меньше. — Ошь посмотрела на Степана и улыбнулась. — Стёпа, я синтигом. Пожалуйста, не пытайся делать из меня что-то другое.
Он тяжко вздохнул, скинул плед и принялся натягивать трусы. И обратил внимание на то, что они были совершенно новые. Когда Ошь успела поменять их, осталось невыясненным.
- Идём. Пожрём и делами займёмся.
Завтракали в полном молчании. Степан, после волшебной ночи, окунувшись в реальность, никак не мог прийти в себя. А Ошь грациозно, двумя пальчиками, таскала из ведёрной миски кубики робокорма и грызла их с громким хрустом.
Одевшись в рабочее — Степан настоял, чтобы Ошь надела камуфлирующий комбинезон — они вышли из дому и принялись за ежедневные хлопоты. Ошь проверила, чтобы у птицы всё было в порядке: корм, вода и дерьмо убрано. Дала петуху очередного пинка и пошла к цыплятам. Степан же просто ходил по службам и проверял работу роботов. Как дроны выполняют прополку полей, как Рыжий следит за подготовкой кормов и отправкой продукции потребителям…
- Яйца куда? Стёпа, нам столько не съесть, даже если будем оба жрать в два горла!
- Ой ты… Тьфу, забыл! Ошь, разошли по столовкам. У нас три в Пуляй-Горе и пяток в других городах, разберёшься? Там больницы и всё такое, туда диетическое яйцо идёт. Что не по нормам хранения, то сами съедим. Ну или там в тесто заме… Умеешь?
- Научусь. Погнали!
Хлопоты закончились на удивление быстро. Степан ещё какое-то время смотрел, как по подворью слоняется Рыжий и чесал в задумчивости щёку.
- Что-то забыли?
- Нет. Я проверил, всё нормально. Просто теперь не знаю, чем заняться.
Ошь в который уже раз посмотрела на него, как на неполноценного.
- Стёпа, идём в сад.
- Зачем?!
- Соберём мёд и спелых фруктов.
- И?..
- И сами поедим, и людям дадим. У тебя под носом центнеры отличной еды пропадают!
Степан озадаченно посмотрел на Ошь.
- Погоди. Ну ладно — мёд. А фрукты-то кому сдались? Они же одичалые, в рот не взять!
Ошь хитренько подмигнула.
- Варенье сварим. На том самом меду. И отправим детям. Ну не шарианским, так в другие миры.
- Постой, постой! Ошь, у меня нет связей с другими мирами!
- Стёпа, тебя в детстве головой на пол не роняли?
- Чего?..
Ошь всплеснула руками и помотала головой.
- Да чтоб тебя… Рыжий в компостник уронил! Степан! Не тупи, я здесь для чего?
Фермер вновь почесал щёку и махнул рукой.
- Пошли в сад. Мы там точно никому не навредим? Птички там, кошки…
- Блошки. Стёпа, по моим прикидкам, мёда каждый год засахаривается около центнера. Медоносы просто не успевают его сожрать, их птицы самих сжирают. Фруктов столько, сколько нетопырям не слопать, даже если перестанут летать и ксены их прореживать не будут. Степан, этот чёртов лес может принести пользы больше, чем вся твоя курятня!
Фруктов набрали столько, что даже двужильная Ошь не смогла дотащить мешки до дома. И пришлось посылать Рыжего с гравиплатформой. А уж мёда пронырливая синтетическая баба натаскала столько, что у Степана глаза на лоб полезли.
- Да куда столько?!
- Нишкни. Мёд можно хранить годами, ничего с ним не делается. А в следующем году будет ещё два урожая фруктов! И для варенья уже будет припасён медок. Кстати, тут неподалёку есть речка.
Фермер принялся ожесточённо скубать щёку, пытаясь понять, что задумала Ошь. Да-да, именно Ошь — Степан даже про себя не называл её как-то иначе.
- Лапанька, ты про что?.. Типа рыба там или ещё какой ресурс?
Ошь рассмеялась, подошла к нему и крепко обняла.
- Дурень бестолковый. Купаться можно в речке! Задницы мочить! Любишь купаться?
Степан облегчённо вздохнул. Вежливо выбрался из объятий и сказал:
- В детстве любил. Потом некогда стало.
- А теперь у нас всё время вселенной, Стёпа. И я очень люблю купаться!
Ошь врала: она никогда не погружалась в открытый водоём. Но… Утонуть, захлебнуться, ещё как-то пострадать от воды она просто не могла! А уж изобразить радость от абсолютно ненужного ей процесса… Да говно вопрос. Секс, скажем, ей был тоже полностью безразличен, но…
***
Но.
Синтигом Ошь была именно секс-куклой. Её ИИ был заточен, в основном, именно на причинение сексуальных утех людям, которые по той или иной причине не могли иметь контактов с другими людьми. И ей был безразличен возраст, пол, физическая полноценность партнёров — Ошь была создана для того, чтобы любой человек мог осуществить свои сексуальные потребности.
Нет, она не давала круглые сутки, такое просто невозможно. В свободное время Ошь работала на уборке города. И параллельно исполняла функции правопорядчика — любой человек (и не человек) мог рассчитывать на её помощь и поддержку.
Да, её ИИ был не самым совершенным. Да, она была прежде всего имитатором женщины. Но Ошь жила на свете уже достаточно долго. И могла не только помогать людям справляться с их сексуальными проблемами. Опыт работы в охране правопорядка был достаточно большим, а работы по благоустройству Пуляй-Горя дали ей хорошие навыки в ручном труде.
Пожелай она — могла бы вообще не отличаться от обычных женщин. Ни по внешности, ни по тактильным ощущениям Ошь не отличалась от них. Но простая порядочность не позволяла ей обманывать людей. И она всегда предупреждала, что она синтетическая. Просто пусть принимают такой, какая есть. Или не принимают.
Её всегда ранило, когда люди относились к ней, как к неживому предмету. А ведь она была живая! У неё растут волосы и ногти, она может загорать. Она ест, пьёт, справляет малую и большую нужду. Её кожа регенерирует, её мышцы точно такие же, как у всех. По её венам течёт солёная кровь! Пусть не красная, а прозрачная, но это кровь. Да, она не потеет (лишняя функция, терморегуляция у неё работает иначе), но она плачет!
Ей всегда неловко, когда попадает в глупые ситуации. И она любит. Да-да! Ошь любит людей. Всех. Независимо от пола, возраста и физической полноценности. Пусть она не может испытывать длительной привязанности к какому-то определённому человеку, но ни один человек, имевший с ней дело, не мог бы пожаловаться на то, что его не любили.
Кроме тех случаев, когда ей приходилось пресекать беспорядки. Нет, в Пуляй-Горе не было преступников. Их, вообще-то, на всей Шаре не так уж и много. Но иногда люди бывают несдержанны и начинают творить невесть что. И в этих случаях Ошь, как и все синтигомы, вмешивалась и, порой, была с такими гражданами несколько нетактична, скажем так. И всякий раз возмещала повышенным вниманием другим людям, после таких эксцессов.
***
В один из дней к Степану на хутор прибыла его младшая дочь, Надя. Ошь скромно стояла в сторонке и наблюдала за тем, как отец ругается, а дочь обнимает его, прося прощения за невнимание. Когда оба утомились и пошли в дом, она связалась по радио с Рыжим и велела ему не беспокоить хозяина. Потом тоже пошла в дом, стараясь не привлекать внимания.
А на кухне Надя металась, как заполошная, всячески стараясь угодить отцу. Смотреть на это без смеха было непросто: Степан стоял посреди помещения и, потрясая в воздухе указательным пальцем, вещал. По-другому и не сказать, поскольку нормальной речью это не было. А чуть полная, задастая и грудастая женщина средних лет, едва сдерживая смех и одновременно утирая слёзы, сновала туда-сюда между зоной готовки и стойкой доставки.
- Папа, ну хватит. Пожалуйста.
- Цыть, ссыкуха! Совсем разбаловались там без присмотра! Шевели гузном, Надька, шевели. Тебе, чай, полезно. И для Ошь еды натаскай, чего шары вылупила?! Я тут, без вас, пропадать что ли должен?! Вон, гляди… У меня вот Ошь теперь.
Надежда обернулась и с мольбой во взгляде посмотрела на синтигома.
- Тебе чего?.. Говори уже, ну не отстанет же!
Ошь усмехнулась, подошла к Степану и аккуратно, но настойчиво потянула за руку.
- Так, шуруй отсюда. Не мужское это дело — на кухне командовать! Всё, Стёпа, свободен.
Фермер попытался в запале возражать, но Ошь так сжала ему руку, что он прервался на полуслове и, шёпотом ругаясь, покинул помещение. Установив перемирие, она подошла к плите и принялась перемешивать капусту в глубокой стеклянной кастрюле.
- Уф-ф-ф! — перевела дух Надя. — Вот всегда так! И надо навещать, и знаю, что отец ждёт, а стоит сюда появиться и начинается…
- Он же не всерьёз, — спокойно проговорила Ошь. — Так, дуркует от избытка чувств.
- Да я знаю. Вот, глянь. Это твоя еда?
Ошь оглянулась, посмотрела на упаковку и кивнула.
- Это тоже годится. На самом деле, мне можно пару суток не есть, я вчера наелась. Но если я не составлю вам компанию, Степан расстроится.
За столом атмосфера была уже полностью дружелюбной. Степан успел успокоиться, а женщины, пока готовили и накрывали, успели поболтать и немного подружиться. Ошь умела расположить к себе любого человека.
Поев и вдоволь поговорив, отец с дочерью вышли во двор и Степан повёл Надю показывать, что они с новой помощницей успели сделать. А Ошь, быстро прибрая со стола и моя посуду, параллельно связалась по радио с Рыжим. Убедилась, что хозяйство не требует дополнительного внимания и пошла в амбар, в углу которого они с хозяином устроили варильню. Пока люди общаются, Ошь планировала обработать (оборвать хвостики и вынуть косточки) сливу и сварить очередную партию варенья.
В разгар работы, когда она уже помешивала закипающее варенье, к ней подошли Степан с Надей.
- А, вот ты где! Ошь, ну вот чего как нелюдь какая? Хоть бы немного с нами побыла, так нет! Сразу опять за работу.
- Слива бы испортилась, Стёпа. Не убрали во фризер, вот и пришлось сейчас браться.
- Хозяйственная! — уважительно заметила Надя.
- Я ж тебе говорил, — закивал Степан. — Я и в жизни бы не допёр, что из нашего леса можно какой-то прок извлечь! Сызмальства знал одно: лес и есть лес, там птички, кошки и всё. Ни отец, ни дед ничего оттуда в дом не приносили!
Женщина посмотрела на отца, прикусив губу.
- Папа, ты пойди отдохни, что ли. Или чего там, по хозяйству. Я тут с Ошь покручусь, хочу научиться этим премудростям. Может, как-нибудь своим тоже сделаю варенья.
Степан почесал щёку и согласно кивнул. Сказать честно — его клонило в сон после тушёной с капустой курицы. Он поцеловал дочь в щёку, похлопал её по заднице и пошёл на выход из амбара.
Едва он ушёл, Ошь позвала по радио Рыжего и, проинструктировав, оставила старого андроида доваривать сливу. А сама вытащила Надежду во двор и предложила:
- Пойдём купаться.
- А Рыжий не напортачит?
- Нет. Доварит, даст приостыть и разольёт по банкам. С этим он справится даже лучше меня — он не обжигается, у него руки без покрытия. Так что насчёт купаться?
Надя немного подумала, потом сказала с сомнением:
- Мама запрещала нам в детстве на речку ходить.
- Недавно мы с твоим отцом купались. Ему понравилось!
Речка Каменка протекала как раз под тем самым холмом, на котором некогда и был основан хутор Камни. И хутор, и речка получили название как раз из-за множества больших и очень больших камней, тут и там лежащих в округе. Часть из них были использованы при строительстве дома: их порезали на блоки и пустили на фундаменты, на мощение двора и дорожек. Заодно и место под посевы очистили. И теперь поля вокруг Камней были засеяны белой пшеницей. Не самый высокоурожайный злак, зато его посевы отлично отражают санные лучи и не позволяют перегреваться почве, что в шарианском климате совсем не лишнее.
Пройдя по тропке через поля, женщины спустились по склону и подошли к Каменке. Ошь подвела Надю к огромному, плоскому валуну, где можно было спокойно сложить вещи, прилечь после купания. Это место они со Степаном нашли в прошлый раз и обоим там понравилось.
Посторонних на речке быть не могло: на хуторе были все свои, а город Пуляй-Горе расположен ниже по течению, километрах в десяти от Камней. Оттуда даже детей сюда черти не заносили. А городские рыболовы-любители были уверены, почему-то, что рыбы возле хутора нет и на ловлю ходят ещё ниже по течению.
Надя с Ошь спокойно разделись догола и пошли в воду. При этом женщина косилась на синтигома и не могла слегка не зеленеть при этом от зависти — Ошь выглядела пусть не супермоделью, но всяко выгоднее многих шарианок. И Надя в который раз возвращалась к мысли таки начать заниматься в спортзале.
Наплававшись и наплескавшись, они выбрались на нагретый Санной валун, сели и продолжили своеобычный женский трёп обо всём на свете. А Ошь при этом допрашивала по радио Рыжего — ест ли Степан рыбу. Потому что в Каменке было полно речной форели и наловить её она могла прямо руками.
В какой-то момент она услышала, как к ним подкрадывается Степан. Зачем? Ошь было всё равно. Нет, интересно, конечно, но подавать вид, что заметила приближение, не стала: явно не к ней подбирался что-то задумавший фермер. А тот, подкравшись вплотную, воткнул указательные пальцы дочери в бока, под рёбра. Надя издала пронзительный визг, вскочила и сиганула в речку. Степан, громко хохоча, стоял на валуне и с удовольствием наблюдал, как та прячет сиськи ладонями.
- Папа!
- Гы-гы-гы! Смотри — лужу напустила! Ой, уморушка!
- Отвернись! Ну папа!
Надя села задом на дно, стараясь укрыться в прозрачной воде, а её отец всё стоял на валуне, и хохотал, хлопая себя ладонями по бёдрам. Ошь с улыбкой наблюдала за ними и пыталась понять, как Наде удалось испустить столь странный звук. Нет, она не раз слышала, как визжат играющие дети, но от взрослых людей такого прежде слышать не доводилось.
- Надька, вылезай, жопь застудишь.
- Да уйди ты! Папа! Хоть отвернись!
Степан выпрямился, перевёл дыхание, махнул рукой и пошёл к хутору, довольный удавшейся шкодой. Когда он удалился на пару десятков шагов, Надя выбралась на валун, показала ему вдогонку язык и снова села рядом с Ошь, как ни в чём ни бывало.
- Что это было?
Надя дёрнула плечами.
- Ничего. Напугалась немного, а потом просто придуривалась, подыгрывала отцу.
- Я про визг. Как ты это сделала?
Женщина посмотрела на Ошь с недоумением.
- А ты что, визжать не умеешь?
- Нет. Была уверена, что так делают только дети.
Надя рассмеялась.
- Дети… Ну так-то да, дети. Просто мальчики с возрастом утрачивают эту способность. А девочки могут визжать в любом возрасте. Я вот, скажем, уже бабушка, у меня внуков трое, а визжу же.
- Подожди. Это нужно натянуть голосовые связки, чтобы изменить регистр голоса?
- Тю. Да просто визжи и всё!
Ошь сосредоточилась и издала звук, больше подходящий корове. Надя рассмеялась и легонько толкнула её в плечо.
- Вот балда! Меняй регистр, меняй! Высшие частоты, ближе к ультразвуку!
Ошь вздохнула поглубже, натянула голосовые связки и истошно завизжала.
- Так?
- Примерно. Ты вот… — женщина пощёлкала пальцами, подбирая нужные слова, — ну просто звук издала. А визжать нужно от души, с чувством. Вот увидела, скажем, мышь. Плевать, что ты её вообще не боишься! Нужно на неё как следует завизжать, будто та смертельно опасна!
- То есть визг — от страха, так?
Надя снова посмотрела в лицо Ошь — та была серьёзна.
- Нет. Вот и не думала никогда в жизни, что придётся проводить обучение искусству женского визга! Ладно, слушай. Визг не только от страха. Он от неожиданности, от радости, от удовольствия. Когда тебе подарок делают — можно немножко взвизгнуть. Я потому и говорю, что визг — он… от души. Он каждый раз по разному поводу, с разным чувством.
- А на мышь какой?
- Возмущённый. Чтоб мышь почувствовала себя виноватой. Вообще, — Надя неожиданно увлеклась и начала объяснять уже с удовольствием, — женщины визжат в самых разных ситуациях. Визг — первая реакция на испуг, неожиданность, боль. Когда бабы рожают, например — визжат, как подорванные. Потом берут ребёночка в руки и повизгивают от радости. Ну у меня точно так было.
- Понятно. То есть визжать нужно с разной интенсивностью, интонацией и эмоциональным посылом.
- Ну да! Испугалась немножко — просто взвизгнула. Сильно испугалась — подольше, вот как я сейчас. До ужаса перепугалась — верещишь во всю дурь, как сирена, переходя на ультразвук. Обрадовали тебя — пищишь негромко, радостно, с улыбкой. Не сильно продолжительно. Если, например, пощекотали, то можно добротно так взвизгнуть. Коротко и ёмко.
Ошь улыбнулась и скосилась на Надю.
- Ткни меня пальцем. Нет, не так! Как тебя Степан.
Надя сосредоточилась, поднялась на ноги, обошла Ошь со стороны спины, присела и ткнула ей пальцами под рёбра. И та старательно завизжала, пытаясь повторить звук, изданный Надей.
- Так?
- Годится, — махнула рукой женщина. — Ой, ладно, давай окунёмся ещё, да и домой надо собираться.
Они спустились в воду, поплавали немного, потом Ошь сказала Наде:
- Иди не берег. Я рыбы наловлю. Приготовим. Будет вкусно!
- А ты умеешь?
- Ловить или готовить?
- Готовить.
- Запечём с овощами и специями. Мне без разницы, я могу и живую проглотить. А вам со Стёпой лучше всего сделать именно печёную.
Надя хмыкнула, но ничего не сказала. Выбралась на валун и принялась отжимать волосы. Ошь со стороны реки оглядела берег и увидела стоящего чуть в стороне Степана. Тот с умилением смотрел на дочь и едва не плакал. Это никак не задевало её и Ошь решила ничего не говорить Наде. Просто опустилась под воду и начала охоту на форель.
Ближе к вечеру, как следует погоняв Надю по хозяйству и накормив её печёной форелью, Степан и Ошь проводили гостью домой. Прибрав в столовой и на кухне, синтетическая женщина вышла на крыльцо и села рядом с фермером, мирно попивающим кофе и глядящим на закат.
- Стёпа, а почему ты так смотрел на речке на дочь?
Тот смутился, потом едва не выругался. Потом передумал и ответил негромко:
- Очень Надька на мамку свою похожа. Издали смотреть — прямо вот один в один! И статью, и волосом, и повадкой… Жанна даже визжала вот так же, когда я ей пальцы в рёбра втыкал!
Ошь не стала уточнять. Зачем? Надя напоминает Степану его жену, с которой он прожил семьдесят лет. Он просто привык видеть рядом с собой вот такую женщину. И нет греха в том, что отец смотрел на свою голую дочь. Никакого греха в этом нет, ни чуточки.
Да, супруги Козьины прожили вместе очень долго. И сегодня Степану немного за девяносто. Да, он проходил процедуры продления жизни, иначе уже давно умер бы. Но он просто не может бросить свой хутор без присмотра, а потому упрямо продолжает жить. Никто не упрекнёт его за это. И уж Ошь — точно не станет этого делать. Она и думать ни о чём подобном не станет.
***
Дмитрий Кусыгин сидел в одной из школ Пуляй-Горя и с улыбкой смотрел представление, устроенное младшими школьниками. Внезапно напястник дёрнул его за руку, что говорило о срочности и важности вызова. Мэр перевёл прибор в режим пси и, внешне не подавая виду, принял звонок.
- Слушаю, говорите, пожалуйста.
- Димка, это Степан Козьин.
- Говори, говори, я слушаю.
- Димка, не забирай у меня Ошь.
- И не планировал, Степан Андреевич, ты чего?! Пришлась она тебе ко двору — пусть помогает.
- Ты это… Димка, ты её оформи.
- В смысле?
- В коромысле! Ты что за болван такой?!- Не кричи, товарищ дорогой, ни к чему это. Пойми: я-то понимаю, про что ты, но моё понимание не имеет никакого значения. А вот если ты скажешь, то это уже закон и порядок.Фермер немного помолчал, потом сказал:
- Оформи Ошь. Козьина Ошь. Так понятно?
- Непременно. Именно так, отныне и присно, и во веки веков.
- Дебил.
- Да-да, именно так. Козьина Ошь с хутора Камни. И никак иначе.***
В один из дней, собирая яйца в курятнике, Ошь увидела крысу. Тварь была совершенно безобидной, белой, в серое пятнышко. Она робко смотрела на Ошь и шевелила усиками. Крыса просто пришла поживиться куриным кормом и не планировала причинять Ошь никакого ущерба. Она присела, взяла животное в руку и вынесла во двор. Хотела отпустить, но заметила, что Степан смотрит на неё. Поэтому бросила крысу наземь, сжала бёдра, оттопырила задницу и истошно завизжала. Максимально возмущённо. Несчастная крыса пискнула и припустила рысью, а Степан, утирая слёзы радости, с лопатой на изготовку, побежал за грызуном, громко матерясь.
Именно после этого Степан и позвонил мэру Пуляй-Горя. И попросил зарегистрировать Ошь на его фамилию. Чтобы никто и никогда не мог забрать синтигома с его хутора.
Rumer © Это сообщение отредактировал Rumer - 6.10.2024 - 08:45