111
- А хули бы и нет, если да? - решил Иванов глядя как весело щебечет на экране курносая ведущая, ласково называя светящиеся изнутри и нещадно дымящиеся угольки печённой форелью.
Минуту назад, глядя как Юлия Высоцкая в извращённой форме портит в телевизоре рыбу, Иванов понял, что давно не был на рыбалке.
Человеком он был обстоятельным, и эта его обстоятельность, которая помогала вести дела и поддерживать порядок и благоденствие у родных пенат, изрядно ему надоела.
А слабо тебе, думалось ему про себя, сорваться на реку как в детстве с пацанами, без особой подготовки? Без всей этой заумной, не оставляющей шансов на удачу, кураж и веру в случай экипировки - эхолотота, глубиномера, джипиэс трекера, карбонового удилища с синтетической плетёнкой, умными крючками, псевдоживым воблером, автоматическим акулоулавливателем, детектором водолазов-диверсантов и отпугивателем вражеских подлодок?
Сходить в гипер с рюкзаком налички казалось, порой, менее надёжным, в плане возможности урвать чешуйчатую добычу, мероприятием, чем экипированная рыбалка.
А хотелось экспромта. Хотелось как в детстве.
Иванов лёг спать с твёрдым намерением отдохнуть завтра и от городской суеты, и от собственной обстоятельности, и от современной технологичности.
Но утро началось с сюрприза, и будь Иванов менее прагматичным и чуть более суеверным, он бы понял, что это хреновый знак.
Не пожелал заводиться новёхонький рейндж, обживающий персональное место на подземной парковке элитного жилищного комплекса.
Однако Иванова, который если что-то решил - то кремень, было уже не остановить. Иванов гордился этой суперспособностью, как супермен своими плавками. Только крайняя степень гордости может заставить мужика надеть труселя поверх лосин.
Вот и для Иванова, претворить в жизнь своё решение было делом чести.
Звонок в сервис-центр задержал его ровно на три минуты, а выбор каршерингового корыта, не смотря на очень раннее утро, не задержал вовсе.
Четыре часа по полупустому летнему шоссе до родного городка Иванова, в котором остались его родители, друзья детства, первая любовь и последний безбашенный поступок, прошли в размышлениях о родителях, друзьях детства, первой любви и последнем безбашенном поступке.
На вьетнамском рынке на въезде в городок детства, к сожалению, не нашлось рыболовного набора состоящего из лески намотанной на пластмассовую рыбку, с привязанными к ней крючком, грузилом и поплавком. Эти наборы кончились во всех магазинах примерно тридцать лет назад. Пришлось купить самый дешёвый набор крючков, пару поплавков, десяток грузил и длинный кондовый чёрный нипель для кембриков.
Удилище Иванов решил, как во времена оны, вырубить на месте, для чего приобрёл дешманский китайский кнопарь в тряпочном чехольчике. Об аутентичном советском охотничьем складном ноже с белкой на рукояти вьетнамцы совсем ничего не слышали или просто не поняли странно одетого покупателя.
Самому Иванову было наплевать, как он выглядит. Родители примут его любого, а больше никого встречать или навещать он и не собирался. Вчера, озирая изрядно захламленные тряпьём просторы своей гардеробной, тру рыбак отодвинул в сторонку охотничий комбез с вентиляцией, подогревом, системой распределения нагрузки, системой жизнеобеспечения, системой эвакуации в случае ЧП, системой терраформирования в случае попадания, в погоне за зайцем, на неосвоенную планету, и постарался собрать комплект одежды для выживания на берегу из обычных, отслуживших срок вещей.
И если за старым свитером и растянутой футболкой дело не встало, то яркие обтягивающие велолосины могли вызвать здоровую, но нежелательную для Иванова реакцию местного населения. Джинсов дешевле двуста баксов в гардеробе не нашлось, поэтому пришлось напялить брюки от дивного серого с искрой костюма за девять сотен, пиджак которого был безнадёжно убит случайным тонером. Роль кед должны были сыграть либо адидасы, сильно подушатанные на беговой дорожке, либо безымянные глянцевые резиновые сапожки, в которые ещё не ступала нога человека.
"Кто носит фирму адидас, тот скоро Родину продаст", вспомнилась ему актуальная для тех лет поговорка.
Адидасы были оригинальные, да и предательство Родины, пусть и малой, Иванов в глубине души считал настоящим.
Выбор пал на адики. В резиновых сапогах можно было сопреть напрочь. А лето и галечный, насколько помнил Иванов, бережок, не сулили мокрых приключений.
Довершил ностальгический ансамбль шоппер с длинными ручками и принтом "я несу жидкий хлеб" из K&Б, потому что городской рюкзак с пауэрбанком, эргономичными лямками, вторым дном, темпоральной капсулой и возможностью развернуть из него туристический палаточный городок на двести спальных мест, он посчитал недостаточно тематическим для предстоящего мероприятия.
Погружение. В детство. В эпоху. В атмосферу. Погружение в прошлое - вот под каким девизом, решил Иванов, пройдет сегодняшний день. Каршеринговое корыто немало способствовало этому, скрипя всеми своими сочленениями. На такой трахоме Иванов ездил миллион лет назад, на заре карьеры.
С лёгким чувством вины проскочив мимо родной пятиэтажки, в которой до сих пор жили родители - мамины пирожки оставляем на вечер - Иванов пересёк городок и въехал на мост через Каму, вдоль правого берега коей уютно расположился Ясноозёрск.
Ясные озёра, давшие название городу, были старицами Камы и настоящей рыбацкой Меккой.
Однако озёр, озерец, проток и каналов было так много, а изгибы их берегов так прихотливы, что отмелей и пляжей, тихих заводей, тенистых плёсов и тёмных омутов в которых ловилось десятки видов рыб, а по ясноозерским легендам ещё и несколько видов крокодилов и реликтовых ящеров, хватало на всех.
Дорога, резко испортившаяся после моста, выпустила несколько совсем никудышных отростков в перелески обрамляющие Ясные озёра. Один из таких отростков, покрутил, покрутил Иванова, да и завёл его на скрытую от чужих глаз стихийную автостоянку, условные, намеченные кустарником границы которой, были густо усыпаны мусором часто рыболовной, но всё же преимущественно и физиологическо-любовной тематики.
Иванову пришлось довольно долго прошагать по лесным и прибрежным тропкам, затейливо петляющим по знакомым ему местам, чтобы мусор и прочие признаки человеческого присутствия поредели и исчезли.
Вскоре из под ног исчезла и тропинка. Пройдя ещё немного, кое-где проломившись через заросли, Иванов скорее наугад, чем по памяти, вырулил, наконец к тому самому месту.
Лес, вплотную подступивший к небольшому обрывчику, нависал над прохладным, вечно тенистым галечным пляжиком, надёжно упрятанным с боков отвесными стенками, уходящими в глубину.
Отмель перед пляжем привлекала окуней и краснопёрок, любящих мелководье и не являющихся объектом ловли серьёзных рыбаков.
Пацанве здесь было самое раздолье. Рыбачь и купайся, трави свои пацанские байки и детские анекдоты, приправленные неуклюжим матерком, кури в неумелый затяг первые сигареты, разменивай бесконечное детское лето на горсть одинаково блестящих прохладной озёрной рябью деньков, прожитых за пределами тонущего в зное городка - никому и дела нет.
Прежде чем спуститься к озерцу, Иванов срубил новеньким ножиком довольно толстую орясину, чтобы её хватило и на удилище, и на рогатую стоечку для него. Нож справился, но лезвие продавило сыромятину ограничителя и обух ножичка заметно отклонился от генеральной линии партии кверху. Лезвие вихлялось и перестало складываться. Китайский тесак не подходил для дальнейшей эксплуатации, но Иванов сунул его в карман не из бережливости, а скорее по давно укоренившейся привычке не мусорить и не засирать природу.
Спуститься к воде можно было едва заметным ступеням выдолбленным в земле, но Иванов воткнул в гальку у воды свежесрезанную лесину и заскользил пятками по глине, скатываясь по почти отвесному обрывчику как прыгун с шестом.
В ту секунду, когда ловкий спуск был закончен и адидасы коснулись гальки с характерным звуком, потревоженный и подмытый половодьем отвесный склон, медленно и беззвучно накрыл Иванова полуметровым пластом грунта.
Спасла Иванова его орясина и вода. Рухнувший грунт плотно прижал нижнюю часть тела к берегу, а торс к неглубокому дну. Лицо же, находившееся прямо напротив палки, очень чувствительно приложилось к ней, шлепнуло о воду и осталось почти на поверхности - палка дальше не пускала. От удара грунт соскользнул с затылка в воду и Иванов смог поднять расцарапанное корой лицо над водой.
Оценив обстановку он упёрся руками в плотную гальку на дне, хорошо, что дно плотное, не илистое, и стал вытягивать себя из под массы обрушившейся глины. Вышло далеко не сразу. Не будь верной палки-выручалки Иванов успел бы раз двадцать задохнуться.
Когда он наконец принял вертикальное положение, неверно покачиваясь на трясущихся от страха и непривычной нагрузки ногах, непрерывно матерясь в полголоса, он наконец понял, что же произошло и обрадовался, что так легко отделался.
Материться громче Иванов боялся. Ему почему-то было стыдно от мысли, что кто-то застанет его в таком дурацком положении.
Сумка "я несу жидкий хлеб" осталась где-то под толщей грунта. Найти её вряд-ли получилось бы, да и не хотелось искать. Ничего из того, что в ней лежало - глупые рыболовные принадлежности, пара бутербродов со шпротами "как в детстве", велотермос с чаем и "Дэта" от комаров, не вдохновляло на поиски.
Айфон, лежавший в кармане когда-то дивных серых с искрой, а теперь напрочь угвазданных глиной брюк, конечно имел какую-то призрачную защиту от влаги, но двадцатиминутной возни в озере конечно не выдержал и успешно гикнулся.
Вернувшись к обрыву с которого только что спустился, Иванов обнаружил, что взобраться обратно по отвесному склону, грозящему следующим обрушением, нереально.
Войдя поглубже в воду, любитель неожиданных вылазок на природу обнаружил, что с его стороны весь берег, насколько его было видно, был обрывистым и крутым.
Противоположный зарос камышом и Иванов содрогнулся, представив, как он пробирается через эти джунгли барахтаясь в вязком иле и уходя всё дальше от машины в неизвестном направлении.
Нееее. Противоположный берег - не наш путь.
Сунувшись вдоль своего берега вправо, Иванов почти мгновенно потерял опору под ногами и испытал пару панических мгновений, выгребая обратно во вмиг отяжелевших адидасах и пудовом свитере.
Сняв и выбросив мгновенно утонувший свитер, Иванов пошёл влево.
Берег тут не отличался разнообразием. Он то почти на карачках месил вязкую глину по кромке берега, то плыл по метру в минуту, толкая перед собой несостоявшееся удилище. Телефон и нож тянули брюки ко дну, грозя оставить Иванова без штанов. К такому позору он не был готов и почти ежесекундно их подтягивал.
Когда нашёлся относительно пологий и невысокий отрезок берега, километрах в трёх от места спуска Иванова на воду, солнце почти коснулось воды в дальнем конце озера.
Ни один рыбак так и не попался ему на этих неудобных для рыбалки берегах, хотя незадачливый экотурист давно наплевал на стыд.
Вехняя губа его опухла от удара о собственную палку-выручалку, содранную кожу на лице стянуло. Саднили изрезанные и исцарапанные по локти руки, ноги были в синяках и ушибах, нестерпимо зудела искусанная комарами спина и шея, волосы встали разноцветным, в оттенках ила, тины и глины, безумным ирокезом, глаза слезились от мошки и песка.
Когда Иванов закончил штурм склона, к его урону добавилась расцарапанные лесиной, по которой он карабкался вверх, грудь, бёдра и голени, пара порезов и кровавые мозоли от потерявшего всё упоры ножа, которым он выскребал себе ступени.
Когда Иванов отчаянно цепляясь за траву выполз наконец на поверхность, совсем стемнело. Ему даже не удалось, как мечталось, лечь наконец на твердую почву и отдышаться, потому что комары, от которых его оказывается спасала вода, время от времени окатывающая с головой, к ночи, кажется, разослали по всем ясноозерским комаринным департаментам циркуляр с описанием примет Иванова. Прибывшие депутатские комариные комиссии спешили продегустировать Иванова все сразу, без очереди. Их было столько, что перестань они махать крыльями, придавили бы искателя приключений не хуже обвала, случившегося на берегу.
Отбиваясь от одичавших насекомых вымотанный до предела Иванов рванул как медведь сквозь чащу к открытому пространству, потому что пробираться через кусты параллельно берегу было просто невозможно, а идти по свободной от растительности кромке - нельзя. Всё закончилось бы очередным купанием. На второе восхождение стихийный альпинист был категорически неспособен.
Иванов ломился сквозь лес, спотыкаясь и падая, натыкаясь на ветки, поминутно рискуя лишиться глаз. Он отмахивался от комаров, хрипло матеря их последними словами, проваливаясь иногда в странный транс, заговариваясь в бреду, но ни на секунду не теряя концентрации на образе машины, которую ищет.
Намотав кругами и петлями по лесам, кустам и оврагам километров пятнадцать, чудом не угодив обратно в озеро, не переломав ног, израненный и в одном кроссовке вышел к машине к рассвету.
Сев спиной к пыльному колесу Иванов горько в голос зарыдал с подвываниями, вспомнив, что ключей от машины он не чувствовал в кармане с того момента, как выбрался из под обвала.
Таким его и застали рыбаки, приехавшие на утреннюю зорьку на соседнее озеро.
Когда отогревшийся у костра, напоровшийся колбасы, яиц и хлеба, с кружкой обжигающего чая в руках, Иванов обрёл способность членораздельно говорить, он ответил на все вопросы обалдевших от встречи рыбаков, среди которых нашлись даже знакомые, одной загадочной фразой.
- А хули я хотел? Погружение.
© йош
Это сообщение отредактировал Акация - 12.06.2024 - 13:51
yaplakal.com