Эпизод на много букв, без номераОн сидел в качалке и слушал музыку. В его каморке под крышей клиники нечасто звучало что-то кроме тишины, но вот сегодня... Великий пил горькую. Раскачиваясь в кресле и расплёскивая водочную настойку растительных, животных и даже минеральных компонентов, он подпевал на всех языках планеты под ор антикварных колонок. Мелодии чередовались, периодически менялись источники сигнала; аудиоусилители, мерцая красным светом ламп, гнали по проводам полторы сотни ватт рёва и воплей.
Акуля подошла к двери и замялась в нерешительности. Имея личность, выстроенную на основе психоматрицы Великого, она многое могла понять, но некоторые рудиментарные - из состояния сапиенс вульгарис - аспекты психики хозяина клиники её просто шокировали. В том числе и желание находиться в столь шумном месте. А уж устраивать такую какофонию в собственном жилище добровольно... Это было за гранью здравого смысла.
Серокожая, беловолосая женщина робко приоткрыла дверь и сморщилась от удара по барабанным перепонкам и заглазным сенсорам. Акулина помотала головой совсем по-человечески и понизила восприятие звуковых волн. Практически перестав слышать, она вошла в комнату и встала возле двери. Её острейшее обоняние уловило резкий запах алкоголя и еды. Еда была хоть и рыбная, но людская — ей не нравилась термообработанная пища, а запах и вкус копчёной кеты и вовсе не вызывал никакого восторга. Кроме того, в комнате витал дымок от горелого табака и древесного угля. Боковые линии женщины сигналили об активном акустическом давлении, а электросенсоры просто рвало от обилия и мощности электромагнитных полей... Акулина снова сморщилась и помотала головой. Словно это помогало ей перенастроить ЦНС.
Внезапно звуки затихли, Великий допил из высокого стакана последний глоток и с трудом выбрался из качалки. Он не оборачивался и не сканировал пространство — он просто пребывал в полуживотном состоянии, с упоением шпыняя свою огромную тушу наркотиками... Постояв немного, он сбалансировал тело, чтоб не шаталось и грациозным движением руки откинул свои косицы за плечо. Особой прелести этому жесту добавлял зажатый в пальцах стакан. Сделав пару шагов к стеллажу, Великий взял с полки большой, пёстрый бумажный конверт и вытряхнул из него другой, уже просто белый пакет с чем-то круглым внутри. Несмотря на опьянение, руки мужчины не дрожали и работали совершенно нормально. Он вытряхнул из обёртки большой чёрный диск и осторожно передвинулся с ним к столу с аппаратурой. Там, избавившись наконец от стакана, водрузил предмет на диск какого-то прибора и произвёл ещё какие-то несложные манипуляции.
Акуля прижалась спиной к закрытой двери и слегка прислушалась. В колонках послышался легкий, песочный треск и шорох. Потом забрякала гитара и она снова сбросила акустическое восприятие. Электросенсоры подали сигнал от возрастающих электромагнитных полей и в боковые линии ударило воздушным давлением — из огромных ящиков акустических систем дунуло децибелами. Женщина слегка улыбнулась, оторвалась от двери и приблизилась к Великому. Тот стоял у стола с аппаратурой и смешивал в стакане водку с настойками растений, химическими растворами и порошками. Акуля уже знала, что он обратил на неё внимание и, подойдя со спины, обняла.
- Что это за разгром ты тут устроил?
- Я... Просто захотелось побыть самим собой. Простым смертным...
- И для этого учинил эту канонаду?
- Я люблю музыку. Я люблю выпить и покурить. И пожрать вкусняшек. Без меры.
- Я тоже люблю налупиться сырого... Рыбы живой, мяса кусками... Ничего не могу с собой поделать!
- Выпьешь со мной?
- Нет, но... Кокаин давай. Хотя... Томатный сок есть? Намешай с водкой стакан... Марта! Притащи сырого, с кровью!
В атмосферу каморки влез радиосигнал с кухни:
- Алло? Что, я не...
- Мяска. С кровью, Марточка! Кусками!
- Рыбонька... Нет с кровушкой... Охлаждённая свинка есть. Будешь? Или подожди... Крола забить? Или курочку?
- Крола. Сдери шкуру и тащи сюда, пока тёплый! Целиком, не потроши!
- Хорошо, солнышко, сейчас, сейчас... Dabar... Balas ašarą ar gyventi?
- Suderinti gyvenimo… Сама раздербаню!
Сигнал прервался. Акуля взяла из рук Великого стакан с „Кровавой Мери“ и пригубила. Улыбнулась, хищно сощурив глаза и зашевелила ноздрями. Великий притянул её к себе и сжал рукой пониже спины. Женщина выгнулась назад и пару раз крупно глотнула.
- Кокаин!
- Держи...
- Нет! - она глубоко выдохнула и откинула голову, - сыпь!
Великий стряхнул наркотик на ноздри Акули и та резко дёрнула воздух носом. Потом стёрла белый налёт с лица тыльной стороной ладони и слизнула остатки с кожи. Глаза её, страшные, акульи, засверкали лютой, нечеловеческой яростью и она жадно выглотала остатки коктейля. Великий отпил из своего стакана и присел на край стола. Толстенная дубовая столешница лишь слегка скрипнула под его полуторацентнеровой тушей, но этот тихий звук утонул в рёве колонок.
- Налей ещё! Побольше водки и насыпь сверху кокаина! Побольше, до краёв! Дай!.. - Акуля выхватила стакан и принялась жадно пить. - Что... Что это за музыка?..
- Кашмир. Очень старая вещь... Led Zeppelin. Послушай!..
- А-а-а... Как красиво!
Последние аккорды песни погасли и тонарм проигрывателя поднялся. Великий певернулся и отключил ЭПУ. Акуля хотела было что-то сказать, но открылась дверь и вошла белокурая, коротко стриженная кухарка Марта с кроликом, подвешенным за уши, зажатыми в её кулаке.
- Вот, лапка... - Марта приподняла и слегка встряхнула ушастого. Тот задрыгал лапами, пытаясь вырваться. - Triušis. Gyvas. Druskos duoti? Я принесла...
- Нет, Мартусь... У нас есть. Стой! - Акулина поставила на стол стакан и оскалилась. - Кинь его.
- На пол?
- Нет!!! В меня! Швырни kovoja!
Повариха - дородная, в теле, литовка - усмехнулась, примерилась... Размахнулась и запустила кролом в женщину. Она поймала и стиснула зверька в пальцах. Тот задёргался и заверещал. Акуля подмигнула Марте и с хрустом вгрызлась в шею... Великий хмыкнул и помотал головой. Кухарка подмигнула Акуле свело-серым глазом и вышла. Закрыла дверь, вздохнула и перекрестилась, глядя в потолок.
- Вот крокодилица... Kalytė. Žuvis siela, прости господи.
И пошла прочь, потирая ладони о белый халат на заднице. Она давно работала на кухне в клинике, но привыкнуть к выходкам Великих так и не смогла. Когда-то давно Марта приехала на Остров, Великий помог ей регенерировать пальцы и модифицировал. И она так и осталась работать на кухне. Сперва женщина просто хотела отблагодарить врача хоть так, а потом мысль о возвращении на родину постепенно становилась всё менее и менее привлекательной... И хоть и скучала она порой по родной Балтике, но после появления телепортации и посещения родной Клайпеды, Марта твёрдо решила вернуться на Остров. Хоть и Море совсем не Балтика, и рыба тут не та...
А женщина в комнате со шкворчанием втягивала и глотала кровь и слегка рычала... Великий вновь приложился к своему адскому коктейлю и уставился на компьютер, листая аудиофайлы.
- Вот! Послушай это...
В колонках зазвучал торжественный мужской хорал. Акулина вынула изо рта шею кролика и прислушалась.
- Нет! Включи свинцовый дирижабль. Он так кричит!.. Найди!
- Хорошо, - великий пси-командой выключил файл и принялся перебирать папку, - вот. Называется „Since I've been lovin' you“. - И снова потянул из стакана.
- Кальян раздурим? Или кокой обойдёмся? - Акулина с помощью зубов сдирала шкуру с кролика, пачкаясь кровью.
- Сейчас... Табак или конопля?
- Табак... Позлее! Чтоб до кишок продирал!
Акулина кусками отрывала мясо от тушки и глотала не жуя. Лицо её было выпачкано кровью, по рукам текло и капало с локтей на пол. Великий ущипнул её за грудь и она недовольно зарычала. Он сжал её сильнее, всей пятернёй и, прищурясь и поджав губы, посмотрел прямо в глаза. Акулина оскалилась и скрипнула зубами, застонала. И наотмашь хлестнула мужчину по лицу тыльной стороной ладони. Великий отпустил её грудь, погладил... И вдруг, резко повернувшись и мотнув головой, хлестнул Акулину своими косичками! Они оба рассмеялись и он принялся готовить кальян. Из клолонок лилась тягучая, с камнедробильными барабанами, мелодия... Женщина отпила из своего стакана и принялась с хрустом разламывать останки крола и глотать кости с кусочками мяса – подавиться она просто не могла в силу анатомического строения, а за переваривание и вовсе не беспокоилась: нечеловеческий метаболизм позволял усваивать и не такое...
Когда с едой и выпивкой было покончено, Великие разделись и зашли в душевую кабину. Они долго, с упоением отмывались под холодными струями речной воды, которая подавалась из Моря напрямую, без очистки - кого вообще интересует качество воды в этом месте?.. Они щипались и тузили друг дружку, дурачась, как дети. В какой-то момент Великий крепко стиснул Акулину в объятиях и начал сдавливать своими толстенными, твёрдыми, как брёвна, руками. Женщина пыталась вырваться, но он откинулся спиной к стене кабинки и помог себе левой ногой, полностью лишив ту возможности шевелиться. Акулина застонала, её мускулы не выдерживали чудовищного давления, руки начали выходить из плечевых суставов. Серая, прочная кожа её начала белеть, чёрные губы посерели... Воздух против воли покинул лёгкие... Рёбра деформировались... Она попопыталась врасти в тело мужчины, смешать кровь и нервную систему, чтоб тот не мог причинить вреда ей, принимая за часть самого себя. Но Великий просто не позволил ей проникновения, а пси-атаку с лёгкостью блокировал. При этом сам он не пользвался ничем, кроме своей просто нечеловеческой мышечной силы. Акулина судорожно впилась пальцами в бедро Великого и вогнала их в мышцу по первые суставы. Нажим не ослабевал... Начал неестественно прогибаться позвоночник. И тогда она просто наклонила голову к плечу мужчины и, вырвав зубами кусок его мяса, принялась жевать! Великий рассмеялся и отпустил Акулину. Та, шатнувшись, дёрнула плечами, возвращая суставы на место и хищно посмотрела на соперника. В рыбьих глазах её плескалось ледяное пламя бешеного веселья!
- Не смей выплёвывать, рыбка. Доедай, нечего продукт впустую переводить.
Она проглотила, облизнулась и спокойно спросила:
- А можно ещё кусочек?
- Сама знаешь где?
- А то...
***
А в это время на орбите Земли, в чреве старой, но вполне ещё рабочей космической станции, единственный её обитатель и работник начал сопоставлять пренеприятные факты. Гипермощный нейрокомпьютер, суммирующий и обрабатывающий поступающие с планеты данные, в очередном резюме упомянул о двух взрывах, не связанных с производственной деятельностью людей. В Осло и близ Эмалахлени, явно теракты, в разное время и на разных материках. Объединяло их одно обстоятельство: очень своеобразная характеристика ВВ. Висящий в невесомости человек просмотрел развёртку резюме ещё раз и щелчком пальцев погасил её. Поймал висящий рядом шлем с сенсорами, пристроил и закрепил его на голове, затем всунул обе ладони в закрепленные в штативе наручные сенсоры, пошевелил кистями, регулируя степень зажима захватов и, отцепившись от штатива, отплыл к центру машинного зала ОС. Там он вытянулся, немного пошевелил конечностями и телом, затянутым в компенсационный костюм и сосредоточился на работе с НК напрямую. Следовало тщательнейшим образом изучить и проанализировать эти взрывы, найти похожие по параметрам, поискать возможные взаимосвязи, сопоставить все характеры и обстоятельства. Неизвестное ВВ вызывало нешуточное беспокойство — если программа управления телепортациями не знакома с его компонентами... Космонавт начал свою работу с оповещения семерых Великих, мониторящих всю планету. Его братья и отец подтвердили получение сигнала и принялись за разработку мероприятий по возможной угрозе социуму. Незримая, но весьма мощная организация заработала в полутревожном режиме.
***
Накурившись кальяна, они отправились на Море. Холодная, с мелким осенним дождём, погода их не пугала — Великие купались и в проруби, зачастую уплывая под водой за многие километры от Острова. В громадном стеклянном холле клиники немногочисленные пациенты недоумённо таращились на пару голых людей, беспечно шлёпающих босыми ногами по ступеням лестницы. Кто-то смущённо отводил глаза, кто-то напротив — пялился, раскрыв рот. Лишь мальчик лет пяти подбежал к лестнице и звонко крикнул:
- Дядя, ты Великий?
Тот опустился на одно колено и потрепал сорванца по вихрастой макушке. Спутница его потягивалась, хрустя позвонками и полностью игнорировала обращённые на неё взгляды.
- Да, малыш. А тебя как зовут?
- Миша! Мы с папой маму на модификацию привезли! Она у нас сапиенс...
- Ну и славно! - Врач держал мальчика за мизинец и исподтишка оглядывал публику в зале. - Рыбка, двое в углу. Иди, забери у них детонатор. В мальчике — жидкая взрывчатка. Потом обоих в первый кабинет. Я пока мальца разминирую...
- Принято... Мож Олега? Он ближе.
- Нет. Пострадать может. А тебе их газ ничем не навредит... Чеши давай, не пререкайся, а то они уже что-то заподозрили...
Акуля встряхнулась и пошла к углу холла, где мужчина и женщина суетливо перебирали в руках какие-то предметы. Мужчина поднял глаза и, закричав, выхватил из-под одежды баллончик.
- Олег, не дёргайся, - Акуля ускорилась и побежала, - rab aptallar, siz rahatsız değil mi?
Метрах в трёх от вскочивших террористов женщина прыгнула и сгребла обоих в охапку. Приземлившись на ноги, она с деревянным стуком грохнула их головами друг о дружку и раскинула в разные стороны, подхватив при этом баллончик, выпавший из рук мужчины.
- Олег, обыщи и разберись с баллоном, я их потом полечу.
- Да, Великая.
Рябой, двухметровый охранник подбежал и принялся обшаривать бесчувственные тела. Акуля обернулась и жестом отослала дежурного высокомода. Тот кивнул и принялся, мило улыбаясь, успокаивать переполошившихся пациентов. Дверь третьего кабинета приоткрылась и недовольная Женя хмуро осмотрела сцену, где только что чуть не разыгралась драма.
- Папа, что там?
- Нормально. Продолжай приём. У мужчины в бордовом сердце остановилось, ему процедуру продления просрочили на полгода, займись.
- Хорошо. Олег, мужчину в бордовом тащи! - и скрылась внутри своего кабинета.
Великий меж тем встал на ноги и, подняв безвольное, отключенное тельце мальчика за ножки, принялся аккуратно потряхивать. Изо рта ребёнка начал надуваться пузырь пластикового мешка, заполненного адской жидкостью. Никакие средства не могли обнаружить это вещество, даже программа телепорта не распознавала его как опасное... Великий резко дёрнул тело кверху и прозрачный мешок, размером с куриную тушку, плюхнулся на мозаичный пол холла. Врач аккуратно перевернул Мишу, поставил на ножки и присел рядом. Мальчик поёжился, похлопал глазками и широко улыбнулся.
- А чё это у вас тут валяется? Протез что ли? - и звонко расхохотался.
- Ну да... Наверное, какая-то тётя Растяпа потеряла, - Великий пощекотал мальчика, развернул и шлепком по попе послал в сторону дежурного высокомода. - Найди, где его украли. Пусть охрана по сети там проследит – кто, откуда, как и прочее. Работайте! Надо его родителям вернуть.
Проводив ребёнка взглядом, Великий двумя руками поднял пузырь со взрывчаткой и направился к кабине телепорта. Притихшие пациенты провожали его глазами... Меж тем Акуля, накрутив на пальцы воротники террористов, волокла их по направлению к первому кабинету. Рябой охранник складывал в подол своей куртки баллон, детонатор и прочее барахло, найденное у нелюдей. Из третьего кабинета вышел и отправился в столовую недавно умерший стотридцатидвухлетний мужчина в бордовой куртке. Жизнь продолжалась!
***
- Сеть?
Великий стоял у кабины телепорта и перекатывал смертоносный пузырь с ладони на ладонь. Развёртка блока управления мерцала перед ним, отображая пульт управления. Программа управления телепортацией показывала, что слышит вызов, но пока не может ответить. Это было чем-то просто из ряда вон выходящим.
- Сеть? - снова позвал он и обернулся на пси-оклик. Женя стояла с халатом и разглядывала пузырь.
- Оденься. Это что за херь?
- Фрагоргель. Этого хватило бы, чтоб нашу клинику сдуло с Острова и половину леса в придачу. В Осло недавно его же использовали, похоже.
- Ладно, потом расскажешь. Тебя Сетка ждёт.
Женя накинула на отца халат и пошла в холл, делая жест дежурному, чтоб тот проводил очередного пациента. Она уже немного устала сегодня и теперь делала несложные процедуры, вроде генокоррекции и мелкой регенерации у несильно травмированных и послеоперационных. Средних и тяжёлых лечила Афалина, во втором. У двери кабинета Женя повернулась и посмотрела на отца – тот всё перекатывал в ладонях пузырь с фрагоргелем и о чём-то секретничал с Сетью...
Великий стоял, уперевшись плечом в шкаф управления и беседовал с программой телепортации. Периодически они переходили с пси-речи на символы, формулы и картинки, иногда на развёртке промелькивал видеофайл. Их диалог происходил чуть медленнее, чем обмен информацией двух машин, но для простого смертного и такой способ был чем-то сродни чуда...
- Сеть, вот опять фрагоргель. Теперь у меня. Ты не видела?
- Нет. Великий, состав этого вещества темпороаморфен и идентифицировать его почти невозможно. Мне трудно. Нужен хоть какой-то маркер!
- То есть сама не нашла?
- Нет.
- Хорошо, отдадим специалистам. Сейчас возьми это и отправь в Санкт-Петербург, в лабораторию Радика Гольдмана. Пусть разбираются по компонентам. Пусть ищут по изотопному составу место изготовления и геля, и оболочки. Пусть на атомы распылит, но выдаст тебе маркеры! Два взрыва без жертв, два – с жертвами. Этот я предотвратил, но это я. Передай Гольдману, пусть работает сам и привлекает нужных людей, у тебя должны быть средства обнаружения фрагоргеля.
- Хорошо, великий... А где детонатор?
- Дезактивирован. Будем изучать тут, потом отправлю в Городок. Забирай.
Входной сигнал издал своеобычное “плямм”, дверь кабины открылась и Великий аккуратно положил взрывчатку на сиденье. Отошёл на шаг. Кабина закрылась и раздался сигнал отправки.
- Сеть, а почему сразу не отозвалась? Проблемы?
- Нет. В ЮАР обвал на руднике. Растаскивала по всем клиникам.
- Тяжёлых много?
- Нет тяжёлых. Мёртвых несколько, но их похоронят – родные не хотят оживлять почему-то... Не уточняла, не знаю. Просто растаскала по клиникам, что дали... Сам же знаешь, как с этим материком работать – кабины древние, примитивные, блоки еле живые. За грузовыми-то следят, а за пассажирскими... Да там ещё и до драки дошло – почему-то не позвлоляли отправлять раненых на лечение. Идиотство какое-то с этими резервациями! Да ещё парни твои грузят...
Он кивнул и махнул рукой по развёртке. Та погасла... “Парни грузят”. Ещё бы! Тут впору тревожиться всерьёз, не только Сеть грузить... Великий надел халат как следует, запахнулся и пошлёпал босыми ногами в сторону холла. Вместо купания и рыбной ловли предстоял допрос террористов. И вот оно ему надо?
***
Великий поднялся по ступеням в холл и в голове его зазвенел тревожный комарик. Он успел сделать лишь пару шагов, краем глаза окинуть пациентов, когда писк перерос в громоподобный пси-крик Акули:
- Ложись!!!
Дверь первого, самого дальнего кабинета распахнулась, Великая в каком-то диком прыжке вылетела в холл... Пол дёрнулся вниз, сквозь дверной проём вслед за ней выкатился клуб огня, вспухли и рухнули стены - чудовищный грохот разорвал воздух, кирпичи и куски конструкций разлетелись во все стороны. Взрывная волна толкнула в грудь и как пушинку швырнула Великого обратно, в предбанник телепорта. Последнее, что он успел увидеть – холл заполнился облаком огня вперемешку с чёрным дымом и шрапнелью каменного и металлического крошева...
***
Боли не было. Не было ничего. Он просто осознал себя живым. Попытался оценить собственное состояние и... Не смог. Он попытался что-нибудь услышать, учуять, ощутить хоть вкус во рту – ничего. Абсолютный информационный вакуум. Лишь память услужливо показала огненное облако с прожилками дыма и вихрем шрапнели... В психику кто-то легонько подул. Великий сконцентрировался на пси-речи и позвал:
- Эй!
- Папа... Как ты?
Характерный, серо-жёлтый пси-фон обозначил Женю.
- Жив, насколько понимаю. Ты как?
- Я в порядке. Папа, я прошу... Уходи вглубь! Потом поговорим, не пытайся всплывать. Не надо пока.
- Кто?
- Папа, все живы. А теперь уходи вглубь. Как можно дальше. И не взвращайся, пока не позову. Да?
- Да...
Лёгкое серо-жёлтое облачко взлетело и растворилось. Он погрузился во мрак.
***
Он сидит в едва освещённой свечой комнатке и держит за руку мальчика. Карл... Мальчика зовут Карл. Его мать молится в соседней комнате, а отец пьёт кислое вино.
- Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.
Зачем он снова и снова повторяет эти слова? У мальчика гемолитическая болезнь, ему надо поменять резус-фактор! Или может - просто влить ему кубиков триста своей, пятой?.. Он смотрит на руку и понимает, что не может этого сделать, потому что это не в его руке зажата детская ладошка... Это какая-то грязная клешня, вонючая лапа бродяги. Надо воздействовать на кровь... Как же это называется? Почему смысл понятен, но нет нужных слов?
- Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое...
Вот только что он помнил, как называется болезнь мальчика и уже не может найти нужное слово. Он знает, что нужно поменять крестик на чёрточку... Это что-то в крови. Одна И и чёрточка, три И и крестик... Нужно, чтоб было две И и чёрточка, а у Карла — И В и крестик, поэтому он пожелтел и умирает... Нужна чёрточка.
- Ибо Твое есть Царство и сила...
Что же всё это значит?.. Обязательно чёрточка! Он смотрит на свечу.
- Аминь!
Огонёк свечи оборачивается пламенный облаком с чёрными прожилками дыма и вихрем осколков. Шрапнель... Что за странное слово? Он оборачивается и смотрит на Карла. Две раскалённые, солнечно-жёлтые нити прорастают из его заскорузлых пальцев и вонзаются в ручонку малыша. Они проникают всё глубже и ветвятся... Внутрисосудистый гемолиз эритроцитов! Что это такое?.. Винер. Это чьё-то имя?.. Нужно вот тут и вот тут... Он видит сквозь кожу Карла свои раскалённые отростки, он не понимает, что делает, но знает, что всё идёт правильно!
- Отче наш, сущий на небесах...
Да! Теперь надо... За стеной падает кувшин. Черепки разлетаются во все стороны, голос Эльзы прерывается. Николаус что-то пьяно бормочет и громко рыгает. Резус-фактор поменяется. Резус, это обезьянка... Он закрывает глаза и видит, как пятнистая ветка без листьев тянется к нему, он срывается с сука и падает на поросёнка. Он слышит хруст его костей и истошный визг конопатой немки-медсестры, вопящей что-то в лицо, прикрытое марлевой маской. В лицо изувера... Он вонзает в бок поросёнка костяной клинок, перепрыгивает на соседнее дерево и принимается сдирать кожуру с плода. Его сердце бешено колотится, а раптор всё смотрит и смотрит... Потом моргает, врач-изувер бормочет свою тевтонскую тарабарщину в марлю, Эльза шипит на мужа и продолжает молитву. Николаус снова рыгает и бубнит, вымаливая у распятия милости, чтобы Мартин не велел ему творить непотребное...
- ...как и мы прощаем должникам нашим...
Надо вытянуть нервы, через полторы недели у Карла сменится резус-фактор. Нет, они вросли, придётся обрывать. Он резко отдёргивает руку, его пальцы обжигает нестерпимая боль, малыш вскрикивает во сне. Родители умолкают... Он задувает свечку и встаёт.
- Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.
И выходит из комнатки Карла. Эльза и Николаус смотрят на него. В глазах матери страх и надежда. В глазах отца — ненависть и недоверие... Он медленно осеняет себя крестом, глядя на распятие. Он смотрит на отца Карла, улыбается и подмигивает. Потом кладёт руку на плечо коленопреклоненной Эльзы и чувствует пульсацию её крови... И и чёрточка. Он кивает ободряюще и шепчет одними губами:
- Господь помог вашему сыну. Он будет жив и здоров. - Он поворачивается к Николаусу. - Ты проводишь меня до пустыря.
Мужчина встаёт с табурета, напяливает шапку, кутается в упленд и указывает на дверь. Они выходят в сумеречное утро. Над городом туман, с реки тянет сыростью и кислой вонью... Они идут по мокрой мостовой, Николаус держится за его локоть и не переставая бубнит про деньги и свечи за здравие. Прохожих нет и это в порядке вещей — в эту пору не спят лишь воры с Выселок, да самые честные стражники. Но и они предпочитают отсиживаться в сухости и тепле, зачастую в одном и том же месте, деля пиво из одного кувшина...
На городской окраине их настигает гортанный оклик. Шлёпая сапогами по мелким лужицам, к ним бегут стражники.
- Помогите! Помогите! - срывающимся голосом кричит Николаус. - Он хочет убить меня! Это Мартин, колдун! Колдун! Спасите меня от него!
- ...и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам наши... - Удар дубинки обрывает его молитву.
Он стоит на коленях в грязи. Кустик дрока мелко вздрагивает от холодного ветра... Стражник держит его за волосы, приставив к горлу кинжал. Он видит краем глаза, как по мутному, с пятнами ржавчины, лезвию стекают капельки воды. Он слышит перебранку двух стражников, они никак не могут решить — связать колдуна и тащить в яму или прирезать, а потом тащить в яму. Третий стражник невдалеке лупит дубинкой счастливого Николауса... Наконец его стражи находят наилучшее решение: колдуна надо зарезать и оставить валяться здесь, а как рассветёт — привести сюда народ, пусть сами эту падаль тащат, куда захотят!
- Аминь...
Холодный клинок вонзается ему в горло...
- Папа! Папа! Папа, ты слышишь меня? Папа! - Серо-жёлтая пелена затуманивает его взор. — Папа!..
- Женя...
***
- Папа, ты можешь открыть глаза?
- Нет, дочка. Но я вижу тебя. Как тут у нас?
- Понемногу...
- Устала?
- Немножко...
- У тебя совсем лицо осунулось, Малявочка.
Дочь слабо улыбается и откидывает жидкие, пегие волосёнки за уши. В глазах её накапливается влага. Он видит её все эти долгие-предолгие годы одной и той же шестнадцатилетней плоской девчонкой, а ведь она моложе его всего на тридцать восемь лет...
- Всё нормально, папа. Я сильная.
- Рассказывай. И не вздумай врать.
- Ладно... У той суки в матке был пузырь с фрагоргелем. Детонатор был где-то в пирсинге, похоже, сработал, когда Рыбка привела её в чувство – она только и успела, что заорать “Ложись!” и выпрыгнуть в дверь... В закрытую дверь. Неслабо шарахнуло... - Женя глубоко вздохнула и продолжила. - Короче, оба смертника в пыль превратились, остальные живы. Почти все. Почти живы... Ещё несколько пациентов не спасли. Одного в холле – сгорел почти полностью и двоих – в столовой. Тот дед в бордовом и ещё женщина. Их раскидало так, что не смогли собрать. Что нашли целое – пришили другим.
- А аморфы...
- Нет у нас больше аморфов. Ни одного. Всех троих на куски порезать пришлось...
- Акуля?
- Жива. Но сильно плохая, сильно. Дель во втором работала, её об стену раздавило. Переломано и раздавлено почти всё, внутренние полопались, термических нет. Но голову она спрятала, так что всё в порядке. Девчонки её по очереди пасут. Выживет! Здоровая кобыла, чё с ней...
- Ева вернулась?
- Да, но...
- Что?
Женя отвернулась и молча засопела. Было видно, что она едва сдерживает слёзы. Пару раз шмыгнув носом она повернулась обратно и выдавила срывающимся голосом:
- Она Рыбке... Ноги и... Нижнюю часть тела отдала. Ева же тоже аморф... А Рыбка так обгорела, что... На ней же один халатик был и тот не застёгнутый... Она в семи метрах от двери на пол упала. Прямо напротив. На неё прямо струёй выхлестнуло... Пламя. И осколки...
- Голова?
- Целая... Волосы и уши обгорели, остальное в порядке. Руки ей... - Женя вытерла глаза тыльной стороной ладошки. - И спереди... Ну...
- Понял. Как Ева?
- Плохо. Она же не совсем аморф... Плохо ей... Марту из трёх кусков собрали, но там не критично... Не хватает немного, но потом придумаем...
- Чего не хватает?
- Да бок ей вырвало. Мясо надо, кожу... Пару рёбер, лёгкое. Сала килограмма три... - Женя натянуто улыбнулась.
- Олеги?
- Высмоду повезло – маленько термиков и три летальных осколочных, даже не умер. Охрана вся целая, до рыбаков не дошло, только в ближней хибаре стекло лопнуло. Макаровы в хижине... Ну это...
- Понял. Пациенты тяжёлые?
- Папа...
- Что?
- Ты тяжёлый. Насрать на пациентов, они выживут. Ты на розетке висишь, на энергожелудке аморфа. Я ничего не могу сделать...
- Так плохо?
- Хуже. Череп лопнул, мозг травмирован. Термические поверхностно, но... Обширно. Внутренние порваны все. Сердце в лоскутки. Легкие в кашу. Кости... Не критично. Кишечник собирали в совок. Перелом позвоночника в пяти местах. И...
- И?
- У тебя нет ног. И рук. Ты велел отрезать и пришить пациентам...
- Я?
- Ты! Так страшно кричал... Ругался... Грозил раздавить, как червей. Мари резала тебя и выла, как волк на Луну... А ты ей пальцем показывал, где лучше разрезы делать. Пока было чем показывать. Потом совсем выключился... Мы думали, что ты умер. Хотели в холодильник положить. А ты нас матом в пси-спектре переложил в три слоя с переборами...
- Жэка. А ты как? А ну, колись, жопа такая!
- Целёхонькая. Я ж у бассейна была... Устала, пошла отдохнуть.
- Ага. Отдохнуть. В подвал.
- Ну и чё?
- Да ты ж воду как кошка любишь!
- А кто тебе сказал, что я в бассейне была? Я... Это... Рядом.
- Лежала.
- Папа!!! Я взрослая, если чё!
- Ладно... Клиника?
- Первого и второго кабинетов нет, третий – половины нет, четвёртый цел, как видишь... - она всплеснула руками. - Столовой нет, кухни нет, стационар почти не пострадал, там дверь вышибло и окна в простенке, лежачих побило сильно. Второй этаж над первым и вторым – без пола и внутри по мелочи. Остальное выдержало. В холле на первом – ни одного стекла, верхние целые... Телепорт цел. В первом наружной стены почти нет... В подвал дыра, где первый был... Оборудование не пострадало. Реактор не заглох. Вода есть. Продукты и медикоменты – тоже. Перевязочный довезли... Олеги с Вениамином сейчас ремонт делают. Рыбачки готовят на всех... Светка с Юлькой у Акули дежурят, Маришка – у Евы. Я по остальным с высмодами бегаю...
- Что с берега? Новости?
- Ничего. Новых взрывов пока больше не было. Радик молчит...
- Миша?
- Кто?
- Мальчик-бомба.
- Нашли... Отдали родителям. Там следствие, все дела...
- Дочь. Теперь често. Как я?
Женя судорожно всхлипнула и потёрла нос. Подняла глаза и поджала губы. Втянула воздух ноздрями и на выдохе заговорила, стараясь не выдавать чувств:
- Голова более-менее, глаза целы, мозг – сам понимаешь. Лицо без кожи. Есть шея, плечи, грудь... Ну рёбра не все, грудная частично. Ниже только позвоночник и таз, остальное... Сам понимаешь. Но спинной цел, без разрывов! Рук нет, совсем. Что не пошло на трансплантации – в холодильнике. Там... Костные, немного мышечной. Мы тебе одно лёгкое от аморфа и сердце подшили, но ты не срастаешься, у тебя иммунка никакая. Ну и энергожелудок... Крови ты почти не потерял, мы сколько можно было забрали для... Для Рыбки. Ева свою тоже почти всю отдала, но она и сама сейчас почти... Почти труп. Да мы все кровь сливали по очереди. Ольги, Олеги... Пап, мы справляемся. Я не знаю, что делать с Евой и с... С тобой. Дель справляется, срастается, Рыбка активна solum corporea, а вы вот...
- Прорвёмся, дочь. Я не первый раз умираю. Ты же знаешь. Сколько времени прошло после взрыва?
- Снег уже выпал. Море не стало, но снегу уже полно. Шучу! Две недели.
Женя отвернулась. Было видно, что что-то беспокоит её. Она хмурилась и сопела носом.
- Ну? Малявочка? Что не так?
- Твои дреды... Их больше нет с нами...
- Дочь! Всё же?..
Девушка стиснула зубы и повернулась лицом к отцу. В провалившихся глазах плескалась горечь, обида и... Страх.
- Я закрыла клинику. Мы не можем принимать никого. Если произойдёт ещё один взрыв – мёртвых поднимать будет некому. Вот так...
- Женя, мы не волшебники. Мы врачи. И мы – люди. Не всё зависит только от нас.
- Папа, а почему братья не помогают?
Голос девушки был настолько слаб, что его пси-эхо едва дошло до сознания Великого.
- Они помогают. Я уверен в этом. И если они всё ещё не с нами – они с нами в другом месте и в других делах. К сожалению, лапка, не медициной единой живо человечество.
- Я знаю, пап... Но... Мне так трудно понять и принять это. Когда самые близкие и родные... Да пусть подождёт человечество, а? Оно вон какое большое, а нас всего одиннадцать.
- Двенадцать, Женя, двенадцать. И... Это я не позволил передавать данные на ОС.
Малявка снова глубоко вздохнула, вымученно улыбнулась и шмыгнула носом. Подмигнула и чмокнула губами, словно целуя.
- Пойду я. Надо пошуршать... Ты иди в глубину. Хоть до своего начала уйди, дальше можно не надо. Пока!
- Пока.
Зрение погасло. Мысли бессистемно пометались от одного к другому и эго ушло в провал памяти...
***
А на орбите Земли, во чреве ОС, построенной ещё сорок лет назад, идёт работа. Сын, одетый в компенсирующий костюм, висит в невесомости в центре машинного зала. На руках его и голове закреплены сенсорные приспособления, связывающие его напрямую с нейрокомпьютером.
Сын. Просто Сын. По-другому его не зовут. Только ещё шесть человек во всём мире могут называть его братом, но и братья предпочитать называть его Сыном. Они братья по отцу, матери у них разные... К ним было бы логичнее в виде отчества прикреплять имена матерей – Март, сын Акулины; Иона, сын Афалины; Адам, сын Евы... Клон, Диклон и Триклон – сыновья Наоми. Но никто не знает имени матери Сына. Все, кому положено, знают, кто его мать, но имени её не знает никто. Даже их общий Великий отец...
А братья Сына по всей Земле ищут лабораторию, производящую фрагоргель – кошмарное взрывчатое вещество, не имеющее определённого состава. С неопределимой химической фомулой, меняющейся каждые несколько часов... Гель с непрерывающейся, вялотекущей реакцией различных элементов и веществ, при воздействие на который определённым образом, почти моментально превращающийся в жидкость и распыляющийся аэрозольный облаком.
И ведь понятно, что за всем этим стоят определённые организации североамериканской резервации, не первый раз Великим приходится разыскивать и ликвидировать то бандитскую базу, то подпольные центры по созданию модификатов определённого вида (а таких после Сакраменто нашли ещё четыре), то киберкартели, меняющие логистику транзита наркотиков... И вот теперь – самое тупое и страшное: взрывчатка, которую Сеть управления телепортацией не идентифицирует. Насколько же изощрён человеческий ум на ниве убиения себеподобных!
Входящий с Австралии, от Адама. Секундный обмен пакетами информации – южный материк ни при чём, Адам подключается к Трику в Африке. Сын снижает активность мониторинга в регионе. Клон отбился по Южной Америке ещё двадцать часов назад и теперь помогает Дику в резервации на соседнем материке. В мировом океане и Арктике сам Сын с Мартом и Ионой продолжают траление – это самый большой, сложный, но, справедливости ради сказать - самый спокойный сектор... В Пустошах и Антарктиде Люпусы и Лохматые просто не допустят присутствия чужаков, это проверено и не подлежит сомнению, но и там, и там всё равно идёт поиск... Смертоносцы отнеслись к проблеме с пониманием и охотно сотрудничают. С Лохматыми сложнее – таких индивидуалистов ещё поискать! Зато уж малейшее нарушение своего покоя они пресекают моментально и радикально, никакой толерантности. Сволочи. Но до чего ж талантливые!
НК переварил поступившую информацию и выдал свои резюме. Сын вздрогнул – взрыв в клинике Отца! Две недели назад... Трое погибших окончательно, четырнадцать убитых в процессе оживления и среди них – Отец! Причина задержки сигнала – Женя совсем замоталась и упустила. Ну да, так он и поверил... Сын переходит на личную связь с братьями. Они должны знать...
- Братики, папину клинику подорвали. Па, Рыбка, Дель и Ева убиты. Сейчас в процессе, все тяжёлые, у па поражение головного. Девчонки работают, но на пределе. Форсируемся! Мартик, Иона – давайте в резервации... Воду я сам дотралю. Через сутки, если ничего не изменится, массштурм у меня. Отбой.
***
Сутки не прошли, когда на борт ОС телепортировался Трик. Он оттолкнулся от стенки кабины телпорта и вплыл в коридор переходного модуля, этакой толстенной трубы меж двух отсеков станции, выполняющей роль не только коридора, но и сильфона. Трик бывал на ОС и раньше, и неоднократно, поэтому особого дискомфорта от невесомости не испытывал. Он толкнул эго Сына и направил свой полёт в машзал. Когда он влетел в просторный отсек, Сын уже стянул наголовный сенсор и моргал, как сова, совершая кистями кругообразные пассы. А позади уже снова плямкнул входной сигнал... Трик послал брату огромный восклицательный знак и отплыл в сторонку – по трубе уже летели Март с Диком. Обычно кабина станции не принимала больше одного пассажира, но кто мешает договориться с Сетью? Март слегка притормозил, взявшись рукой за специальную скобу на стенке трубы и посторнился, пропуская вперёд брата, тот, ничтоже сумняшеся, пошёл на обгон... И тут же был ухвачен за штаны и с силой запущен в машинный зал! Приборная панель, рассчитанная на несанкционированные столкновения со всякими твёрдыми предметами, стремительно приближалась, Диклон крутил головой и размахивал руками, пытаясь остановить свой полёт. Тщетно... Сын потянул за шину, связывающую его с НК, но поздно – летяший и матерящийся всеми словами Дик врезался в его ноги. Развернулся и со всей дури пинанул ничего не подозревающего Трика. Март висел на входе и с довольной физиономией наблюдал кегельбан, устроенный им в машзале и даже не подозревал, что сзади к нему внимательно присматривается Клон. Оценив обстановку и прикинув траекторию, он вцепился двумя руками в скобу, прицелился и ногами поддал паршивцу по заднице, вложив в толчок все силы. Не ожидавший такого внезапного ускорения, Март даже не успел скомпановаться и так и полетел, растопорщенный, словно морская звезда в обьятия радушных кеглей. Клон же, услыхав сигнал кабины, прижался к стенке перехода и втянул голову в плечи. Мимо него с матами просвистел Адам и разрушил едва установившееся равновесие в машзале. Клон заглянул в проём на миг, пересчитал братьев и обернулся. Где-то на подходе был Иона. Этот хитрожопый полудельфин мог устроить подлянку так, что потом месяц все ржать будут... Тишина была ему ответом. Входного сигнала не поступало. Клон удовлетворённо ухмыльнулся и начал аккуратно, стараясь увернуться от летящих в него предметов, перемещаться в машзал. Но стоило ему отпустить скобу, как порыв ветра толкнул его, словно ватный тюк, в спину.
- Да ё!.. - больше он ничего не успел сказать, потому, что радушные объятия братьев приняли его и помимо весьма чувствительных пинков те одарили его ещё и парой-тройкой электоразрядов. - Иона, зараза подлая, тащи сюда свою задницу.
- Неа. Своей обойдёшься.
Последний из братьев аккуратно влетел в машзал и причалился у входа. Он оглядел собравшихся и улыбнулся. Они нечасто виделись. И все были просто рады встрече, хоть и повод был совсем нерадостным. Так уж повелось, что вместе они собирались лишь при самой крайней необходимости, во время реальных угроз со стороны неугомонных сапиенсов и природных катаклизмов. Вдоволь насмеявшись и разместившись кто где, братья на миг замолчали и обменялись пси-пакетами.
- Это ЮАР. Тут и гадать нечего, братики. - Сын почесал сенсором правой руки нос. - Идите к па. А я на этой шахматной доске в Чапая сыграю. Нет, помощь не нужна. Расходимся.
Клон поднял ладонь. Все повернулись к нему.
- Иона, ты с Сеткой сговорился, чтоб она не плямкала?
- Неа. Я пришёл ещё до тебя и пошёл попить в тот отсек станции. Там же и баллон с кислородом прихватил...
- Вот жопа!
Сын широко улыбнулся и шуганул пси-хлопком. Братья вздрогнули и по одному, начиная с Трика, потянулись к телепорту...
***
В клинике пусто и тихо. Разрушенные стены и перекрытия наспех восстановлены и окрашены на скорую руку. На стеклянных стенах холла висят пауками Олеги и Ольги, они отчищают стёкла от копоти и кусков горелого пластика. На восстановленной кухне беззлобно перебраниваются рыбачки, попивая самогон и гоняя сестёр Макаровых. В стационаре высокомоды мониторят раненых, Великие размещены в кабинетах, с ними почти неотлучно находятся врачи. У Афалины дела не столь плохи, как у остальных, её мониторит Юля. На Мари – заботы о Еве, на Свете – Великий. Женя присматривает за Рыбкой. Малявке совсем несладко – на ней всё хозяйство. Клиника, лишившись в одночасье всех Великих, оказалась практически обезглавлена... И не только клиника. Вся Евразия.
Сигнал кабины телепорта в тишине пустого холла вызвал эхо. В предбанник вышел Триклон и огляделся. Дверь за его спиной закрылась и тут же снова открылась. Трик посторонился и пропустил Клона, похожего на него, как зеркальное отражение. Кабина хлопнула дверцей и так же молча выпустила третьего близнеца-клона, Дика. Они переглянулись и отошли к ступенькам, не успели даже присесть, как приехал Март. Этот шкодник сперва выглянул из кабины, убедился, что ему ничто не угрожает и быстро отскочил от телепорта, чтобы тут же повернуться и встать к двери лицом, на ходу меняя внешнось. Словом, у кабины Адама встречал уже не Март, а подгнивший зомби... Адам вытаращил глаза, двумя пальцами зажал нос и попытался оттолкнуть умертвие, но Март резво отскочил и вернул себе нормальное лицо. Адам вышел и прошёл мимо, бросив с укором лишь одно слово:
- Дурак...
Март поник и смущённо потёр под носом указательным пальцем... Да, брат прав, шутка вышла как минимум неуместной. Последним из телепорта вышел Иона. Он посмотрел на братьев, они молча посовещались, синхронно кивнули головами и поднялись в холл, откуда и разошлись по пациентам. Кабина плямкнула ещё раз и из неё неспешно вышли два аморфа – их по просьбе Сына прислали из Москвы. Гомункулусы бесстрастно осмотрелись и направились в холл. Там они встали у центрального прохода и замерли в ожидании...
В первом кабинете, ещё попахивающем краской после аврального ремонта - или правильнее сказать, полной реставрации? - на каталке лежит Афалина, подключенная к всевозможным аппаратам, помогающим ей не превращаться в раздавленный труп с живым мозгом. Рыжая Юля ушла, сдав пост, но в углу, свернувшись в какой-то полусобачьей позе, тихо сидит и слегка поскуливает Стрелка. Она смотрит на боготворимую ей Дель преданным взглядом и тяжело вздыхает. Иона просто стоит рядом с каталкой и держит мать за руку, лежащую на специальной подставке. Они разговаривают.
- Сынок, я так соскучилась по тебе...
- Я знаю, мама. Я пришёл, как только смог. Прости, что мы снова встретились только после беды.
- Не казнись, Иона. Я не дура, я понимаю, что твоё место не у моей сиськи, а там, где ты нужен. Реально нужен.
- Мама... Ты – чудо. Если бы я мог... Если бы мир отпустил меня...
- Не смей. Делить мир на мать и прочих - не смей. Но я рада. Тому, что мир отпустил тебя ко мне... Как папа? Женя не говорит правду, а сил на то, чтобы найти пепельноое облако у меня не хватает... Так странно не видеть облаков.
- Дель, но мою-то тучку ты видишь? Смешная ты...
- Да. Ты только вышел из телепорта и я почувствовала изумрудный сквознячок... А сейчас и Стрелкино облачко вижу. Не гони её. Пусть.
- Мама, я не был у отца. Клон пошёл к нему. Освободится Сын и тоже придёт к папе...
- А почему он не с вами, сынок?
- Он... Он занят. Играет в Чапая на шахматной доске. Сложная партия...
- Это связано со взрывами? Вы нашли?..
- Шахматная доска, мама. Чёрные клетки, белые клетки...
- ЮАР? Сраный гнойник. Клоака. Чирей на жопе мира...
- Они сделали свой выбор, мама. Мы все знали, что неправильный. Теперь за них решает Сын. И сдаётся мне, что после его игры на их доске клетки на клетке не останется.
- Надеюсь. И верю в Сынову мудрость... Сынок, расскажи мне про Океан!..
***
За стеной, во втором, Адам с Мари готовят к операции аморфа. Как ни странно, но француженка, никогда в прежней жизни даже и не видавшая лазерного скальпеля, оказалась самой талантливой в области хирургии и трансплантологии из всех трёх врачих.
Адаму нет нужды прикасаться к матери и их с Евой диалог идёт в привычной для них форме. Они оба прекрасно чувствуют себя среди простых людей и даже среди сапиенсов, но вот меж собой они общаются... Своеобразно. Вот и сейчас они обменивались непрерывными потоками образов, звуков, запахов, символов... Психоматрица Евы, исходно выстроенная Акулиной, имеющей психику, созданную Великим на основе собственной, была, конечно же, хомоподобна. Но примитивная ЦНС аморфа наложила на Евино эго весьма специфичный отпечаток... Эго же Адама, сына Великого, было несколько более человеческим, но и прааморфические свойства почему-то не только не утратило, но напротив, те получили заметное развитие. И в процессе общения у матери с сыном выработался свой собственный, совершенно индивидуальный пси-язык.
А с Мари Адам вёл беседу и вовсе специфичную, не забывая при том перекликаться с братьями. Разговор с кучей собеседников в акустическом, радио и пси-спектре одновременно – норма для Великих...
- Мари, Мари, руки подождут, начнём с тазовых и ног. Мочеполовые она потом самостоятельно изменит. Таз у мамы...
- На месте таз, но нет бедренных, мы только суставы оставили и головки. Нужны ягодицы, поясничные и спинные до лопаток. Оба бока... С чего начнём-то?
- С поцелуев, я думаю.
- Наверное вскроем тут и тут, обрежем бедренные и доберёмся до iliaca externa... Ты о чём вообще?
- Угу... После того, как кости обрежем, прорежешь во-от так, - Адам провёл пальцем над животом аморфа, спокойно разглядывающего заусенец на большом пальце, - а отюда и отсюда – по бокам. Только бери с запасом, мама крупнее этого заморыша. Мари, я скучал по твоим конопушкам!
- В жопу конопушки. Придержи края, я резаком бедренную чикну.
- Бери выше, лучше по месту подогнать, хотя... Всё равно доращивать придётся. Надо чтоб ножки были не хуже твоих, Веснуха! Режь, да. Теперь вторую, так же. Хор-рошо...
- Адам, я свои ноги уже не первый век знаю, так что не лей мне тут в уши. Чего тебя так растопорщило-то? На аморфа насмотрелся, что ли? Подними ему руки, я до подмышечных, потом как-то перевернуть... Тампонируй arteria femoralis, там несколько литров, Еве понадобится.
- Marie, mon amour, ayez pitié, à donner. Не будем переворачивать, сразу руки вычленим и я потом приподниму, а ты сзади рассечёшь.
- Н-ну... Пожалуй. А по латыни слабо?
- Marie, negat admissuram. Постарайся артерии не распластать, они тут несколько иначе, не как у сапиенс.
- Я в курсе... И я не против, но как-то попозже, быть может?..
- Что-то я ступил... Поди не первого аморфа разбираешь. Извини. Fellatio?
- Посмотрим. Тампонируй arteria brachialis. И как его теперь вытаскивать?
Аморф зевнул и посмотрел сперва на Мари, потом на Адама. Внезапно он откашлялся и произнёс тихим голосом:
- Я бы рекомендовал начать с Fellatio и продолжить в коленно-локтевой. А мне нужно резко сократить мышцы спины и ягодичные, одновременно, для отделения от скелета. Culpa, mea maxima culpa, коллеги.
Врачи ошеломлённо вытаращились на гомункулуса. Ничего подобного им встречать ещё не приходилось. Адам пришёл в себя первым:
- Ты чего раньше-то молчал, болезный?
- Так вы, коллеги, до сих пор всё грамотно делали...
Мари густо покраснела и, шёпотом помянув матушку и жителя государства Эфиопия, спросила:
- Простите, а Вы кто?
- Леонид Фёдорович Вершинин, medicinae professor, к вашим услугам. Умер пару десятков лет назад, завещал тело институту имени Николая Васильевича Склифосовского. Но мои бывшие студенты решили увековечить мою память и трансплантировали cerebrum meum в этот экземпляр... Сволочи. Мерзавцы. Но talenta unice, бесспорно. Вы продолжайте, продолжайте... Юноша, устройте мне distentio opisthotonus, будьте любезны? Спасибо.
Опешивший Адам вынул остатки профессора из его тела и переложил в бокс. В голове его плескался смех матери, Мари и Леонида Фёдоровича Вершинина.
- Юноша, не смущайтесь этими глупостями. Я добровольно пошёл на этот шаг, узнав, что могу оказать посильную помощь таким замечательным людям, как ваши родители. Добровольно, гордо и со всем уважением и восторгом!
***
Сын вышел из грузового ангара Трансваальского транспортного узла в Витбанке. Он не очень уверенно чувствовал себя в условиях естественной гравитации, сказывалось почти непрерывное пребывание в невесомости. Нет, он периодически спускался на грешную землю, но эти визиты имели скорее терапевтический характер... Сегодня же ему предстояло хорошенько встряхнуться. Понятно, что его визита в лаборатории по производству фрагоргеля не ждали, но на радушный приём в любом случае рассчитывать не стоило. По информации с НК выходило так, что управляли всей этой конторой не только сапиенсы, как ни странно. Рулёжка шла от североамериканских резерватов, но тут, на месте, всем заправлял, как выяснилось, старый знакомый...
Очень старый. Старый настолько, что, похоже, лишился разума окончательно. Впрочем, особым интеллектом этот выродок и в молодости не отличался. В своё время он почему-то решил, что может выбирать по своему усмотрению, где ему жить со своим гаремом и выводком. Не спрашивая при этом согласия у тех сапиенс-аква, что облюбовали и обустроили свои ареалы. Получив отлуп во всех самых привлекательных районах гидросферы планеты, он собрал всех, кто по тем или иным причинам не желал мирно вливаться в социум и самовольно заселился в... Море! Ни одна община сапиенс-аква не селилась в столь суровом климате, были, конечно, сезонные гости, но вот на ПМЖ...
Жители морского побережья вскоре почувствовали себя неуютно, но нормальное, человеческое свойство прощать гостям некорую нестандартность, какое-то время удерживала их от выяснения отношений. А Самуил воспринимал это по-своему. Он и его стая вели себя всё более и более бесцеремонно, распространяя самовольно присвоенное себе право распоряжаться водоёмом не только на прибрежных жителей, но и на местные власти. От имени своей общины он нагло требовал – не просил, а именно требовал! - установки подводных кабин телепорта, постройки крытых эллингов в угодных ему местах, запрета на сезонное заселение акватуристов...
Как ни странно, какое-то время ему сходили с рук эти нелепые выходки, пока он не нарвался на Акулину. Приняв её за обычную сапиес-аква, Самуил вздумал хорошенько проучить наглую сучку и недвусмысленно угрожая, велел выполнять его плотские прихоти. Рыбка сперва просто проигнорировала идиота, потом отогнала лёгким пси-ударом. Но когда тот подстерёг её в бухте Острова с тремя подручными и атаковал с электрогарпуном, Великая прекратила миндальничать и задала мерзавцам добротную трёпку. Хорошо знакомые с белыми акулами, сапиенс-аква ретировались моментально, бросив своего параноидального предводителя на произвол судьбы... Самуил вернулся в общину без мошонки и в печали, Акуля вернулась в клинику в ярости и нажаловалась Великому.
Кризис разрешился сам собой: после неудачной попытки подрыва Острова ядерными снарядами, стая Самуила решила покинуть негостеприимную акваторию, не спрашивая разрешения у предводителя. Самуил, понимая, что одинокому кастрату в студёном сибирском водоёме ничего не светит, смиренно телепортировался в Дурбан, где и влился в местную общину сапиенс-аква...
Как уж старый выродок связался с резерватами, какими путями дошёл до своего нынешнего положения – история умалчивает. Но факт остаётся фактом: именно Самуил, высокомод-аква, по сути – родственник Великого, имеющий высокий процент крови деток, руководил адским производством. Загадка загадок, как столь ограниченный и морально неполноценный экземпляр смог оказаться у руля архисложного, высокоинтеллектуального, высокотехнологичного и глубоко законспирированного производства. Нонсенс. Но – факт...
Сын добрался до промплощадки рудника на монорельсе. Скрипучий и невообразимо шумный вагон доставил его практически до самой конторы, но вот дальше, ко входу в горизонтальный штрек, в глубине которого и была расположена адская кухня, предстояло добираться пешком. Невелико расстояние, да сложен путь: по горизонтали-то всего пара километров, а дальше – уступы открытой угольной выработки, десятиметровые ступени... Охраны и прочей живности Сын не боялся, ближних он мог просто убедить в том, что его тут нет, а на дальних вполне себе хорошо срабатывала старая, как мир, “морочилка”: почувствовав внимание, Сын мог тупо выпустить облако пси-чернил, не позволяющих наблюдателю сосредоточится. Этот полезный навык присутствовал у некоторых мелких древнейших млекопитающих, вынужденных жить в обществе рапторов и прочих любителей свеженинки. Застигнутые на открытом пространстве зверьки замирали и начинали испускать пси-волны определённого спектра, делающие их практически невидимыми для хищников. Естественно, что люди не умеют этого делать и мозг их сильно отличается от содержимого черепов вымерших рептилий. Но Великие... Они же не совсем люди. И им доступны многие полезные, но со временем утраченные навыки представителей земной эволюции. Бесспорно, такая крупная особь, как человек, не может вот так просто взять и исчезнуть с глаз долой, но вызвать у наблюдателя иллюзию своего отсутствия... Легко! Или – почти легко.
Он стоял на краю разреза и мучительно соображал. Спрыгнуть с десятиметрового уступа он может, но удастся ли ему этот трюк пятнадцать раз подряд? Гарантии, что под ногу, скажем, не попадёт неуместный камень, нет никакой, а с вывернутой ступнёй или сломанной лодыжкой он будет сильно уязвим. Да и малоподвижен. А о продолжении прыжков уж и вовсе не говорить приходится... Он смотрел вниз и автоматически отмечал охранников. Расположены они были предельно бестолково и занимались охраной нормального пути к штреку. О том, что кто-то может прийти иным путём, тоже позаботились: у входа в выработку, в тенёчке, резались в киберкарты два остолопа.
- Да уж, о морочилке и пси-давлении можно не беспокоиться. - Сын и сам не заметил, что заговорил вслух. - Осталось найти трубу. Метров восемь. Лучше девять.
Он покрутил головой, выискивая какую-нибудь свалку металлолома. Мысль о проникновении в штрек через вентиляцию и прочие дырки он отбросил сразу – очевидно же, что у входа и выхода каждой дырки есть охрана и прочие, менее тупые приспособления в виде решёток. Главный вход через шахту с лифтом Сын даже не рассматривал в качестве варианта: пока выведешь из строя всю охрану и системы наблюдения – а этого добра там, судя по всему, богато – сил даже на ковыряние в носу не останется. Вариант с подрывом штрека тоже пришлось отменить – там и взрывчатки нужно минимум полтонны, и гарантии, что люди выберутся из самой лаборатории, хоть и взрывозащищённой априори – тоже нет. Оставался самый простой и естественный способ: войти без шума в штрек напрямую, с парадного и внутри уж действовать по обстоятельствам. Это не будет сложно, поскольку все охранные системы там жиденькие, да и рассчитаны на охрану от людей. Это очевидно. И многолетняя практика Великих подтверждает эту аксиому раз за разом. Сапиенс находят наихитрейшие способы обмануть себеподобных, но по-прежнему не могут приспособиться к существованию на планете одиннадцати Великих...
Реально стоит побеспокоиться только о Самуиле – этот старый говнюк может выкинуть какое-нибудь нелепое коленце, он не так прост, да вдобавок ещё и полубезумен. А это опасная комбинация... Размышления Сына прервал пси-голос Марта:
- Триста восемь метров на юго-восток. Брошенный технологический трубопровод, судя по схеме. Не эксплуатируется больше десяти лет, но в том климате.. Сориентируешься.
- Спасибо, Мартик. Не шумите пока, я кликну, если что.
Сын ещё раз оглядел распростёртую перед ним громадную яму угольного разреза. Послушал радиоэфир... Перевёл взгяд на отвалы, всё ещё смердящие тлеющими очагами вдалеке. Меркий пейзаж и в то же время, наполненный какой-то манящей грустью... Вот почему людей привлекают развалины, брошенные места? Что заставляет сталкеров пробираться в Пустоши, чтобы, миновав при удачном стечении обстоятельств, дозоры люпусов, погулять по руинам городов? На Земле масса реально интересного: океаны, не спешащие раскрывать свои секреты даже аква, сельвы и горы, пещеры и тайга – столько всего прекрасного и неизведанного! И вот надо же – людей притягивают руины и прочие свидетельства собственной неразумной деятельности... Непостижимо. Он ткнул ботинком чудной рыжий камень и от него отпал осколок. Сын поднял неожиданно тяжёлый предмет и принялся отламывать похожие на древесную кору кусочки. Поверхностный, хрупкий слой отделялся почти без сопротивления, обнажая чёрную сердцевину. Вскоре в руках его остался тяжёленький, явно металлический предмет, что-то определённо напоминающий своей вытянутой формой. Сын копнул в глубокой памяти и выудил слово: “костыль”. Специальный гвоздь для крепления рельсов к деревянным шпалам...
Он дошёл до указанного Мартом места и ухмыльнулся – промазал братец. Почти на сто метров. Хотя... Схему мог составлять сапиенс, а те и не такие ляпы допускают, причём намеренно. Сканируя трубу, Сын уловил присутствие настороженного сапиенса, причём недалеко. Свидетели были бы нежелательны... А как незаметно вырезать кусок трубы, укрепленной на столбиках параллельно с обесточенными силовыми кабелями, да ещё и бесшумно? Он неспешно направился в сторону сапиенса, заодно выбирая участок трубы поглаже и поровнее. Вскоре послышалось гудение плазмореза, затем что-то тяжёлое глухо упало – ноги уловили лёгкое колебание почвы. И почти сразу же раздался вскрик и бессвязные жалобы. Сын перешёл на лёгкий бег, поднялся по пологому склону на невысокий холмик и с вершины ему открылась дивная картина...
Неподалёку находилось что-то, похожее на насосную станцию. Именно от неё и тянулись кабели и труба. Сетчатое ограждение было разрезано, у проёма стояла какая-то нелепая, примитивная повозка... А возле самой станции, у запутаного переплетения разнокалиберных труб и нехитрой арматуры - чёрный сапиенс, одетый в грязные шорты и брезентовые рукавицы, придавленный срезанной им задвижкой. Рядом валялся заглохший плазморез... Сын в очередной раз поразился бестолковости человеческой – ну вот чем и о чём думал этот балбес? Как вот может сочетаться полное незнание сопромата с умением пользоваться космическим прибором? Откуда у почти голого и босого человека этот редкий и весьма сложный в управлении резак? Ведь плазморезы используют на Земле крайне ограниченное число весьма специфичных производств, основной и главный потребитель находится в космосе.
- Эй, парень, ты как?
- Ой, друг, помоги встать... Чёртова железина! Она убить меня решила, чтоб ему сдохнуть, старому идиоту!
- Ты про кого это?.. - Сын, просканировав окрестности, приблизился к дыре в ограждении.
- Сколько раз я зарекался с ним связываться, но нет! Опять он напоил меня и уговорил идти в эту проклятую шахту за этим проклятым железом! Как будто нельзя взять задвижки в другом месте...
- Эй, парень, ты о чём это сейчас?
Чёрный сапиенс прервал свои причитания и уставился на пришельца. Глаза его округлились, губы задрожали... Сын подошёл и присел рядом с ним на корточки, толкнул в мозг, чтоб тот не паниковал и прижал пальцы к бедру, между краем шорт и коленом. Повреждений нет, ушиб не сильный. Модипригодность – два процента. Нет смысла возиться, проще только обезболить и предотвратить отёк... Сапиенс зачарованно наблюдал за его действиями и молчал. Все нехитрые мысли парня читались на его лице. Сын встал и снял задвижку с живота неудачливого воришки.
- Кто тебя послал-то сюда, друг? - Сын заговорил на цоциталь.
- Я... Он... Ты только не сдавай меня, ладно? Я знаю, это чужое, это компании принадлежит... А он... А я...
- И? Ты сначала начни, что ли. - Сын поднял плазморез и проверил заряд. Почти пусто... - Это кто тебе дал?
Парень сел на задницу и потёр живот брезентовой рукавицей. Посмотрел на задвижку, на чужака и попытался почесать макушку, но рукавица этому не способствовала... Он вздохнул, снял брезентухи и крепко почесал свои короткие и жёсткие кудряшки.
- Так он же, я ж говорю тебе...
- Кто?
- Дач! Кому ещё могут понадобиться эти железяки? - Парень недоумённо развёл руками. - Он из них что-то достаёт. Говорят – золото. Но это же неправда? Откуда взяться золоту в этом хламе?
Сын отошёл чуть в сторону и вырезал хороший, прямой и чистый кусок трубы. Вернулся к воришке, положил с ним рядом плазморез и легонько толкнул его в мозг:
- Всё, забудь. Ты меня не видел. Забирай своё барахло и вези Дачу, пусть он сам тебе расскажет, зачем ему нужны эти задвижки...
Подхватив брезентовые рукавицы и шест, Сын вышел через проём в ограждении и направился обратно к разрезу. У него сегодня ещё полно дел. А местные пусть сами разбираются в своих проблемах.
***
Братья сдвинули столы в столовой и молча обедали. Каждый думал о своём, в общем пси-поле общение шло вяло. Основные и самые необходимые дела были сделаны, родители получили всё необходимое. В принципе, присутсвие этих шестерых Великих в клинике было уже необязательно, но они решили воспользоваться случаем. Побыть с близкими. Дождаться Сына. А заодно помочь отцу и матерям восстановиться...
Март задумчиво жевал и смотрел в свою тарелку. С трудом проглотив, он отпил чаю и спросил:
- Кто-нибудь мне может сказать, что за дерьмо мы едим?
Братья оживились. Кто-то принялся обнюхивать, кто-то внимательно разглядывать содержимое тарелок. Клон, подцепил кусочек, посмотрел на просвет и подал голос:
- А это вообще еда? Вот это – оно растительного или какого происхождения?
- Эй, на кухне! Живые там есть? - заорал Иона через плечо в сторону кухонной двери.
В проёме нарисовалась рыбачка с косяком в углу рта. По столовой поплыла конопляная вонь. Женщина опёрлась плечом в косяк, скособочилась во фривольной позе и вопросительно задрала бровь.
- Оля, будь добра... - начал было Дик, озорно переглядываясь с братьями, но рыбачка оборвала его окриком:
- Жопу твою Олей зовут, ясно? Я тебе не прислуга, понял-не?
- Дальнейшую дискуссию предлагаю считать бессмысленной, - смиренно проговорил Адам постным голосом и внимательно посмотрел на нахалку. Та дёрнула башкой и левый глаз её начал затекать багровой гематомой. Она вынула косяк и осторожно потрогала невесть как появившийся синяк.
- Любезная, собери-ка со стола вот это, - Трик мизинцем показал на тарелки, - и принеси нормальной еды. На всё у тебя есть пять минут. Время пошло. Шевелись, болезная.
Рыбачка, ошалевшая от такой наглости, грязно матюкнулась и пошла звать мужа. Тот вскорости вошёл в столовую и, оглядев присутствующих, заподозрил что-то неладное. И, хоть и был он крепок, и вид имел совершенно пиратский, но какой-то разум в его лице всё-таки просматривался. Наводить разборки с шестью мужиками ему не во что не брякало, да вот перед женой порисоваться было нужно.
- Так, мужики, вы мою Наталью зачем в глаз ударили?
И тут же согнулся, держась руками за фамильные драгоценности. Дыхание его перехватило и разговаривать больше не хотелось ни под каким предлогом. Он постонал немного, развернулся и, кряхтя, скрылся в недрах кухни. Вскоре оттуда выскочили смеющиеся Белка и Стрелка, они, вздрагивая и прикрывая рты ладошками, собрали тарелки и со смехом удалились обратно. Минуту спустя из кухни выбежали с разносами все три рыбачки, причём у Натальи синяки красовались уже с обеих сторон... Они споро накрыли стол заново, испуганно косясь на непонятных посетителей. Спорить и пререкаться им почему-то совсем расхотелось... Внимательно осмотрев сервировку, Наталья удовлетворённо кивнула, вынула из заднего кармана штанов высокую, тонкую стеклянную бутылку, обтёрла её передником и водрузила в центр стола.
- Приятного аппетита! - нестройным хором проорали дамочки и спешно покинули ставшую вдруг такой неуютной столовую...
Братья переглянулись и наполнили зал здоровыми, задорными раскатами смеха в шесть глоток. Дик распечатал самогон, разлил по стаканам и они синхронно, не чокаясь, выпили. И принялись азартно, с аппетитом, поглощать простые, но вкусные и ароматные закуски... Жизнь продолжалась.
***
Он лежит на спине. И смотрит в потолок. Ему тепло и сыто. Он только что напился молока, мама потрясла его на руках, чтоб вышел воздух и уложила в кроватку. Кроватка качается и в поле зрения то и дело попадают братья. Старший брат большой, это он качает кроватку. В его глазах скука, ему хочется пойти на улицу, поиграть с соседскими мальчишками, но мама просила присмотреть за братьями... Средний брат маленький. Он не стоит на месте, он крутится и постоянно порывается убежать. Но старший ловит его за воротник и возвращает, не переставая качать кроватку. Вот потолок снова проплыл и он видит стену с ковром, кровать наклоняется обратно — он видит братьев. Старший следит за средним, средний шкодливо поглядывает в сторону. У него на личике улыбка... Брат толкает кроватку, потолок расплывается, стенка, ковёр, снова потолок... Братья. Они уже просто две расплывчатые фигуры, большая и маленькая. Потолок плывёт и размазывается... Стена... Темнота. Он спит.
Серо-коричневое облако вползает в его сон. Оно тёплое и родное, оно очень знакомое и доброе... Оно пахнет африканскими травами и солнцем. Оно обволакивает со всех сторон, даря покой и тепло. Клон...
- Клон?
- Да, па. Как ты?
- Тебе виднее.
- Видишь меня?
- Нет... Вы?..
- Да. Всё хорошо. Сын скоро придёт.
- Прости...
- Спи, па. Спи. Набирайся сил...
Клон стоит у каталки с телом. Оно выглядит монстром Франкенштейна, но он знает главное — внутри этого нескладного гибрида из кусков аморфа, чужих органов и ошпаренного пламенем остова находится его отец. И в венах его хорошая, свежая кровь, не чужая, а самая правильная, самая нужная. Эта кровь работает. И разрозненные части разных организмов срастаются, начинают взаимодействовать... Это папина собственная кровь. Он, Клон и два его брата-клона - Дик и Трик — они влили в новое тело па свою кровь. Ту самую, из клеток которой когда-то давно и были клонированы.
Дик и Трик подходят и встают напротив. Они смотрят на па, прикладывают пальцы к его истерзанной груди и уходят в транс, помогая регенерировать, создавая утерянное, восстанавливая потерявшее функции. Клон смотрит на братьев. Он с ними зеркален — он левша и все органы его расположены наоборот: печень и аппендикс — слева, сердце — справа. Кватроклон тоже был таким... Он кладёт пальцы на плечо па. Как и братья, Клон не хочет прикасаться к чужой плоти. Не потому, что она чужая, нет. Просто потому, что хочет прикоснуться именно к папе. Он закрывает глаза, вгоняет эго в транс и присоединяется к работе Клон-два и Клон-три. Они слишком хорошо помнят свою общую утрату, так же, как отец помнит её. Клон-четыре. Кватроклон, Кватрик, четвёртый близнец. Они будут рядом с па до тех пор, пока тот не примет свой изначальный вид. Они больше не позволят смерти вмешиваться в их кровное единство... Нет, не позволят.
Март сидит на широкой, двойной каталке рядом с матерью, теребит её руку, которую втащил себе на колени и болтает ногами. Акулино тело периодически вздрагивает — Рыбка пытается шевелить плавниками. Её эго в ярости. Март, улыбаясь, поддразнивает маму, пользуясь её полной беспомощью. Он не жесток, нет. Он просто очень хорошо знает свою мать и держит её в тонусе, потому что только эта слепая, хищная, бесчеловечная ярость и может быстрее и надёжнее всего помочь ей в борьбе со смертью тела. Март перебирает Евины пальцы, которые прежде никогда и ни к кому не прикасались, он дразнит Акулинин разум и слёзы текут по его щекам. Капли срываются и падают на мамину руку. Ему хочется кричать от боли, которую он берёт из материного тела, хочется вырвать самому себе горло, чтобы скопившиеся крики не прошли по голосовым связкам... Он улыбается и теребит чужие пальцы, не желающие становиться мамиными.
Толстый, строенный жгут тянется от его бедра к чужому бедру матери, не желающему срастаться с рыбьим телом. Крупные стежки стягивают багровые края розовой Евиной плоти с черными берегами серого Акулининого тела. Слишком велика генетическая разница. Нервы отторгаются, не желая сотрудничать, мышечная ткань непроизвольно сокращается, разрывая едва-едва зарубцевавшиеся края. Только кровь бегает по соединённым штуцерами артериям и венам, бешено толкаемая двухкамерным сердцем... Март не пытается разговаривать с матерью. Он просто следит за тем, чтобы рыбье сердце продолжало биться и зло дразнит акулье эго, изгнавшее из себя все человеческие наслоения. И когда адреналиновые плети загоняют двухкамерный насос в отключку, Март расслабляет мышцы, пережимающие трубки его arteria femoralis и vena femoralis и удваивает частоту биения своего собственного, нормального, четырёхкамерного человеческого сердца. Жизнь продолжается...
***
Сын подошёл к входу в штрек и обратился к охранникам:
- Здравствуйте. Мне нужно пройти внутрь и подорвать лабораторию. Вы не могли бы подсказать, как найти ёмкость с фрагоргелем? Если не трудно, конечно.
Поскольку он говорил по-русски, опешившие солдаты просто таращились не него и глупо моргали. Они не подняли тревогу, не схватились за оружие, они не успели вообще никак отреагировать, поскольку воля их была парализована пси-вторжением Великого. Они не могли сказать, где искомая ёмкость, но всю информацию, какая имелась у них, безропотно передали этому невесть откуда появившемуся человеку.
- Спасибо. Простите, что отвлёк вас от игры. Вы продолжайте, продолжайте!
Сын просканировал пространство, настроился... И камеры, нацеленные на пещеру штрека дружно отвернулись. А те, что были стационарны, самопроизвольно сбили фокусировку и принялись усердно разглядывать пыль на собственных линзах. Он подсказал игрокам пару ходов и вошёл в сумерки горной выработки.
Слабоосвещённый тоннель вёл его вглубь, Сын постоянно сканировал пространство, заставляя редкие инфракамеры отворачиваться и терять фокус, а случайных людей — закрывать глаза и стоять столбом, пока он не пройдёт мимо. Светящиеся с различной степенью интенсивности кабели подсказывали направление движения не хуже, чем начертанные на стенах стрелки. Как и предполагалось, все уловки, призванные местными конспираторами для запутывания случайных штурмовых групп, были бесхитростны и могли ввести в заблуждение разве что самих конспираторов. Лжекабели без нагрузки, ведущие в тупиковые коридоры, ярко освещённые помещения позади свежевыложенных блочных стен со старательно оставленными щелями, голографические мостики над реальными провалами... Детский сад! Особенно Сына порадовала мощная стальная решётка, перегораживающая центральный тоннель, замкнутая толстенной цепью с пудовым цифровым замком, имеющим до миллиона комбинаций шифра. Вот кому придёт в голову, что позади неё есть хоть что-нибудь, достойное внимания? Нужное направление он находил просто, по запаху. Обычному запаху... Обоняние с абсолютной точностью указывало, где реально ходили до него люди, а электромагнитные поля выдавали любое более-менее работающее оборудование.
В конце концов долгие и утомительные в бестолковой запутанности блуждания привели Сына к реально населённому и технологически загруженному помещению. Весьма искусно замаскированная дверь в тёмной нише очередного бокового штрека была прекрасно освещена невидимыми лазерами и для их дезактивации потребовалось аж три минуты с четвертью. Жутко потайное оконце с устройством считывания рисунка глазной радужки располагалось на уровне пупа и Сын едва не рассмеялся, представив процедуру вхождения. Нет, ни кланяться, ни вставать на колени он не собирался. Ограничился внушением процессору. Замаскированная настоящим породным пластом дверь просела вовнутрь и отъехала в сторону. Даже почти совсем неслышно. Сын просканировал пространство, расфокусировал камеры и вошёл. Дверь сделала попытку закрыться, но он выдернул шину питания и оторвал её, чтоб кто-нибудь не всунул обратно. Потом нашёл окошко концевика, оповещающего процессор о закрытии входа, плюнул на него и присыпал пылью, изобилующей по ту сторону двери и тщательно встряхиваемой вибратором в полу. Дабы замести следы и убедить всех желающих в том, что там давно не ступала нога человека. Дальше без подсказок от живых людей было не обойтись, поскольку всё пространство, со множеством коридоров и отсеков было просто испещрено электромагнитными полями и силовыми кабелями.
И сын просто и без затей направился в первый попавшийся коридор. Через пару минут ему навстречу вышел мужчина в костюме химической защиты и замахал руками, вереща что-то по-польски.
- Привет, Марк! Будь другом, проводи меня к ёмкости с фрагоргелем. Хочу подорвать эту пакость к чёртовой матери. М?
Марк призадумался на пару мгновений и сказал уже совершенно спокойно:
- Зря ты тут без защиты, на одежду налипнет, придётся выбрасывать. Я к ёмкости не пойду, она в цехе. Туда без дыхательного аппарата нельзя, а вот в зал управления провожу. Там, правда, Самуил частенько околачивается, но вот детонаторы там есть, их там на каждую парию геля отдельно программируют...
- А сколько сейчас готового геля? Сильно шарахнет?
- Да нет... Его же помногу нельзя готовить, а в ёмкости полуфабрикат... С полтонны. Готового сто пятьдесят литров, в бронескладе, в пузырях. Да в процессе ещё пятнадцать литров... А шарахнет добро, при распылении такого объёма... Килотонн на пять потянет!
- Пойдём, по пути объяснишь, как мне ваш гадюшник раскокать.
***
Самуил смотрел на развёртку монитора и тихо закипал от злости. Чуть ли не треть следящих камер показывали чёрт знает что! Нет, в эффективности охранных систем он не сомневался, они были рассчитаны и разработаны не в резервации... В Осло ребята сделали всё с расчётом не на сапиенсов, тут и высмод не пробрался бы. А когда норвеи всё-таки заинтересовались — для чего всё это нужно, то лично познакомились с фрагоргелем...
Часть оборудования изготовили в Америке, часть — тут, в ЮАР. Монтировали и отстраивали лучшие специалисты с обоих материков. Но вот собственная обслуга, эти безмозглые, никчёмные земляные... Самуил скрипнул зубами. Неужели так трудно смахнуть пыль с объективов?! Он связался с охраной на лифте — там заверили, что никто посторонний в лабораторию не спускался. На всякий случай спросил пост на входе в штрек и посты у транспортного спуска. Те тоже никого не видели... Но червячок тревоги крутился в потрохах. Ничего странного в том, что камеры не протирали не было — как он может уследить за всем? Но то обстоятельство, что часть камер смотрели не туда, куда им положено — настораживало. Причём камеры и снаружи, и в штреке, и в лаборатории. Не все. Без определённой какой-то системы, а просто, в произвольном порядке.
Самуил вновь принялся перебирать данные на развёртке. Проклятый червячок продолжал елозить и не давал сосредоточиться на работе. Что-то тут должно быть... Отчаявшись найти причину собственного беспокойства, Самуил связался с технарями и наорал на них, чтоб разобрались с камерами. Затем погасил монитор и потянулся к банке с местным тоником, в который он приноровился подмешивать синтетические наркотики. Пойло получалось просто первосортное! Он сделал пару глотков, откинулся в кресле и принялся за пси-релакс. Эти паршивые резерваты до паранойи его доведут со своими планами глобального террора!
Старого кастрата-аква вообще мало интересовали дела земляных: сам он родился в Индийском океане у пары сапиенс-аква с хорошей пропорцией крови деток и практически всю жизнь прожил в воде. Свои за-способности Самуил никогда не развивал, поскольку всегда считал, что потенциальное обладание таковыми практически равно за-способностям реальным. В юности оно почти так и было. В молодости и зрелости ему уже частенько приходилось сталкиваться с неприкрытым презрением соплеменников, что вынудило его постоянно менять ареалы... А вот теперь, после стольких лет, Самуил при всём своём желании уже просто не мог ввести в заблуждение не только аква, но и земляных... И даже резерваты относились к нему без малейшего пиетета! Примитивные сапиенсы позволяли себе помыкать им! Утешало его лишь то, что эти макаки собирались воевать с его давними обидчиками в этой проклятой России... Самуил допил свой наркотоник и швырнул пластиковую баночку в урну. И промазал. Что за день сегодня?! Всё через жопу.
Зажужжал вызов. Он с третьего раза включил развёртку щелчком непослушных пальцев и рявкнул:
- Какого чёрта?
- Господин директор, дверь из лаборатории в штольню сломана.
- Чего?!
- Господин директор, простите, это Дедрик, из техслужбы. Мы пошли протирать камеры и обнаружили, что дверь в штольню открыта. Я осмотрел её — кто-то вырвал шину привода и замазал грязью концевик!
- Твою мать... - Самуил уронил голову в ладони.
- Простите?.. - Техник ждал указаний.
- Дедрик, займитесь камерами.
Он махнул рукой по голограмме и та погасла. Охрана... Охрана бесполезна. Они просто не видели и не слышали, как в лабораторию проник посторонний, так чем они теперь-то могут помочь? Опять в упор не увидеть никого? Нужно самому что-то предпринимать! В лаборатории посторонних может интересовать две вещи — продукция и документация. Если их интересовало второе — они уже всё получили и ушли тем же неведомым путём, которым и пришли. Если им нужна продукция — они — кто бы они ни были! - либо у бронесклада, либо в зале управления. Бронесклад открыть можно только его личным ключом, вот той самой стальной загогулиной, что лежит в потайном сейфе. А в зале управления... Там тоже до продукции добраться проблематично!
Самуил встал с кресла и вынул из ниши стола электрогарпун. Индикатор прибора едва светился... Он швырнул его в сторону и метнулся к оружейному шкафчику. Старик ненавидел земляное оружие и старался не брать его в руки — эти сухопутные недоумки никогда не заботились о тех, у кого перепонки меж пальцев! Он вытащил здоровенный и тяжёлый гиперзвуковой пистолет и выбежал из кабинета. В коридоре, на бегу, Самуил вертел в руках оружие, приноравливаясь своими лягушиными лапами к неловкой, рубчатой рукояти.
- Сука!.. Руки бы пооборвать к чертям за такой уродский инструмент!
***
Сын, войдя в зал управления, вежливо поздоровался и поинтересовался, какие действия могут привести к взрыву продукции. Миловидная женщина-оператор улыбнулась ему и подробно, на фарси, растолковала всю последовательность действий. Сын поблагодарил её и попросил настроить дистанционный детонатор на именно эту, находящуюся в процессе смешивания за толстенным взрывозащитным экраном, партию фрагоргеля. Та, всё так же улыбаясь и слегка кокетничая, выставила на приборчике нужные значения и максимальную дистанцию команды. Он снова поблагодарил смугляночку и даже легонько погладил по заднице. Та изобразила смущение и похотливо захихикала. Сын попросил её сбегать за холодной водичкой и указал на выход. Женщина одарила его улыбкой в тридцать два зуба, погрозила пальчиком и удалилась, старательно вертя ягодицами. Послав ей вдогонку воздушный поцелуй, Сын прекратил дурачиться и осведомился у оставшегося в зале мужчины, как включить сигнал тревоги, чтобы персонал лаборатории мог покинуть помещение. Тот на ломаном английском рассказал, что нужно делать и как после этого эвакуироваться самому. Сын просто кивнул ему и велел уносить ноги к чёртовой матери. Мужчина подскочил и ломанулся на выход, где и столкнулся с Самуилом. Обложив шефа в три этажа на своём родном хинди, оператор выскочил в коридор и припустил прочь с форсажем...
- Самуил, у меня в руках детонатор, ты шёл бы отсюда, а?
- А у меня в руках пистолет! - Господин директор наконец-то ухватил неудобный предмет двумя руками и прицелился в чужака. - Бросай детонатор мне и ложись мордой вниз! Руки на голову!
- Неа. Я тебя даже морочить не стану, можешь стрелять. Стреляй!
Самуил дёрнул когтем спусковой крючок. Выстрела не последовало... Он ещё раз дёрнул — бесполезно!
- Там предохранитель, - незнакомец пристроил задницу на край пульта управления и склонил голову к плечу. - Рычажок такой, слева вверху. Его надо вниз передвинуть.
Самуил повертел оружие и снова выругал земляных ублюдков. Наконец ему удалось перевести рычажок в нужное положение и снова прицелиться.
- Бросай пульт и ложись, иначе пристрелю! - завопил он в голос.
- Госсподи, да стреляй уже, что ли? Тебе команду дать или сам справишься?
Самуил недоумённо всмотрелся в сидящего в каких-то нескольких метрах от него человека. Что-то неуловимо знакомое проскальзывало в лице этого юнца, какие-то интонации в пси-речи вызывали смутные воспоминания...
- Что ты за дьявол, сынок? Мы где-то встречались уже?
- Неа. Я не дьявол и мы видим друг друга впервые. А вот с папенькой моим ты и впрямь знаком... Огонь! - внезапно скомандовал незнакомец и Самуил дёрнул спусковой крючок.
Выстрел в закрытом помещении грохнул с такой силой, что показалось, что это и не пистолет вовсе, а как минимум пушка шмальнула. Гиперзвуковая пуля пробила тело наглеца насквозь и сочно шлёпнула в стену за спиной. Самуил, сбитый отдачей с ног, опрокинулся навзничь и зашвырнул пистолет далеко в коридор. Когда он оправился от удара о каменный пол и смог наконец-то сесть, взору его представилась картина совершенно невообразимая: на пульте бился в агонии его главный инженер Марк Бжезинский, а в кресле рядом сидел тот самый незнакомец и крутил в пальцах детонатор.
- Самуил, а что, за-способности развивать — религия не позволяет? Или ты их и вовсе вместе с яйцами лишился?
- Ты... Ты...
- Да-да, Великий. Кто же ещё мог прийти в это место и в этот час? Вот что, дружок, давай-ка пойдём в цех, тебе там надо пару вещей сделать...
- В цех? В цех нельзя! Там же сдохнуть можно, там... Там же дышать нечем!!!
- Ничего, тебе всё равно подыхать, а я внутрь, так и быть, не пойду. Поднимайся и тащи свою старую жопу к цеху, некогда мне тут с тобой лясы точить. Пошёл!
***
Сын стоял и смотрел, как Самуил ковырял замок бронесклада старинным стальным ключом. Никакого сочувствия это существо у него не вызывало, напротив — мерзкий старикашка выглядел крайне отвратительно. Толстое, ожирелое туловище, дряблые, трясущиеся руки, скривившиеся колесом тощие ноги, плешивая голова с морщинистой физиономией... Ничего общего с людьми, а уж с аква-сапиенс и подавно! Даже по сравнению с престарелыми жителями резерваций Самуил был непригляден... И тем не менее, даже понимая, что проиграл по всем статьям, старый поганец умудрился обжечь его электрогарпуном, когда они ходили за ключом от гелехранилища!
Наконец калитка в воротах дрогнула и слегка провалилась вовнутрь. Самуил вынул ключ и сунул его в карман своих широких шорт. Побормотав что-то разбитыми губами, кастрат навалился на толстенную и тяжеленную дверцу и распахнул её настежь.
- Великий, я не смогу открыть ворота. Они слишком тяжёлые...
- Так ты автоматику включи. Хватит уже, в самом-то деле. Устал я уже от твоих кривляний, честное слово.
Самуил помотал головой и просунул руку в проём двери, нащупал сенсор и включил привода. Ворота медленно начали открываться внутрь склада. Дойдя до упоров, створки замерли и включилось освещение. Сын заглянул внутрь. Посреди небольшого помещения, на стеллаже, выстланном пористым пластиком, матово поблёскивало десять пузырей с фрагоргелем. На отдельной полке, по порядку, были разложены коробки с детонаторами. Десять, как и пузырей.
- Затаскивай туда банку, живее.
Старик поднял ёмкость и занёс в склад. Медленно вышел и посмотрел на Сына.
- И как ты планируешь подорвать всё это?
- Я? Никак. А ты возьмёшь детонатор и сделаешь сам знаешь что.
- С какой стати?
- Я попрошу тебя об этом одолжении, Самуил.
- Нет. Можешь убить меня, но я этого не сделаю... - Старик посмотрел в лицо собеседника и продолжил: - Да и вообще, тебе следует сохранить мне жизнь, парень! Я могу назвать имена и показать места... У меня есть весьма ценные сведения! Я...
- Х.я! - грубо перебил его Сын, - всё, что ты мог бы поведать миру, я выкачал из твоей мерзкой башки ещё в офисе, пока ты на полу после моего тычка валялся и слюни пускал. Или сам закончишь эту комедию, или я просто пришибу тебя, как таракана и включу таймер, тупица ты земноводная.
Самуил сник и буркнул:
- Тогда убивай... Один чёрт я твои прихоти исполнять не буду, нелюдь проклятущий.
- Себя-то когда последний раз в зеркале видел, любезный? М? Не хочешь покидать изгаженный твоими погаными лапами мир достойно? Воля твоя... Только вот и я об тебя мараться не стану.
Сын покрутил головой, выбрал на стене оптоволоконный кабель и оборвал его. Схватил Самуила за предплечье и затащил в склад, где и прикрутил намертво к стеллажу с прозрачными пузырями. Выставил на детонаторе таймер, и вышел прочь. Старик что-то орал ему вдогонку, скулил и сыпал проклятьями, но Сын дошёл до перекрёстка коридоров, ведущих к складу и к цеху, где стояла ёмкость с полутонной полуфабриката. Там он аккуратно положил приборчик на пол и направился к лифту — петлять по подземелью на этот раз он не собирался...
***
- Что-то с Сыном у нас... Третьи сутки молчит. И найти не могу.
- Жив он.
- Не знаю... Не слышу.
- Просил не шуметь... Сказал — позовёт если что...
- Тихо пока.
- Ну... Жопа ничего не чует.
Великие братья стояли на стеклянном пляже и смотрели на серые, осенние волны, облизывающие берег. Стылый ветер, сутки разгонявший свинцовые тучи, стих и теперь лишь слегка обдувал лица стоящих у самой воды людей, шевелил волосы... Короткие, с проседью, ёжики на головах Клонов, с правым наклоном чёлки у Дика и Трика и с левым — у Клона. Яркие, пламенно-рыжие, вьющиеся космы Адама... Длинный, иссиня-чёрный хвост Ионы и белоснежное воронье гнездо Марта. Они могут выглядеть как угодно, могут сменить не только внешность, но и пол. Могут жить в воде наравне с аква и даже летать, стоит лишь захотеть. Но предпочитают они всё же быть такими, какие есть...
Клоны в точности похожи на отца, они высоки, длинношеи и сухопары. Они русы и голубоглазы, лица их слегка вытянуты. Точно так выглядел их отец в тридцать пять... Лишь Трик искусственно изменил внешность — один глаз у него зелёный. Человек незнающий не заметит, а свои всё же должны отличать его от Дика, потому что они полностью идентичны. Клону проще, он зеркальный, а вот они двое, по сути, отличаются только характером...
Адам тоже высок, но крепок, широкоплеч и массивен. Глаза его рыжи, под стать волосам, он конопат, но не белокож, подобно генетически рыжим людям. Он прекрасно загорает. Лицо его слегка грубовато, но не отталкивающе. Голова сидит на крепкой шее, а грудь широка и рельефна. На вид ему под тридцать. Трудно сказать, какой у него характер, но вот его тяга к прекрасному полу просто в глаза бросается...
Чернявый и смуглый Иона похож на сорокалетнего испанца. Или индейца. Скуластый. Нос с горбинкой... Торс скорее круглый, чем широкий, руки и ноги очень сильные, меж пальцев у него перепонки. Иона аква, двоякодышащий. Большую часть времени он проводит в воде, тяга к морю передалась ему от матери-дельфина. На сушу он без нужды не выходит... При всей его внешней суровости и молчаливости, Иона добрейший человек, душа любой компании, в любом ареале аква-сапиенс — он желанный гость...
Март, обычно живой и подвижный, сейчас непривычно тих. Сквозь его вечномолодое, двадцатилетнее лицо проступила какая-то внезапная, совершенно ему не присущая строгость и серьёзность. Он слегка покусывает свои чёрные, полноватые, как у матери, губы. Высокий, стройный, великолепно сложенный, красавчик-Март в любой толпе сразу бросается в глаза, тут дело даже не в том, что у него серая кожа и абсолютно белые волосы... Глаза. Холодные, стальные, ничего не выражающие акульи глаза...
Великие переглянулись, молча кивнули и встали в круг. Каждый сжал правой рукой левую руку стоящего рядом, замкнув цепь. Они синхронно пошевелили ступнями, вкапывая их в стеклянную гальку, закрыли глаза и враз, как по команде, откинули головы... Тела их непроизвольно напряглись, казалось, что воздух внутри их круга вскипел и выстрелил в небо фонтаном. Лежащие каждый в своём кабинете клиники Великие вздрогнули, Макаровы на кухне бросили ножи, заскулили, заметались, забились в угол и сжались в комок, будто прячась... Женя, мирно спавшая в своей каморке, слетела с кровати и с совершенно ошалелым выражением лица схватилась за виски... Врачи и высокомоды замерли, зажмурились и приоткрыли рты, затаив дыхание.
Это продлилось не больше пяти секунд. Братья расцепили руки, расслабились, переглянулись и, улыбнувшись, принялись сбрасывать с себя рубашки и брюки. Раздевшись догола, они с воплями и гиканьем рванули в студёную воду, подняли фонтан брызг и почти синхронно нырнули... Белка и Стрелка перестали дрожать, встали, неловко переглянулись и, пряча от рыбачек глаза, продолжили рубить салаты. Врачи и высмоды встряхнулись и, переведя дыхание, продолжили свои дела. Женя помотала головой, почесала тощую задницу и, накинув халат, понуро побрела выяснять, что там ещё произошло на этой проклятой небесами планете... Жизнь продолжалась.
***
Сын вошёл в лифт и, не затрудняясь разборками с пультом, послал кабину вверх. Древний шахтовый подъёмник неспешно, кряхтя и поскрипывая, тащил клеть на поверхность, а пассажир, совершенно спокойный с виду, на самом деле переживал. Не любил он неопределённости. А вот последний на сегодня монорельс мог и не прибыть. В расписании рейс был, но по косвенной информации можно было понять, что совсем не факт, что машинист захочет гонять пустой состав туда-сюда... И тут было два варианта: либо у него семь минут до поезда и двенадцать — до взрыва, либо... Либо ему придётся побегать. Очень быстро побегать... И всё бы ничего, но он не спал и не ел трое суток, а за-человеческая деятельность этих дней настолько вымотала его, что полудохлая жаба Самуил едва не зашиб его электрогарпуном! Сын прислушался к себе и расстроился: он потерял треть мышечной массы, ноги и руки вибрируют, словно ток через них пропустили. Бегун из него сейчас... Плохой, короче.
Наконец клеть встала, он сдвинул скрипучую решётку-гармошку и поспешил на улицу. Первым делом, выйдя на открытое место, Сын посмотрел на восток и облегчённо вздохнул. Вдалеке были видны огоньки поезда! Он встряхнулся тощим телом внутри своего простого серо-зелёного комбинезона и быстро пошёл к конторе, за которой была платформа монорельса. Две минуты и тридцать или сорок секунд у него есть, надо собраться... Дрожащие ноги заныли, живот противно скрутило. Плевать! Минус семь минут... Он почти выбежал на платформу к останавливающемуся поезду и с ходу вскочил в вагон. Двери закрылись и машинист рванул состав, будто чувствуя, что медлить не следует. Сын устало опустился на деревянную лавку и мгновенно уснул... Минус пять минут.
Самуил дёргался, пытаясь ослабить путы, но проклятый нелюдь хорошо сделал своё дело: прочный, взрывозащищённый шахтный кабель только порвал ему кожу. Если бы аква могли потеть, он бы вспотел, но... Самуил обессиленно повис и прекратил попытки освободиться. Даже после стольких лет, бесцельно и бездарно потраченных на бесполезное существование в этом мире, ему было горько умирать в этой поганой норе. И Самуила не оставляла надежда, что тот выродок что-то напутал, сделал не так, передумал... Минус четыре.
Машинист монорельса посматривал на часы и скоростемер. Ну да. Он и так уже опередил расписание, но... Какого, в конце концов, чёрта? Он мог и вовсе не делать этот последний, никому не нужный рейс и никто ему за это ничего бы не сказал и не сделал... Он скосился на приборы. Ну да, ну превысил... И что? Машинист снял форменную тужурку и кинул её на пульт. Поправил, чтоб скоростемера не было видно и ещё подтолкнул рукоять контроллера, ускоряя движение. Ребята в баре, поди, уже по третьей заказали... Минус три.
Сын уже не спал. Он провалился в беспамятство. Его сознание плутало в дебрях памяти... Внезапно к нему подлетели шесть пушистых облачков, покружились вокруг в задорном хороводе и бросились врассыпную, разбрасывая разноцветные салютики... Сын улыбнулся и приоткрыл глаза. Поезд стремительно летел сквозь сумерки, время вышло.
- Две секунды... Одна... Бам.
Поезд слегка нырнул, потом дёрнулся кверху. Далеко позади из земли в небо ударил столб багрового пламени. Через секунду вспыхнуло зарево над карьером. Ещё через несколько мгновений жуткий грохот догнал состав, а спустя почти минуту воздушная волна толкнула поезд в задний вагон и стальная змея зашаталась из стороны в сторону. Машинист схватился за подлокотник и прижал к голове форменное кепи. Потом резво сдёрнул тужурку с приборов, убедился, что с его поездом всё в порядке и только после этого посмотрел в здоровенное зеркало, в которое контролировал посадку-высадку пассажиров. Позади, достаточно далеко, виднелся поднимающийся к небу чёрно-багровый гриб...
- Матерь божья... - машинист перекрестился и изо всех сил отпихнул от себя рычаг контроллера, - к чёрту, нахрен, чтоб тебя...
Моторы взвыли и поезд рванул с пробуксовкой, унося машиниста и единственного пассажира прочь от этого безумия.
Уже подъезжая к депо, машинист передвинул контроллер к себе и принялся притормаживать поезд моторами. Что бы там ни произошло, разбиваться в тупике в его планы на сегодня не входило. Но скорость была слишком высока. Он упёрся рукой в приборный щит и рванул скобу стоп-крана. Раздался скрежет колодок, сжавших монорельс с боков, состав загорохотал сцепками и резко замедлил движение. Рука сорвалась и машинист с маху приложился мордой в приборы. Сын слетел с лавки и кубарем покатился по проходу, благодаря небеса за то, что вошёл в заднюю часть вагона. Искря колодками, поезд влетел в депо и несильно ткнулся передком в здоровенный резиновый буфер тупика. Машинист, едва успевший поднять голову с разбитым носом, успел вздохнуть, но времени выматериться не осталось и его физиономия снова встретилась с приборной доской...
Сын сидел, упёршись спиной в переднюю стенку вагона, поэтому его второй толчок совсем не расстроил. Только пустой живот больно вдавился внутрь.
- Всё. С меня хватит. Сейчас пойду и съем машиниста. Скотина, совсем распустился. Никакого терпения на это гадство уже не осталось...
Он медленно, с трудом поднялся, постоял, пережидая звон в голове и побрёл к двери. Створка поддалась не сразу, но в конце концов отъехала в сторону. Сын посмотрел вниз, маленько подумал и спрыгнул. Ощущение было такое, что всё содержимое грудной клетки оторвалось и плюхнулось в таз, вызвав болезненные спазмы в кишечнике. Суставы ног и позвоночник недовольно хрустнули, слёзы непроизвольно брызнули из глаз — на анестезию сил просто не было... Сын постоял немножко и поковылял к голове состава, опираясь рукой в железный бок вагона. Он не дошёл до кабины метров с пяток, когда машинист наконец-то тоже выпрыгнул наружу. Он прижимал к разбитому носу платок и шёпотом матерился.
- Эй! - окликнул его Сын, - Браток!
- Ват?
- Пожрать есть?
- Ват?!
- Эк вел ом то еэт...
- Фан ваар?.. Дат'с ни'н кафиэ. - Машинист развёл руками и снова прижал платок к сопатке. - Коом, эк сал итс фёнд.
Сын перевёл дыхание и кивнул. Ноги его дрожали и подламывались. Машинист, крепкий, нестарый дядька, посмотрел на него, подошёл и взял за локоть.
- Коом, ом итс тэ фёнд.
И повёл к зданию депо, где у него в шкафчике лежал здоровенный бутерброд и пара маринованных огурчиков.
Через полчаса Сын вышел с новым приятелем из здания и, сердечно попрощавшись, направился к пассажирскому вокзалу, где находился телепорт Эмалахлени. Он знал, что кабина нерабочая, ей и не пользовались почти никогда, но была надежда связаться с Сетью. Ветерок трепал на нём до смешного просторный комбинезон. Но это не имело никакого значения: съеденный ужин машиниста позволил ему самостоятельно передвигаться и немножко морочить людей... Войдя в красивое, старинное здание, Сын подошёл к чернокожему охраннику и спросил, где находится кабина. Тот молча ткнул своей дубинкой в нужном направлении и отвернулся — разговаривать с белым было ниже его достоинства. Сыну было на это глубоко наплевать, а вот местоположение кабины едва не заставило его рассмеяться: роскошно отделанная комнатка находилась прямо в центре зала, водружённая на постамент, словно памятник. Он несколько раз обошёл вокруг, ища шкаф с аппаратурой. Уже недоумевая от непостижимости ситуации, Сын обратил наконец-то внимание на огромную каменную вазу прямо возле входа в кабину. Он посмотрел на охранника — тот старательно отворачивался, не желая видеть белого человека. Это-то было хорошо, плохо было то, что ваза не светилась в электромагнитном спектре... Сын поднялся по ступеням на постамент и подошёл к вазе вплотную.
- Сеть?..
Ваза не отреагировала. Он провёл ладонью по холодному камню, ища сенсор-опознаватель. Хоть бы маленькое свечение, ну пожалуйста... Неужели эти остолопы отключили фидер и придётся искать подвал, подстанцию? Пожалуйста, не в этот раз... Пальцы скользнули по вырезанной памятной надписи. Verlaten – vertrekken, уходя – уходи... На последней букве почудилась лёгкая вибрация. Стоп! Назад... Сын снова, не спеша, провёл пальцами по надписи. Есть! Тире меж слов слабо осветилось. Он прижал пальцы.
– Сеть?
– Великий?
– Сеточка, мне в клинику надо.
– Минутку. Необходима настройка. Это займёт какое-то время... Сапиенсы, что с них взять... Есть возможность подождать? Я открою кабину, как только найду способ.
– Хорошо. Я похожу неподалёку...
Сын спустился в зал и покрутил головой в поисках кафе. Полуголодное существование ему уже успело прискучить. Ресторан оказался закрыт, а вот не шибко чистая загрызочная нашлась неподалёку от сортиров. Ну конечно, где ж ей ещё быть?! Он подошёл к пустой стойке и похлопал по ней ладонью. Сканить пространство не хотелось – ещё неизвестно, дадут ли ему поесть. Сын снова похлопал по стойке и эйкнул. Из-за ширмы выглянула удивлённая чёрная женщина, окинула его взгядом и всё-таки оторвалась от того, чем занималась. Подойдя к стойке, она молча подсунула Сыну пластиковую дощечку, на которой были вкривь и вкось нацарапаны, судя по всему, названия блюд. Читать он не стал, а резко придавил чёрную ладонь своей и улыбнулся. Негритянка сперва вздрогнула, потом заулыбалась в ответ и даже начала слегка раскачиваться, будто пританцовывая.
– Милочка, дай-ка пожрать.
– А чего б ты хотел, сладенький?
– Да килограмм пять чего угодно. Чего не жалко. И попить чего-нибудь. Можно воды из-под крана. И быстро-быстро! Бегом.
Женщина выслушала, улыбнулась ещё шире, моргнула и нырнула под стойку. Там она пошуршала, напевая что-то про картофельное поле, потом вынырнула и водрузила на стойку мешочек кукурузной дроблёнки, банку колбасного фарша и после этого – двухлитровую пластиковую бутылку с молоком. Сын поцеловал указательный палец и прижал его к губам женщины. Та совсем расцвела и заплясала от удовольствия, щёлкая пальцами возле ушей... Он подмигнул ей, открыл бутылку и немного отпил. Молоко было тёплое, но не кислое. Оно и не могло скиснуть, учитывая, что к коровам не имело никакого отношения... Он снова улыбнулся негритянке, благодарно кивнул и махнул пальцами в сторону ширмы. Та весело кивнула, моргнула и, пританцовывая, удалилась. Сын вскрыл пластиковый мешочек и быстро засыпал себе в рот большую часть крупы, запил молоком и принялся за фарш. Быстро расправившись с содержимым банки, всыпал следом остатки кукурузы и запил. Маленько подумал и окликнул женщину. Тридцать процентов – стоило отблагодарить её всё же... Должно же быть у неё в жизни что-то реально хорошее!
– Великий?
– Сеть?
– Кабина готова.
– Бегу!
Сын допил молоко, притянул к себе буфетчицу и крепко, от души поцеловал её в толстые губы. Потискал хоршенько немаленькую её сиську через тонкое платье, попрощался и поспешил в центральный зал. Едва он приблизился к постаменту, дверь кабины открылась с какой-то несложной, но красивой мелодией, исполненной на колокольцах. Сын вошёл внутрь, кабина закрылась и... Ничего не произошло.
– Сеть?
– Великий, обнаружен компонент фрагоргеля, перемещение исключено.
– Сеть, это... О, небо, да я же больше суток в лаборатории провёл!
– Мне жаль. Маркер Гольдмана.
– То есть, по приказу Великого...
– Мне жаль. На фрагоргель это не распространяется.
– Мда... Подожди!
Он принялся стаскивать комбинезон и ботинки. Оставшись в трусах и носках, попросил открыть дверь, развернулся и вышвырнул комок наружу, угодив при этом прямо в изумлённую рожу охранника... Дверь снова закрылась. Сеть дала добро и Сын вошёл в транс. Через секунду он вынырнул назад и с облегчением увидел предбанник клиники. Перед дверью висела голографическая развёртка, на которой хихикала, прикрывая рот ладошкой, мона Лиза да Вичи...
***
Он лежал и чувствовал, что лежит. Глаза явно видели закрытые веки. Сквозь вату в ушах прорывался чей-то негромкий разговор... В пси-поле было облачно. Он послал им всем улыбку и подавил за-восприятие. Напрягся и приоткрыл веки. Разговор затих. В поле зрения вплыл размытый силуэт человека. Он поморгал немножко и нормально открыл глаза. Перед ним стоял Сын. Всё такой же... Он напряг лицо и улыбнулся. Сын тоже улыбнулся – широко, открыто, радостно. Какой же он всё-таки красивый! Густые, тёмно-русые, крупновьющиеся волосы, взбитые львиной гривой, большие, ярко-голубые глаза с чертовщинкой, прямой, строгий нос... Чётко очерченные, немного крупноватые губы, скрывающие ровные, абсолютно симметричные, мраморно-белые зубы... Высокий, ладный – про таких всегда говорили “порода”. Он подмигнул сыну, вздохнул и произнёс:
– Здравствуй, сынок.
– Привет, папа! Рад тебя видеть.
– Я тоже рад. Как?
Сын слегка сморщил нос и прищурил левый глаз, сделал неопределённый жест рукой.
– Нормально! Они в Чапая никогда не играли...
– Нащёлкал?
– Угум. Последний щелчок все сейсмостанции зафиксировали.
Великий фыркнул носом, сделал серьёзное лицо и строго спросил:
– Сколько?
– Двое, папа. Самуил и Бжезинский. Да чёрт с ними, па! Ты-то как?
– Да как... Тебе виднее! – Он помолчал, прислушался... – Жизнь продолжается. Адам, прекрати Женьку лапать, как не стыдно?
© RumerДекабрь 2014 – январь 2015.
Обложка от
Ruslan34 ®
Это сообщение отредактировал ZM87 - 26.02.2017 - 05:49
yaplakal.com