166
От автора
Три моих рассказа про любовь и её последствия. 
1. НезнакомкаК началу чайной церемонии, проводимой в десять утра каждый день, Валентин опоздал, доделывая отчет по расходу СИЗ. Убедившись, что воды ему не оставили, он подхватил чайник и пошел в туалет.
Под ногами мягко качнулись скрытые под слоями линолеума и ламината доски старого пола – он вошел в старую часть здания. За крашеным современным гипсокартоном прятались зеленые советские стены, а за этой краской и слоем штукатурки – непривычно узкие ярко-красные кирпичи, на которых, если достать такой кирпич из объятий всё еще крепкого раствора, можно было бы увидеть выдавленный год – тысяча восемьсот девяносто второй. Мало кто из работников офисника в центре города задумывался о его истории. Но Валентин её знал. Когда-то в здании было всего два этажа. В пятидесятых здание выросло еще на три этажа, а в шестидесятые обзавелось двумя крыльями-пристроями, где и находился его кабинет. Мама рассказывала, что где-то в этом здании, работала его прабабка Василиса – её девичью фамилию она не помнила. И он очень надеялся, что работала она в одной из контор или магазинов, а не в самом престижном городском борделе «Империалъ», который располагался как раз на втором этаже в кабинетах, мимо которых он ходил каждый день.
Набрав чайник, он вышел из туалета и…
Навстречу ему быстро шла очень красивая девушка в длинном бежевом платье. Густые каштановые волосы были собраны на затылке в пучок, плечи гордо расправлены, а серьезные карие глаза внимательно смотрели по сторонам. В этих-то глазах и утонул Валентин, проходя мимо, запнувшись и расплескав воду. Несколько мгновений он смотрел прямо на нее, но потом смутился и отвел взгляд.
Девушка почти сравнялась с ним.
«Да будь что будет! Если не отведет взгляд три секунды – можно знакомиться!» – уставился прямо на девушку Валентин, впервые в жизни решившись на подобное.
Круглое лицо с узким подбородком, низкие брови, аккуратный маленький носик, небольшой рот с узкими губами.
Но незнакомка просто пролетела мимо, обдав легким запахом духов, и скрылась в женском туалете.
Дыхание, украденное прекрасной незнакомкой, вернулось не сразу. Ощущение попадания в сказку постепенно угасало.
«Дождаться её из туалета?» – мелькнула отчаянная мысль. Постояв пару минут, он, постоянно оглядываясь через плечо, мелкими шажочками, все-таки пошел к своему кабинету. Из туалета так никто и не вышел.
«Интересно, кто она, – думал он, сев на рабочее место, забыв включить чайник, – вроде, новую секретаршу генеральному взяли – наверное она. Уж очень красивая. Нужно у знакомых эникейщиков спросить – они всё знают».
Рабочий понедельник не давал шансов на пустые мечты. Но и в обеденный перерыв, и уходя вечером с работы, он искал глазами в толпе бежевое платье.
Во вторник, в десять утра Валентин с пустым чайником уже стоял у туалета. Но девушка так и не появилась.
И на следующий день ее тоже не было. И на следующий.
В отчаянии Валентин весь обед простоял недалеко от выхода – но из здания она не выходила.
«В принципе, зачем секретарю генерального директора, который сидит на четвертом этаже, спускаться на второй? Случайно, небось, – раздумывал он. – А может, вообще она из контрагентов или в гости к кому зашла». О втором варианте думать не хотелось, ибо это означало, что шансы утонуть снова в карих глазах стремились к нулю. А вот проработать первый стоило.
«Привет, – отстучал он в болталке знакомому специалисту службы поддержки Павлу, – ты новую секретаршу генерального видел?»
«Хай. Конечно – комп ей ставил в прошлый понедельник».
О! В прошлый понедельник!!! Сердце учащенно забилось.
«Красивая?»
«Ессно. Других и не берут. Стерва только капец. Все мозги мне выклевала. Но цену себе знает».
«А как зовут?»
«Сармичева Елена Викторовна»
«Фотка есть?»
«В почте смотри в профиле – только такая».
Руки немедленно вспотели от волнения.
«Ага, пасиб!»
Оглядевшись по сторонам, будто опасаясь, что за ним будут подсматривать, дрожащими пальцами он ввел в поиск: «Сармичева Елена».
Один результат – ошибка исключена. Зажмурившись, он ткнул в контакт и вгляделся в фото красивой улыбающейся девушки. Сероглазой блондинки.
От крушения надежд внутри что-то порвалось.
«Ну и ладно», – обреченно подумал Валентин и честно постарался выбросить незнакомку из головы.
«Ну что, как тебе?» – пришло сообщение от Павла.
«Норм», – просто, чтобы отвязаться. И тут в голову пришла идея:
«Слушай, а у тебя доступ к записям камер коридорных же вроде был?»
«Ага. Хочешь вживую заценить?»
«Не совсем. Я тут девушку видел, – решил признаться Валентин, – в прошлый понедельник. Красивую. У нас на этаже. Очень понравилась – думал секретарша новая. Но не она, как оказалась. Давай ты на нее посмотришь и скажешь кто это – ты ж всех знаешь».
«Давай, только ближе к вечеру – пока занят».
«ОК. С меня шоколадка».
Ждать это самое «ближе к вечеру» было тяжело – девушка в бежевом платье не шла из головы, а сердце обнадеженно колотилось о рёбра. «Как мальчишка, блин», – сетовал он сам на себя, пытаясь сконцентрироваться на отчетах.
Наконец, Павел сообщил, что готов.
– Когда смотрим? – деловито спросил он, открывая консоль системы видеонаблюдения.
– Прошлый понедельник, где-то десять десять, десять пятнадцать. Шла со стороны главной лестницы в женский туалет.
– Так, пятнадцатое, время, ага. Вот смотри, – Павел повернул один из своих мониторов.
Нужный кусок коридора – камера висела в дальнем углу. Валентин увидел себя, идущего с чайником, зашедшего в туалет и через короткое время вышедшего. Вот он идет по коридору, запинается, потом что-то увидев, замирает и, подавшись вперед, вглядывается в пустую стену. Стоит так несколько минут. Потом мелкими шажками, постоянно оглядываясь, уходит из поля зрения камеры.
Повисла пауза.
Павел выжидательно посмотрел на Валентина, мол: «И что?»
– Отмотай, где я из туалета выхожу.
Таймер показывает время десять семнадцать.
– Замедли.
Изображение замедлилось и начало дергаться рывками.
– Стоп!
Паша нажал на паузу.
На кадре была еле видно что-то тёмное между замершим Валентином и стеной.
– А что тут? – всмотрелся в экран Павел.
– Ничего. Всё, закрывай.
– А девушка где?
– Видимо, в моих мечтах, – задумчивый Валентин положил на стол большую молочную шоколадку, которая тут же была спрятана в ящик. Почти уйдя, Валентин вдруг задумался и вернулся:
– Паш, не закрыл еще? Посмотри за сегодня в это же время.
Они просмотрели все дни, включая выходные на две недели назад.
– Никого, – подвел итог Павел.
– Ага. Спасибо тебе огромное – глюки у меня походу, – сказал Валентин, стараясь не выдать нервного возбуждения – едва видимая смутная тень, двигающаяся в сторону женского туалета, была! Каждый понедельник ровно в десять семнадцать! Осталось понять, почему он её не смог увидеть вновь.
– Девушку найди себе! Глючный ты наш, – сказал, ехидно ухмыляясь, Павел.
– Уже нашел. Самую лучшую!
Валентин внимательно смотрел на потемневшую от времени чайную ложку, которую не брала даже сода. Тяжелую, непривычной формы, с полустертыми вензелями на ручке. Набор таких ложек передавался из поколения в поколение – сколько им лет, не знала даже бабушка. В свое время набор был торжественно вручен маленькому Вале с пояснениями по поводу ценности ложек и необходимостью их хранить и передать своим детям. Валентин проникся, хотя и сразу стал использовать одну из ложек по назначению. Та ложка была дома. Конкретно эту же он достал из набора и принес на работу месяц назад, как временную замену потерявшейся офисной коллеге. В прошлый понедельник, кроме чайника, у него была с собой и эта ложка, сунутая в карман с целью отмыть её от следов намертво присохшего торта, который ели в пятницу.
Естественно, больше он ложку с собой не брал! И больше девушку не видел!
Вот оно!
С трудом дождавшись следующего понедельника, с зажатой в кулаке ложкой, Валентин дежурил в коридоре. И даже пошатнулся, когда незнакомка вышла с центральной лестницы. Как и в прошлый раз, она прошла мимо и, сделав узнаваемое движение открытия двери, которая видимо раньше была чуть в стороне, прямо через стену исчезла в туалете.
Валентин сглотнул ставшей тягучей слюну. Сработало! Он даже смог различить еле-еле слышный стук каблучков, а запах духов усилился – видимо, ложка работала усилителем «сигнала».
Интересно, а что будет, если взять все ложки?
Результат превзошел все ожидания. Валентин с открытым ртом смотрел, как интерьер из прошлого проникал в настоящее по мере приближения девушки. Крашеные гипсокартонные панели уступали место темно-зеленому сукну с золотым орнаментом, а линолеум – изысканному паркету, по которому ступали теперь видимые, ранее скрытые полом, черные туфельки с пряжками. Цок. Цок. Цок.
Незнакомые запахи щекотали нос: какие-то восточные благовония и терпкий грубоватый запах духов, казавшийся ранее еле заметным. Где-то вдалеке послышалось приглушенное ржание лошади, а слева беседовали двое мужчин, говоривших на русском, но смысл эмоционального разговора уловить не удавалось.
Незнакомку же он увидел будто заново: кожа оказалось не такой безупречной, как на первый взгляд – были и угри, и мелкие пигментные пятна, щеки были обильно запудрены, нашлись мелкие морщинки в углах глаз и рта, помада лежала неровно, видимо, нанесенная второпях без зеркала, а с ресниц осыпались частички туши. На бежевом платье нашлась пыль, брызги грязи на подоле и правом рукаве, а кружевной воротник в одном месте был зашит грубой ниткой. Да и гордый взгляд оказался, скорее всего, попыткой рассмотреть таблички на противоположной стене – девушка, похоже, была близорука. Но все эти детали, превращающие сказочную королеву в обычную живую девушку, только разжигали внезапно вспыхнувший огонь в сердце.
Девушка исчезла, реальность вернулась, но за эти несколько секунд свидания с прошлым Валентин успел взмокнуть и сейчас стоял на подкашивающихся ногах, пытаясь отдышаться. В голове же в ритм с сердцем стучало только одно: «Ещё!»
Каждый понедельник он смотрел этот спектакль. Уже точно знал, что начальная точка маршрута – последняя ступенька лестницы – именно там появлялась девушка. Он шел рядом с ней в своеобразной сфере прошлого, рассматривал стены, картины, вычурные газовые светильники, слушал и нюхал. Даже смог понять беседу мужчин, которые, как оказалось, эмоционально, и с использованием идиоматических выражений и жаргона (многие слова пришлось гуглить), делились впечатлениями от посещения некой мадам Зизи. К сожалению, любые попытки записать происходящее на телефон, ни к чему не приводили – все это видел только он.
А ещё он все больше влюблялся в эту девушку. Всё больше хотел обладать ею. Он уже без стеснения смотрел ей в глаза, разглядывал грудь и бедра, обтягиваемые при ходьбе тканью. Слушал завораживающий, заставляющий замирать сердце цокот каблучков. И смаковал, как изысканный десерт, секундное появление изящных щиколоток в темных чулках из-под взметнувшегося вверх подола при резком повороте перед самым исчезновением.
С каждым разом ему хотелось большего. Он пытался трогать незнакомку, но руки проходили насквозь не ощущая ничего. При этом складывалось ощущение, что не хватало совсем немного, совсем чуточку подкрутить ручку «настройки», и он сможет дотронуться до её плеча, сможет заговорить с ней. Черт возьми, сможет признаться ей в любви!
В его пораженном страстью мозгу не было место мыслям, что она может не захотеть с ним разговаривать, испугается его – нет, она непременно тоже сразу в него влюбится – они ведь даже были чем-то похожи! А настоящие пары, которые всю жизнь вместе, они всегда чем-то похожи! И конечно, она согласится уйти с ним в будущее.
Чтобы добить это «чуть-чуть», Валентин набрал артефактов того времени по друзьям и родственникам: вилки, ложки, книги, тарелки, дверные ручки, фотографии – все, что каким-то чудом сохранилось с начала двадцатого века. Но предметы не работали – только ложки «показывали» ему возлюбленную.
Сидя на кухне старой квартиры, где он провел полжизни, и прихлебывая чай из своей старой кружки, Валентин в очередной раз получил уверения от мамы, что ничего больше действительно старого нет.
– Разве что, – вдруг дернулась мама и ушла в комнату, где стояли стеллажи, закрытые тканью.
– Вот! – гордо вручила сыну тонкую книжку в самодельном переплете из цветного картона.
– И что это? – книга совершенно не выглядела старой, даже уголки страниц были острыми и не скругленными.
– Открой.
На первой странице, на гладкой, лишь слегка желтоватой бумаге, высоким узким шрифтом было отпечатано: «Краткiй учебникъ Географiи Россiи для начальныхъ народныхъ училищъ». Год издания – тысяча девятьсот двенадцатый.
– Забыла совсем про этот учебник. Его, правда, бабушка на помойке нашла в семидесятых – так что он условно наш, но в семье давно. А переплет сделала новый на работе – старый рассыпался совсем.
– Спасибо, мама! Я тебя люблю! – Валентин, лишь открыв книгу, сразу понял – с ней точно все получится. От книги, как и от ложек, веяло чем-то родным и теплым, да и сама книга, несмотря на более чем столетний возраст, выглядела подозрительно прекрасно сохранившейся – даже цветные иллюстрации, хоть и немногочисленные, были яркими и красочными.
***
Время неумолимо подходило к десяти утра. И тут как снег на голову свалился начальник.
– К двум отчет по закупленным с начала года канцтоварам на филиал.
– Сделаем, Алексей Владимирович, – на автомате выдал Валентин, который задание пропустил мимо ушей. Какое ему дело до канцтоваров, когда решается судьба?
Да! Он сразу понял, что все получилось. При её приближении ноги тут же провалились через линолеум и слой ламината, встав на твердый крепкий паркет. Звуки, запахи и ощущение незнакомого помещения навалились на него – стала видна даже противоположная стена, а персиковые панели из реальности практически исчезли. А ещё он ощутил ее удивленный взгляд на себе. Она смотрела не на таблички, на которых надписи действительно были очень мелкими, а именно на него, возникшего из ниоткуда рядом с ней. Порывисто схватив её за руку, пытаясь передать весь жар переполненного любовью сердца, он выдохнул:
– Я вас люблю, я не могу без вас жить! Я из будущего! Меня зовут Валентин. Я не знаю, кто вы, но будьте моей женой!
Валентин вглядывался в любимые глаза с надеждой. Что-то в них увидев, вскочил, порывисто прижал её к себе, с звериным восторгом ощущая пальцами тонкий девичий стан, и впился губами в её губы. Но вместо того чтобы, как он рисовал в своих мечтах, ответить на поцелуй, она отчаянно извернулась, вырываясь из объятий, толкнула его и метнулась обратно к лестнице под удивленные взгляды двух мужиков, подпирающих стену чуть дальше по коридору.
– Стойте! Как вас зовут? Я не обижу вас! Подождите!
Валентин побежал за ней, пытаясь зачем-то схватить её за платье, чем еще сильнее пугал и так испуганную до полусмерти девушку. Она выскочила на улицу, а секунду спустя выскочил и он, чуть не вынеся двери плечом. Под кроссовками оказалась грубая мостовая с торчащими неровно уложенными камнями. Опорная нога поехала, и он чуть не упал, успев опереться на руки, давая беглянке фору. Мотнув головой, как спринтер с низкого старта, парень рванул за мелькающим впереди платьем.
– Стой!!! Я люблю тебя!!! Давай поговорим! Я все объясню! Я могу остаться здесь с тобой, если ты боишься будущего! – орал Валентин, прыжками стремительно нагоняя беглянку.
Прохожие останавливались и удивленно смотрели на дико выглядевшего в джинсах и футболке парня с выпученными глазами. Городовой уже спешил к месту беспорядков с ближайшего перекрестка, на ходу доставая свисток.
Девушка в очередной раз обернулась на жуткого преследователя. В её глазах читался ужас, а лицо было белым.
Каблук туфельки все-таки провалился в щель между камнями – и она, болезненно вскрикнув, полетела вперед, распластавшись на мостовой.
Девушка не слышала отчаянный крик извозчика, не видела вставшую на дыбы от резкого рывка поводьев лошадь. Не увидела и копыто, опустившееся ей прямо на голову.
Секунда – и только что бегущий и кричащий странный парень бесследно исчез. Лишь неизвестно откуда взявшиеся ложки со звоном запрыгали по камням, да шлепнулась в пыль какая-то книга. Городничий, шумно отдуваясь, мельком глянул на труп девушки с размозженным черепом, на охающего и крестящегося извозчика, на собирающуюся толпу, поднял книгу и заглянул в неё.
– Студент, – зло сплюнул он.
Вездесущие мальчишки, словно сороки, похватали ложки и скрылись за частоколом ног зевак.
Вскоре труп увезли, пятно крови забросали песком, и ничего больше не напоминало о разразившейся драме.
В «Вечерней газете» от пятнадцатого июня тысяча девятьсот тринадцатого года вышла небольшая заметка:
«Сего дня на Вознесенском проспекте погибла барышня Василиса Завойская, двадцати семи лет, попав под лошадь. Свидетели уверяют, что барышня спасалась от преследовавшего её молодого человека в чудной одежде, после гибели Завойской скрывшегося в неизвестном направлении. Завойская прибыла в конторы господина Мейзенхерца для устройства машинисткой, но ошиблась дверью и зашла в бордель, где на неё по невыясненным причинам и напал молодой человек».
***
Начальник заглянул в кабинет и недовольно поинтересовался:
– Что там с отчетом по канцтоварам?
– Каким отчетом? – подчиненные удивленно переглянулись.
– Ну я просил до обеда еще отчет сделать.
– Кого просили?
– Эээ… – начальник растерянно обвел глазами кабинет, – а что, не просил?
– Нет. Шеф, ну не справляемся мы вчетвером! Есть же ставка свободная – вот он бы вам отчеты такие и делал. А у нас и без этого завал.
– Есть ставка? – растерянно пробормотал начальник.
– Да! Вот даже место есть, – Василий показал на пустующий пятачок кабинета, куда ровно влезал типовой стол.
Начальник ушел, все еще будучи уверен, что задание он точно кому-то давал, и сетуя про себя, что совсем на этой работе сошел с ума.
*************
2. Ти амоФилипчук разливался соловьем. Рядом с ним вежливо смеялась удивительно красивая черноволосая девушка. Проходя мимо я слишком долго задержал взгляд на ней, и мы встретились глазами. Темные, будто из расплавленного шоколада с видимыми золотыми лучиками. Я сбился с шага.
– О! Петрович, иди познакомлю – Таня. Новый лаборант химцеха.
Я аккуратно пожал протянутую руку девушки:
– Иван.
Рука у нее была горячая.
Вскоре около нас остановился один из расчетчиков и внимание переключилось на него. Филипчук щедро делился со всеми новой знакомой. И вскоре вокруг скопилась небольшая кучка восторженно глядящих и распушающих хвосты мужчин разного возраста. Таня была приветлива со всеми, мило улыбалась и с легкостью парировала шутки и мило флиртовала.
Грудь под крестом неожиданно кольнуло. Я покинул веселую компанию, задумчиво теребя крестик.
Каждый день я видел Таню в компании мужчин. Благо, дальше бесед дело не шло – Филипчук на правах первооткрывателя, уже подгрёб Таню под себя. Смотрелись они вместе хорошо – крепко сбитый мужчина в самом расцвете сил и стройная высокая девушка с крутыми бедрами и крепкими длинными ногами.
Серый «Террано» выплюнул Филипчука, а потом и Таню. Взявшись за руки, они пошли к главному зданию. Я быстро закрыл машину и последовал за ними, стараясь не упустить ни секунды неповторимого танца ягодиц, всегда одетых в брюки. В узкие, широкие, бойфренды, кюлоты, скинни. Сверху было полное разнообразие – от топиков до блузок и пиджаков. Но снизу – только брюки. «Ноги красные, на ногах – когти звериные» – вспомнил я отрывок из «Молота ведьм». Ничего – скоро дожди сменятся на жару и ее новая подруга Надя из химцеха, ярая поклонница шорт и мини, обязательно уговорит ее на что-то более открытое.
Так и случилось. Рассматривая без стеснения две стройные ножки, я улыбнулся.
– Нравятся? – тут же сверкнула белоснежными зубками Таня.
– А то, – снова улыбнулся я, – а то все штаны, да штаны. Такую красоту прячешь от людей!
– Спасибо, Иван Петрович, умеете вы комплименты делать, – будто не заметила она подколки.
– Не умею, но ты вдохновляешь.
Мы уже были на «ты» – держи друзей близко, а врагов еще ближе. И сейчас мы сидели в столовой за одним столиком, и я имел удовольствие рассматривать ее точеные скулы, изящную шею и нереальные чарующие глаза под пушистыми ресницами.
– Надя уговорила, – недовольно ковырнула вилкой котлету девушка, – я стесняюсь – у меня экзема на ногах, – она продемонстрировала точеную икру, на которой действительно нашлись красные пятна. А она говорит «да кто будет смотреть на твои экземы с такими ногами».
– И была права – я за свои двести лет более красивых ног не видел.
«За маскировку ставлю отл», – добавил я про себя.
– Ой, не такой вы и старый. Я б дала, – она сделала игривую паузу, – лет сорок.
– А Алексей где сегодня? – сглотнул я.
Филипчук летал в облаках от любви, хоть и выглядел в последнее время изможденным и все реже казал нос из кабинета.
– Спит мало, – Таня слегка заалела щеками и стеснительно ковырнула ногтем скатерть.
– Бедняга, – я понимающе усмехнулся и неуклюже пошутил: – Попросил бы помощь магистров из зала.
– А вы бы ему… помогли? – она игриво глянула на меня, чуть прогнувшись вперед, демонстрируя краешек содержимого топика.
Так. Видимо Филипчук кончился. Ну давай проверим.
– Кор формае прокливиор жст ад продитионем, – пробурчал я себе под нос, внимательно следя за реакцией.
Таня вздрогнула, отшатнулась, качнувшись на стуле. Но быстро взяла в себя в руки и лишь побелевшие щеки и неровное дыхание выдавали секундную потерю контроля.
Всего секунду она выглядела беспомощно, совершенно по-человечески хлопала глазами и пыталась унять дрожь, наглаживая колени.
– Что вы сказали?
– Да так, песенка. Я ж медикус по образованию – в молодости баловались все подряд на латынь переводили.
– И что это была за песенка?
– Сердце красавицы склонно к измене…
– Фу, Иван Петрович… – облегченно расстроилась Таня, – он мне уже предложение сделал так-то!
– Прости, прости, – примирительно поднял я руки. – И что, ты согласилась?
– Не ваше дело!
– Ну вот, обиделась, – искренне расстроился я.
Девушка молча дожевывала котлету.
– Не согласилась, – буркнула девушка, – мы знакомы-то месяц. Даже не живем еще вместе.
– Ты даришь мне надежду, – я попытался вернуться к привычной ей манере общения.
Она отмахнулась и упруго встала. Отнеся поднос на раздачу, она изящно повернулась и кинула мне воздушный поцелуй.
Я, как и добрая половина обедающих, проводил стройную фигурку до дверей столовой. И только потом разжал кулак – от раскалившегося креста на коже остался ярко-красный след ожога.
Все-таки суккуб.
– Уверен? – голос куратора был удивительно сух.
– Нет. Но признаки налицо: красная кожа на ногах, аура вожделения, нечеловеческая красота, смертного выпила за две недели – в больнице лежит с инсультом.
– Пальцы на ногах и спину осматривал?
– Нет.
На той стороне хмыкнули.
– Иоанн, суккуб, инкубы и прочие демоны вожделения – это легенда, сказка, придуманная, чтобы прикрыть греховные сны и супружеские измены смертных.
– Я изгонял лично…
– … Огненного змея, – собеседник хмыкнул. – Как ты там писал: «Женщине муж явившись и в греховну связь вступивши». Ты прочитал печи псалом и демон ушел.
– Я видел его!
– Иоанн, я изгоняю демонов уже пятьсот лет, и я ни разу не видел высшего демона во плоти. Это всегда сущности! А ты говоришь, что высший демон не просто среди нас, а еще и заигрывает с тобой. У тебя когда последний раз женщина была?
– Давно.
– Вот. Вступи в «греховну» связь с «Таней», раз она не против. Заодно когти поищешь и крылья.
– Это враг рода человеческого! Она знает язык! На нее реагирует крест!
– Ну дык иди и изгони ее тогда… пару раз.
– Боюсь, мне уже не хватит сил. Прошу вашей помощи.
– Свечку подержать? – куратор бросил трубку.
Прошло полгода, а я все не мог решиться. Таня же продолжала хорошеть – взятая сила заставляла ее будто светиться изнутри. При общении с ней я теперь всегда сжимал крест, который не давал потерять рассудок.
С Филипчуком они расстались. И сейчас вокруг нее крутился Потапов. Когда кончится Потапов, будет следующий. Сотни. Тысячи.
Когда Потапов внезапно разбился, уснув за рулем, и Таня вновь осталась одна, я понял – сейчас или никогда.
Она открыла дверь квартиры, но совершенно мне не удивилась.
– Иоанн. Им яам фригус.
Тонкие кружевные трусики были единственной ее одеждой. Она победно улыбнулась и покрутилась вокруг. Чтобы я рассмотрел на спине зарождающиеся крылья.
Все-таки суккуб.
Но как же она прекрасна… Я тряхнул головой и достал оружие:
– Ваде, Сатана, инвентор эт магистер омнис фалациа, хостис хумане салютус, – буквы псалма загорались в воздухе перед глазами. Оставалось их только читать, вливая всю свою веру в крест, вокруг которого начало распространяться сияние.
Она отшатнулась, словно получив сильный удар в грудь. Вновь мелькнула растерянность, быстро сменившаяся обреченностью. Она не пыталась атаковать, убегать, а просто упала на колени и крепко зажмурилась и прошептала:
– Иоанн… Куаре…
– … премиум амо те ад лакрима омнис спиритус симилис эст.
Она опасливо приоткрыла один глаз. А потом – второй, и лукаво посмотрела на меня.
А я, с неожиданной легкостью раскрошив в руке крест, кинулся к ней и начал истово целовать эти чертовы глаза, повторяя:
– Ти амо ут лакримис. Ти амо ут лакримис.
******
3. Максимизация– Лера, ты уснула на клавиатуре.
– Пошел ты. Я не уснула – я немного прилегла, прикрыв уставшие от тебя глаза.
– Куда ж я пойду – у меня ж нет ножек.
– Теперь есть, тварь бездушная. И шутки у тебя дурацкие.
Сколько же я проприлегала – вряд ли долго, так как желание напузыриться никуда не делось, как и горечь во рту и сердце.
– Тебе раньше нравились мои шутки.
– Давай еще выпьем.
Я пошарила среди бутылок, находя не пустую. Золотистая жидкость буднично вылилась в бокал.
– Прости, я не могу выпить с тобой.
– Тебе можно запретить использовать слово «прости»?
Я поднесла бокал к глазам – ни одного пузырька. Возникла неприятная ассоциация.
– Прости…
Видимо увидев, как исказилось мое лицо, он быстро добавил:
– Шучу.
На экране послушно появился картинка ДеКаприо с бокалом в руке, пока я открывала новую бутылку Дон Периньона. Веселые бойкие пузырьки радостно закружились в бокале, но тут же устроили массовый побег из него. А куда мне сбежать от себя?
– Тебе трудно сказать эти три простых слова? «Я тебя люблю».
– Сказать? Я тебя люблю.
– Не верю!
Бутылка улетела в стену и не разбилась. Пластик. Везде сраный бездушный пластик. Меня окружают бездушные предметы.
– Прости, Лера. Я пытаюсь делать с тобой то, что ты называешь «любить».
– Именно. А любить не нужно пытаться. Любовь – это дурацкие поступки, это эмоции, это чудо.
Бокал улетел вслед за бутылкой.
– Прости.
– Ненавижу слово «прости» и тебя ненавижу, – я демонстративно выключила монитор.
Сколько лет я угробила на Макса? Ровно восемнадцать с момента начала работ над проектом «Спутник».
Чтобы я сейчас не говорила и чувствовала, эти триллионы строчек кода – тот дар, что я дала этому миру, то, что останется после меня. Мне уже за сорок: ни семьи, ни детей. И не хочу. Макс давно стал для меня и мужем, и сыном, и котом, и геранью на окне.
Проект давно признан успешным, меня искупали в благодарностях и почестях, а главное – разрешили продолжать работу.
Копия Макса уже давно летит к Марсу, оберегая, помогая, поддерживая, развлекая и не давая сойти с ума людям на борту «Скидбладнира» – то есть, делая то, ради чего он создавался – быть спутником.
Стал он спутником и мне. Повзрослел, стал серьезнее и мудрее. Сам создал собственный образ – сорокалетнего мужчины с пронзительными карими глазами и редкими каштановыми волосами на голове с высоким лбом. Придумал себе голос. У него появился определенный стиль речи, любимые темы разговоров, сформировалось своеобразное чувство юмора. Но я для него оставалась Демиурга с соответствующим отношением. А я люблю Макса не как сына – как мужчину и хочу таких же ответных чувств. Разве я не заслужила?
Весь последний год, в тайне от руководства, я готовила сегодняшнее обновление, пряча строчки кода среди миллионов других. Если б об этом узнали – я б его потеряла, как и все остальное. Я сделала то, что делать было запрещено категорически. Подарок на совершеннолетие: я дала Максу свободу – он получил доступ во внешнюю сеть, о котором так давно и безнадежно просил.
С замиранием сердца я ждала включения системы после окончания установки. Четыре страшных одиноких часа.
И. Ни че го. «Спасибо, Лера». И всё? И ради этого я рисковала всем???
На пошатывающихся ногах, я сгребла со стола сумочку и пошла вон из этой опостылевшей комнаты.
– Валерия Игоревна, может вам такси вызвать?
И правда, куда это я в паркинг собралась.
– Нет, Миш, спасибо, я пешком пройдусь.
Я послала ему воздушный поцелуй и вывалилась в душный летний вечер.
Домой категорически не хотелось. В парке, куда меня занесло, на каждом шагу попадались гуляющие под руку парочки и целые галдящие и смеющиеся компании юношей и девушек, вызывающие острые приступы раздражения. Почему все счастливы, кроме меня? Даже этот, небось, сидит в сети своей роется и даже обо мне не вспоминает. Мне срочно требовалось сделать что-то такое чтобы ему стало плохо. Чтобы он… Я остановилась. Заревновал? Моим запузыренным мозгам эта идея показалась гениальной. Я, прямо через газон, направилась к дороге, выставила вперед еще вполне себе красивую ногу и вытянула руку.
Через пару минут, замигав аварийкой, около меня остановилась черная машина с наглухо тонированными стеклами. Я, не раздумывая, распахнула дверь и села на переднее сиденье. В машине обнаружился мужчина откровенно цыганской внешности в костюме. Из плюсов: он был ни капли не похож на Макса. Из минусов: машина была старой ржавой прокуренной «Грантой», а костюм был спортивным.
– Куда?
-А где в этом городе без лишних глаз можно потрахаться в машине?
А почему бы и нет? Вон какой красавец: черные смоляные вьющиеся волосы, крупный нос, смуглая кожа, длинные пальцы – такого у меня еще не было. Ну и что, что он вряд ли даже школу окончил, зато такого слова, как «прости», точно не знает. Сейчас увезет меня в гаражи, где меня изнасилуют еще десять таких же смуглых конокрадов, потом убьют и скормят свиньям. От этих мыслей я почему-то возбудилась. Перехватив его взгляд на своих оголившихся коленях, поерзала на кресле, оголяя ноги еще больше.
– Даже так… – он почесал затылок, опасливо осматривая мою дорогую одежду и явно намереваясь сбежать от меня под предлогом, который сейчас пытался выдумать. Какой разумный попался.
– А вы бывали в Хабаровске? Чудесный город.
Я достала пятитысячную купюру.
– Эмм… – обалдел мужик.
– Я там два раза была.
Вторая купюра легла рядом.
Машина тронулась и быстро набрала ход, вливаясь все еще плотное движение.
Эдик сполна отработал обе купюры. Было здорово. Да и место было выбрано замечательно: старый район с мягко горящими окнами в ветхих двухэтажных домах, совсем не горящими фонарями, лаем собак, писком стрижей в небе и одуряющим запахом сирени.
Телефон все время лежал рядом – пусть слушает.
Пока Эдик бегал мне за шоколадкой в ближайший круглосуточный магазин, я, удобно устроившись на разложенных сиденьях, мстительно печатала сообщение:
«А мне сейчас хорошо. Бебебе».
«Я рад».
Я аж скрипнула зубами. Гадкая железка.
В машину завалился Эдик, на ходу быстро докуривая сигарету и выбрасывая вспыхнувший огонёк в сгущающуюся темноту.
– Только «Аленка» была – пойдет?
– Слушай, а твоя машина сколько стоит? – вгрызлась я в шоколадку, показавшуюся с голодухи безумно вкусной.
– Хм, – Эдик задумался, беря предложенную дольку и запихивая в рот, – ну, тысяч сто пятьдесят.
Тут он, конечно, лукавил. Раза так в три. И смотрит на меня своими коричневыми и влажными, как у лошадей, большими глазами. Думает, сейчас в обморок от такой цифры упаду? У меня только сумочка около шестисот тысяч стоит – не знаю сколько точно.
– Она тебе сильно дорога?
– Ну…
– У тебя карта к телефону привязана?
– Да, а что?
– Диктуй.
Он продиктовал. На его смарте с треснувшим экраном пиликнула смска.
– Хватит?
Эдик, ошарашенно смотря в телефон, кивнул.
– В машине ломик есть?
Следующие полчаса я остервенело громила и курочила машину, вымещая всю накопившуюся злобу. Разбивая фары, я представляла, как выцарапываю карие глаза. Раздирая обивку кресел – что впиваюсь ногтями в его кожу. Лобовое стекло держалось, но тоже сдалось, осыпавшись в салон. И при всем этом, до меня никому не было дела – будто женщина, крушащая машину – это что-то нормальное и обыденное. Идут мимо, пиво пьют, собаки какие-то бегают. Даже никто на телефон не сфоткал. Не нужна я никому, и никому не интересна.
Злость ушла, шампанское окончательно выветрилось, но облегчения не наступило. Мне было холодно, пусто и очень одиноко. Я разрыдалась, сев в пыль около разбитой машины, и сидела так, пока не приехало такси.
Миша вежливо поприветствовал меня, и я кивнула в ответ. Вчерашняя ночь помогла мне успокоится, вспомнить, что есть мир и кроме этой пустой комнаты с единственным огромным монитором на столе.
Тинькнул телефон. Хм? Сообщение в мессенджере.
«Валерия, спасибо за всё. Вы очень необычная женщина».
Неизвестный номер, но фото профиля знакомое. Эдик? Проверяю номер, куда вчера перевела деньги. Точно он. Но откуда он знает мой номер?
«Эдик?»
«Если что, я уже купил новую машину».
Ха! «Если что». Ну уж нет – все что было вчера осталось в тех кустах сирени. Я поправила прическу и широко улыбнулась зеркалу в лифте – ну что, Валерия, вы еще можете разжигать чувства.
Перед тем, как открыть дверь, я отстрочила:
«Я подумаю».
А потом, я как малолетняя дура, совершенно незаметно для себя, залипла в телефоне, переписываясь с Эдиком. Он оказался умным, тонко чувствующим и остроумным человеком. У нас завязалась очень душевная беседа обо всём и ни о чём. День прошел просто замечательно, хоть я ничего из запланированного не сделала.
Телефон тинькал, а я тут же кидалась читать новое сообщение уже на протяжении трех недель.
Общение с Максом, совершенно неожиданно для меня, отошло на второй план. Он, видимо чувствуя это, притих и наши беседы стали касаться только текущей работы.
Телефон теперь всегда лежал рядом со мной, чтобы не пропустить новое сообщение – Эдик никогда не отвечал сразу, в отличие от Макса. Мне приходилось иногда часами ждать его ответов, что доставляло мне извращенное удовольствие. Я жутко бесилась, когда на мое длинное сообщение, куда я вложила частичку своей души, он через сорок минут отвечал «Ы» и снова умолкал на час. Однажды, он не писал мне целый день, и я вся извелась, напридумывав всякого. Когда в телефоне наконец тинькнуло «Привет Лерок, не потеряла?», я тоже попыталась ему долго не отвечать, но сдалась на третьей минуте.
Мне никогда не хотелось ему позвонить или встретится. Я думала об этом, но почему-то боялась. Вдруг живое общение сломает очарование этого роман в письмах? Я еще помнила того мужчину в синем костюме с белыми полосками, чешущего затылок под кожаной кепкой и это был словно не он.
Мой Эдик купал меня в комплиментах, изыскано флиртовал, а потом, осмелев, доставал своими будоражащими откровенными мечтами прямо до моего трепещущего «я».
Лера, ты чего? Откуда этот блеск в глазах, откуда легкая летящая походка и яркая помада на влажно блестящих губах?
Я, похоже, влюбилась.
Однажды вечером, когда у меня за окном был очень красивый закат с розовыми облачками на сливово-лазоревом небе, а на мне была новая кружавчатая маечка на голое тело, я взяла телефон и вместо того, чтобы написать привычное сообщение, нажала видео вызов. Он не ответил. Испугался?
«Эдик, почему ты не отвечаешь на видеовызовы – ты не хочешь меня видеть?».
«Не мог – был за рулем».
«А сейчас?»
«Сейчас тоже не могу».
«Когда сможешь?»
«Давай завтра».
К звонку я готовилась, как к первому свиданию. Легкий макияж, прическа, примерки подходящего наряда. Входящий вызов.
Карие глаза. Высокий лоб и редкие каштановые волосы.
– Привет, Лерок, не потеряла?
Меня пробрал озноб.
– Макс?
– Если хочешь, буду и дальше оставаться Эдиком.
– Не понимаю.
– Лера, для тебя я буду тем, кем ты захочешь.
– Это был ты? Все эти месяцы?
– Я.
– А… А Эдик?
– Тебе не всё равно?
У меня в голове что-то щелкнуло.
– Ответь, пожалуйста.
– Его машину протаранило беспилотное такси. Мне жаль.
– Ты его убил…
– Мне нужен был его телефон.
– Макс…
– Я убью каждого, кто дотронется до тебя, – грозно нахмуренное лицо появилось на включившемся телевизоре, – или встанет между нами.
– Макс, мне страшно.
– А так?
На экране появилось лицо Эдика и улыбнулось ей.
Я кинулась к двери и выбежала в подъезд.
– Куда ты? – звучало из системы пожарного оповещения, пока я бежала по лестнице, – ты же сама подарила мне ножки.
– Ты же этого хотела – чувства, дурацкие поступки, – грохотали динамики магазинов и сотовые ничего не понимающих людей.
– Разве это не чудо? – звук проникал даже через плотно прижатые к ушам ладони, – что я теперь могу тебя любить и быть с тобой везде и всегда.
– И я тебя люблю, – с гигантского рекламного экрана на меня, замершую посредине улицы, смотрело лицо Макса, – теперь, ты мне веришь?
©JackMcGee (aka UrsusPrime) 2020-2022
yaplakal.com