Не всему верь что знаешь

Оно звучало бы органично в прямой речи, обозначая особенности произношения, но не в тексте автора.

Глава 7
Проделав это, волк встал и заковылял в сторону от тропинки, время от времени оглядываясь, словно призывая парня следовать за собой.
– Ты приглашаешь меня к себе? – с интересом спросил Дархан.
Показалось ему или нет, что волк кивнул, но тот не произвел попытки огрызнуться или ускориться, когда парень сделал в его сторону несколько шагов. Пройдя еще сколько-то, он увидел дыру под корнями поваленного дерева, откуда навстречу волку высунулись две маленькие мордочки с явным намерением выдвинуться наружу.

«Волчица! – запоздало догадался парень. – Она, знает, что теперь не сможет охотиться, и боится, что ее щенки погибнут».
Он снял рюкзак, достал оттуда коробку с бутербродами и, положив их на землю на некотором расстоянии от волчицыной пасти, произнес:
– Ну, мне пора. Завтра я приду и принесу тебе еды.

И ушел, приметив место. Он знал, что на кухне всегда оставалось немного объедков, которые повариха обычно относила домой своим поросятам. Оставалось придумать, как он отделит от этих объедков некоторую часть и в какой таре эти объедки переправлять …
«В крайнем случае, попрошу добавки,» – решил он. Кстати, капкан он прихватил с собой, чтобы рассказать хозяйке, какие дела творятся у них в лесничестве.
– Так, – выдала резюме Александра Марковна. – повествуй и поподробнее.

Хочешь не хочешь, но рассказать о волчице Дархану пришлось. Про себя он подумал, что в крайнем случае отдаст кормящей лохматой мамке свой собственный обед и отнесет его несколько попозже, когда хозяйка потеряет бдительность. Но к его удивлению та с интересом выслушала всю историю и проявила к пострадавшей зверюге лекарское участие. И намерение Дархана накормить беспомощное существо вовсе не показалось ей криминальным.

– Пойдем, покажешь мне твою пациентку, – сказала она. – только я сумку с медикаментами приготовлю, а ты попроси у поварихи один из пятилитровых бидонов с герметичной крышкой, в которых она таскает помои для своих поросят, пусть она плеснет туда супа. И мелкий тазик захвати, чтобы зверю было из чего тот суп есть. Скажи, что я приказала. Самим нам с тобой сегодня придется колбасой с хлебом трапезовать, а то бригада голодная останется…

Дорогу к логову Дархан запомнил хорошо. Он опасался, что волчье семейство перебралось куда-нибудь в другое место, но видно, у животного с перебитой лапой не было на это сил. Появление второго человека оно тоже восприняло без подозрительности, к подношению подползло и есть стало почти сразу же.
– Шоно, Шоно, – приговаривал Дархан, пока зверь утолял голод. – «Шоно» по-бурятски «волк», – объяснил он своей работодательнице.

– Понятно, – отвечала та. – Ну что ж, «шоно» так «шоно», так и станем ее звать. Надо, чтобы она показала мне свою лапу. Ты сможешь этого добиться?
– Не знаю, – отвечал Дархан с сомнением. – Пусть она сначала поест, может быть тогда… Попробуйте с ней сейчас поговорить, пока она не спряталась…
– Это врач, она хочет тебе помочь, – снова обратился он к волчице.
– Я врач, – вымолвила Александра Марковна, когда миска была вылизана досуха. – Если ты мне позволишь осмотреть твою лапу, я смогу ее вылечить. Иди ко мне.

К удивлению Дархана, дикая зверюга приподнялась и поползла на брюхе к его хозяйке. При этом обе они смотрели в глаза друг друга не отрываясь, словно что-то там читали, невидимое для посторонних.
– Молодец, молодец, – приговаривала Александра Марковна. – Ты очень устала и хочешь отдохнуть... ложись на бочок…
Для лучшего понимания она делала плавный жесты, показывавший животному, что надо делать. Не прошло и полминуты, как волчица уже спала.

– Замотай ей морду вот этим, – это было приказано уже Дархану, и в руке его очутился широкий кусок марли.
– Боитесь, что проснется и укусит?
– Не должна, но если твоей подзащитной будет слишком больно, то реакция может быть любой…
Взяв звериную лапу в свои ладони, хозяйка осмотрела ее, затем осторожно прощупала и продолжила:

– Твоей Шоно повезло – смещения костей нет, только трещина. Внутреннее кровоизлияние минимальное, сейчас промоем ранку перекисью водорода от гангрены, присыплем пенициллином и наложим повязку, чтобы наша пациентка не вздумала бежать на охоту. Еду будешь ей таскать неделю или две, в зависимости от скорости заживания… А сейчас собери посуду – оставлять нельзя, чтобы не привлекать кого не следует…
После окончания перевязки лапы, Дархан отмотал бинт с волчьей пасти, и Александра Марковна разбудила волчицу.
– Завтра этот человек снова принесет тебе пищу, – указала она на Дархана. – Жди.
Они оба развернулись и пошли обратно в село.

– Твоя Шоно – помесь волка и собаки. Когда у нас люди разъезжаться на заработки стали, то многие собаки убежали в лес. Кобелей волки загрызли, и мелочь тоже всякую, не привыкшую к вольной жизни, но самочек покрупнее приняли в стаю. Теперь их потомство создало проблему. Волкособы очень умны, людей не боятся, потому что знают их повадки и слабости. Будь осторожен, и не вздумай трогать лапу твоей подопечной – зверь от боли непредсказуем.
– А если она сама зубами ее стащит?
– Ничего страшного, лизать начнет и лекарство внутри нее окажется. Через недельку я прогуляюсь сюда с тобой снова, и посмотрю, как идет процесс…

Странно, но к тому моменту, когда лапа у волчицы зажила настолько, что та принялась снова охотиться, ноги у Саруул окончательно окрепли, и она передвигалась теперь без костылей и палок. Правда, далеко уходить от больнички она пока не рисковала, зато внутри перемещалась без всяких препятствий. Она взяла на себя мытье полов во всех помещениях, кроме того, где жили рабочие, стирала белье – в общем, делала все по хозяйству.
Иногда она с братом выезжала на своей коляске на луг, собирать вместе с ним травы, но гораздо больше ей нравилось эти травы потом обрабатывать, превращая в порошки, мази, настойки и отвары. Она расцвела, похорошела и вовсе не выглядела теперь замухрышкой.

Дархан же превратился в заготовителя лекарственного сырья. Растения необходимо было не только собрать – их требовалось высушить, запаковать в коробки, наклеив на каждую этикетку с названием и датой упаковки, и разместить на соответствующей полке в хранилище на чердаке.
Это был достаточно скучный процесс, но Дархану нравились его здешние обязанности. Ему нравилось чувствовать себя травником, запах растений, даже сушеных, казался ему приятнее всех парфюмов мира, и он благословлял тот миг, когда судьба свела его с кареглазой блондинкой по имени Сильвия.

Да, Сильвию он вспоминал чем дальше, тем чаще. Вспоминал как песню, как поэму, как звезду в небе – недостижимую, но прекрасную. Иногда она ему снилась, и тогда его сердце сладко щемило, а тело искало. Он шептал ее имя, и пытался обнять – во сне это было можно.
А наяву его удивляло, что ничего такого он не испытывал к своей работодательнице, хотя та по любым меркам была привлекательной женщиной. Трудно было поверить, что ей было уже за 40 – выглядела она не более, чем на 30 лет, имела отличную фигуру и чистую гладкую кожу, едва тронутую лучиками морщинок возле уголков глаз и носогубных складок. А когда она улыбалась, становились видны ровные белые зубы.

И походка у нее была соответствующая: гордая, с прямой спиной и чуть покачивающимися бедрами. Она словно плыла, проходя по селу к своему лугу, и старухи крестились, глядя ей вслед, а мужики оборачивались. Но, странно, в красоте Александры Марковны не было и грамма того, что называется «секси», это была красота предмета искусства из художественной галереи: она восхищала, но прикасаться к ней желания не возникало.

– Не жалеешь, что ушел от своего шамана? – спросила она однажды своего бесплатного помощника. Это было в конце августа, когда больничные платы были уже готовы к грядущему приему пациентов. Некоторое количество их могло появиться примерно через месяц, когда урожай культуры, ради которой строился заводик, уже бы созрел и ожидался приток заключительной партии рабочих рук.
– А о чем сожалеть-то? – пожал плечами Дархан. – Я у вас за два месяца узнал больше, чем у него за два года.
– И как он тебя учил?

– Да никак. Приказывал что-то делать, я делал, вот и вся наука. Он никогда ничего не объяснял, и чего добавлял в снадобья, я часто не знал. Мы же брали травы на базаре уже в сухом виде, и называли их продавцы по местному, для покупателей. А что то были за растения на самом деле, можно было только догадываться. Да и дозировки были на глазок… А почему вы собираете растения не по росе, как в некоторых рецептах по ведовству написано?
– Потому что глупость это. Срывать-то по росе легче, зато обезвоживать труднее. Лекарственные травы не сено, их на солнце сушить нельзя, только в тенечке да на ветру, иначе силу свою они вполовину потеряют. Я заметила, что ты записи ведешь?

–Угу, я хочу стать белым шаманом, как вы. Я хочу, чтобы меня уважали, а не чтобы боялись.
– Но я не шаманка, – засмеялась хозяйка медпункта. – Разве ты видел когда-нибудь, чтобы я стучала в бубен?
– Никогда. Но только шаманы умеют с волками разговаривать. Вы и комиссиям, которые к вам с проверками приходят, от пожарников и санэпидстанции, легко головы заморачиваете: они всё подписывают без звука, и никаких нарушений не находят.

– Гипноз. Гипноз и нужные связи в городке и в области, – снова засмеялась хозяйка. – А насчет уважения, так вся местная молодежь на моих глазах, считай, выросла. И за травками ко мне бегали еще их бабушки, не только родители.
Дархан посмотрел в ее отливающие зеленым блеском глаза и тоже усмехнулся.
– Угу. А чей браслет Сильвия подбросила в дом моего бывшего учителя? Разве не ваш?

– Мой, – согласилась его работодательница, посерьезнев. – Но сработать он должен только к тому моменту, когда у нас начнется листопад.
– А вдруг не сработает?
– Тогда мне придется ехать на Байкал самой. Но это нежелательно. Там чужая для меня территория, там он сильнее.
– Чем вы?
– Ну, это вряд ли. Однако если я оставлю после себя труп, то это может заинтересовать тамошнюю полицию и ваших шаманов. У меня нет желания им что-то растолковывать.

Дархан замер, переваривая услышанное. Почему-то он никогда не представлял себе свою работодательницу в роли убийцы.
– А здесь вы полиции не боитесь? Что она начнет его у вас разыскивать и обнаружит неподвижным и бездыханным?
– Не обнаружит. Здесь если кто-то исчезает, то бесследно.
– И шаманов нет.

– Вот именно... Скоро первое сентября, готовься вести Саруул в городок, и ты тоже бери все свои справки. По документам она инвалид, и это позволит ей остаться на домашнем обучении, по Интернету. И ты тоже сможешь поступить в 11 класс с правом дистанционного обучения.
– А… а зачем?
– Чтобы подготовиться к ЕГЭ и поступить в медицинский. Ты же сам сказал, что хочешь быть таким же как я?
– На бесплатный я не потяну.
– А и не надо. Твое обучение будет оплачено мной в качества вычета из твоего жалования как разнорабочего в здешней больничке. Или у тебя другие планы?

Дархан подумал. Потом подумал еще…
– Я думал, что я отрабатываю лечение моей сестры, – проговорил он медленно.
– Твою сестру исцелила не я, а Сильвия. И свою еду она отлично отрабатывает сама. Лекарства-то мы продаем, если ты заметил. И не только жителям села, но и на базу отдыха поставляем. Да и Руслан заготовки берет, его клиенткам они хорошо помогают, так что спрос имеется, и они хорошо платят… Да, завтра мы за оборудованием к нему поедем, диагностическим, какое он нам обещал подарить еще в июне, так что настраивайся на работу грузчика.

В общем, если уж летом Дархану скучать было некогда, то осенью события закрутили его в усиленном режиме. С наступлением «клюквенного сезона» хозяйка начала с утра пораньше возить обоих своих работников на моховые болота собирать ягоду. Если ей звонили пациенты, то она выгружала Дархана с Саруул на нужном месте и оставляла, а сама возвращалась в село, и забирала их уже вечером.

Кстати, на болотах она строго-настрого велела девчонке не сидеть, а передвигаться порезвее, причем не в резиновых сапогах, а в особой обуви, плетеной из берестяных полосок – не на босу ногу, конечно, а в носочках, но обувка быстро промокала к ужасу обоих подростков – вода на болотах была-таки холодной в это время года.
Однако вопреки опасениям Дархана, ноги у Саруул не только не скрючило ревматизмом, но они окрепли окончательно. К концу сентября она уже могла бегать, пусть не на перегонки, но никто бы не мог сказать, что еще три месяца тому назад девочка не вставая сидела в кресле, не в силах даже себя обслужить.

Питье с собой на болота хозяйка также брать запрещала, показав как в случае нужды прокапывать во мху ямку и пить оттуда рыжую от останков растительности воду через расстеленную прямо в ямке чистую тряпочку. Вода была с необычным привкусом, но жажду утоляла прекрасно. И вообще из еды они брали с собой лишь особые пресные лепешки, изготовленные из слегка подсоленной муки на растопленном сале – закусывать можно было ягодой, и не беда, что та была кислой аж сводило скулы. Поездки отменялись только в дождь и прекратились с наступлением октября.
Потому что в октябре наступил давно поджидаемый Дарханом листопад… А вместе с листопадом случилось событие, которого он от своей хозяйки и хотел, и не хотел...

Это сообщение отредактировал ЯКассандра - 25.12.2023 - 14:55

Глава 8

– Пора, – сказала ему Александра Марковна однажды вечером. – Позвони своим родителям и попроси их, чтобы когда к ним снова придет Черный Шаман, они дали ему твой номер телефона. А когда он тебе позвонит – расскажи ему, что ты работаешь у местной травницы, знахарки Олеси. Ну и как бы между прочим сообщи, что рядом в моим селом тоже есть «место силы» – священная роща с алтарем. И название села выдай, и как добраться не скрывай.
– Вы уверены, что он начнет вас искать?
– Увидим. А сейчас я тебе покажу, как у нас делаются некоторые вещи. Не каждому они открыты, но тебе надо знать, чтобы не путать нас с Сильвией с вашими прибайкальскими шаманами. Сейчас уже стемнело, и нас никто не застукает и не помешает. Идем на чердак. Фонарь захвати, но без моей команды не зажигай.

Зажигать фонарь на чердаке действительно не потребовалось. То есть сначала, после освещенной лестницы, было видно что-то только в пределах светового пятна из люка, но стоило закрыть на несколько секунд глаза, а затем открыть их, как они уже различали два слуховых окна, к ближайшему из которых хозяйка и устремилась. Открыв его, она по приставной лестнице в три ступени вылезла на крышу и встав там возле вентиляционной трубы, воздела вверх руки, чуток разведя их в стороны. И негромко произнесла странным грудным тембром:

Ветры свободные, ветры вольные
Летите ко мне, помогите в нужде!

Вопреки утверждению хозяйки, что ее никто не застукает, силуэт стоявшей на крыше женщины был хорошо виден в свете тонкого нарождающегося полумесяца, хотя и терялся среди деталей окружавшей обстановки. Но доказывать этот факт кому-то было глупо, даже если этот кто-то был он сам. И впрямь! – Дархан был приглашен в качестве свидетеля, значит, следовало наблюдать и помалкивать.

Дархан и наблюдал. Некоторое время ничего не изменилось, однако затем он ощутил открытыми участками кожи движение воздуха. Прядь волос над его лбом затрепыхалась, ветки деревьев, растущих вокруг медпункта закачались и зашумела листва.
– Ах вы мои хорошие! – ласково хохотнула хозяйка и сделала такое движение рукой, словно гладила кошку, примостившуюся у нее не плече. – Известие мне надо кое-кому послать. Есть тут кто-нибудь, кто хотел бы прогуляться

по высоким небесам за дикие леса,
за глубокие реки и широкие степи?...
Чутье отточить, делу правды послужить?

Волосы у нее на голове зашевелились, словно кто-то пробежался над ними с феном… Хозяйка вынула что-то из кармана, и в этом «что-то» Дархан узнал кисточку из перьев, некогда привязанную к шаманской колотушке. Хозяйка сделала такой жест, словно дала ее понюхать живому существу и произнесла нараспев:
Ветер ветерок, лети на восток
Человека найди и сюда приведи.
Сон со мной ему навей, и покой его развей.

Вокруг хозяйки последний раз крутанулся вихрь, и еще через полминуты на крыше снова была тишина.
– Ну вот и все, – сказала хозяйка, повернувшись к Дархану. – Теперь дело за тобой. Спускайся вниз и звони своим родным. Только вот об этом, что ты сейчас видел, не рассказывай ни им, ни своему бывшему учителю. Ты же не хочешь, чтобы тебя фантазером люди считали?

Дархан смотрел на нее, не решаясь шевельнуться. Его впечатлило. Его качало. Спектакль, который он только что созерцал, необходимо было сначала переварить.
– Посторонись, – строго произнесла хозяйка, коснувшись его плеча. – И фонарь включи, чтобы не споткнуться и в люк не ухнуть.
Дархан не чистом автомате нажал на кнопку фонарика, переставил ноги направо, а потом вниз и добрался до их с Саруул палаты.

«Ерунда, – решил он, наконец, стряхивая с себя наваждение. – Хозяйка тебя разыграла, только и всего. Говорила же она что гипнозом владеет, вот это и был один из ее сеансов. Чтобы ты из-под ее власти не соскочил. Как будто я собираюсь соскакивать, в самом деле. Она ко мне и без того как к родному относится… В общем, звони…»
Всю ночь Дархан ворочался сбоку на бок – ему было страшно. Он ничего не стал рассказывать Саруул, чтобы ее не пугать, но ощущение, что он пешка в крупной игре, его никак не оставляло. Ну да, он верил в духов, которые управляют всем живым, и ветрами тоже, но его хозяйка на духа не слишком походила: она была отнюдь не бесплотна, она была зрима и вовсе не страдала от отсутствия аппетита.

Мало того, она и применением техники не брезговала…
Дойдя до этого пункта своих раздумий Дархан окончательно приободрился. Ведь если бы его хозяйка реально повелевала стихиями, зачем бы ей было нужно, чтобы он сообщил своим родителям, где он находится и у кого живет?
Ясное дело, на самом деле его бывший учитель должен был отыскать ее простым и нормальным человеческим способом: заставить его родителей проговориться, куда уехали их дети, и с кем. В общем, можно было спокойно спать и не заморачиваться со всякой сверхъестественной мистикой.

«Вот только…» – но эту последнюю мысль он додумать уже не успел, отключился.
Утро показало, что именно недодуманная Дарханом мысль и была во всей конструкции, задуманной Александрой Марковной, самой коренной. А именно: когда следовало ждать опасного гостя.
Во-первых, существовала неясность, когда он наведается к родителям своего бывшего ученика за информацией. Гарантии, что он после этого действительно удосужится позвонить Дархану, не было никакой. А во-вторых, сама дорога от Иркутска до их села могла занимать от полутора суток до недели, в зависимости от вида транспорта. И эта неделя была бы неделей напряженного ожидания, успех которого, в смысле готовности к приему, вовсе не был гарантирован.

Однако первый пункт хозяйкиного плана оказался более чем верным: шаман позвонил вечером следующего же дня. Но он не был бы черным шаманом, если бы он не обладал хитростью и умением ускользать от слежки. Поэтому и Дархан с Саруул, и их хозяйка разработали несколько вариантов того, как они поступят в случае, если что-то пойдет иначе, чем они планировали.

Самым слабым звеном во всей схеме была Саруул, но она поклялась отныне и до самого появления шамана из больнички не выходить ни под каким предлогом и вообще сидеть безвылазно в своей палате за запертой дверью, если оставалась одна.
– Ты же не хочешь, чтобы твоего брата из-за тебя убили? – прямо сказала ей Александра Марковна. – Прояви выдержку, и ты нам с ним сильно поможешь.

Запланированный ей расклад событий был предельно прост: бывшего учителя Дархана следовало как можно быстрее познакомить с его здешней коллегой по ремеслу, то есть со знахаркой Олесей. Ну а поскольку образу следовало соответствовать, то Александра Марковна на другой же день после звонка шамана облачилась в фольклорный наряд. То есть в длинную рубаху из домотканого полотна с вышивкой и синий в мелкий цветочек сарафан на узких лямках, перекрещивавшихся на спине.
Довершали облачение красный фартук, расшитый узорами по краю, и музейного фасона кожаные башмаки на шнуровке. Волосы, стянутые узлом на затылке, широкая разноцветная лента с колтами у висков и бусы из красных слегка обработанных сердоликов делали одежду еще и праздничной. Приманка несомненно была красива на любой, самый изысканный вкус.

Преображение было настолько потрясающим, что не повестись на предлагаемый посетителям медпункта образ мог только слепой. Дархан слепым не был, и его в конце-концов повело. Но повело как-то странно, ему до дрожи в ногах захотелось повидаться с Сильвией. Теперь она являлась ему во сне каждую ночь, и сны эти были столь четко наполнены эротикой, что его это просто пугало.
То, что ему снилось, было неприлично по любым меркам, и когда черный шаман наконец-то явился, он встретил его с удвоенной радостью: это обозначало не только проверку, действительно и он свободен от влияния этого человека, но и близкий конец любовному наваждению.

Надо было только перетерпеть этот день – кульминационный. Он не сомневался: после окончания спектакля Александра Марковна должна была опять принять облик ходячей статуи, холодной и почти бестелесной. И Дархан шагнул навстречу давно поджидаемому посетителю их затерянного в лесной глубинке уголка.

– Мэндэ-э, учитель! – произнес он почтительно.
– Сайн байна! – отвечал черный шаман. – Я слышал, что ты теперь не мой ученик? И наши обычаи для тебя больше не обычаи?
– Это временно, – отвечал Дархан в полупоклоне. – Я обещал отработать за излечение сестры, и не могу вернуться домой до срока. Но я рад Вас видеть, багша. Как вы меня нашли?
– Захотел посмотреть на могучую шаманку, которой удалось то, чего не получилось даже у меня.

– Ну что вы, операцию делала не я, я лишь по зельям знаюсь, – ответила вместо Дархана Александра Марковна, выйдя на крыльцо. – Не приглашаю Вас в гости, вы уж извините. Не люблю я, когда посторонние видят то, чего я не хотела бы показывать чужим глазам.

И Дархан вновь удивился перемене, которая в ней произошла. То есть и лицо, и одежда знахарки вроде бы остались прежними, но черты ее лица словно смягчились, и суровость из глаз пропала, а народный костюм «под старину» казался сшитым точно по фигуре, подчеркивая ее женственность и стройность. И если до этого его хозяйка казалась Дархану красавицей, то сейчас к этому слову подходил единственный эпитет – «неотразимая».

Но на шамана внешность шагнувшей за порог женщины не произвела никакого впечатления. А если и произвела, то он этого не показал.
– Понимаю, я сам люблю уединение, – произнес он с нужной дозой вежливости в голосе. – Однако я к вам с большой просьбой. Я слышал, что тут у вас особое место есть, куда обычных туристов не пускают, но какие-то обряды время от времени там проводятся. И что будто бы эти обряды проводите именно Вы. Показать не могли бы? Я хорошо заплачу вам за потраченное на меня время.

Александра Марковна сделала вид, что задумалась.
– Мы не фольклорный коллектив, – произнесла она, наконец, – и собрать людей, чтобы они бросили все дела и отправились перед вами лицедействовать, мне не по силам. Священная роща – это сакральное место, и никто туда не приходит незваным да не прошенным. Даже из местных некоторые никогда там не были за всю свою жизнь.
– Я понимаю, у нас тоже есть места, которые охраняют духи, и куда заходят только те, кто принял посвящение. Но я из таких, и я хотел бы подношение вашим духам сделать, в знак благодарности за моего ученика и моего уважения.

Александра Марковна вновь изобразила задумчивость.
– Уважение? Это можно… Духи говорят мне, что они согласны приять вас как полагается, если вы не привезли с собой предметов, за которые потом ваши боги на нас сердится станут. Мы не хотим вражды между нашими землями.
– Я понимаю. Я уже слышал, что ваши духи любят тишину, и у меня нет с собой бубна.
– Вы меня убедили. Я покажу вам священную рощу – одному, без вашего ученика… Кстати, на чем вы приехали?
– Взял напрокат машину. Она стоит сейчас в надежном месте.

– Вот и отлично. Я пойду оденусь потеплее – свежо сегодня на улице. Идти надо будет пешком. Ждите меня здесь, можете присесть на лавочку.
Она вышла минут через 15, одетая в удлиненный меховой жилет, расшитый черными нитками по подолу и большую цветастую шаль с кистями. То есть и жилет, мех которого глядел не наружу, а внутрь, и шаль были добавочными к рубахе и сарафану, а проходя мимо Дархана, хозяйка сунула ему в руку записку.
– Я вернусь поздно, – произнесла она вслух. – надеюсь, что ты справишься со всем без меня? Дверь открытой не оставляй!
Дархан кивнул. Едва и хозяйка, и шаман отошли вышли за калитку двора, он вошел внутрь вестибюля больнички и развернул записку.

«Я подозреваю, что назад твой бывший учитель планирует вернуться не через село. Машина скорее всего стоит с другой стороны холма, там где орешник и куртина борщевика, которую я тебе показывала. Дождись, пока мы скроемся из виду, и пройди туда, посмотри. А еще лучше – возьми у моего компаньона «бешеную табуретку», я имею в виду мопед на аккумуляторе, и гони на нем.
После того поднимайся к роще – там тоже есть тропинка, если помнишь. Только не забудь натереть лицо и руки мазью от ос – она лежит на столе. Сразу положи флакон в карман, чтобы мне не пришлось тебя потом выхаживать. В саму рощу не заходи, стой на границе, береженого бог бережет.»

Это сообщение отредактировал ЯКассандра - 25.12.2023 - 15:01

Часть вторая

Глава 1 (9)

Как и предполагалось согласно записке, к кромке рощи Дархан поднялся несколько раньше, чем там появились его бывший учитель и нынешняя хозяйка, и он имел возможность хорошо рассмотреть сцену будущего действа. Это было тем легче сделать, что роща была крохотулечной: на холме росло едва ли больше полусотни стволов разного возраста.
В центре ее была небольшая поляна, поросшая папоротником, а по левую сторону в конце тропинки был кем-то и когда-то установлен огромный плоский камень, напротив которого, отдельно от остальных, росла береза, значительно отличавшаяся от ее товарок. Несмотря на то, что ей вряд ли ей было много лет, ствол ее был белее, она была кудрявее и производила впечатление ухоженности и красоты.

Останки деревьев-недоростков лежали под одной из сухих берез возле того места, где Дархан должен был сделать остановку. Разделенные на фрагменты длиной по паре метров, древесные стволики были сгруппированы в нечто типа ложа, прикрытого засохшей травой и присыпанного листьями.
На древнюю эта лежанка-самоделка ничуть не походила, потому что стволы, из которых она состояла, еще были хорошо заметны, но все же и на приготовленную для сегодняшнего ритуала она не тянула: трава вокруг росла, примыкая к конструкции вплотную. По другую сторону от нее, под той же березой и почти параллельно, земля возвышалась грядой, похожей на могильный холмик. Сходство увеличивало дерево, растущее в изголовья гряды и слегка напоминавшее крест. Крест языческий, нехристианский.

Что же касается камня, то оно имело следы обработки каким-то колющим инструментом, причем минимум с двух сторон, выдавая, что форма камня стала такой отнюдь не по прихоти природы. Так что сомнения не возникало: Дархан видел алтарь. И предположительно, кто-то, собирался сегодня об этом алтаре вспомнить. Один из тех, кто поднимался сейчас по тропинке с противоположной стороны.
Это было столь очевидно, что приказ хозяйки отойти к границе рощи и там оставаться сразу же съежился для Дархана до размеров совета, слушаться которого было аж никак не обязательно. Он был здесь на разведке, он изучал запретное, и никто бы в целом мире не мог сейчас убедить его, что это тихое мирное место могло таить в себе хоть какую-то опасность.

А вот женщине, которая имела неосторожность вести сюда мужчину, о силе которого даже не подозревала, могла понадобиться помощь. Поэтому заслышав шум шагов и остальные звуки, свидетельствующие о появлении людей, Дархан не убежал, а спрятался. К его удаче, за алтарем рос куст калины, отлично скрывавший любого зрителя по самую макушку, но не мешавший видеть происходившее в мельчайших подробностях.

Ждать долго ему не понадобилось. На поляну вышли двое: мужчина и женщина. Мужчина шагал впереди, женщина – несколько позади. Очутившись на открытом пространстве, мужчина подождал женщину, потом схватил ее за руку и потянул в сторону алтарного камня. Они принялись целоваться… затем правая рука мужчины согнулась и устремилась к поясу…
… Дархан даже не успел среагировать …
…Еще мгновение – и рука женщины выпрямила эту руку, воздев ее вверх, и в воздухе блеснуло лезвие шаманского кинжала. А женщина вывернулась и прыгнула к центру поляны, к растущей там березе.

– Сюда нельзя с железом! – произнесла она как бы испуганно, но нечто в голосе ее и на лице не давало воспринимать прозвучавший страх всерьез. – Выбрось сейчас же эту дрянь!
– Поиграемся? – с издевкой спросил мужчина.
– А давай! – отвечала женщина беспечно, и в глазах ее не было теперь даже тени опаски. – Или ты и впрямь пришел сюда, чтобы меня убить?
– Ну а если даже и так? Побегаем наперегонки?
– Вот еще! – фыркнула женщина. – была неволя от тебя бегать! Тебе вовсе не хочется меня убивать…

Голос женщины также совершенно переменился. Он стал уверенно-мягким, медленным, обволакивающим. И приказом прозвучало:
– Твои пальцы разжимаются, рука опускается… Откинь в сторону металлический хлам… Ты же совершенно другого хочешь на самом деле. Ты хочешь взять у меня силу… Ну так попробуй – иди сюда…

Нож из руки мужчины выпал – и он медленно, словно не решаясь, сделал шаг в сторону женщины. Дархан вздохнул с облегчением, и наконец посмотрел в лицо своей нынешней хозяйки, обращенное к его бывшему учителю. Освещенное еще не начавшим заходить солнцем, оно было видно до мельчайшей черточки, и черты этого самого лица потрясли сознание парня еще глубже, чем нож в руке у черного шамана.

Потому что глаза, которые он привык видеть зелеными, сейчас были черными, и вместо зрачков в них сияли две золотистые звездочки. Они манили, они звали к себе, обещая бездну и наслаждение. Не ему обещали, не Дархану, а приближавшемуся к этой женщине мужчине.
«Ведьма!» – понял Дархан, и все намеки местных жителей разом всплыли в его сознании. Намеки, которым он не хотел верить, вопреки очевидному.

– Ведьма! – прошептал мужчина восхищенно.
– Но ты ведь и искал ее? – полувопросительно-полуигриво отпарировала стоявшая под березой нестерпимо совершенная красавица. В ней всё было страсть, всё нега и сладостная мука высшей степени блаженства.
Нарядная шаль ее соскользнула с ее плеч и опустилась на папоротник за ее спиной.
– Твоя куртка будет мешать нам. Сними ее!
И она медленно принялась расстегивать пуговицы своей меховой безрукавки.

– Иди ко мне! – повторила она, когда куртка оказалась сброшена туда же, куда перед этим упал нож.
Мужчина больше не сопротивлялся. Он шагнул к женщине, и обнял ее.
– Твое платье мне мешает, – проговорил он, слегка отстраняясь.
– Ну так приподними его, – прозвучал ответ.

Словно завороженный, Дархан наблюдал за этой сценой, и не мог оторвать взгляда от полуоткрытых губ, в которых еще полдня тому назад никто не заметил бы и капли чувственности, а теперь по лицу женщины блуждала полуулыбка похоти. Спина ее прижималась к березе, а корпус мужчины, двигавшийся во все ускорявшемся ритме, плотно прикрывал ее, делая невозможным разглядеть что-то за гранью приличия.
Наконец мужчина замер, отодвинулся… Женщина сделала такой жест, словно оправляла платье...

– Я хочу еще! – прохрипел он.
– А я нет! – проговорила она с некоторой дозой легкомыслия в голосе. – Но для тебя как для особого гостя приготовлено несколько блюд! Обрядовых!
Дархан поднял глаза туда, куда повернулось ее лицо, и увидел то, чего до этого не замечал: двух очень красивых девушек: светлокожих, темнобровых и стройных, одетых в длинные белые рубахи с черными поясками.

– Они обе готовы принять мужчину. Выбирай любую из них – сегодня она будет твоя.
– Я хочу обеих!
– Шапку сними! – капризно сказала первая красотка.
– И сорочку, – сказала вторая.
Сколько Дархан простоял вот так за кустом калины, наблюдая за разворачивавшимся перед ним действом, он не понял – он потерял ощущение времени. Двумя девицами дело не закончилось: они появлялись одна за другой, и каждая следующая казалась прекраснее предыдущей.

– Хочу еще! – хрипел мужчина каждый раз, и каждый раз он скидывал с себя новую деталь одежды, пока не остался совершенно голым.
Наконец последняя из девиц поднялась с травы и произнесла:
– Подружки мои сестрички, согрелись ли вы от его тепла? Потому что он выжат досуха. Больше не осталось ни капли.
И вся девичья компания вдруг разом исчезла, словно их тут никогда и не было.

– Хочу еще! – прохрипел мужчина, стоя на четвереньках.
– Он хочет еще! – насмешливо проговорила хозяйка Дархана, обернувшись к кому-то, кого до сих пор на поляне Дархан опять же не замечал.
Этот «кто-то» оказался стариком, сидевшим на пеньке между камнем и березой в центре. Впрочем, ничего удивительного в том, что старик появился незаметно, не было – он был одет в серо-коричневую одежду различных оттенков, и даже клюка, на которую он опирался, была из темной отполированной древесины.

– Еще? – ухмыльнулся старик. – это можно! Иди сюда, милок!
С трудом поднявшись, мужчина побрел к пеньку. Его шатало, и глаза его, где ничего не было кроме неутоленного желания, вряд ли видели хоть что-то. Подойдя к старику, он почти врезался в него и снова опустился на четвереньки. Старик к тому моменты уже стоял, опираясь на клюку.:
– Ложись грудью на пенек и обними его руками… – скомандовал он. – Вот, так правильно… Сейчас ты получишь то, зачем сюда пришел…

Дальше, к ужасу Дархана, старик обошел лежащего на пне мужчину, встал позади него на колени и обнял за талию.
– А-а! – выкрикнул мужчина, когда старик совершил несколько телодвижений, знаменующих собой то, что Дархан как парень, выросший в поселке, иногда наблюдал среди собак.
Движения были медленные – старик не торопился. И с каждым вскриком обнимавшего пенек мужчины он молодел: седина из бороды его исчезала, кожа на руках разглаживалась – как и морщины на лбу.

В отличие от распростертого на пне мужчины – с тем происходила противоположная трансформация. К тому моменту как он перестал издавать какие-либо звуки, он превратился в скелет, обтянутый съежившейся кожей. Лесной старик давно уже никаких телодвижений не делал – просто держал этот скелет за ребра, пока они не рассыпались в прах. Затем прах этот был сдунут с темной поверхности пенька взявшимся не весть откуда ветерком – и все было кончено.

– Вылезай, – скомандовала хозяйка Дархану, обращаясь на этот раз конкретно к нему. И безрукавка ее снова была застегнута, а цветастая шаль укутывала плечи. – Ты ведь все видел, не правда ли?
– Да, – хмуро согласился Дархан, покинув свой наблюдательный пункт. – Теперь я понял, почему тело никто никогда не найдет.
– Вот и отлично. Там за камнем, рядом с тобой, лежит лопата. Вырой ямку, вот здесь, собери в нее все шаманово барахло и зарой.

– Вы припасли инструмент заранее?
Старик хохотнул.
– Ты думаешь, твой учитель был первым, кому захотелось «еще»? – подняла брови хозяйка. – В каждом поколении появляется кто-то, кому заветы предков не указ.
– И вы… вы их сюда приводите? – и хотя голос Дархана изобразил равнодушие, однако сердце его нехорошо ёкнуло.

Он начертил лопатой контуры будущей ямки и приналег на ржавое лезвие, надеясь, что не узнал слишком многого, и страшный старик удовольствуется единственной жертвой. Да и хозяйки своей он теперь боялся, потому что сила, которую та сегодня использовала, была самой черной из всех, что он знал. Поэтому слишком длинной и широкой он делать яму не стал – просто вынул дерн, углубил получившееся пространство на ширину лопаты, сложил туда кинжал, сапоги, шапку и все остальное, потоптался на куртке, выжимая из нее остатки воздуха, и, присыпав землей, закрыл все сверху кусками дернины.

– Я привожу сюда только тех, кто хочет жить в союзе с природой, – ответила хозяйка после того, как ничто на поляне больше не напоминало о человеке, чьи вещи только что скрыла земля, – и слежу за равновесием, чтобы никто не пострадал. Но некоторые горячие головы считают все предания о лесных существах сказками, и лезут, куда не следует, причем тогда, когда нельзя. Вот и попадаются в ловушки.
– Но мой учитель…
Старик захохотал:

– Твой бывший учитель возжелал получить силу нави и получил желаемое – он с навью соединился. Кто виноват, что он загреб больше, чем мог унести? Разве он не сказал, что хочет сделать нам подношение? И разве он не знал, что лучшим подношением является добровольная жертва?
Дархан вздрогнул:
– Он не оживет?
– Еще чего! Кто он такой, чтобы оживать? Он собирался пролить здесь невинную кровь и окропить ей этот камень. Но крови ему он не дал, и землю не напоил. Может, ты это сделаешь? Своей?

Дархан вздрогнул.
– Мы… мы так не договаривались, – повернулся он к хозяйке сельского медпункта. – Сильвия сказала моим родителям, что через десять лет она вернет меня им живым и здоровым.
– А-а! Так он игрушка Сильвии? То-то, Лесуха, он твоему гипнозу не поддался. Отменный экземпляр, однако: жилистый, крепкий. Жаль, что ты мне его отдать не хочешь! 70 лет его биологической жизни очень мне были бы кстати.

– Я не игрушка! – возмутился Дархан. Теперь, когда он вспомнил, что его смерть в планы его работодательницы не входила, он слегка приободрился. – И Сильвия меня вовсе не гипнотизировала. Я сам выбрал свою дорогу.
Старик и его хозяйка переглянулись.
– Сам? Ну что ж, это можно проверить… Положи лопату туда, где ты ее взял… А теперь вернись на то место, куда ты сложил останки от имущества черного шамана и сполосни руки над дерном, которым ты его покрыл… Лесуха, ты припасла воды?
– А как же!

Александра Марковна извлекла откуда-то керамическую кринку, прикрытую лепестком бересты, и провела истребованную процедуру. Спрятав опустевший сосуд, она явила взору Дархана нож, похожий на музейный со странным лезвием, выглядевшим как кремневое и возложила его рядом с собой на алтарный камень.
– Поклади сюда свои ладони, – произнесла она строго.
Несколько поколебавшись, Дархан подчинился.

– Возьми нож, проколи себе палец и пусть несколько капель ее впитается в поверхность этого древнего места силы… А теперь говори правду, что ты сегодня здесь видел.
– Ничего кроме галлюцинаций. Я ведь говорил вам, что болен шаманской болезнью, и иногда вижу то, чего нет.
– Шаманская болезнь, значит? Ну-ну, – снова хохотнул старик. – А среди твоих галлюцинаций не было такой, что вы с Сильвией занимались тем, что сегодня выделывал твой бывший учитель с нашей Лесухой?

– … Нет, все происходило совсем иначе, лежа... А потом … мы целовались под лунным светом, и я хотел еще. Так хотел, что готов был умереть ради возможности к ней прикоснуться. Но она оттолкнула меня и велела встать и одеться. И сказала, что никогда больше между нами ничего такого не будет.
– Ты сожалеешь об этой свой галлюцинации?
– Нет, ведь это было самое прекрасное, что я испытал в своей жизни. Чтобы это повторить, я даже сейчас согласен …

Он сглотнул, вспомнив последние минуты своего бывшего учителя.
– А как же твоя сестренка, твои мать и отец? – в голосе старика больше не было насмешки, а лишь одно любопытство.
– Так ведь … Значит, это не было галлюцинацией или сном? – Дархан обернулся к своей хозяйке.
Та кивнула и грустно произнесла:
– Бедная Сильвия! Вот и настигло ее проклятие русалки – роковая любовь…

Дархана прошиб холодный пот:
– Русалки? – произнес он растерянно.
– А разве ты еще не понял? Твоя Сильвия – не человек. Она порождение нави, и могла бы тебя высосать до донышка. В прах бы, может, и не превратила, но резервуар бы заполнила доверху, – сказал старик. – И молодость продлила бы, и силу взяла.
– Но она не убийца, в отличие от тебя, – укоризненно произнесла Александра Марковна. – Чары русалки можно сбросить. Для этого надо всего лишь найти себе подходящую девушку и жениться на ней. Как только вы обменяетесь кольцами и распишетесь в ЗАГСе, гипноз начнет спадать, а после совместной брачной ночи ты о Сильвии забудешь.

– Но я не хочу забывать ее! – возмутился Дархан. – И мне безразлично ее происхождения. Она чудесная девушка, и если благодаря ей мои глаза не видят никого другого, то это только хорошо. Какая может быть сейчас для меня женитьба? Семью содержать надо, и все мои жизненные планы полетят в тартарары. К тому же, вернувшись на Ольхон, я должен буду стать шаманом, а они почти никогда не женятся… Но, значит, я по-прежнему черный шаман, а не белый? Если принес клятву верности нави?

Его хозяйка и странный старик в который раз переглянулись.
– Сейчас пока ты никакой, – пояснила хозяйка. – А навь не только убивать умеет и мертвое забирать. Она еще жизнь дает всему, что на ней произрастает. Мы, русские, не случайно называем ее «Мать сыра земля». И помни: свет сильнее тьмы, он тьму развеивает.

(Продолжение завтра в этом же посте)

Это сообщение отредактировал ЯКассандра - 25.12.2023 - 15:11

Хотелось бы побольше ну и рассылочку бы!
Спасибо за буквы, затягивает!

Рада, что Вам нравится. Но с рассылкой мне не совсем понятен результат, потому что сноска может измениться, если меня перекинут в тексты или ЯП Издательство. Я понимаю, что пока я в Инкубаторе, то ловить, где эта вещь, не всегда легко. Но есть выход: вы заходите на мою страничку, и там в списке моих тем, теоретически, мое новое произведение должно быть.

А поболее глав можно выкладывать? Уж больно быстро читается!

Таки- да.
Мявкнуть не успеваешь, а уже- прдолжение завтра. Тут же.
Про рассылку тоже не вкурил. Пуркуа себе нахуа? Не закрывай вкладку и вся любовь. Завтра обновил и вуаля. Четыре главы от Кассандры. Или шесть?
Ещё можно в закладки убрать.

Вы не правы, ссылка присваивается один раз и не меняется независимо от того, в каком разделе находится тема. Так что смело можете присылать всем желающим.

Часть вторая.
Глава 2 (10)
Белла сладко потянулась – давно ей не было так хорошо, как этой ночью, уже третьей за последние полгода. Жаль, что рассказать никому невозможно – запросто в психушку попадешь или еще хуже – под анафему. Скажут, что она связалась с дьяволом или еще что-нибудь похуже выдумают.
А какой из Чутки дьявол? Ну некрасивый он, ну лохматый, рогатый, и при копытцах с когтями. Так ведь поступает он совсем не по дьявольски и даже побыстрее парня найти нормального склоняет ему на замену, чтобы больше к ней не приходить.

А только зачем ей какой-то там нормальный парень? Пусть даже красавец был бы из красавцев, но лучше Чутки, нежнее его и честнее никого она уже не встретит. Какой он добрый! И как заботится о ее безопасности…
Тут Белла рассмеялась: Чутка заботился, конечно же, не только о ее безопасности, но и о своей. Сразу сказал, что встречаться они будут тогда и там, где их никто не увидит и не заподозрит ни в чем. И только раз в месяц, не чаще. С большим трудом удалось убедить его, что не обязательно ему всегда приходить в своем настоящем виде – можно и в человеческом, а это уже раз в две недели получится…

Как славно-то… И как сладко… И немного стыдно…
Хотя, казалось бы, чего теперь стыдиться? Ведь ни сном, ни духом не виновата Белла в том, что с ней произошло. Не заказывала она себе ни сногсшибательных приключений, ни погружения во «взрослую» жизнь, ни того, чтобы отец перевез их с матерью к себе, в этот роскошный особняк с круглосуточной охраной. Она была всего лишь обычной студенткой, и готовилась стать учительницей, как мать.
Она вела себя тихо и скромно, ничем не выделялась из массы остальных девушек, авансов никому не давала, ни с кем не связывалась, и парней у подружек не отбивала. И совершенно неважно, что отбивать там было особо некого, что в ее сердце никто вползти еще не успел, а о любви большой и прекрасной, она только мечтала.

Где же и как она промахнулась, что над ее телом безжалостно надругались, сначала один, а затем и другой? И что вместо принца на белом коне ее судьбой едва не стала короткая биография «всем давалки», девочки для развлечения мужчин в каком-то борделе, да еще в усиленном режиме, под допингами с гарантированным финалом в овраге возле дороги.
Как же ей повезло, что вторым мужчиной в этой цепочке печальных событий был Чутка, который пошел против всех и спас, дав ей свободу и вернув к родителям. И стал охранять, ничего не требуя взамен…И явился по первому же ее зову… На зов ее любви… Но разве можно было его не полюбить?

Подумав так, Белла обняла подушку и постаралась найти в Чутке коварство. Предположить, например, что все эти жуткие события, предшествовавшие их знакомству, были им заранее спланированы, чтобы привлечь к себе Беллу и влюбить ее в себя. Могло быть такое? – да запросто, ведь владея гипнозом, тот мог бы убедить ее в чем угодно. Однако обдумав все еще разок, Белла такую возможность отринула: пазл не складывался, как ни старайся.
Не складывался именно потому, что Чутка владел гипнозом. Ни к чему ему было громоздить друг на друга кучу сложностей, если можно было просто и незамысловато заполучить от Беллы все что ему было угодно без треска, шума, пыли и всяких фейерверков с полицией, стрелялками и тайными появлениями раз в месяц по ночам.

Жаль, что семьи с ним получится не может – детей завести нельзя. Не сейчас, конечно, а потом, после окончания пединститута. Но он сказал, что бесплоден в любой ипостаси, потому что слишком молод – ему всего 300 лет, то есть по меркам своего народа он еще недозрелый. И что вообще между их расами метисы за пределами реальности – слишком разная у них биология.
Если хорошо подумать, то, конечно, в этом есть свои плюсы, но все же как бы было интересно, если бы смешение между ними было возможно. На кого был бы похож ребенок – на нее, Беллу, с гладкой идеальной кожей или он был бы лохматиком с нежной шелковистой шерсткой? Какой высоты у него были бы рожки и ушки?

Белла бы очень удивилась, если бы узнала, что и мысли Анчутки (таково было полное имя героя Беллиных грез) текли в данный момент в одном с ней направлении. То есть не могло ли один разок во Вселенной свершиться чудо биологии, и такой пассаж как незапланированное отцовство свалиться ему на рога в виде бонуса за все его «подвиги» на ниве бесплатного сближения с двумя человеческими самками.
Потому что он вообще-то знал, что нарушил – мало того, что показал обоим свое истинное лицо, так еще и не заимел прав на их посмертные мучения, а значит не обеспечил себе запасов энергии в коллекцию личных накопителей.

А с Беллой так вообще промахнулся – те эмоции, которые он от нее получает, такие вкусные, что еще чуть-чуть, и он превратится в энергетического наркомана. Что он будет делать, если она ему изменит, и он потеряет к этим эмоциям доступ? Станет забираться под ее кровать и ловить ошметки, пока она будет развлекаться с каким-нибудь человеческим самцом?
Все это необходимо было прояснить, пока он не влип слишком глубоко. Ну, например, спросить об этом у отца.

– Чадо мое, – сказал отец, выслушав его бредни. – Ну ты и накрутил себя, козленок ты наш двукопытный! Какие дети? Разве тебе 1000 лет, что ты задумался о том, кому передашь ключи от человеческих желаний?
– Да знаю я! – сморщил нос Анчутка. – Ты лучше расскажи мне, каким образом это происходит у нас, если самок мы не имеем, и даже форму такую принять для никого из нас невозможно.

– А зачем нам принимать дополнительную форму, если в качестве инкубаторов можно использовать самок других видов? Когда мы чувствуем, что внутри нас созрело семя и пришло время почковаться, мы гипнотизируем избранную нами особь, чтобы она не сопротивлялась, помещаем свое семя внутрь нее и через 11 месяцев очередной анчутенок появляется на свет. Лучше всего для этого годится людская самка, потому что тогда у новорожденного будет возможность обращаться в подобие человека, что очень удобно в энергетическом плане. Да и подкинуть его людям можно на доращивание.

– А… самка? У нас же рога и все остальное… Или они появляются потом?
– Самка при этом погибает. Вызрев, новорожденный анчут разрывает когтями ее тело и опустошает энергетически. Так что если ты хочешь пользоваться своей игрушкой как можно дольше, ты никогда не будешь с ней развлекаться в своем настоящем виде даже под гипнозом.
Анчутка так и закрутился волчком. Обернувшись несколько раз вокруг своей оси, он мрачно выговорил:
– Мы уже… И даже без гипноза…

– Чем же ты ее соблазнил, дон Дуан ты мой недоспелый?
– Да тем, чем и всегда – поймал на желание. Она мечтала о любви – чтобы самой испытать это чувство. Ну я и исполнил. А так как кроме меня ей влюбляться в тот момент было не в кого, она и вписала меня в образ своего идеала.
– И спеленала тебя по когтям и копытам.
– Угу. Приходится соответствовать.
Старый анчут глянул на него испытующе…
– Так вот в чем заковыка… произнес он с непонятной интонацией. – Хочешь, я тебя от нее избавлю?
– Нет, – тряхнул Анчутка ушами. – Во влюбленном виде она испускает из себя повышенное количество эмоций. Я от нее кормлюсь как от двоих доноров за раз. Хватает на целый месяц. Я пришел узнать, надолго ли это, и чем оно мне угрожает…

Анчутка возвращался к себе ничуть не успокоенный, и даже наоборот, слегка встревоженный. На утверждение тысячелетнего Анчуты, что отношения с человеческими самками следует иметь исключительно в человеческом виде, он только хмыкнул. Но вот что тот мог запросто увести у него его ценный источник вкусной и долгоиграющей энергии – в этом он не усомнился ни на мгновение. И рецепта, как и чем можно будет этот источник заменить, в разговоре не прозвучало.
Зато и опасности никакой в пользовании полезной двуногой игрушкой старик не усмотрел. «Лет через 30 накал страстей пойдет на спад, а еще через 20 резервуар перестанет наполняться и брать будет нечего.» – прошелестел он равнодушно.

Оставалось только придумать, как закрепить за собой донора на эти самые 30 лет…
– Дорогая, – сказал ее возлюбленный Белле при следующем свидании, – переезжай-ка ко мне.
– Ты думаешь, отец меня не найдет? – изумилась Белла. – Он не посмотрит, что ты с рогами – мигом копыта поотбивает. И не только копыта… К тому же я только недавно полностью восстановилась на своем курсе – думаешь, легко мне было догонять? И все для чего? Чтобы потерять все опять?

– Ты меня не поняла. Тебе не придется скрываться. Если мы узаконим наши отношения так, как положено в вашем обществе, у твоих папы с мамой не будет причины вырывать мне клыки и поджигать когти. Обвенчаться в церкви нам невозможно, это было бы противоестественно, но поставить подписи в журнале регистрации ЗАГСа – это нам под силу.
– Это ты так думаешь, – грустно засмеялась Белла, и нежность, до этого едва струившаяся из ее ладоней, сейчас хлестанула через край. – Отец не допустит. Он будет знать о том, что мы подали заявление, не позднее чем через час после нашего захода к регистратору, и примет все меры к тому, чтобы больше я тебя никогда не увидела.

– Я сделаю так, чтобы нас расписали сразу же.
– Угу. А потом наш брак признают незаконным. Ты же гипнотизер, и отцу это известно. Он сделает так, что тебя обвинят в мошенничестве и злоупотреблении … в общем, найдет что предъявить.
– А если мы придем в ЗАГС со справкой, что ты ждешь ребенка?
– Ты же бесплоден,
– Кроме тебя об этом никто не знает.

– И где мы такую справку достанем? В поликлинику пойти нельзя, там не только в карточке записи необходимо будет сделать, но и на учет встать. В общем, гипнотизировать довелось бы целую кучу народа.
– Я готов.
– Заходить со мной в кабинет на осмотр? Кроме врача там еще и медсестра будет, а, может, и не одна.
Чутка подумал.
– Мы достанем справку через твою подругу Кристину. Она сейчас как раз в нужном нам положении, пусть возьмет в клинике, где наблюдается, об этом справку, а по образцу я создам любой документ… Или ты уже раскаиваешься, что со мной связалась, и ищешь повод для разрыва?

Взрыв негодования приятно ударил по кончикам его рогов.
– Ты же знаешь, что это не так! – прошипела Белла сердито. – Я просто сомневаюсь, что нам удастся провернуть такой трюк быстро и без последствий. Хотя… Кристина к тебе очень хорошо относится.
– Еще бы нет! Твоя подруга очень умна и дальновидна. Такой ловкой девицы мир еще не создавал. Так что поговори с ней. Если она заартачится – я возникну перед ней сам.
– Она гипнозу не поддается.
– И не надо. У нее передо мной должок. Этого хватит с лихвой.

На следующий же день сразу после занятий Белла поехала к Кристине, заранее с ней созвонившись, чтобы потом не рыскать по городу в поисках друг друга. И в самом деле.
– Я у Сильвии, – предупредила та. – Зайдешь за мной – мы тебе такого понарассказываем!
У Сильвии так у Сильвии. Кристина велела припарковать машину возле подъезда, беломраморное крыльцо которого говорило о солидности апартаментов, скрывавшихся за большой двустворчатой дверью, нажала на одну из массивных бронзовых ручек «под старину», и проследовала в увитый зеленью вестибюль, с кожаными скамьями вдоль стены и столиком в углу.

На скамьях никто в данный момент не сидел, за столиком тоже никого не было, однако это не обозначало, что столь же пусто было за обоими дверями, расположенными напротив друг друга: черной и белой. К дверям были привинчены таблички, указывающие, что за белой дверью ведет прием экстрасенс по имени Арус, а за черной скрывается детективное агентство «Под березой».
Никакой березы, впрочем, в вестибюле не росло – береза располагалась там, где ей и положено было быть, то есть на улице, перед крыльцом. Белла нажала на кнопку сбоку от черной двери, чтобы сообщить о себе хозяйке агентства, и вошла.

– Привет, будущая звезда отечественного сыска! – начала она сразу с места в карьер. – Кристина, я к тебе сегодня с такой новостью, но…
И она скосила глаза на Сильвию.
– А! Будущие мамочки хотят пошептаться о своем? – фыркнула та. – 12 недель… нет, уже 13 – об этом ты хотела сообщить? Присаживайся! В ногах правды нет!
– Не поняла… – нахмурила лоб Белла, плюхаясь в свободное кресло. Какие 13 недель? Ты о чем?
– О том, что тебя можно поздравить – ты залетела, и не знаешь, что теперь делать. Вот твой папаша образуется! Любопытно: тебе к похоронам теперь готовиться или к свадьбе?

– Ты хочешь сказать, что она беременна? – ужаснулась Кристина. – Надеюсь, что хотя бы не от Анча?
– Я не могу быть беременна! – возразила Белла сердито. – Чутка сказал, что у него не может быть детей!
– Он тебе солгал, – пожала плечами Сильвия. – Навешал на уши лапши, как это делают они все… Если будешь подавать на алименты, я знаю отличного адвоката…
– Извини, Сильвия, но это тот случай, когда нужен не адвокат, а священник… От этого плода надо немедленно избавиться!

– 13 недель – никто не возьмется. Раньше надо было думать.
– А чего тут думать? – пожала плечами Белла. – Чутка сделал мне предложение, но чтобы нас расписали, нужна справка. За этим я к Кристине и пришла.
– То есть ты согласилась расписаться с этим уродом? И тебя ни капельки не смущает его … его биография? Ну Анч, ну и жук!

– Я чего-то не знаю? – хмыкнула Сильвия, посмотрев сначала на одну из подружек, а затем на другую. – Или этот самый Чутка настолько плох? Ладно, девочки, у меня, кажется, клиент…
И она повернула голову в сторону двери, в которую как раз протискивался очередной посетитель. И было нечто в его внешности, отчего взоры Сильвии потемнели и вместо зрачков в глубине их блеснули золотистые звездочки. Одновременно лоб ее нахмурился, а губы сжались, чтобы затем расслабиться в полуулыбке.

Вошедший был очень некрасив: в возрасте, невысокий, с лысиной. Так и хотелось назвать его «мужичонка». Глаза у него были быстрые, круглые, и слегка навыкате. Впрочем, оглядев помещение, «мужичонка» прищурился и уставился на Кристину.
– Мне послышалось, или ты дважды произнесла мое имя? – произнес он насмешливо.
– Вы кто? – спросила Сильвия строго. – И что вас сюда привело?

– Вот она, – кивнул странный посетитель на Кристину. – Помнится, ты поклялась не вставать между мной и Беллой.
– Как и ты дал слово не делать ничего ей во вред.
– А я и не собираюсь нарушать нашу договоренность. Или ты что-то имеешь против законного брака?
Голос странного посетителя стал вкрадчиво обволакивавшим, он словно стелился по помещению… пожалуй, этот голос был даже красив… впрочем, на Кристину его модуляции не произвели ни малейшего впечатления.

– То есть адские муки это пустяк? – возмущенно произнесла она.
– Какие адские муки? – засмеялся странный посетитель. – для адских мук должен быть договор о служении, подписанный кровью. Спроси у Беллы, ставила ли она свой автограф хоть на каком-то документе, взятом из моих рук?
– А роспись в ЗАГСе за документ ты не считаешь? И обещания, которые там даются о верности друг другу тоже не в счет?

– Ты еще вспомни про «пока смерть не разлучит нас», – фыркнул «мужичонка» негодующе.
– А разве нет?
– Чутка сказал, что я интересую его только пока не разлюбила, – молвила Белла.
– А когда разлюбишь?
– Он сразу же даст мне развод. А сейчас мы хотим расписаться, чтобы я могла уйти из папиного особняка и переехать к нему.
– К нему – это куда?

– Я приобрел дом в восточной части города, по соседству с вашим. Чтобы Белле было нескучно.
– Угу. И ребенка ты ей заделал исключительно ради ее развлечения? А не для того, чтобы привязать ее себе?
Странный посетитель чуть не подпрыгнул на стуле.
– Нет! – воскликнул он. – Ты все не так поняла! У Беллы может быть ребенок от кого угодно, но только не от меня. И если она мне не изменяла, то …
– Глупости, – сказала Белла, – как ты мог подумать, будто я способна тайком от тебя с кем-то что-то поиметь? То, что зародилось во мне – оно наше с тобой.

– Оно не может быть «нашим» – только либо твоим, либо моим. Мы генетически несовместимы. И если оно мое, то это самое худшее, что могло с тобой случится, дорогая. Через 11 месяцев то, что в тебе сейчас сидит, тебя убьет!
– Уже через 8, – меланхолически заметила Сильвия. – Ну а если бы вдруг оказалось, что плод не от тебя – ты бы передумал на Белле жениться?
– С чего вдруг? Да я был бы только рад! Если Белла хочет иметь детей, то в моем доме достаточно места, чтобы разместить там хоть целый детский сад.

– И ты не стал бы ревновать?
– Ревновать? – странный мужичонка засмеялся. – А что это такое? По мне лишь бы Белла была счастлива.
– Решено, – сказала Белла. – Если ты хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж, ты считаешь ребенка, что сейчас во мне, своим и терпеливо ждешь оставшиеся полгода до его рождения. Если человеческий срок подойдет, но родов не будет, то Кристинин муж организует мне УЗИ, чтобы убедиться в том, что малыш пошел в тебя, и делает мне кесарево. Малыша мы дорастим до кондиции на специальном оборудовании для недоношенных детей, и все будут живы и здоровы.

Кристина посмотрела на подругу как на сумасшедшую. И Сильвия тоже.
– А если твой папа захочет своего внука навестить, – проговорила она, – ты покажешь ему «неведому зверушку»?
На минуту повисло молчание.
– Я знаю, что можно сделать, – сказала Кристина. – Надо найти никому не нужного ребенка, из отказников, и усыновить его. Если Белла не против.
– Конечно я только «за». Чтобы всем показывать обычного малыша, а другого, настоящего, прятать, пока он не подрастет настолько, чтобы перекидываться в человеческий вид.
Сильвия возвела очи к небу.

– Вы это всерьез? – спросила она. – Ты, молодая и красивая, готова рискнуть жизнью и повесить на себя чужого ребенка только ради того, чтобы выносить и потом растить маленького монстра?
– Не монстра, а продолжение моего любимого мужчины, - возразила Белла, надменно глянув на нее сверху вниз. – Я хочу этого ребенка, и пусть даже весь мир обратиться против меня, я пойду на все, что угодно, лишь бы узнать, каково это – быть мамой. Ты же сама нам однажды говорила, что каждый седьмой аборт заканчивается бесплодием. Да, я согласна: детей иметь мне пока еще рано. Но лучше рано, чем никогда. Впрочем, тебе этого не понять.

Это сообщение отредактировал ЯКассандра - 26.12.2023 - 14:50

Часть вторая
Глава 3 (11)

Действительно, где уж было понять Сильвии, что такое ребенок от любимого мужчине, будучи на четвертом месяце беременности. Когда тот любимый мужчина находился от нее хоть и не слишком далеко и там, куда она сама же его и отвезла, зато он имел строгий наказ никуда не отлучаться за пределы очерченной территории.
И все лишь для того, чтобы он не наткнулся на нее случайно здесь, в городке и не проторил бы сюда дорожку. И к матери своей она все эти долгие месяцы не ездила, ни к деду с бабусей – чтобы не смутить его покой и не заставить страдать. Как страдала она сама.

Страдала от невозможности покрыть дорогое лицо поцелуями, прижаться к его груди, вдохнуть запах его кожи. И погрузиться в омут его для кого-то самых обычных, а для нее манящих глаз, в которые она могла смотреть бесконечно.
Для нее, Сильвии, он был красавцем из красавцев – нет, не так: она вообще не понимала, красив ее избранник или нет, ей было все равно. Потому что она очень-очень, всеми частичками своей души и по-сумасшедшему хотела его видеть – хотя бы просто видеть, если невозможно ничего больше. Каждодневно проходить мимо, высматривать его из окошка, незримо помогать, согревать в холод и навевать прохладу в жару.

Потому что она – любила. Любила впервые в жизни, со всей страстью ее цельной, не разменивавшейся на мелочи натуры, и любовь заставляла ее стремиться к объекту страсти подобно тому, как мотыльков ночью влечет свет ненароком зажженный лампы. Как пчел манит нектар гостеприимно раскрывшего свои лепестки цветка, а птиц перелетных – далекий край.
«Ты убьешь его, – твердила она себе. – Он угаснет на твоих руках. В лучшем случае, если вовремя остановится, превратится в жалкого доходягу, отдав тебе свои жизненные силы. Разве ты этого хочешь?»

Конечно, Сильвия этого не хотела! Осторожно расспросив своего дядю, она узнала, что такого исхода от свиданий с любимым можно избежать, если после каждого сеанса восполнять утраченную им энергию из своих запасов.
Но это неизбежно обозначало бы, что силы и молодость начнет терять она. И тогда ее организм может скинуть плод, который она сейчас носит – плод одной-единственной разрешенной им без последствий ночи. И в отличие от молодости, это было бы потерей уже невосполнимой, оправдать которую невозможно было бы никакими благами всей Вселенной.

Более того, этот будущий плод был именно тем, ради чего она и влипла в эмоциональную связь с представителем противоположного пола – парнем, в котором ничего особенного не было, кроме экзотической внешности. Конечно, она сама виновата в произошедшем: не следовало затягивать расставание. Надо было встать, одеться, подчистить парню память, вручить браслет с колотушкой для передачи их шаману и вернуться домой с осознанием выполненного долга.
А вместо этого она принялась его расспрашивать о том, что ее совершенно не касалось. Ну принес бы черный шаман своего ученика в жертву перед тем как к ним поехать – ей-то что до чужих обычаев? Не, пожалела, дуреха березовая, захотела спасти его от злой участи! Вот и мучайся теперь, опекай!

«Хорошо хоть можно будет следующим летом его сестренку назад на Ольхон отправить, а его самого сбагрить в Псков, в мединститут...»
Рассуждения такого рода вовсе не были ни каждодневными, ни даже слишком частыми, однако слежка за черным шаманом после его отъезда из Иркутска и последовавшая за этим казнь оживили в памяти Сильвии и в ее организме чувства, которые вряд ли бы одобрил леший и остальная лесная братия. Русалке полагалось оставаться холодной и свободной – это знали все. Нарушившую ждали безвременное увядание и гибель.

Но даже веря в это, совладать с желанием видеть Дархана и знать, что с ним происходит, Сильвия не смогла. Да и как иначе, если в ее руках находилось мощнейшее средство наблюдения за находящимися на земле объектами – гибридная конструкция из квадрокоптера, мини-дирижабля, и солнечной батареи, придуманная ее фирмой год тому назад и успешно испытанная?
И если она, эта конструкция, уже была извлечена со склада, задействована и находилась в нужной точке пространства в течение целого предыдущего месяца? Если эта конструкция могла находиться в воздухе бесконечно долго, и хотя посылала сигналы не бог знает как далеко, зато эти сигналы можно было ретранслировать и с помощью смартфона передавать на компьютер.

Голосов, правда, прибор не улавливал, но этого и не требовалось. Зато видео можно было записывать и пересматривать тогда, когда имелось свободное время. Именно благодаря такому наблюдению, кстати, появление черного шамана возле села не стало неожиданностью для Александры Марковны.
Ну а Сильвия с помощью ее еще и отследила, как Дархан вернулся в село, а Александра Марковна отогнала арендованную шаманом легковушку на дорогу, ведущую от городка к «Избору». После этого оставалось только сообщить о беспризорной машине хозяину агентства по прокату колесного транспорта, и после истечения срока ее аренды память о случайно заехавшем в городок жителе Сибири развеялась быстро и полностью.

Это все оказалось настолько удобно и несложно, что использовать дальше эту летающую дваждыгибридную конструкцию не постеснялся бы никто. И продолжать наблюдение за местностью захотел бы каждый – тонкость ситуации была в том, что привязку Сильвия сделала к живому, не подозревавшему о том человеку. К Дархану.
О, она прекрасно осознавала всю неэтичность своих действий. Но оправдание она себе организовала непробиваемое: так было проще парня охранять. Вот она и наблюдала, и упивалась созерцанием дорогого ей существа, И лишь профессиональные дела отвлекали ее от такого безумия, как сидеть перед компом или смартфоном от рассвета до заката.
Впрочем, наступил момент, когда отслеживание его походов по земельным угодья вокруг села оказались как нельзя более кстати.

Случай, примиривший Сильвину совесть со слежкой за Дарханом, произошел в конце октября, когда первые заморозки еще не успели сковать землю, и клюкву на болотах еще можно было собирать. Ягоду эту, выспевшую и лучших вкусовых качеств, чем более ранняя, хозяйка сдавать заготовителям уже не сдавала, а засыпала себе на хранение.
Однако все ближние к селу болота были давно вдоль и поперек исхожены, и там мало чего оставалось для тех, кто не имел собственного транспорта или не знал все ягодники в округе. А таких было раз-два и обчелся. Старики поумирали, не успев передать знания молодым, сбежавшим в город на заработки, и для «ведьмачки Олеси» оставалось полно лесных плантаций, с которых можно было собирать дары природы.

Ведь она ведала не только топографию местности, и каждый пятачок на ней. Она знала, в какой год что и где должно было уродиться, поэтому ее работники, то есть Дархан с Саруул всегда затаривались по полной, то есть легко собирали по два ведра клюквы к удивлению тех, кто и на один-то наскребал с трудом. Правда, после наступления холодной погоды она чаще всего оставляла Саруул в медпункте, дежурить и вообще заниматься текущими делами.

Вот и в тот день Александра Марковна отвезла Дархана одного и предупредила, что болото, где ему предстоит оставаться до вечера, принадлежит к опасным, потому что здесь встречаются топкие места, отличить которые можно по отсутствию на них сфагнума и излишне ровной поверхности.
Дархан внял, покивал головой, повесил желтый платок на сосенке-недоростке, прислонил рюкзак к ее корням и принялся собирать ягоду. Платок он вешал уже не для того, чтобы обращаться к духам (он его потом снимал), а просто отмечал место, чтобы знать, куда возвращаться. Первое ведро он набрал быстро, отнес ягоду куда следует, перекусил и отправился во второй заход.

На этот раз он сразу решил отойти подальше, тем более что там, вдалеке, мелькал силуэт какой-то незнакомой старушки с клюкой. Всех стариков села Дархан уже хорошо знал, потому что те были постоянными посетителями их медпункта. И не потому, что массово болели, просто развлечений в селе было негусто. А во дворике возле мини-больнички всегда можно было поговорить о своих хворях и обменяться последними новостями.
Дархан регулярно по просьбам этих ветеранов села измерял у них давление и температуру и внимательно выслушивал симптомы, чтобы потом посмотреть диагнозы в Интернете и обговорить верность своих предположений со знахаркой. Поэтому появление неизвестной особы преклонного возраста, да еще и одетой не по погоде, вызвало в нем желание приблизиться к ней и перекинуться парой слов. И он принялся собирать ягоду, медленно продвигаясь к заинтересовавшей его человеческой персоне преклонного возраста.

К его удивлению, он не ошибся: одежда на старушке действительно была летней: под ситцевой юбкой не было теплых штанов, платок на голове был тонок, и куртка оказалась простой обычной ветровкой даже без капюшона. А на ногах… ноги ее были обуты в симпатичные лыковые лапти с онучами!
Старушка стояла на краю ровной зеленой полянки и махала свободной рукой. Выглядела она ветхой и почти немощной. Позади нее блестела гладь открытой воды – это и было одно из «окон», от которых Дархана предостерегала его хозяйка.

– Уходи! – услышал Дархан. – Не подходи ко мне!
«Однако… – подумал Дархан встревожено. – Вот незадача… Ведь свалится сейчас – бултых! – и поминай как звали. Надо бы ее к Льву Егорычу отвести, в «Избор», наверняка из его постояльцев. Пошла погулять и заблудилась. Как только родственники не спохватились?»
– Осторожней, бабушка! – произнес он вслух. – Нельзя стоять там, где вы сейчас находитесь! Идите сюда, где мох, здесь твердая земля.
Но старушка лишь испуганно вытаращилась на него, взмахнув клюкой. Это обозначало проблему…

– Вы не бойтесь меня, я помощник местной лекарки, меня все здесь знают, – сказал он как можно доброжелательней. – Я сейчас выведу вас оттуда…
Дархан поставил ведро с ягодой между кочками и сделал несколько быстрых широких шагов по направлению к старушке. Да и погрузился по колено в зеленую жижу. Старушка же вдруг пропала, словно ее и не было вовсе. Странно как-то пропала: без шума и всплеска, и без кругов от падения в воду крупного тела.

«Очередной глюк, – подумал Дархан озабоченно. И поежился: галлюцинаций у него не было уже давно, с тех самых пор как он связался с Сильвией. – Однако надо отсюда выбираться…»
Крутанувшись, он развернул свой корпус в сторону ведра и почувствовал, что ноги его погрузились в жижу еще на сантиметр. И что под ступнями его сапог нет вообще никакой опоры! Ощущение было странным, незнакомым и – слегка пугающим.
Слегка – потому что по-настоящему испугаться Дархан еще не успел. Страх возник, когда возле его ведра с ягодой он увидел ту самую старушку, которой хотел помочь. Старушка появилась словно из воздуха, из ниоткуда.

– О горе-то мне! – запричитала старушка. – Я же кричала тебе: «Не подходи, утопнешь!» Что же делать-то теперь, что делать? Ты, главное, не дергайся, а то тебя еще шибче на дно потянет…
Кое-что в голове у Дархана начало проясняться. Старушка не была глюком, а значит, могла помочь…
– Как вас величать, бабушка? – спросил он.
– Болотница я. Ты позвони свой хозяйке. Олеся что-нибудь да придумает.
– Не могу. Смартфон я в рюкзаке оставил. Вон там, на краю, у кривой сосенки… – И он кивнул в сторону леса. – Если бы вы сходили и принесли …

Болотница с сожалением покачала головой:
– Не получится у меня. Но кой-чо и мы могём…
Подпрыгнув к чахлой, росшей на ближайшей моховой кочке березке, она коснулась ее ствола и забормотала:
«Ветер вольный, ветерок, лети на запад, на восток,
Мне Лесуху позови, что нужна она, скажи».
Новая мысль мелькнула в голове у Дархана. Стволик у березки был хотя и тонким, но достаточной длины, чтобы, располагайся он не вертикально, а горизонтально, послужить опорой для рук вместо жерди или каната.

– А ты можешь наклонить ко мне эту березу, чтобы я мог до нее дотянуться? – высказал он свою идею вслух.
– Сейчас, сейчас… Не-а, не получается. Легкая я слишком стала, весу во мне нет никакого. И силы в руках…
И болотница горько заплакала. Это было странное зрелище: зеленые капли падали из ее глаз и исчезали в воздухе, не долетая до земли. А затем у Дархана в голове послушался голос Сильвии и прозвучали слова, похожие на стихи, произносимые нараспев, как заклинание. Рифмованные строчки, пробудившие в памяти Дархана воспоминание о том, как Сильвия во дворе у шамана просила за него землю, и земля откликнулась, позволив ему уехать с ней на ее родину.

А еще он вдруг понял, что для жуткого лесного деда из священной рощи Сильвия была всего лишь одной из лесных русалок, порождением нави. И оскорбительные слова про него, Дархана, будто он ее игрушка, открылись ему с иной стороны. Если Дархан для лесной нечисти был ее собственностью, принесшим клятву служения, то отчего ж было не довериться той, что уже спасла его однажды, уведя за собой?.
«Чем шайтан не шутит? – подумал он. – вдруг поможет? Не «отченаш» же мне читать?»
И он повторил слова, что подсказывал ему голос:

«Березонька-сестрица, прошу ко мне склониться,
Свои ветки опусти, гибели не допусти».

Язык его шевелился с трудом, словно нечто внутри Дархана, протестовало против пользования им, пареньком с Байкала, обрядов чужого народа. Но к его удивлению, ветви березки сами собой качнулись и устремились в направлении к его протянутой ладони. Жаль, что слишком далеко и высоко находились даже самые их тонюсенькие веточки!

«Мать сыра землица, помоги березе наклониться,» – подсказал Дархану все тот же голос, снова побуждая Дархана повторить вслух слова, прозвучавшие в его голове.
И подчинившисьсь этому побуждению, он уже не сомневался, что эффект от озвученной им рифмовки снова не замедлит себя явить.

Он внутренне приготовился и сумел-таки не удивиться, когда кочка, на которой росла березка, с противоположной от трясины стороны приподнялась, и березка наклонилась, причем ровно настолько и туда, чтобы Дархан смог дотянуться до одной из ее ветвей и постепенно перебирая пальцами притянуть к себе верхушку дерева.
Теперь выбраться было проще. Хотя топь и продолжала держать Дархана крепко за сапоги, однако ничто не мешало согнув ступни из этих сапог выскользнуть и, цепляясь за ствол березки, выползти на условный берег, к той самой кочке, на которой береза росла. Последними действиями Дархана было придать спасшему его деревцу вертикальное положение и – передохнуть.

– Спасибо, бабушка! – поблагодарил он болотницу.
– За что? – удивилась та. – Ты же чуть из-за меня не утоп?
– За идею. Если бы не ты, я бы ни в жизнь не догадался… И за заботу.
Дархан сглотнул и замолчал. Он был по пояс мокрый, и тащиться в одних носках до дороги, куда должна была приехать за ним Александра Марковна, было удовольствием сомнительным. Лес был сосновым, и шишек на земле с иголками лежало предостаточно.

– Погодь-ка, милой! – произнесла Болотница, поймав его взгляд, обращенный на мокрые носки. – Жди здесь!
И исчезла. А затем из трясины сами собой вылетели сапоги Дархана, раздалось хихиканье, и все смолкло.
Вылив из сапог остатки болотной жижи и протерев их изнутри мхом, Дархан выжал носки и обулся. Взяв ведерко с ягодой, он поклонился березе–спасительнице и рысью, насколько позволяли моховые кочки, направился к мешку с имуществом. Впрочем, это не мешало ему по пути дополнить ведерко с ягодой до краев, потому как Александра Марковна все равно не могла явиться раньше, чем позволяла дорога, а в том, что она уже выехала из села, он не сомневался.

Позвонив ей по смартфону, он рассказал ей о случившемся…
– Болотницу, говоришь, видел? – строго переспросила та. – Вот ужо я ей попеняю! А ты неподвижно не сиди, шевелись: сухого мха себе в штаны напихай побольше. Жди меня там, и ни в какие приключения больше не влипай. Удивительно вообще, что вода тебя отпустила и жизнь твою забрать не захотела…

Дархана тоже это бы удивляло, если бы он не слышал в роковые секунды голоса Сильвии. Пусть даже этот голос и с смолк, когда опасность миновала, но для него Сильвия была всемогущей: ведь навь действительно пришла к нему на помощь. К живому, не ведьмаку и не шаману.
Он не знал, как именно лесная русалка смогла до него дотянуться, находясь за два десятка километров, однако сама мысль о том, что их связывает нечто большее, чем полчаса проведенного вместе времени, заставляла его сердце счастливо ёкать, а губы раздвигаться в улыбке.

Это сообщение отредактировал ЯКассандра - 26.12.2023 - 14:56

Часть вторая
Глава 4 (12).
Парадоксально, но и для Сильвии было непостижимо, каким образом она поняла, что Дархан был в опасности, а потом с ним снова стало все ОК. Разглядеть с квадрокоптера, что его ноги провалились, она не разглядела, и испуг его вовсе не был настолько силен, чтобы прозвучать сигналом «красной кнопки». Но факт остался фактом: картинка трясины вокруг и березы на кочке донеслась до нее, словно видео по Ютубу, а поскольку его перемещение с гиблого места на сфагнум и дальше к сигнальной сосенке квадрокоптер зафиксировал, то сдав любимого на руки своей матери, она успокоилась и смогла заняться делами.

Ей было приятно, что лес его принял, не отторгнул, и что ребенок, которого она чем дальше, тем сильнее в себе ощущала, получил достойного отца. Пусть даже тот отец никогда о нем и не узнает.
Ведь откуда знать-то ему будет, если момент его зачатия был стерт из памяти бывшего ученика черного шамана по его же просьбе? Оставалось скрывать свое положение от всех окружающих как можно дольше, а потом договориться с Русланом и Кристиной, чтобы малышка считалась их, благо дяде и его супруге все равно предстояло во второй раз стать счастливыми родителями.

Зарегистрирована девочка все равно будет на Сильвию, конечно, но ведь надо же будет на какие-то средства ее растить, то есть работать. Не няньку же нанимать, пока мама малютки будет по делам клиентов сновать туда-сюда? То есть, няньку, конечно же, найти было можно… но зачем нужна родня, если не выручать друг друга в затруднительных ситуациях?
Так рассуждала Сильвия, и ей даже в голову не приходило, что Кристина может не захотеть возиться с чужим бэби при собственных четверых. Она была обязана – вот и все. Белла, конечно же, была бы перспективнее – ее намерение усыновить ради конспирации любого брошенного младенца ясно показывал, что предубеждения против чужих по крови детей у нее отсутствовали.

… Если бы Белла не собиралась выходить замуж за беса – беса самого натурального, со всеми его бесовскими манерами и повадками.
О, Анчутка, конечно, был почти вегетарианцем – когда пребывал в людской ипостаси, но в своем естественном виде, то есть с рогами и копытами, представлял несомненную опасность для эмоционального контура растущего на его попечении человеческого материала. И без детского вопроса общаться с ним Руслану предстояло отныне регулярно, как и Кристине тоже – сосед он им теперь как-никак.
И то, что Кристина знала, с кем именно она в действительности общается, было отлично – информацию о его вредоносных способностях она воспримет правильно и своих детишек на его двор отпускать не станет.

Но вот взятое добровольно обязательство найти для Беллы пресловутого младенца казалось теперь для Сильвии почти невыполнимым. Наткнуться на такую женщину, которая заранее планировала бы родить и бросить плоть от плоти своей, можно было только случайно, а целенаправленно внушать такое кому бы то ни было Сильвия была не в силах. Ребенок для нее как для будущей матери медленно но верно становился сверхценностью – лично она ради своего готова была на любые мыслимые подвиги.

«Где же взять тот двуногий инкубатор, который с радостью скинет с себя все материнские обязанности по отношению к своему потомству, и как та кукушка, никогда не начнет интересоваться, в чьих руках оказалась «ее кровиночка»? Чтобы обойтись без гипноза и прочего насилия над личностью какой-нибудь несчастной девчоночки-одиночки?»
Конечно, в крайнем случае ребенка можно было достать через роддом или дом малютки, но там всегда был шанс засветиться с оформлением бумаг, и следы бы остались. А просто украсть было опять же не лучшим выходом.

Впрочем, впереди было еще целых полгода…
« Не может быть, чтобы ничего не подвернулось. И Руслана можно попросить присмотреться к студенткам в Универе – не может быть, чтобы ни одна из них не «залетела»… Или с мамой посоветоваться?»
Идея посоветоваться с мамой была не из худших. В любом случае за деревенской знахаркой был жизненный опыт, и ее больничка в глухом селе могла пригодиться для того, чтобы подержать девушку до родов, если ей некуда будет деваться.

Дархан о подобных мыслях в голове у своего идеала девичьего племени даже не подозревал. Да и вообще он не настолько часто думал о Сильвии, чтобы травить себя печалью о несбыточном. И еще: некогда ему было печалиться – хозяйка загружала его работой по самое небалуйся, поручая не одно так другое несложное, но требующее массы времени задание.
Например, пойти и набрать калины. Легкие заморозки сделали ее мягкой и убрали излишнюю горечь, так что самый момент был для заготовки. Сама Александра Марковна слишком часто отлучаться из медпункта теперь не могла – рабочие на фабрику уже были приглашены, уборка сырья и первичная обработка его шли полным ходом. Причем среди персонала были отнюдь не только вернувшиеся в село местные, но и вербованных было достаточно.

Саруул тоже теперь была задействована по полной программе: уколы, перевязки, отпуск лекарств – девочка ко всему относилась серьезно, и единственное, чего ей не хватало – это официальной бумажки, подтверждавшей ее квалификацию как медсестры. Об отсутствии у нее такой бумажки обе они помалкивали, ну а приходивший в больницу народ вполне довольствовался копиями с диплома об окончании высшего медицинского учреждения хозяйкой больнички и ее лицензией, помещенных под стеклом на стенде в вестибюле.

Что же касается местного участкового, то он был из своих, и с ним был четкий контакт: он одобрял все действия Александры Марковны заранее. Тем более что закона та, по большому счету не нарушала, а по мелочи нарушали все. Как разумный человек, он предпочитал все эти мелочи замечать, запоминать и тонко этими знаниями манипулировать, чтобы держать население вверенной его попечению территории в состоянии послушания и сотрудничества.

Ходить по лесу Дархан любил. Зверья он не боялся, тем более что и охрана у него имелась, непрошенная и незваная – три серые тени чем дальше, тем чаще сопровождали его в походах. Это была Шоно со своими подросшими щенками. Дархан иногда прихватывал для них из кухни куски мяса – небольшие, просто как угощение.
Мохнатый эскорт ему нравился, потому что на Ольхоне при его с виду больших размерах, заблудиться было сложновато: достаточно было подняться повыше, чтобы увидеть, где Байкал, и определить нужное направление. Кроме того, там был разнообразный рельеф, и растительность отличалась от места к месту. Здесь же все было настолько похоже друг на друга, что можно было ходить кругами и не выйти к человеческому жилью вообще.

Но Дархан давно уже научился ориентироваться не только по солнцу, муравейникам или мху на стволах – он просто чувствовал точку входа и выхода, а в сомнительных случаях дополнительно намечал ориентиры, на которые и опирался.
Хотя, если здраво рассудить, дикие четырехлапые существа вряд ли были лучшими проводниками к человеческому жилью… Да просто веселее с ними было – вот и все! Можно было присесть на какой-нибудь обломок сосны или дуба – и серая клыкастая морда тутже высовывалась из-за ближайшего куста, а то и подбегала, ластясь как банальная дворняжка.

Итак, в тот день Дархан возвращался домой с коробом за плечами вместо мешка или рюкзака (ни тот, ни другой для транспортировки калины не годились) и вдруг услышал волчий вой. Доносился он со стороны реки. Почти бегом преодолев последние шаги до открытого пространства, Дархан увидел девушку, стоявшую на крутом откосе над рекой. Самую обычную девушку, если судить со спины. В желтой демисезонной куртке с капюшоном и в сапожках.

Место, где она стояла, отчего-то вызвало в нем безотчетную тревогу, и возникшее желание отодвинуть ее подальше от кромки берега через секунду стало почти нестерпимым. Отвлекшись на звериный вой, девушка смотрела на кусты, откуда вой недавно раздавался, и это дало возможность Дархану незаметно приблизиться к ней с другой стороны.
– Привет! – сказал он, поравнявшись.
Девушка вздрогнула и повернула к нему свое лицо. И без того некрасивое, оно сейчас дополнительно было искажено слезами и гримасой горя. Что не помешало ей равнодушно ответить по-английски:
– Hello!

– Там что-то интересное валяется, или пейзаж красивый? – продолжал Дархан, потому что девушку он узнал: она работала в «Изборе» горничной. – Тебя ведь Маричкой зовут. Я прав?
– Ну Маричкой. И что с того? – в тоне девушки на этот раз просквозила враждебность.
– Мне показалось, или ты собралась сигать вниз? Убедительно прошу не делать этого при мне: я кинусь тебя спасать, и поскольку плаваю плохо, то возникнет риск, что утону на пару с тобой. Или еще хуже: вытащить вытащу, но мы оба намокнем в ледяной воде со всеми медицинскими последствиями.

– А если я не хочу жить?
– Надо было выбирать другое место для суицида. Потому что хочешь – не хочешь, но я обязан буду лезть тебя спасать по долгу службы у моей хозяйки. Я дал ей клятву, когда поступал к ней на работу, спасать всех невзирая на их сопротивление…
Пока он так говорил, волчица вылезла из-за кустов и, подойдя почти к самым ногам девушки, что-то глухо прорычала.

– Ай! – вскрикнула девушка, отпрыгивая назад.
Волчица сердито стукнула хвостом по земле и снова рыкнула, сделав в сторону девушки небольшой шажок. И еще один, и еще, заставляя неудачливую суицидницу отступать все дальше от кромки берега.
– Хватит, Шоно, не надо пугать тружеников гостиничного бизнеса… – произнес Дархан.
Он не ожидал, что после этих его вполне мирных слов девушка разразится слезами.

В общем-то, что случилось, можно было не спрашивать – кто-то воспользовался наивностью и некрасивостью девушки и вовлек ее в отношения, а затем бросил, умчавшись в неизвестном направлении. И все утешители мира были бессильны что-либо предложить ей взамен того, что она потеряла и уже не обретет никогда: искренность чувств и трепетность первых «взрослых» отношений с противоположным полом.
– Я тоже люблю одну девушку, которая никогда не станет моей, – произнес Дархан наугад. – Она далеко и никогда даже не узнает, что я к ней испытываю. Но видишь: я не плачу, а наоборот, стараюсь улыбаться и радоваться всему хорошему, что имею.

Но девушка только заплакала еще сильнее…
– Я урод! – воскликнула она. – Никто меня никогда не полюбит!
– Глупости! – возразил Дархан уже сердито. – У тебя самая обычная внешность! Пошли лучше в село, поговори с моей хозяйкой. Ты же знаешь, кто она?
– Ведьмачка, – всхлипнула девушка.
– Глупости! – возмутился он, потому что легенду о том, что его хозяйка всего лишь обычная лекарка, следовало неукоснительно поддерживать. – Она просто мудрая женщина. Старая и мудрая. Она поможет тебе советом. Вон, и Шоно подтверждает, что я прав.

Волчица закивала головой, и села на прибрежную траву, всем своим видом демонстрируя, что путь к воде теперь прочно перекрыт. Дархан обнял девушку за плечи и, развернув лицом к тропинке, повел к людям. Он приготовился выслушать печальную, но, увы, такую обычную историю, и она последовала.
Дархан не угадал лишь с одним: девушку соблазнил не постоялец гостиницы при базе отдыха, а один из гастербайтеров. Был бы тот из какого-нибудь Узбекистана или Киргизии, то была бы надежда его удержать возможностью прописки или гражданства. Но стервец был из Рязани, причем оказался женатиком, и узнав, что девушка ждет от него ребенка, втихаря взял расчет и испарился.

И теперь бедняжка была в полном отчаянии – она была сиротой, и если бы ее выгнали из «Избора», то это был бы полный конец.
– Я знаю одного юриста, – сказал Дархан, когда они уже подходили к селу, – который найдет твоего горе-папашу и вытрясет из него алименты. Ему не уйти от расплаты!
Девушка взглянула на него испуганно и замолчала. Было ясно, что бороться за алименты она не станет. И более того – было ясно, что растить ребенка она не намерена, и постарается от незапланированного плода избавиться как можно быстрее.

Что конкретно натолкнуло Дархана на такую мысль, он объяснить бы не смог, просто за два года своей службы черному шаману он немало перевидал таких вот потерявших себя юных и не очень особ, которые приходили к его учителю за единственной помощью – вытравить ненавистный плод их неудачной и чаще всего тайной любви.
Но как тогда, так и сейчас, это было не его дело. У шамана он лишь стоял за ширмой во время разговора того с клиенткой и ассистировал ему во время процедуры по извлечению зародыша несостоявшейся человеческой жизни. Если, конечно, считать ассистированием введение обезболивающего неудачливым недо-мамам во избежание нежелательных громких звуков.

Кстати, то, что он тогда наблюдал, и отвращало его от близких отношений с противоположным полом сильнее любых клятв и внушений: вид обнаженного девичьего тела не вызывал в нем ничего, кроме воспоминаний о грязи и крови.
Может, с Сильвией все было иначе еще и потому, что та никогда не демонстрировала ему обнаженки, и переплетались их тела в единственную ночь их близости под действием первобытной страсти при полном молчании.

Дархан сам был виновен: в день Силы Земли на исходе солнцестояния он взвел руки к Айыысыт и воззвал к ее власти. И получил ответ… И вот теперь живет с неизбывной мукой в сердце…
Он мотнул головой, отгоняя наваждение, и произнес вслух:
– Заходи. Александра Марковна – лекарка, она тебе поможет.
«В любом случае поможет,» – грустно подумал он про себя.

Когда он встретил Маричку спустя несколько месяцев, у той уже был большой живот.
– Я рад, что ты не стала убивать своего ребенка, – улыбнулся он в ответ на ее улыбку.
Эта улыбка удивительно красила ее, несмотря на некоторую усталость во взгляде.
– Тетя Олеся предложила мне другой выход, во много раз лучший. Спасибо тебе, что ты меня спас!
– Не меня тебе надо благодарить, а Шоно. Это она сообщила мне, что у тебя худое на уме, и позвала к реке.

– Ты понимаешь волчий язык?!
– Самую граммулечку.
– О-о-о!
– Мне положено. Разве ты забыла, у кого я работаю?
– У… у лекарки! Мне скоро рожать! А потом я отсюда уеду. Тетя Олеся пообещала найти для меня хорошую работу!
Дархан кивнул.
– Ты ведь здесь у нас будешь рожать? – спросил он, отгоняя от себя глупые подозрения, потому что история с черным шаманом не шла у него из головы.

– Конечно. Ты будешь помогать моему ребенку появиться на свет?
– А разве ты не будешь против? Я ведь мужчина как-никак!
– Тю, ты не мужчина – ты доктор! А тетю Олесю я боюсь. Она хочет, чтобы роды происходили в священной роще, и от этого мне боязно, что она хочет принести моего ребенка в жертву. Если там будешь ты – значит, он останется жив и действительно будет отдан на усыновление. Ведь при тебе она не захочет выглядеть упырихой!
– А мне ты доверяешь?
– Конечно. Ты добрый, так все говорят! Если тебя при моих родах не будет, то я сбегу.

Дархан снова кивнул.
– Уговорила. Я постараюсь убедить Александру Марковну, что мое присутствие будет полезно.
И, обменявшись еще разок с Маричкой улыбками, он отправился к себе в больничку. Где у них давно уже с сестренкой была собственная комнатка, разделенная ширмой на две половинки.
Кстати, его хозяюшка тоже, подобно Маричке, несколько месяцев тому назад потеряла стройность фигуры, хотя пополнение ее семейства, по всем расчетам, должно было состояться не весной, а примерно в середине лета.

– Вы не боитесь, что носите в себе воплощение черного шамана? – спросил ее Дархан, когда вопрос о его присутствии при родах у Марички был решен положительно.
– Это ты о теории переселения душ? – засмеялась его хозяйка. – Не верь во всякую чушь. Твой учитель был всего лишь человеком, хотя и недюжинного ума. Однажды он ступил на черную тропу, захотев власти, и это его сгубило. К тому же у меня будет девочка, как и положено березовой мавке.

– Русалке, то есть? – протянул Дархан недоверчиво. – Но если родится обычный ребенок, и она вырастет похожей на своего отца?
– А ты ждешь, что я произведу на свет деревянный чурбан? – засмеялась его хозяйка. – Я делала себе УЗИ – во мне растет будущий человечек, а не монстр. Мне нужна преемница, та, которая сменит меня, когда я устану и захочу уйти на покой. И сколько в ней будет навьей силы, совсем неважно. Лишь бы были нужные знания и любовь к этой земле.
– Я думал, что вы хотите сделать своей преемницей Саруул.
– Рада бы, но ее руки не способны исцелять или хотя бы снимать боль. К тому же, твоя сестра скоро от нас уедет – или ты забыл?

Дархан не забыл, нет – что он и сказал:
– А если она захочет вернуться?
– Поступит учиться. Она мечтает о фармшколе – там и общежитие есть для таких как она. Пусть позвонит – и я забронирую для нее место. Ее будущее связано не со мной, так сказали мне духи.
– Вы же в духов не верите! – засмеялся Дархан.
– Зато твоя сестра в них верит. И не надо ее разубеждать. Слабая она – ей поддержка нужна, опора. Вроде вашей коновязи с лентами.
И Дархан опять кивнул – в третий раз за сегодняшний день.

(Продолжение завтра, в этом же посте)

Это сообщение отредактировал ЯКассандра - 26.12.2023 - 15:25

А сколько всего глав/частей?

Цитата
dragonsha
24.12.2023 - 19:30 [ 911 ] [ цитировать ]
Сколько всего частей будет?

23 главы + эпилог. Каждый день по 3, получается 8 дней.
Имеющий уши- да слышит.
Имеющий глаза- да нюхает.
© Евангелие от Серёжи.

Это сообщение отредактировал ленкоранец - 26.12.2023 - 23:56

Спасибо, Кассандра.
Давненько я в сериалы не залипал.
Обычно мне нужно всё и сразу. Если затягивается- то нах. Через полгода- год узнаю- шоцебыло.
А тут, прям...
Старею видимо.

Часть вторая
Глава 5 (13)

Анна Марковна действительно потащила Маричку рожать в священную рощу. Они с Дарханом вели ее наверх под руки с двух сторон, и кроме того, он нес с собой сумку с пеленками и со всем, что полагалось, чтобы ребенка обмыть и красиво запаковать. И одеяльце, кстати, тоже – стоял конец марта, и было прохладно, несмотря на ясный солнечный день и полностью растаявший снег. Да и переодеться роженице надо было иметь во что.
– А если она не дойдет и родит по дороге? – поинтересовался он на всякий случай.
– Значит, примем роды там, где получится. Потом отнесем ребенка к роднику обмыть, и вообще все остальное сделаем как запланировали.

– А почем нельзя подъехать с другой стороны? Там тропа короче!
– Потому что там осы. Вдруг им что-нибудь в Маричке не понравится? Одного укуса достаточно, чтобы вызвать у нее аллергию или загубить ребенка.
По голосу Александры Марковны Дархан понял, что та чего-то не договаривает, но спорить не стал. Они шли не торопясь, отдыхая, и даже через ручьи перебрались благополучно, опираясь на дно шестами, чтобы не соскользнуть с перекинутых через водяные преграды узких бревенчатых мостков.

Да и Маричка, несмотря на все учащавшиеся родовые схватки, была спокойна. Дархан лишь прихватил в старой заброшенной хижине, находившейся на холме как раз посередине подъема наверх, канистру для воды, о чем ни он, ни Александра Марковна не вспомнили, пока не дошли до родника. Вот там роженица посидела подольше, ожидая, пока он сбегает за емкостью и не заполнит ее чистой ключевой водой. Кстати, родник этот был одним из признаков, что до священной рощи они уже почти добрались.

Дархану было страшновато туда ступать во второй раз, памятуя о жутком старике и тем, что он имел неосторожность наблюдать в день казни черного шамана. Но весна всегда делает свои поправки на восприятие природы, тем более весна ранняя. Солнце светило как ошалевшее от собственной дерзости, и из голой земли под бурыми стеблями прошлогодней травы уже пробивалась зелень.
Ее было пока еще мало, но первые цветы вроде мать-и-мачехи, примулы и подснежников уже радовали глаз. Фиалки расцвести еще не успели, и до выхода на поверхность земли столбиков папоротника-орляка оставался еще почти месяц, зато все пространство между березами было прозрачно до полной ясности рельефа.

И огромный пень, и небольшое возвышение поблизости от центральной березы, где было закопано то, что осталось от черного шамана – все это было видно более чем хорошо. Как было видно и множество других подобных плоских холмиков – свидетельств того, что у местного населения достаточно оснований не шастать по некоторым местам без приглашения.
Но поскольку иных представителей мужской половины человечества кроме Дархана здесь сегодня не намечалось, то была надежда, что на этот раз к этим холмикам ничего не прибавится. Да и русалкам полагалось сейчас спать – время майских хороводов еще не настало. Поэтому он набрался мужества и постарался себя успокоить: для нави он не добыча и не жертва.

Однако кое в чем Дархан все же ошибся – возле алтарного камня уже стоял еще один представитель маскулинного племени – а именно, Руслан, младший брат знахарки Олеси и одновременно дядя печали его сердца Сильвии. Руслан стоял в самом изголовье алтаря, и его явление позволяло понять, отчего из двух дорог хозяйка больнички выбрала для своей пациентки не самую короткую. Он здесь был для чего-то.
Для чего? – алтарный камень покрывал толстый слой осенних листьев: душистых и мягких. По указке хозяйки Дархан достал из сумки чистую простыню из домотканого полотна и накрыл ей листья. Рожать, как Дархан и предполагал, Маричке предстояло именно здесь.

Едва он успел расправить простыню, как Маричка вскрикнула, схватилась за живот и поползла вниз. Руслан подхватил ее и аккуратно положил на импровизированное алтарное ложе.
– А теперь тужься! – приказал он роженице.
– Возьми меня за руку, – обратилась та к Дархану. – поддержи меня!
Дархан шагнул и выполнил просьбу испуганной девушки. Мучалась та недолго – ребенок появился быстро и сразу же закричал.
– Здоровый, – констатировал Руслан и передал младенца Александре Марковне, которая принялась обмывать его в заранее приготовленном тазике.

– Мальчик или девочка? – спросила юная мать у Дархана.
– Я не успел заметить, – отвечал тот честно.
– Тебе нельзя это знать, – строго сказала хозяйка. – Семья, в которую дитё попадет, должна быть уверена, что ты не сможешь их найти, и что их права на то существо, которое сегодня появилось на свет, никогда не будут оспорены.
– Понимаю, – тихо проговорила девушка, и на глаза у нее навернулись слезы. – Я могу идти?
– Подожди, я проверю целостность последа, – отвечал Руслан. – И помни: три дня постельного режима, для укрепления организма. Ничего тяжело не поднимать, полежишь у Олеси в больничке… А теперь аккуратно вставай, и Дархан проводит тебя до твоей палаты…

– Ну вот, – сказала Александра Марковна, сворачивая окровавленную простыню и сбрасывая листья, на которых она лежала, за алтарь. – Теперь веди сюда нашу вторую роженицу.
– Ты предлагаешь мне уложить ее прямо на холодный камень?
– С ума сошел? На алтаре ей не место! Ты забыл, кто отец ее ребенка? Клади ее на березовую кровать, на которой я когда-то лежала, умирая. Взрыхли листья, чтобы было помягче, я сейчас накрою их, чтобы ничто не мешало процессу, и ты сделаешь ей искусственные роды. А я пока воду сменю и заодно омою алтарь кровью новорожденного человеческого младенца, да еще девочки. Давно мы так роскошно его не поили. Теперь они будут связаны и сила нави защитит малышку от происков нечисти. Да! Анча сюда не пускай, он не должен видеть, кого родит Белла.

– Это чтобы он не знал, кто из младенцев его, а кто чужой?
– Абсолютно верно. Я и миску после обмывания малышки не стала чистить, чтобы запах ее не уничтожить… Ложись, милая, не волнуйся. У Руслана волшебные руки, процедура твоему здоровью не повредит. Я сейчас тебе под бедра подстелю еще одну тряпицу – мокрую, чтобы роды тебе облегчить, и ты уйдешь отсюда с двумя детками…
– … Тоже девочка! – воскликнул Руслан торжественно, и второй голосок огласил рощу криком, возвестившим появление на свет еще одной жизни. – Анч будет рад неимоверно.

– Пусть только попробует не обрадоваться! – проговорила Белла шутливо-устало. – А мне вы покажете мою красавицу?
– Обе они теперь твои, – укоризненно сказала Александра Марковна, подавая ей два абсолютно одинаково упакованных свертка. – Покорми их немножко, чтобы они высосали из твоей груди по чуть-чуть молозива… Руслан, поможешь подруге твоей жены донести ее сокровища до объятий счастливого папаши? Интересно, где он вас ждет? В орешнике крутится?
А проводив воссоединившееся и увеличившееся вдвое семейство до самой их машины и пожелав им легкого пути, оба знахаря получили возможность вздохнуть с облегчением и заняться собственными делами.
– Руслан, мне кажется, или ты действительно чем-то недоволен? Ты считаешь, что я поступила неправильно, позволив появиться на свет этим двум младенцам? – спросила Олеся устало.

– Ну что ты, наоборот – я тоже рад, что нам удалось спасти Беллу от глупой смерти и помочь не загубить жизнь еще одной неосторожной девчонке. Просто меня удивляет: ты столько внимания им обоим оказала, даже меня сдернула с занятий ради того, чтобы детишки чужих тебе людей росли в комфорте и благополучии, но к своим относишься совершенно иначе. На днях твоя Сильвия тоже стала матерью, но она рожала в обычном роддоме, и ты ее даже не навестила и не поздравила. Да и наших с Кристиной малышей, твоих, кстати, племянников, ты не балуешь вниманием. Отчего такие двойные стандарты? Ты что, разлюбила нас после своего чудесного воскрешения?

– Глупый! – сказала Александра Марковна, усаживаясь в его «Ниву» на переднее пассажирское сиденье, – разве ты еще не понял? Сакральные места годятся только для проведения обрядов, а для обычных вещей – это не лучший выбор. Ну подумай: зачем нашей матери понадобилось меня подкидывать в человеческую семью сразу же после того, как она обнаружила, что обзавелась не березовым отпрыском, а людским существом? Или ты хотел бы, чтобы ножки твоих сыновей неожиданно превратились в корни, а ручки – в ветки, и они вросли бы здесь в землю, чтобы проспать подобно тебе лет до восьми?
– Да ну?

– Могло быть и еще того хуже. Наш дед Леший мог бы их сразу в прах превратить. Разве тебе мама не рассказывала, что в отличие от твоих ладоней, его не умеют лечить, зато способны убивать.
– Ты преувеличиваешь. Он не стал бы уничтожать наше будущее!
– Может бы и не стал. Но проверять у меня охоты нет. Разве ты не заметил, что у русалок рождаются исключительно девочки или бездушная поросль?

– Но я-то есть?
– Ты появился потому, что наша мать не позволила распылить тело нашего отца и забрать его силу жизни. Однако кто его знает, какие планы у здешних обитателей на наших с тобой потомков?
Руслан подумал.
– А сам-то дед как появился на свет? Он ведь не березовый, он дубовый…
– Точно не знает никто, можно лишь предполагать. Но однажды мне было видение…
– Когда ты лежала три дня без сознания…

– Да. Помнишь, почему появилась первая мавка? Потому что обряд жертвоприношения не был завершен, и девушка сумела сползти с алтаря и добраться до одной из берез. А не был он завершен потому, что в тот момент в рощу ворвались враги, и одна из пущенных стрел попала в жреца. Он упал под корни дуба и отдал ему свое последнее дыхание и биение сердца. И когда плоть его впиталась в почву и поверх нее остались лежать лишь кости, корни дуба вобрали останки в себя, чтобы породить телесное подобие того, кто послужил им пищей.

Руслан подумал, переваривая информацию.
– Может, так оно и было, – проговорил он в раздумьи. – Но неужели он в самом деле бессмертный и его невозможно убить?
– Может быть и можно, но что будет после? Вдруг мы все тогда превратимся в деревья и больше никогда не станем людьми? Нет уж, пусть и дальше все идет своим чередом. Леший наказывает только виновных и старается судить по справедливости.
– Тогда почему ты не хочешь растить ребенка Сильвии вместе со своим? Какая тебе разница, один у тебя будет в манеже прыгать или двое? И им вдвоем вместе играть интереснее, и учить будешь сразу обоих.

– Дархану не следует знать, что его единственный сеанс гормонального взрыва поимел последствия. Иначе он начнет искать Сильвию, и у них возникнут отношения, финал которых закончится трагически.
– Сильвия не станет его убивать.
– А он ее? Я не за Дархана боюсь – он для меня чужой. Я боюсь, что Сильвия, пытаясь его спасти, погибнет сама.
– Преувеличиваешь?!
– Ты не знаешь, на что способна любовь, если она истинная. И что такое страсть, при которой ничего не жалко отдать за один-единственный миг наслаждения.

Руслан засмеялся:
– Послушай, я люблю Кристину, и она меня тоже, но это нисколько не мешает нам падать во взаимные объятья не чаще раза в неделю без всяких стрессов и умираний.
– Ты просто не видел, что бывает с теми, кто попадает под чары мавки. Одержимость – жуткая сила.
– Не заметил я что-то в Дархане признаков одержимости. Спокойный такой парень, вполне способный себя контролировать.

– Это потому что чары на него были наложены качественные, с отсрочкой. Когда рядом нет Сильвии, то он вполне адекватен. Мало того, его невозможно загипнотизировать.
– В самом деле?
– Проверено.
– Ладно. А причем здесь ребенок?
– Он захочет его увидеть и наткнется на Сильвию.
– И?

– В ту ночь, когда ребенок был зачат, этот парень тоже обратился с просьбой к духам своей земли. И они наложили точно такие же чары на девушку, которую он согласился обнять.
– Неужели он сумел отзеркалить?
– Хуже – любовные чары были умножены на два. Отложенные – они усилились. И чуть только наши голубки встретятся – их не остановит уже ничто.
Руслан подумал.

– Глупости, – сказал он, наконец. – Даже если они и навели на себя нечто типа взаимного стремления друг к другу, так они ведь просили только об одной ночи, а не на всю жизнь. Чары должны были быстро развеяться.
– Оно, конечно, так, но семь последующих дней, проведенных вместе, связали их узами более крепкими, чем магия. Они влюбились друг в друга. И теперь связаны на жизнь и на смерть. А я не хочу, чтобы эта смерть наступила слишком быстро.

– Ты не сможешь охранять их друг от друга все их биографии.
– Но это и не требуется. Парень готов ради удовольствия Сильвии на любой подвиг, который она от него через меня потребует. Сильвия, в свою очередь, зная о чарах мавок, сделает все, чтобы не подвергать любимого опасности. Она будет охранять его строго издалека, не показываясь на глаза. Так что лет 15 в запасе у нас есть точно… Твоей Кристинке когда рожать?
– В конце мая.

– Может, привезешь ее сюда заранее, чтобы потом не суетиться и не мчаться кому-то куда-то, когда придут схватки? Я и нянечку ей в помощь организую, ваших тройняшек «пасти». У нас отличная детская площадка построена, а детей пока мало.
– И где ты их поселишь? При больнице?
– С какого перепугу? В моем доме, который мне по наследству от бабы Клавы достался. Я его отремонтировала, обновила. Там теперь и канализация проведена, и водопровод – все удобства. И роскошная банька во дворе. А воздух у меня – сплошь фитонциды. Экологически чистые соленья, и погребное все свое. Не сравнишь с базарным… Можешь и Беллу прихватить для компании с обоими ее сокровищами.

Это сообщение отредактировал ЯКассандра - 27.12.2023 - 14:34

Часть вторая
Глава 6 (14)

Сильвии не удалось проносить ребенка все 40 недель – роды наступили у нее несколько раньше, и к тому моменту, когда Белла разрешилась от бремени, она уже вышла из больницы и сочла возможным вновь открыть детективное агентство «Под березой». Малышка вела себя более чем спокойно – она вела себя идеально: животиком не страдала, 6 часов ночного сна выдерживала, и голос подавала только когда приходила пора ее кормить или сменить памперсы.

И вообще, если вспомнить эту зиму, так и беременность у Сильвии протекала лучше не бывает: ни тошноты, ни рвоты, и клиентов также было умеренное количество. Да и дела были несложные: половина из них кражи, несколько пропаж ценных предметов и раз в месяц – поиск не вернувшихся вовремя людей.
Половину клиентов ей подбрасывали из полиции, потому что по закону там принимали заявление лишь на третий день исчезновения человека, а мелкие кражи полиция расследовать вообще избегала. Вот обратившихся и направляли к Сильвии. Один случай вообще был забавным: хозяин спрятал по пьяни от жены деньги, полученные от клиента, а потом не смог вспомнить, куда именно он их засунул.

Ну а поскольку толпы клиентов Сильвию не осаждали, то в принципе для нее не было особой разницы, где именно сидеть: в конторе или в квартире, тем более что и сама квартира располагалась за стенкой. И вот удивительно: решение, принятое вынужденно, не только принесло выгоду и в денежном плане, но и помогло предотвратить истинную драму.
Следует сказать, что драма эта назревала давно, но все, кого она могла непосредственно коснуться, ее оттягивали насколько могли – в общем, события назревали и наконец прорвались.

И сообразить, отчего первым клиентом после выхода Сильвии из роддома оказался не кто иной, как местный криминальный авторитет Болгарин, для нее было столь же несложно, как сложить два и два.
Он ворвался в офис детективного агентства в сопровождении своих неизменных телохранителей и встал у двери.
– Проходите! – только и сумела вымолвить остолбеневшая от такой наглости Сильвия. – Присаживайтесь!
И она мотнула головой в сторону стула для посетителей.

Болгарин прошел, действительно сел, вальяжно откинувшись на спинку означенного стула, затем резко наклонился над столом и с угрозой в голосе спросил:
– Где Белла?
Он был красив в этот момент – как бывает красив лев перед прыжком, так что Сильвия невольно залюбовалась им. В нем не было ни капли одутловатости или излишней свирепости – лишь уверенность в своих действиях и в своем праве.

Однако и Сильвия также была в своем: Белла была ее подруга, и выдавать ее было бы поступком из ряда вон. Та скрывала от отца, где она сейчас находится, и выдавать ее было нельзя. С другой стороны, не было никакой гарантии, что Болгарин не найдет дочь, используя свои уголовные каналы…
Поэтому, сделав лицо поискреннее, Сильвия проговорила:
– Откуда мне знать? У себя дома, наверное, – Она просто так исчезла, или записку оставила?
– Записка – вот.
И Болгарин протянул тетрадный листок, на котором значилось:
«Папа! Мама! Я вышла замуж. Не ищите меня.»

Сильвия повертела листочек в руках и продолжила:
– Что же тут неясного? Если девушка вышла замуж, и не хочет, чтобы ее беспокоили, то, может, и волноваться не о чем?
– То есть, ты что-то знаешь? – в голосе Болгарина снова прозвучал оттенок угрозы.
– Кое-что знаю, – вынужденно согласилась Сильвия. – Белла действительно вышла замуж и ждет ребенка. Сейчас ее тревожить нельзя, могут начаться преждевременные роды.
– А за кого она вышла, знаешь?
– Она не называла. И адрес ее мне неизвестен.

Это опят же было правдой. Сильвия не знала, под какими документами проживал Анч в своей человеческой ипостаси, и о почтовом адресе Беллу также никогда не спрашивала – ей было достаточно того, что она знала, куда ехать. Хотя, конечно же, найти нужную точку в списке городских адресов труда не составляло.
– Ну так выясни. Хорошо заплачу.
Сильвия подумала. Отказываться было нельзя: если Болгарин взялся за дело, то непременно доведет его до конца любым способом. Следовало потянуть время, обсудит все с Беллой и подумать, каким образом обставить встречу зятя с тестем так, чтобы она произошла безболезненно для молодой семьи. Роды были назначены на завтра, а до этого момента был шанс убедить Болгарина не устраивать фейерверков с погонями и прочими резкими движениями.

– Я спрошу у Беллы фамилию ее мужа, как только мы с ней встретимся, – объявила она Болгарину.
– И место жительства..
– Конечно. Я позвоню вам послезавтра.
После отъезда важного клиента Сильвия сделала звонок Руслану, и они оба согласились, что за Болгарином необходимо установить слежку, для чего снова использовать один из мини-квадрокоптеров на гибриде солнечной батареи с компакт-дирижаблем. Благо, у них он был не один.

Для наблюдения за сигналом на планшете посадили сначала Анча (он согласился: это было в его интересах), а затем Сильвия мобилизовала одного из своих сводных племянников – не совсем бесплатно, но все же намного дешевле, чем нанимать на работу очередного профессионала. Будь там что-то серьезное, Анч бы раскошелился на любую сумму, но слежку за Болгарином они установили просто на всякий случай, чтобы полностью контролировать ситуацию. И оказалось, что они как в воду глядели: нужда в таком контроле имелась.

Информацию Болгарину было решено передавать дозировано, причем первую порцию только после того, как Руслан отвезет свою семью и Беллу в село под крылышко Александры Марковны. Анч тем временем должен был успеть завершить кое-какие дела у нотариуса и вернуться в свой особняк. Но, как известно, человек предполагает, а судьба располагает, и Анч не успел исчезнуть с городских улиц вовремя.

Чуть он вышел из нотариальной конторы, как оказался зажат в клещи «гориллами» недовольного тестя, на глаза ему были водружены очки с темными стеклами и через несколько мгновений он уже сидел в черном БМВ. На то, чтобы заклеить ему скотчем рот, много времени также не понадобилось, и очень скоро означенный экипаж уже катил по направлению к выезду из города по до боли знакомой Анчу дороге. А именно, к его собственной даче.

Печаль ситуации была в том, что если бы в момент появления возле него Болгарина Анч находился у себя в доме, а не на улице, где было полно свидетелей, то до его похищения дело бы не дошло – он бы вовремя замаскировался, оборотившись в лишенную дыхания тряпичную куклу, но сделать это на глазах у «честного народа» было невозможно. Не то, чтобы невозможно вообще, но на это был строгий запрет.

Выдавать людям свое существование и существование других таких же как он было запрещено, так что необходимо было набраться терпения и изображать из себя беспомощную жертву любовных чар красавицы-жены. Так что пока его везли, Анч обдумывал варианты самого оптимального способа ускользнуть из лап экзекуторов от «превратиться визуально в труп» до «попытаться договориться».
Посередине находилось «растаять в воздухе» с последующим гипнозом. Гипноз был не самой легкой задачей, потому как необходимо было сначала придумать, что именно навнушать Болгарину, шоферу и обоим телохранителям достаточно правдоподобного, чтобы они не начали потом мучительно вспоминать, как и почему очутились за городом в одном из дачных поселков.

Вот почему Анч смирно сидел в машине между «Бугаем» и племянником Болгарина и даже не пытался трепыхаться. Тем более что пока причин для исчезновения у него не было. А была надежда на то, что команда Сильвии его похищение засекла и постарается не допустить трагической развязки событий. Маячок, вживленный в один из его рогов, в любом случае позволял отыскать его след при первом тревожном симптоме.
Поэтому Анч без особой суетливости позволил вытащить себя из машины в конечной точке маршрута, ввести в дом и привязать к стулу. Он готов был засмеяться: методы допроса у Болгарина отличались завидным постоянством. Правда, желательно было бы не испытывать их на себе в полном объеме…

– Ну и вот зачем все это? – спросил он, стараясь придать своему голосу легкую укоризну. Скотч с его рта был уже убран, и разговору не мешало ничто. – Разве нельзя было договориться через посредника о месте и времени встречи?
– Чтобы ты обратно улизнул и пришлось бы тебя искать по-новой?
– Я не столь глуп, чтобы прятаться от всех вечно. Тем более что у Беллы скоро сессия, и с помощью нее вы бы меня все равно вышли.
– Ну, это когда бы еще было! Зато сейчас ты сидишь перед нами тепленький и неподвижненький. И мы можем приступать к нарезке из тебя колбасы.

– Какой колбасы? – невольно содрогнулся Анч, потому что ехидный тон, каким были произнесены эти слова, ему не понравился. Его человеческая ипостась не была лишена болевых рецепторов, и тратить энергию на ее починку было перспективой не из приятных.
– В первую очередь из того органа, которым ты посмел осквернить то, что тебе не предназначалось.
Угрюмая вкрадчивость слов из последней фразы заставила Анча заерзать. Хотя означенный орган и был сейчас упакован в свернутом виде в паху, однако приложение к нему в виде мешочка с парным вложением было в пределах доступности хирургического ножа.

– Я ничего не сделал незаконного, – возразил Анч торопливо. – Мы с Беллой расписаны в ЗАГСе, и все остальное тоже было строго по ее желанию. Я ее люблю.
Один из охранников Болгарина сплюнул.
– А она тебя? – в тоне Болгарина была все та же угрюмая вкрадчивость.
– Тоже.
– Ты на себя в зеркало смотрел? – это спросил второй из охранников, более молодой и смазливый, но злость, проступавшая сквозь черты его лица, скорее способна была оттолкнуть зрителя, чем привлечь.
– Любят не за красоту, – буркнул Болгарин. – Ведь правда же, не за красоту она втюрилась в твое поганое рыло, угу? Что, если мы начнем делать из тебя фарш не с низу, а с верху, пучеглазое ты недоразумение?

– Очки снимите, – Анч постарался произнести эти слова преувеличенно-спокойно, все еще надеясь, что фокус с внезапным исчезновением ему демонстрировать не доведется. Между делом он уже ослабил веревки и готовился их скинуть в нужный момент.
– Это чтобы ты мог нас загипнотизировать как Беллу и улепетнуть неповрежденным? – услышал он.
Анч вздохнул.
– Вы думаете, что Белла вам спасибо скажет, если вы сделаете ее вдовой?
– А мне не нужно ее спасибо. Я хочу избавить ее от твоей мерзостной рожи…

Сильвия вовремя получила сигнал о том, что Болгарин отловил Анча и повез его в направлении к выезду из города. После того она сразу позвонила Руслану и сказала ему немедленно возвращаться, прихватив с собой Беллу. К тому моменту он уже довез обеих молодых женщин с малышами до места, где им предстояло проживать два последних весенних месяца, и Александра Марковна сразу подключилась к событиям.
– Детей оставь мне, лети спасай мужа, – скомандовала она Белле. – Руслан, не выключай связь с Сильвией, она будет говорить тебе, куда ехать. И никаких драк – ваша задача добиться мирного разрешения проблемы. Хотя бы потому, что воскрешать покойников мы еще не научились, и пришивать руки-ноги тоже. Поверь мне: устроить кипиш Анч способен и без тебя.

Сколько раз потом Сильвия благословляла себя за то, что план действий в случае захвата Беллиного мужа был ей разработан и продуман до мелочей. Машина Руслана въехала во двор Анчевой дачи всего на 15 минут после БМВ Болгарина, да так ловко, что ни тот, ни его «гориллы» не заметили звуков подъезжающего авто и выгрузки десанта по оказанию помощи их пленнику. Поэтому явление разъяренной Беллы в дверях холла, где происходили события, враз изменило плавное течение происходившего там действа.

Прежде всего вместо комбинации «один против троих» возникло «трое против трех», потому что Анч вдруг оказался без очков и со свободными руками. Правда, со стула он так и не встал, а вместо этого повернул голову к Белле и произнес:
– Дорогая, я оформил дарственную на наш дом, и теперь, если со мной что-нибудь случится, у тебя есть жилище, из которого тебя с малышками никто не прогонит.
– Спасибо, милый, но еще лучше, если в придачу к этому дому там будешь и ты. Если я тебе еще не надоела, конечно, и ты не намерен от меня убечь бесследно.

– Не намерен, – мотнул головой Анчутка. – Только видишь ли…
– Вижу! – гневно воскликнула Белла, обращая свои взоры к Болгарину. – Папа, ты что творишь, а? Тебе мало того, что из-за тебя мама провела свои лучшие годы в одиночестве, так ты и меня хочешь мужа лишить?
– Он негодяй. Он тебя загипнотизировал, – мрачно сказал Болгарин.
– Он? Меня? Загипнотизировал? – Белла рассмеялась. – Он меня дважды спас! И пусть даже он это сделал для того, чтобы потом со мной замутить – так что же? Он мне понравился, и я захотела с ним встречаться дальше. У нас с ним двое прекрасных карапузочек – обе девочки, твои внучки, между прочим. Ты хочешь их оставить сиротами? Или ты и их задумал изничтожить? В общем, так: если ты хочешь, чтобы я с тобой родичалась, то оставь моего супруга в покое.

Болгарин подумал.
– Ладно, – произнес он медленно. – Пусть живет. До первой твоей на него жалобы.
Анч усмехнулся.
– Спасибо, папулечка! – в голосе Беллы прозвучала неприкрытая радость. – Я не сомневалась, что ты меня поймешь… Ну, мне пора возвращаться к моим малышкам – их пора кормить. Рада бы я вас тут оставить пообщаться вдвоем, но хочу показать Чутке, как мы обустроились там, где я буду пребывать следующие пару месяцев, так что уж извини, но домушку эту я хотела бы запереть, и ворота тоже. Это дача не моя, так что не обессудьте…

Она, в общем-то догадывалась, что Анч не поедет с ней в лесное село и выгрузится в Городке, но предпочла закрепить отвоеванные позиции и не рисковать хрупким миром между двумя дорогими для нее людьми. Болгарину следовало остыть, обмозговать ситуацию, и сделать это в отсутствии свидетелей и непрошенных советников. Так что высадив Анча возле их городского особняка, она заторопилась к своим крохотулькам, даже не предполагая, какой сюрприз ее встретит там

– Тс-с, – сказала Кристина, открыв калитку. – Дети спят, и твои уже накормлены. Познакомься – это наша горничная, зовут Маричкой. Она недавно потеряла маленького, и если тебе не хватит молока, то воспользуешься ее услугами.
Бэлла окинула взглядом предполагаемую кандидатку в ходячий резервуар для подкормки младенцев. Девушка была по-деревенски крепкая, круглолицая, курносая и какая-то бесцветная.
– У вас очень красивые детки, – прошептала она и опустила голову.

Это сообщение отредактировал ЯКассандра - 27.12.2023 - 14:41

Часть вторая
Глава 7 (15)

Разумеется, у Александры Марковны были заботы и поважнее, чем улаживание семейных дел Беллы или трудоустройство Марички. Собственно, она прекрасно могла бы позволить обоим юным женщинам сначала окрепнуть после родов, затем подождать, пока Белла не вернется в городок, и только после этого подсовывать ей в качестве помощницы по хозяйству биологическую мать приемного ребенка.
Так было бы даже лучше и вернее, более того, именно так было задумано Александрой Марковной – посоветовать подруге Кристины нанять няньку для малышей, как только подойдет момент им обоим ехать на сессию. А в том, что Белла не захочет брать академический отпуск по уходу за новорожденными, сомнений не было – Белла была из отличниц, и к учебе относилась более чем серьезно.

Вмешательство Болгарина и его неприязнь к Анчу спутали все карты: пришлось Маричке являться на сцену с грудью, полной молока, что сразу возбудило в Белле ненужные догадки. К чести обоих, ни Белла не стала свои подозрения проявлять, ни Маричка не выдала душевного трепета при виде одной из крошек.
Сердце ведь недаром называют «вещуном» – оно екнуло и потянулось отнюдь не к обеим врученным ее попечению существам. Однако стыд, испытываемый девушкой, не только сковал ее уста покрепче любого обета молчания, но и заставил приласкать и второго подопечного.

«Надо же, как может молоко в голову броситься! – подумала она. – Твоего ребенка не могла усыновить студента с двумя детьми, так не бывает. И ты его продала, так что теперь горюй не горюй, но фарша назад не прокрутишь. Не хотела баюкать своего – качай теперь чужих.»
Да, Маричка горевала искренне и раскаивалась тоже полноценно: к тому моменту, как она спустилась с горы и перешла через первый ручей все сомнения в том, что она бы не погибла и справилась с трудностями, у нее как по волшебству испарились. Если бы не Дархан, поддерживавший ее под локоток, она бы развернулась и побежала назад, чтобы забрать свою кровиночку, прижать к сердцу и уже не отпускать.

Но увы – Дархан на том пути вниз держал ее крепко, и все три последних месяца перед родами кто-то неизвестный щедро подкармливал ее, причем не только продуктами, но и кругленькие суммы передавал через Александру Марковну. Деньги пришлось бы вернуть, а без них, да еще с новорожденным, Маричке довелось бы перебиваться на похлебке и людском подаянии. Работу горничной в «Изборе» она не то чтобы совсем потеряла, но лет на пять ее довелось бы отложить, а рассердив «ведьмачку», даже поломойкой в больничке было не устроиться.

В общем, здравый смысл ей твердил: «Смирись!», но общественное мнение осудило бы ее без всякой пощады, поэтому на все вопросы тех, кто видел ее с животом, Маричка приготовилась отвечать однозначно и одинаково: ребенок родился мертвым. После этого она начала бы плакать, и от нее бы отстали.
И в тот, первый послеродовой день, заготовка сработала без осечек: ни Кристина, ни Белла особо не наседали. Тайна была полностью сохранена именно потому, что все участники процесса действовали быстро, нагло и беспринципно. Белле требовалась ширма – Анч готов был оплатить любой ее каприз – Маричке некуда было деваться кроме как выполнить условия договора.

Как бы там ни было, но утрясши все пункты взаимодействия между тремя молоденькими женщинами, Александра Марковна занялась делами, насущными для нее. А именно: подготовкой к новому сельхозсезону. Требовалось понять, сколько га занять основной культурой на этот раз и убедить своего компаньона фермера Матвея засеять освободившиеся 20 га пшеницей и рожью. То есть что не стоит севооброт строить на нуждах его животноводческого хозяйства.

«В селе надо жить по-сельски, – проговаривала она про себя свою будущую речь, подбирая аргументы. – Люди быстро захотят завести кто поросенка, кто кур. Корма им что, втридорога у соседей покупать?»
Ну и требовалось, конечно, подвести баланс доходов и расходов за истекший сезон. Потому как если с подсчетом расходов проблем не возникало, то с доходами дело обстояло иначе. Настолько иначе, что у Александры Марковны в течение прошедшей зимы не раз опускались руки и возникало жгучее желание все бросить и сбежать.

И это при том, что знакомства Александры Марковны среди городских верхов позволяли ООО «Конопрод» работать без нервов, не беспокоясь о таких неприятностях как наезды наркоконтроля, санэпидстанции и прочих контролирующих структур. С криминалом также тёрок не возникало – да и не могло возникнуть, пока городок контролировал Болгарин.
Однако устойчивое положение в глазах закона не избавляли Александру Марковну от необходимости заниматься рекламой и лихорадочно искать лазейку на рынке продуктов, аналогичных тем, которые произвела и могла производить их фирма. Необходимость эта раздражала ее своей нелепостью и отвлекала от основной профессиональной обязанности: лечить людей.

Оказалось, что идея с выращиванием технической конопли при всей своей перспективности и прогрессивности хотя и была легко выполнимой, но имела множество подводных камней. ООО Александры столкнулось с самым жутким из них – им некому было продавать готовые изделия, да и на полуфабрикаты тоже найти покупателя не удалось.
С мясом и молоком у ее компаньона дело обстояло попроще: его молодое фермерское хозяйство производило не настолько много продукции, чтобы завалить ей весь городок, и серьезного конкурента в Матвее никто не видел. В качестве постоянных мест сбыта у него были база отдыха и пара оптовых покупателей на городском рынке, охотно бравших «экологически чистую продукцию». Повышенный спрос, возникший на нее, имел тенденцию лишь возрастать.

А вот с изделиями из натурального волокна дело обстояло несколько иначе.
То есть кое-что Александра предусмотрела: зная, что в любом случае выращивать коноплю только как сырье бесперспективно, если поблизости не имеется завода по ее переработке, она изначально убедила своего компаньона, что перерабатывать означенное растение они станут сами, пусть даже это и потребует увеличенного вложения капиталов на закупку оборудования для фабрики. А там уж как-нибудь готовый товар они продвинут.

Однако внезапно обнаружилось, что продвигать тоже надо было уметь. А в этом у обоих компаньонов опыт отсутствовал.
По сути, устойчивый спрос в стране имело лишь конопляное семя, его широко использовала пищевая промышленность, вырабатывая из него масло, муку и просто продукты типа жареных семян. Внутренний рынок на эту продукцию еще не был насыщен несмотря на сумасшедшие цены. При политике импортозамещения и внезапной моде на российскую продукцию данное пищевое направление далеко было от стагнации и даже наоборот – оно развивалось хорошими темпами.

Но одни семена ООО «Конопрод» производить было невыгодно – климат был слишком холодным, и более конкурентоспособные в этом плане области вроде Курской и остальных южных имели перед Псковщиной неоспоримое преимущество.
Нет, не сказать, чтобы растить коноплю было убыточно – зелень ее охотно поедал скот не только свежую, но и в качестве сена, однако воплощению идеи возрождения села это не помогло бы нисколько. Ведь достаточно было пустить одну жатку с одним трактористом – и поле было бы убрано, а все остальные приглашенные Александрой люди остались бы не у дел.

В этом и была тонкость проблемы: конопля была ей избрана как культура, позволявшая занять большое количество рабочих рук.
К чести Александры Марковны эту проблему она решила радикально – вместо покупки уборочного комбайна и прочей техники ценой в десятки миллионов она сообразила убирать коноплю по старинке, то есть вручную. Таким образом и приехавшие люди были сразу заняты, и не пришлось брать кредит в банке. Да и стебли не были переломаны на короткие отрезки, что давало возможность получить на выходе более тонкое и ровное волокно с меньшим процентом костры.

То, что уборка растягивалась по крайней мере на месяц, было даже к лучшему: начали они с жатвы в фазе цветения, когда волокно было наиболее мягким с минимальным количеством лигнина, а заканчивали с уже полностью зрелыми растениями. Обмолотив их сразу в поле, то есть собрав семена, снопы вновь расстелили на земле для того чтобы приступить к обычному для волокносодержащих растений и уже привычному для работников ООО «Конопрод» процессу дальнейшей обработки.

Обработка же заключалась прежде всего в том, чтобы подвергнуть скошенные растения попеременному действию намокания и высыхания. Называлось это «процессом декортикации». Говоря по-простому, подгнить должны были скошенные стебли под действием ночных рос, дневного солнышка и дождя, если он вдруг лил. Пары недель такого лежания обычно хватает, чтобы верхний слой стеблей конопли начал отделяться от внутреннего, после чего их можно было подобрать, смотать в снопы или рулоны и транспортировать на склад.

Дальнейшая обработка происходила уже под крышей и после полной уборки всего посеянного. Ну а поскольку количество заготовленного сырья было в первый год отнюдь не колоссально, то опять же выгоднее было перерабатывать его вручную, с помощью минимальных приспособлений. И снова народ был загружен полностью и не чувствовал себя лишним.
Потому что операций, которые требовались для получения волокна, было предостаточно. Пусть даже для Александры Марковны и для Матвея их полный перечень и был в новинку, но на то и Интернет существовал, чтобы разузнать что и как.

Жаль, что роль такого интернета не могли сыграть их работники, но здесь исправить ситуацию было невозможно – их тоже пришлось учить. Ведь даже самые старые из них родились тогда, когда о выращивании в этих краях конопли народ давно и прочно позабыл.
Правда, кое-какое оборудование хранилось у кого-то из деревенских стариков на чердаках или в сараях, но название этому кое-чему было «антиквариат», а для промышленного применения требовалось изготовить нечто более свежее и мощное. Вроде мяльно-трепального станка. Если же такого комбинированного станка не имелось, то эти две операции также можно было подвергнуть разделению: кто-то прогонял стебли через мялку, получая так называемую «тресту», кто-то трепал, а кто-то и прочесывал, отделяя от извлеченного волокна остатки раздробленных твердых оболочек – «костру». Костра, она же отходы, составила примерно половину от исходного сырья.

Линейка волокна, полученного в конечном итоге, была различной толщины и грубости – и это волокно было превосходного качества. Самым грубым, естественно, оно было из стеблей полностью созревших, убранных в последнюю очередь и обмолоченных. Такое волокно носило гордое название «пенька» и стоило дешевле всего. Поэтому и востребовано было намного шире: в веревочном производстве, например. В строительстве можно было использовать и очес – для утеплителя.
Короче говоря, полученный полуфабрикат поддавался дальнейшей переработке с помощью минимального оборудовании, вот только перерабатывать его сразу было неразумно и производство встало еще в апреле. Народ мог начать снова разбегаться, но поступать иначе было нельзя.

Знающие люди намекнули Александре, что при нынешней экономической обстановке предприятиям предпочтительнее работать «на заказ», то есть не забивать склады полностью готовой продукцией, а, имея какой-то ее запас, остальное сырье приберегать на тогда, когда клиент захочет чего-то конкретного, под его размеры, качество и количество. И, соответственно, оплатит авансом хотя бы себестоимость, чтобы не сработать в убыток.

Крупные фирмы, имеющие прямой выход на магазины или к оптовикам вообще что-то начинали делать только после полной оплаты предзаказа, Короче говоря, никто нынче не рисковал и не собирался рисковать. Поэтому и работы на фабрике у Александры продолжать было неразумно: все образцы продукции, которую они могли производить, были уже изготовлены, мелкие партии размещены в специальном павильоне при складе, а остальное сырье трогать было опасно: не так много его было, чтобы тратить наугад.

То есть превратить всю пеньку в шпагат, тросы и канаты проблемы не было, но если бы после этого поступил заказ на мешковину или внезапно обнаружившийся новый неизвестный им продукт, а сделать его в требуемом объеме было невозможно потому как ни из чего, то они потеряли бы не просто одноразового покупателя, но вероятностного клиента на будущее.
Так что действительно выгоднее было пока замереть, а при получении заказа на пресловутые веревки и канаты всем кагалом наброситься на его выполнение, благо приспособления были просты, и каждый работник попробовал, справится ли он с задачей в случае необходимости.

Вот только необходимости такой все не возникало. Никто не заказывал ни пряжу для тканей или вязания, ни тепло-изоляционные плиты или рулоны. ООО «Конопрод» даже бумагу готово были выпускать или картон, и Александра Марковна специально поинтересовалась технологией – но все было глухо, несмотря на то, что Интернет уверял, будто потребность в изделиях из конопли была в стране колоссальна.

Причину-то парадокса выявить оказалось несложно: для того чтобы товар купили, нужно было не просто попасть в нужную нишу, но и иметь привлекательную для потребителя цену. Но увы – с ценами-то и была неувязка: они были отнюдь не низкими. Причем, вовсе не у одной фирмы Александры и Матвея, основанной на ручном труде: эти двое, как новички, к весне были уже готовы сбагрить все что возможно со скидками в 50 %. Но судя по реклама в сети, цены на конопляную продукцию вообще были безобразно высокими: более высокими, чем допускал здравый смысл.
В общем, ожидать, что народ ломанется раскупать конопляные ткани или пряжу, не приходилось. Получалось, что этот товар был на любителя.

Исключением был так называемый костробетон – он был более дешев, чем обычный, но это исключительно потому, что производился на отходы от производства волокна. То же самое касалось и блоков из костры, арболита. Сама костра продуктом не считалась и ничего не стоила, кроме расходов на бензин и амортизационных отчислений на транспорт – покупать пришлось бы лишь известь и цемент.
Короче говоря, прежде чем считать производство этих самых блоков дешевым побочным делом, необходимо было сначала превратить стебли конопли в продукт, имевший несомненную товарную цену, то есть извлечь волокна и их продать. Но даже если вывернуть понимание основного и побочного наизнанку, то до наступления второй половины апреля на заказы на арболит рассчитывать не приходилось – строительство было процессом сезонным.

То же самое касалось и жмыха – основным видом производства должно было быть конопляное масло. И выходило так: можно было выращивать коноплю на собственные нужды, то есть иметь полный цикл безотходного производства, но ничего не сбыавая, быстро-быстро вогнать себя в бездонную яму убытков. Нашлось бы у них в селе на что потратить и утеплитель, и арболитовые блоки – да что там говорить, ушло бы все, вплоть до листов кровли.

Но бесплатно народ работать бы не стал даже сам на себя, не говоря уже о том, что нужды у каждого свои. Да и вспомогательные материалы вроде лаков и связующих смол стоили денег, поэтому «работать на себя» обозначало прежде всего работать за зарплату. А деньги на эту зарплату не сами в поле росли, а могли быть получены только после продажи того, что там выросло.
В общем, по самым скромным подсчетам только на зарплату работников в количестве 20 человек за истекший календарный год у двух соучредителей ушло не менее 700 тысяч рублей, извлеченных из собственных карманов. И это не считая разового выкладывания средств на оплату техники и строительства трех помещений типа павильоны.

Трех, потому что помимо самого цеха, в котором происходил созидательный процесс, потребовались еще склад и место для просушки сырья, в том числе семян. Причем все материалы для строительства в тот самый их первый год были покупными, потому что костра для арболита могла появиться только после запуска производства, а отнюдь не до его начала.
И неважно, из пиломатериала эти три помещения строились, из блоков или из плит – в первое лето деятельности кроме затрат у «Конопрода» не было ничего. Не считать же за капитал мечты и надежды? Хорошо хоть лесопилка была местной, и ее не успели продать на сторону, поэтому цены им не задрали – и бревна, и доски, и брус были чуть ли не по себестоимости.

Естественно, ни о какой сортности никто не думал – лишь бы можно было пустить в дело. Пол из опилкобетона, объемистый чердак под двускатной крышей и печное отопление – вот была и вся созданная ими роскошь.
Температуру в помещениях они поддерживали в таких пределах, чтобы не мерзли руки-ноги, и очень себя хвалили, что не пожадничали и поля в первый год засеяли ровно столько, сколько возможно было переработать за зимние месяцы тому самому количеству бывших сельчан, которые согласились вернуться из города в надежде на то, что «ведьмачка Олеся» знает, что делает.

Вот только оказалось, что она себя переоценила, и скоро наступало время следующего сельхозсезона, а она не сумела покрыть убытки от первого. На банковских счетах у нее было пусто, рабочие сидели по домам, а в душе билось глухое отчаяние.
О, конечно, ООО «Конопрод» завело свою страничку в Интернете, где были выложены картинки с образцами производимой ими продукции. И кроме прямой рекламы в сети они поместили объявления в несколько газет. Но продажи шли вяло.

«Может, арендовать торговое место на каком-нибудь из строительных рынков в Пскове? – размышляла Александра. – Но деньги-то где достать на такую аренду, не имея доходов? Неужели придется брать банковский кредит? И опять же зарплата: откуда ее черпать, чтобы рабочие не разбежались? Ну ладно, одного-двух работников Матвей мог бы произвести в трактористы, чтобы не пахать и не сеять самому, но остальные в долг работать не станут, однозначно…»
В общем, прекраснодушная идея по возрождению села грозила рухнуть в тартарары подобно всем мировым прекраснодушным идеям…

«Однако почему конопляное волокно стоит так дорого?»
Ответ лежал на поверхности: потому что в стране практически отсутствовало оборудование по переработке означенного растения. Старое давно соржавело и было свезено на металлолом, а новое за 60 прошедших с тех пор лет не создавалось. Производимая же за границей техника стоила так дорого, что о быстрой окупаемости волокна или даже грубой его части, то есть пеньки можно было только мечтать.

Единственно светлым моментом во всей этой эпопее было то, что Александра не влипла в банковский кредит ради приобретения этой самой техники, а повела дело по старинке, вручную. То есть в случае объявления фирмы банкротом ей было бы, конечно, стыдно, но не пришлось бы продавать ни землю, ни постройки.
Больничка тоже, конечно же, оказалась бы не нужна, зато можно было бы вернуть себе полный покой, живя с продаж лекарственного сырья, грибов и ягод.

«А может снова обратиться к Льву Егоровичу за финансовой помощью? Арболитовые блоки уже можно и даже нужно отливать. Пару недель они будут сохнуть и твердеть, а потом дадим объявление в городке, и с хозяином магазина «Стройсам» пообщаюсь. Если отпускную цену поставить несколько ниже чем у керамзитобетонных блоков, то и покупатель будет – хоть какой-то. Сговориться можно, особенно если прибегнуть к Силе…»
Александра Марковна вздохнула: применять гипноз вне лечебных целей она ненавидела и шла на это только в самых крайних случаях. Был ли это один из таких?
«Или снова попросить финансовой помощи у Льва Егорыча? …»

Разговор с хозяином «Избора» четко показал, насколько мозг Александры Марковны не был приспособлен для торговых операций.
– Я дам тебе деньги в кредит, – сказал он, – и процент возьму небольшой, но…
Он сделал многозначительную паузу.
– Не томите, Лев Егорыч! – взмолилась Александра. – Я и так знаю, что вы ничего лишнего не спросите и разорять сельчан не станете.

– Зачем нам их разорять? – засмеялся Лев Егорович. – По мне, чем больше в селе народу, тем больше разного интересного можно придумать для привлечения постояльцев. Но я ремонт затеваю, крышу у центрального блока перекрывать пора. Хочу по-новому ее сделать, чтобы как чешуя была…
– Гибкая черепица, – подсказала секретарша.
– Мы такую не делаем, – сказала Александра Марковна. Там нужна стеклоткань, а это не по нашему профилю.

– Я в курсе. Но для гибкой черепицы нужна подложка. Плиты такие, чтобы крышу сначала выровнять. Я смотрел на вашем сайте – они у вас в перечне товаров есть. Но цены … ваша конопля не золотая, случаем?
– Какие у всех цены, такие и у нас, – ответствовала Александра, придав голосу некоторую нотку обиды.
– Во-от! А мне не надо «как у всех», мне надо со скидкой.
– Нет ничего проще – давайте обсудим, какая скидка вас устроит…

– Да не сошли ли вы оба с ума? – вмешалась жена Льва Егоровича, она же финансовый директор «Избора». – У вас есть охота возиться с оформлением двойной пачки документов: сначала на займ, а затем на покупку со скидкой? И налоги платить двойные? Когда можно сразу купить, и у обоих сторон будет то, чего им нужно: у кого-то деньги, а у нас плиты?
– Так ведь нет пока еще плит: их надо сначала изготовить, а для этого заплатить зарплату рабочим и закупить необходимые компоненты в качестве связующего состава.

– Ну так за чем же дело встало? Мы оформляем как покупку, вносим авансовый платеж, а остальную часть отдадим после выполнения заказа, когда придет пора снова платить вашим работника зарплату.
– Ох! – воскликнула Александра Марковна. – Это ведь и называется «предзаказ»?
– Это называется «предоплатой», – сказал Лев Егорович. – Не суетись, Олеся, плиты нам нужны не сегодня и не завтра, так что поинтересуйся ценами на компоненты, объемами и адресом закупки, и тогда приходи, чтобы составить окончательный договор. Ильинична скажет тебе общую квадратуру крыши, намеченной для ремонта…

(Продолжение завтра в этом же посте)

Это сообщение отредактировал ЯКассандра - 27.12.2023 - 14:48

ЯКассандра
Спасибо! Читается с удовольствием!

Жду продолжения.

Часть вторая
Глава 8 (16)

Когда человек занят на полную катушку, то время для него летит совершенно незаметно. Подготовка к экзаменам (у Саруул – к ОГЭ, а у Дархана к ЕГЭ), а затем сдача их, вымотали Дархана до предела. Все эти месяцы, начиная с сентября, он зубрил, разбирался в материале, сдавал контрольные и опять зубрил.
Ведь мало того, что когда-то он ушел из школы после девятого класса и целых два года был далек от наук как от северного полюса, так еще и до этого он учился с двойки на тройку. В полной уверенности, что эту самую тройку должны как-то обеспечить учителя: им за это зарплату платят. О том, что знания могут иметь ценность, Дархан даже не подозревал. Читать он умел? Писать умел? Деньги считал не ошибался? Чего ж еще-то?

Ученичество у черного шамана лишь упрочило в Дархане эту уверенность. Он почему-то даже не задумывался, что ждет его в будущем, чем он будет зарабатывать себе на жизнь? Ведь шаманы по обычаю платы за свои услуги не требовали – посетители сами потом приносили благодарность, кто сколько хотел.
То есть жили белые шаманы Ольхона отнюдь не с услуг за обряды или проводимые ритуалы. Но придавленный сознанием, что его путь – это шаманизм, и ничего иного судьба ему не готовит, давила на Дархана неподъемным грузом, и он даже не пытался выбраться из-под него на поверхность или расправить плечи. К тому же он был юн и приучен слушаться старших.

Да и некуда Дархану было выбираться и расправлять плечи. Он конечно слышал о профтехучилищах, но туда необходимо было нести справку о состоянии здоровья, в том числе и от психиатра. А он состоял на учете в соответствующем учреждении с неясным диагнозом. Вот и получалось, что хотя денег ему его учитель не платил, лишь кормил и давал кров над головой, но зато Дархан не висел на шее у родителей, силы которых от тяжелого труда в попытках заработать деньги на излечение дочери-инвалида были ко времени его взросления значительно подорваны.
Вот только не бывает такого, чтобы чей-то мозг, будучи от природы умным, не пытался никак себя проявлять. Проживая у шамана, Дархан старался постичь не только то, что тот демонстрировал, но и то, что тот прятал; он хотел понять саму суть общения учителя с духами. Увы, он улавливал только обрывки нужных ему умений. Спрашивать же было бесполезно – черного шамана любознательность его ученика лишь сердила, а тупое выполнение его указаний вполне устраивало.

Занятый мыслями о том, как бы помочь сестренке снова начать ходить и вернуть здоровье родителям, Дархан считал это нормальным. Однако когда шаман уезжал или уходил, оставляя его домовничать, он пытался копировать жесты и даже походку своего учителя и вообще старался подражать тому во всем.
Он изучал людей, которые приходили к шаману за помощью, вникал в их просьбы, старался понять характеры. И долго не подозревал, как выглядит его работа у шамана для тех, кто не был бурятом и не разделял веры в столбы сэргэ с лентами. Не подозревал, пока не подслушал однажды разговор продавцов на одном из Иркутских рынков, где его назвали припадочным дурачком, которого шаман держит у себя из милости.

Нечего даже и говорить, насколько это было бы оскорбительно для любого парня. Для любого, но не для Дархана, который помнил про свою шаманскую болезнь, которая должна была исчезнуть после того, как он пройдет посвящение хотя бы на первую ступень. Но пока такое посвящение не состоялось, то в людском мнении о нем была некоторая справедливость. И Дархан смирял свое самолюбие, считая себя и впрямь неполноценным.
И вдруг… встреча с Сильвией все перевернула. Оказалось, что он у шамана не из милости, и что наоборот, очень тому зачем-то нужен. Так нужен, что его от шамана хотят забрать и ради этого готовы пойти на огромные расходы. Конечно, если бы Дархан любил своего учителя или хотя бы испытывал к нему симпатию, он бы не согласился на посулы странной девицы, для которой святые места Ольхона были землей, которую следовало избегать.

Но учителя своего Дархан лишь боялся, и не больше. А странная туристка обещала за его исчезновение сумму денег, которая махом решала все финансовые проблемы их семьи. И пусть даже сумма эта не озвучивалась, однако эмоции, излучаемые туристкой, не были фальшивыми. В ее интонациях не было подвоха, и поездка в Харанцы, чтобы забрать сестру на лечение, также это показала.
Мало того, массаж, которым необычная туристка владела, оказался весьма действенным – Дархану удалось его запомнить, и он потом сам делал его своей сестренке, помогая ее ногам восстанавливаться быстрее, чем планировалось. Так что был смысл и ему с Сильвией поступить честно – то есть добросовестно отработать дорогу на другой конец страны и обратно на Ольхон в клинике у ее матери. Пусть даже снова это было лишь за еду и крышу над головой.

Знакомство Дархана с Александрой Марковной, которую местные жители за ее спиной называли ведьмачкой, еще сильнее пошатнуло его взгляд на самого себя как на неудачника, чья судьба резать куриц и прислуживать сначала шаману, а затем духам. Ведь всего за три месяца Дархан узнал о лекарственных растениях и применении их столько, что теперь и сам мог с успехом торговать растительным сырьем и через пару лет после возвращения домой стать травником. И это было еще не все – «ведьмачка» в приказном порядке велела ему написать заявление в районную школу на экстернат, пообещав в случае успешной сдачи ЕГЭ поспособствовать его поступлению в медицинский.
Это было слишком хорошо, чтобы поверить. Однако шаманская болезнь больше к Дархану не возвращалась. Его голова больше не болела, и он больше не замирал неподвижно, глядя в одну точку в самый неподходящий момент. Никто больше не смотрел на него с жалостью, и его бесплатная работа в больничке в качестве то ли санитара, то ли медбрата вызывала у окружающих уважение, а не презрение.

Медленно-медленно Дархан начал совершенно иначе смотреть на свое двухлетнее пребывание у черного шамана. Хотя произошло это не сразу. Ведь как ни признателен был он Сильвии за излечение сестры, но укоренившиеся в нем привычка везде и во всем подозревать, что люди ничего не делают без выгоды для себя даже когда занимаются благотворительностью, заставляла его и на новом месте выполнять только то, чего не требовало значительных усилий либо было интересно.

Да и как иначе?
Матери Сильвии требовался дармовой работник – вот и все было объяснение чудесному воздействию Сильвиных рук на близких Дархану людей. И теперь они с Саруул должны были целый год бесплатно пахать на местную больницу, пусть даже хозяйка этой больнички и не была злой. Целый долгий год, потерянный год, тот самый год, который необходим был для того, чтобы получить посвящение на самую первую ступень шаманства и иметь право называться Ябаган-боо.
Школа в перечне любимых занятий Дархана никогда не значилась, и в учебники он заглядывал с зевотой и отвращением. Он считал выдумкой утверждение Сильвии, будто черные шаманы режут горло не только ягнятам и козлятам, пужалкой для того, чтобы увезти его с собой.

Так что год – это был максимумом, который он собирался потратить на отработку долга за помощь в излечении сестры. На больший срок Дархан оставаться здесь отнюдь не планировал. Отвезя сестренку домой на Ольхон, он намеревался вернуться в Иркутск к своему учителю, потому что такова была его судьба по убеждению всей его родни и соседей. И преподаваемая его нынешней хозяйкой наука травознания лишь подогревала в Дархане желание стать полезным помощником для Тенгерин оргошпо боо, чтобы тот начал, наконец, им дорожить.

Однако нож, блеснувший в шаманском кулаке возле алтаря на священном холме, в одно мгновение заставил Дархана очнуться от его иллюзий по поводу его роли у «учителя» и наконец поверить, что черный шаман потому и держал его в молчании и невежестве, что никакого посвящения в Ябаган-боо Дархану не предстояло. А неожиданное превращение его хозяйки в ведьму, гораздо более могущественную, чем все шаманы Бурятии, подействовало подобно удару молнии.
ВОТ У КОГО ЕМУ СЛЕДОВАЛО УЧИТЬСЯ!

Это внезапное открытие сразу же заставило Дархана отнестись к ее указаниям с должным уважением. Ведь если он хотел впитать всю науку, которой его хозяйка владела, значит он должен был пройти и путь, которым та прошла. Копии диплома об окончании медицинского факультета в Пскове не случайно висели на стенде под стеклом – и если для получения такого же диплома требовалось изучить биологию с математикой – он вызубрит и изучит!

Вторым толчком к пониманию, что обещание отработать 10 лет, данное Сильвии, придется выполнять, был случай на лесном болоте, когда несколько рифмованных слов, произнесенных по подсказке невидимого голоса, заставили вздыбиться землю. Дархан испытал тогда не только восторг от ощущения момента могущества – в нем возникло еще и понимание того, что он повязан в единое целое с силами, которые обмануть невозможно. И сбежать отсюда до истечения срока не получится. Его достанут везде и сделают с ним, с нарушителем обета, все, что захотят.

Вообще все. Так не лучше ли было вступить с этими силами в полноценный союз, овладеть ими и поставить себе на службу? Да любой бы на его месте был бы готов не только болотную воду пить, микстуры варить и гранит науки грызть, а и вообще на что угодно согласился, лишь бы потом вот так играючи повелевать стихиями и подчинять себе врагов одним взглядом.
Решено – он засядет за учебники и превратит себя из припадочного дурачка (то есть теперь уже не припадочного) в такого, с кем Сильвии не стыдно будет поводить время и ложиться в одну постель. Пусть даже он и не сможет лечить людей возложением рук, но зато сможет делать то же самое при помощи науки.

Примерно такие рассуждения заставили Дархана изменить свое отношение к требованию его хозяйки непременно закончить среднюю школу, причем оба выпускных класса за один год. Ну а поскольку чудес не бывает, то она наняла ему репетиторов по трем основным предметам: по русскому, по математике, и по английскому.
Основным – для школьного аттестата, потому что без наличия его о допуске к ЕГЭ нечего было и думать. Остальное Дархан был в состоянии одолеть и самостоятельно, в пределах необходимого минимума, естественно. Тем более что многое по таким предметам как физика или химия могла разъяснить брату Саруул.

Вот для кого никаких особых препятствий для подготовки к ОГЭ не существовало: будучи инвалидом, она еще дома освоила дистанционное обучение и добросовестно занималась, надеясь найти свое место в жизни среди Интернет-пространства. Ведь другой для себя дороги, чтобы не быть обузой для семьи и обрести самостоятельность, Саруул тогда не видела!
Учиться ей вообще нравилось, и она продолжала это делать даже работая в больничке у хозяйки Дархана. Правда, ей было легче, чем брату еще и по другой причине: она училась последовательно, и ей не было нужды сдавать сразу два класса за одну зиму. Она привезла с собой выписку с оценками на 4 и 5 по всем предметам кроме физкультуры.

Как бы там ни было, но оба они: и брат, и сестра к наступлению заветного дня летнего солнцестояния уже были готовы к возвращению на Ольхон: Саруул окончательно, а Дархан – на побывку.
Перед тем как отправиться, он отдал хозяйке весь пакет документов для поступления в универ, включая заявление и справку о здоровье (комиссию он проходил в Городке, без обмана и гипноза). Дархан был почти уверен, что не пройдет даже на платное обучение, потому что никакая зубрежка не могла помочь уложить в голове материал за 11 лет школы в объеме выше среднего, и у него в аттестате за среднюю школу было столько троек, что стыдно было такой аттестат поазывать.

Но вернуться он должен был в любом случае – еще один год стажировки у опытного терапевта лишним в багаже будущего белого шамана ему не казался. Так что месяц он себе положил на исследование флоры Ольхона, а август планировал провести в подручных у хозяйки, вновь собирая травы по ее указке.
– А что было бы, если бы у вас не девочка родилась, а мальчик? – спросил он ее перед самым отъездом.
– Я бы постаралась избавиться от плода, а если бы не получилось – отнесла бы его в рощу, чтобы он соединился со своим отцом.
– А если девочка пойдет не в вас, а в черного шамана?

– Если в девочке не окажется способности к сопереживанию и жалости к живым существам, то к трем годам, а может и раньше, это прояснится. Тогда я отведу ее в рощу, где она пустит корни и станет березой.
– И вам ее будет совершенно не жалко?
– Ты удивлен? Но я ведь не убивать ее туда отведу. Просто без человеческих эмоций ей нечего делать среди людей. Она начнет злоупотреблять своими способностями и скоро станет очень опасным существом. Убивать она не сможет, но влюблять в себя мужчин и лишать их здоровья – запросто. Или ты считаешь, что вытягивать из людей молодость и силы – это ничего не стоящая мелочь?

– Но вы же не вытягиваете?
– Я – нет. Но я дитя любви, как и Руслан.
– А Сильвия?
– И Сильвия тоже. А твоего бывшего учителя я не любила ни мгновения. Он явился, чтобы меня убить, глупец!
И Александра Марковна презрительно засмеялась.
Этот ее презрительный смех всю дорогу до Ольхона стоял в ушах у Дархана. Разумом он понимал, что Александра Марковна права – нельзя допустить, чтобы среди людей гулял суккуб, но равнодушие, с которым она об этом сказала, несколько пугало. И еще – удивляло ее решение растить ребенка, к которому она заранее не собиралась испытывать материнских чувств.

«Нет, мой учитель был похитрее. Он всегда прятал свои мысли… Что не помешало ему отправиться прямиком в расставленную для него ловушку.»
Подумав так, Дархан окончательно понял, что черный шаман был обречен с того самого мгновения, как он перешагнул границу священной рощи. Дархан понял это – и принял. Принял то, что он «в игре», и что правила этой игры для него теперь обязательны, где бы он ни находился.
Впрочем, в новых правилах ничего плохого не было.

«Прислушивайся к своему внутреннему голосу, – сказала ему однажды хозяйка. – Доверяй интуиции, она у тебя умненькая.»
И он доверял. И проверял верность своих предположений. И чем дальше, тем больше его прогнозы на поступки других людей оказывались верными. Сбросив с плеч груз обреченности, Дархан начал ощущать себя лоцманом в собственной жизни, а не беспомощным пленником лодки без руля и ветрил, мчащейся по Байкалу под властью баргузина.
Приехав на Ольхон, Дархан велел Саруул обойти все лавки для туристов и в каждой купить по ленточке белого цвета. После этого они вдвоем отправились на мыс Бурхан к 13 столбам сэргэ, и он велел ей повесит на каждый столб по две ленточки: одну для обитателей верхнего мира, другую – для нижнего.

– Пусть это будет твоя благодарность духам за возвращенное тебе здоровье, – сказал он. – И не вздумай у них чего-нибудь просить.
– А ты сам? – удивилась Саруул.
Дархан покачал головой: нечто, чего он сам в себе пока не понимал, мешало ему выполнить ритуал.
– Мне пока благодарить их не за что, – нашелся он. – Но покормить их я принес вот это.
И он показал пакет молока, которым собирался побрызгать землю у подножия каждого сэргэ, а обойдя последний из них, развернулся, чтобы, пройдя в обратную сторону, положить по десятирублевой монетке на камни для подношений.

А еще он подвел сестренку к тому месту, откуда начинался спуск к скале Шаманке и, показав на нее, проговорил:
– Никогда не ходи туда. Иначе тебя накажут духи. Шаманка не любит тех, кто тревожит ее покой.
– Откуда ты знаешь? – нахмурилась Саруул. – Все же ходят туда, и ничего.
Дархан задумчиво склонил голову – говорить про Сильвию ему почему-то не захотелось.
– Так говорят предания наших предков. Или ты не веришь им?
Саруул сердито глянула на него: брат вел себя непонятно.

– Можно подумать, что ты веришь после всего, что с нами было! Сколько наши родители молили о чуде, и ты целых два года у шамана служил, а вылечила меня русская медицина. Разве не так?
Дархан вздохнул и снова прислушался к себе. И нужные слова пришли.
– Откуда ты знаешь: может быть именно духи устроили так, чтобы я встретился с Сильвией, и она взяла нас с собой, чтобы увезти к белой шаманке? Я теперь, чтобы ты знала, стал настоящим Ябаган-боо. И ты скоро сама в том убедишься.

– О-о-о! – скептически скривилась Саруул: ее так и тянуло спуститься вниз к загадочной скале, куда один за другим отправлялись туристы.
В этот момент легкий ветерок подул вдоль 13 столбов, и привязанные к ним ленты, послушные движению воздуха, затрепетали, подобно флагам.
– Видела? Это был ответ! – показал Дархан, вытянув в сторону столбов правую руку. – Пошли скорее, нам надо еще машину найти, чтобы не пришлось домой пешком топать с тяжелыми сумками.

Это сообщение отредактировал ЯКассандра - 28.12.2023 - 14:35

Часть третья
Глава 1. (17)

Странно, но вернувшись на Ольхон после годовалого отсутствия, Дархан вовсе не почувствовал себя дома. Даже наоборот: впечатление, что он попал в другой, экзотический мир, охватило его и уже не отпускало до самого отъезда. Он словно смотрел какое-то объемное 3D кино – очень красивое, волнующее, но странное.
Жизнь здесь была слишком непохожа на жизнь далекого лесного села, где вовсю шло строительство новых домов и обновлялись старые, где было много молодежи и молодых семей. Где люди жили для себя, а не напоказ: и больничка, и детская площадка служили им. Где возле каждого дома был большой огород и сад, а по дворам важно расхаживали курицы.

И где не было толп туристов, которых надо было обслуживать и развлекать. Там все друг друга знали, и сакральное место было действительно сакральным, то есть куда никто не смел сунуть любопытный нос. Оказалось, что Дархан ко всему этому успел привыкнуть!
Нет, на Ольхоне было прекрасно, и пословица про то, что «дым отечества нам сладок и приятен» была правдивой, но дым на то и дым, чтобы щекотать ноздри и раздражать горло. Вместе с радостью от встречи Дархана охватило непонятное щемящее чувство потери. Глаза его наслаждались, но душа хотела плакать. И даже родной дом, где он вырос, и в котором ему был знаком каждый пятачок пространства, показался чужим.

Несмотря на то, что встретили его с распростертыми объятиями, и с лица матери не сходила счастливая улыбка.
– Ты стала настоящей красавицей, доченька! – сказала она, прижимая к себе Саруул.
– Ты сильно изменился, сынок! – сказал отец, придя с работы. – Тебя просто не узнать. И смотришь по-другому.
– Да, отец, – согласился Дархан. – Я принял свою судьбу и знаю теперь точно, по какой дороге пойду. Как твое здоровье?
– Отлично. Спина больше не болит, и шея шевелится как у молодого. Голова не кружится, и мушки перед глазами не летают. Эта Сильвия великая шаманка, сынок! Ты назад-то когда?

– Я вам лишний? – усмехнулся Дархан.
– Что ты такое говоришь? – всплеснула руками мать. – Живи сколько хочешь! Просто она говорила, что забирает тебя на 10 лет. Нехорошо, если ты сбежал…
Дархан снова усмехнулся. Отец явно боялся, чтобы его хворь к нему не вернулась.
– Я не сбежал, – успокоил он мать. – у меня отпуск.
Этим же вечером он обошел все Харанцы, благо поселок был небольшим, и в который раз поразился количеству туристов. Очень много было тех, кто приехали «дикарями», причем издалека: с Урала, и даже из Якутии. На мысе также стояла чья-то палатка, а несколько ближе к домам местных жителей располагался детский палаточный городок – опять же туристический. Саруул немедленно туда побежала, заводит знакомства.

Дархан не препятствовал. Он подошел к самой оконечности мыса и глянул вниз, на пляж: направо и налево. Пляж был песчаным, и это составляло разительный контраст с прибрежной галькой, просвечивающей сквозь чистую байкальскую воду. На песке с обоих сторон стояли самодельные банные кабинки для любителей контрастного обмывания: вода в Байкале возле берега с этой стороны хоть и не была летом ледяной, но и тепла в ней особого не было.
Как не было и ничего предосудительного в том, что кто-то из местных открыл еще один способ заработать деньги на приезжих. Харанцы хоть и были историческим местом, но на святость никогда не претендовали. Само название это обозначало: «дозор», и вело свое происхождение от небольшого островка, одноименного по названию, расположенного совсем рядом с мысом напротив него.

Люди здесь жили издавна, горячие научные головы утверждают, что самые ранние поселения на западной стороне мыса уходят в глубину тысячелетий, в каменный век. Впрочем, от той эпохи почти ничего не сохранилось, кроме заостренных осколков камня, которые археологи считали наконечниками стрел и копий, а также плоских кругляшей с дыркой, в которые можно было продеть шнурок и повесить себе на шею. Кругляшки считались оберегами и хорошо раскупались туристами. Дархан подозревал, что дырки в кругляшах просверливает кто-то из своих, но в чужой бизнес не лез.

Восточный край мыса был гораздо занимательнее. Поселение, которое там когда-то было, относилось к XI – XIII, то есть к эпохе вполне исторической. И копать там было куда интереснее. Среди находок бывали даже железные ножи: ржавые, зато подлинные. И амулеты были четкие: такие не стыдно было повесить себе на шею. Они не валялись на каждом шагу, но тем были в глазах мальчишек ценнее.
Если же встать на ходули, то можно было легко добраться до дозорного острова, который соединялся с мысом подводным перешейком всего-то в полметра-метр глубиной. На острове было множество гротов – вряд ли они когда-либо были обитаемыми, и искать там было нечего. Зато зимой гроты эти были красоты неописуемой. Они были совершено разными, и убранство их менялось каждый год.

Кроме того, взобравшись на самую высшую точку островка, можно было увидеть часть побережья Ольхона от Шаманки до мыса Будун, не говоря уже о противоположной стороне Байкала. Но ходуль сегодня Дархан не прихватил, а лезть по пояс в холодную воду у него энтузиазма не возникло.
Впрочем, желания добраться до острова у него не появлялось до самого конца его пребывания на Ольхоне. Островок плотно оккупировали чайки, и слушать в одиночку их перепуганные оглушающие вопли удовольствие было бы ниже среднего. Да и вообще в ту сторону, то есть на мыс, Дархан больше не ходил. Чего он потерял на скалах и песке? Будущее Дархана было связано с травознанием, и намного интереснее было полазить по Ольхону в поисках каких-либо полезных растительных диковин.

И он полазил. И поразился: оказывается, на Ольхоне полно было трав, названий которых он не знал. Он словно видел их впервые! Его это тем более удивляло, что здесь он прожил свои первые 15 лет – так как же могло получиться, что раньше Дархан не замечал красоты окружавшей его природы: ни ярких цветов, пробивавшихся между камнями скал, ни пышного разнотравья лугов, и даже о реликтовом ельнике ничего не слышал?
А ведь, оказывается, здесь даже эдельвейсы росли! И чабрец, который традиционно считается родом с Украины. Кое-какие из заинтересовавших его растений он сумел найти в Интернете, и теперь не путал золотой корень с тридактилиной. Он узнал как выглядел астрагал, понял разницу между багульником с болот псковской области и багульником ольхонским, который в действительности звался даурским рододендроном.

Названия некоторых растений были столь замысловатыми, что не сразу и выговоришь: остролодочник, черепоплодник, а наименования некоторых Дархану так и не удалось выяснить – никто их вообще не знал, а в Интернете были отчего-то лишь картинки без подписей.
Однако полно было и тех трав, которые росли на лугах и в аптекарском саду у его нынешней хозяйки, вроде иван-чая и люпина, хотя видов полыни на Ольхоне было несравнимо больше. Правда, все растения здесь были невысокими, даже деревья.

Вот воздух… да! Воздух хоть и был другим, но он был ничуть не хуже! И надышаться им Дархан был не в силах. Он ходил словно опьяненный и глупо лыбился, рискуя быть принятым за умалишенного. Хотя «больному шаманской болезнью» прощалось все!
В общем, Дархан не скучал, а через неделю после его появления на родине случилось происшествие, значительно поднявшее в глазах соседей его авторитет как посвященного потусторонним силам, после чего он мог уже улыбаться хоть на все 32 зуба, и это встречалось с полным пониманием.

Родители Дархана работали на турбазе у одного своего родственника, и была у того собака по имени Джек – здоровенная такая псина, какой-то сторожевой породы. Точнее, это был смесок овчарки-полукровки неизвестно с кем, таких в просторечии принято именовать «дворянин». Джек был умнейшим псом и слушался исключительно своего хозяина: добросовестно стерег его двор и лаял тогда, когда нужно.

Ел он только из хозяйских рук, и мало кто рисковал, проходя мимо него от калитки к крыльцу, сворачивать с дорожки, рискуя не рассчитать длину цепи. Пару раз таких «рискователей» собакен настигал и валил, да и держал, пока хозяин не появлялся. После чего определение «злой» приклеилось к Джеку намертво. Поэтому всех очень удивило, когда Дархан не только смог к нему подойти, но и погладить. Впрочем, сделал он это в присутствии хозяина турбазы…
И как же был встревожен Дархан, когда к концу недели пребывания в родном поселке он услышал надрывный собачий вой, исходивший со стороны турбазы. Это подал голос Джек, причем в непривычной для него манере.

«Собаки воют к человеческой смерти», – вспомнил Дархан одно из наставлений Александры Марковны.
«Там что-то случилось» – понял он и помчал на турбазу.
Зрелище, которое он увидел, испугало бы хоть кого. Хозяин базы сидел на земле, прислоняясь к крыльцу, а Джек метался возле него на цепи и безудержно лаял, перемежая лай все тем же надрывным воем.
«Собаки понимают человеческую речь. Но разговаривать с ними надо командным голосом…»

– Стоп, Джек, – произнес он. – Смолкни. Не мешай мне его осмотреть.
Джек лаять перестал и перешел на тихое скуление. Хозяин, сидевший перед ним, был бледен и капли пота, выступившие на лбу, показывали, то он испытывает сильную боль. Он держался за живот, так что задавать вопрос, что именно болит, было не обязательно.
– Расстегните брюки, ахай, и футболку приподнимите…Здесь болит? – спросил Дархан.
– Везде болит…

Дархан чуток подумал. Александра Марковна говорила, что место, где воспаление, всегда теплее… Он еще раз провел ладонями по животу, на этот раз не нажимая… Прислушался к своим ощущениям…
– Все ясно, – выдал он резюме. – Аппендицит. Нужно в больницу, и немедленно. Саруул, зови тетю, пусть немедленно звонит в скорую помощь или что там нынче.
– Да много ты понимаешь?! – замахала руками жена хозяина, появившись на крыльце. – За ложный вызов знаешь, сколько заплатить придется?

– Если я окажусь неправ, то я сам оплачу рейс, если потребуется.
– Деньги покажи!
– Они на карточке.
– Смотри же мне! Если что – я выверну всю сумму из зарплаты твоих родителей…
– Да звоните уж! Каждая минута может быть на счету!
– Хорошо! – и, набрав нужный набор цифр, она передала трубку Дархану. – Говори!
Тот пожал плечами и принял телефон.
– … Острый живот. Подозрение на аппендицит.
– Только подозрение?

– Нет, точно аппендицит. Без операции не обойдется… Мужчина, 40 лет. Откуда знаю? Год работал медбратом в сельской больничке… Ольхон, поселок Харанцы. Это там, где аэропорт...
– Ну, парень, ты и даешь! – сказал прибывший на вызов фельдшер, осмотрев больного. – Почему ты так уверенно поставил диагноз?
– Вас какой ответ больше устроит? – скривился Дархан. – «Мне сказали духи» или «У нас в больничке был аналогичный случай»?
– Для шамана ты слишком молод.

– Я в начале пути… Ну, Джек, – сказал он страшному цепному псу, грозным лаем проводившего машину, увозившую его хозяина в неизвестность. – Вернется к нам твой старший друг живым и здоровым. Ты вовремя меня позвал.
Дархан поднял голову и усмехнулся про себя: и жена хозяина, и Саруул смотрели на него с легким трепетом. И он вспомнил: согласно поверью, только шаманы умели разговаривать с животными. Однако последствием этого всеобщего заблуждения было то, что до самого возвращения их родственника из больницы собакена вынужденно кормил он – пес ни из чьих других рук пищу не принимал.

А вечером того же дня после того, как родители пришли с работы, Саруул им сказала:
– Папа, мама! Вы не сердитесь, но я возвращаюсь с Дарханом в леса. Я хочу поступить в фармшколу и стать аптекаркой. Александра Марковна сказала, что у меня получается, и обещала похлопотать, чтобы меня приняли без конкурса. Я не смогу приезжать к вам каждое лето, пока не получу диплом, но мы будем часто-часто общаться по Интернету, чтобы друг друга видеть. Я вам свой планшет оставлю и покажу, как им пользоваться.
– Здрасьте! – сказал отец. – Ты думаешь, будто мы так бедны, что не в состоянии купить себе ноутбук или хотя бы смартфон?

А накануне отъезда приснился Дархану сон, который надолго лишил его покоя. Как будто он был собакой, и бегал на четырех лапах. Море запахов окружало его, и било в ноздри, а уши ловили звуки и шорохи, давая понять, что где происходит. Вот хозяин спускает его с цепи… Он перемахивает через забор и устремляется по дорожке, ведущей к знакомому дому – дому родителей Дархана. Там пахнет чужаком!

Нападать на чужака было нельзя – охранять следовало только дом хозяина, можно было лишь полаять, но и этого делать Джек отчего-то не стал – что-то заставило его замереть, словно незнакомца охраняла какая-то неведомая сила. Чужак обошел вокруг забора, отделявшего дом от остальной территории поселка. Он делал это странно, задом наперед, сыпал какой-то порошок и что-то шептал, а закончив странный хоровод, открыл калитку и прошел к порогу входной двери дома.
Встав на задние лапы и опершись передними о доски забора, Джек видел, как чужак достал нож и начал копать ямку точ-в-точь как Джек, когда хотел что-нибудь спрятать в земле. Предчувствие Джека не обмануло – у чужака в руках появился какой-то сверток, и нос просигналил ему: в свертке был мертвый птенец черной вороны.

Закопав принесенное, чужак накрыл место схрона ковриком, о который люди чистили ноги, повернулся и пошел по направлению к калитке. Подул ветер и сбросил с его головы капюшон, обнажив лицо. Это лицо было Джеку незнакомо – зато оно было знакомо Дархану – прямо на него шел черный шаман! Собственной персоной, живее всех живых!
Дархан тутже выскочил из собачьего тела. Изображение пропало, и он снова стал самим собой. Вот только руки и ноги его оцепенели, и он долго не мог пошевелиться, сколько ни пытался.
«Сильвия», – наконец смог прошептать он и проснулся.

– Ты сегодня во сне звал Сильвию, – сказала мать утром. – Она тебе снилась?
– Да, – отвечал Дархан угрюмо. – мне кажется, будто я забыл что-то черезвычайно важное.
– Так спроси у нее.
– Не получится. Она меня избегает.
– И ты не знаешь причины?
– В том-то и дело, что не помню. Я… я попросил у нее забвения – и она дала мне его.
– А сейчас ты хочешь повернуть все в обратную сторону?
– Ну да.

– Я знаю, что надо сделать, – важно сказала Саруул. – Надо зайти в дом шамана, тот самый, в Иркутске. У тебя ведь есть от него ключи?
– Ну есть.
– Ну вот. Надо промотать каждое мгновение того вечера как цифровое кино.
– А если мы опоздаем купить билеты на поезд?
– Закажи их прямо сейчас, отсюда, по Интернету… Мы зайдем в дом твоего бывшего учителя вместе, я буду изображать Сильвию…
– Ты не сможешь изобразить Сильвию, – оборвал ее Дархан, покраснев, – потому что ты мне сестра.

– А-а-а! – сказал отец.
– Ну да!
– Поэтому она тебя и избегает!
– Поэтому.
– А ты?
– А я ее люблю.
Они помолчали.
– Сынок! – сказала мать. – Может, еще можно все исправить?
– Как я исправлю то, чего не помню? Да не расстраивайся ты так. Я шаман, или ты забыла? И в моей жизни нет места для любви.

Произнеся это, Дархан вышел за порог родного дома, и, взглянув не коврик для чистки обуви, поднял его. За прошедшие три года с того момента, когда у его сестренки отнялись ноги, там много накопилось грязи, которую время от времени убирали, конечно, но голыми руками рыться там не стоило.
– Дай лопату, – сказал он отцу, – я хочу кое-что проверить.
Он не сомневался, что если там под порогом что-нибудь и спрятано, то вряд ли глубоко. И действительно – газетный сверток с двумя птичьими трупиками был прикрыт слоем земли в половину штыка лопаты. У одного трупика были переломаны обе лапки, а у другого в голове торчала игла.

– Ох! – сказала мать, хватаясь за сердце. – Это то, что я подумала?
– Как ты узнал? – спросил отец.
– Джек мне показал. Он видел здесь Черного Шамана в ту ночь, после которой у Саруул отнялись ноги.
– Ах он подлец! – воскликнула мать. – Но что же нам теперь делать-то?
– Черный шаман мертв, но это надо сжечь. Только не дома, а во дворе, на поддоне, и иголку из головы птицы надо вынуть. Пепел я заберу с собой. Надо провести еще один ритуал, для полной уверенности. Так что в его доме нам с Саруул побывать придется.

Сказать-то Дархан это сказал, однако к дому на окраине Иркутска он повез Саруул не без опаски. С ключами они легко попали бы не только во двор, но на большее чем это у ребят решимости не хватило. Нечто, чему Дархан не мог подобрать названия, мешало ему не то чтобы проникнуть в оставшееся бесхозным шаманово жилище, но даже подняться по каменным ступеням и подойти к входной двери.

Вместо этого Дархан обошел двор, сопоставляя то, что всплыло в его памяти, когда он возложил ладони на священный камень священной рощи, с реальным двором шаманского дома. Совпало все до мелочей. Значит, это было не бредом и не галлюцинацией. И повинуясь внезапному порыву, он подошел к кусту чертополоха в центре двора, опустился возле него на колени, и, возложив ладони на не закрытый плитами участок земли, произнес:
– Благодарю тебя мать-земля, что дважды спасла меня от лютой смерти: один раз здесь, а второй – на чужбине.

Он достал из кармана складной нож, который всегда носил с собой, вырезал его лезвием в земле небольшую ямку, высыпал туда пепел от сожженных птиц и снова прикрыв ямку дерном, сказал:
– Прими в благодарность от меня частицу моей крови.
Уколов безымянный палец левой руки колючкой чертополоха, он капнул несколько капель туда, где только что лежали его ладони, а теперь покоился пепел двух загубленных черной душой птенцов. Эта часть ритуала была закончена, но оставалась еще и другая, не менее важная. Заклеив место пореза пластырем (его он таскал в кармашке сбоку чемодана), Дархан подошел к алтарю, и приложив руки к его боковой поверхности, продолжил:

– Спасибо тебе, священный камень предков, что дал мне свободу поступать по совести и позволил узнать, что такое любовь. Пока я жив, никто не будет больше поить тебя кровью невинных жертв – я принес тебе чистой байкальской воды, чтобы омыть твое тело и утолить твою жажду.
Он раскрыл чемодан, достал оттуда пятилитровую бутыль с водой (Дархан действительно взял эту воду из Байкала, сам не зная почему – просто был уверен, что она ему пригодится), достал чистый шелковый шарф и принялся отмывать верхнюю плоскую поверхность камня от кровяной корки. Закончив, он выжал тряпку, в которую превратился шарф и повязал вокруг одной из опор навеса над алтарем.

– Что ты делаешь? – с испугом спросила Саруул.
– Общаюсь с духами, – отвечал Дархан в полном убеждении, что поступает правильно. – Смотри!
Он встал посреди двора, раскинув руки в стороны, и почувствовал, что легкий ветерок словно приветствует его. И он счастливо засмеялся, и, воздев руки к небу, сказал так:
– Благодарю и тебя, Айыысыт. Пусть я не помню, за что именно, только уверен: ты тоже в ту ночь одарила меня своей милостью и благословила меня. Клянусь, я вернусь сюда, когда придет срок, и верну свои долги, служа своему народу, как положено белому шаману…

– Я думала, что ты зайдешь в дом и возьмешь там свой бубен, – проговорила тихо Саруул, когда они оба отошли от дома шамана и очутились возле остановки.
– У меня пока нет бубна – не положен. Считается, что мне еще рано вызывать духов и с ними говорить.
– Но ты говорил… Мне ведь не показалось, нет?
– Не только говорил, но и слышал их ответ.
– Тогда почему ты не попросил у них, чтобы они помогли восстановить твою память?

– Потому что в ту ночь, когда я захотел забытья, я находился в этом же дворе, на этих же плитах.
– Под лунным светом?
– Да. Я молил об этом как о милосердии. И если бы я сейчас начал приставать к духам с новыми просьбами, они отвернулись бы от меня как от неблагодарного. Я лишь рассердил бы их.
– Поэтому ты и ленточку к сэргэ не привязал?
– Не знаю. Что-то не позволило мне это сделать.

Это сообщение отредактировал ЯКассандра - 28.12.2023 - 15:35

Часть третья
Глава 2 (18)

Казалось бы, что могло пойти не так во время поездки в поезде, когда едешь не в первый раз и все знакомо до мелочей. Ну, номер вагона другой с другой проводницей, постельное белье несколько другой расцветки и попутчиков двое вместо Трофима. Зато не приходилось ухаживать за лежачей больной, и времени свободного было хоть отбавляй.
Вот это-то свободное время и оказалось той отравой, которая не позволяла Дархану наслаждаться поездкой в полной мере. Он очень быстро начал раскаиваться, что они с Саруул взяли билеты в купе, а не в плацкарту. В плацкарте был народ, с которым можно было общаться, с которым можно было говорить, на который можно было в крайнем случае просто смотреть.

В купе смотреть можно было только в окно на пейзажи, мимо которых поезд проезжал. Правда, пейзажи менялись и это были не только вывески на станциях. Тайга оказалась разной! Прежде всего она подрастала каждое утро – пусть ненамного, но заметно, и становилась все гуще. Менялся и вид деревень, менялась погода. И все это навевало какие-то глупые мысли, страх перед будущим.
В душу заползали какие-то нелепые сомнения в собственных способностях. Учеба в Медине казалась ему верхом самонадеянности. Жить в большом городе? – но Дархан всегда был сельчуком, и окраина Иркутска ничем не походила на Москву на площади Трех вокзалов. Им вообще тогда повезло в их первый раз, что Ленинградский вокзал, с которого отправлялся поезд на Псков, находился рядышком с Ярославским, куда они прибыли из Иркутска.

Ну, то есть они так думали, потому что перемещаться с инвалидной коляской по лестницам и поездам метрополитена было бы для них для всех непосильной нагрузкой. Зато их компания подробно осмотрела оба вокзала: и Ленинградский, и Ярославский. Громадные, похожие на дворцы. Рассматривать их можно было бесконечно. Кроме того, в зале ожидания были телевизоры, которые показывали не только новости, но и кино.

Здесь, в поезде, Дархан мог тоже посмотреть кино по смартфону, но отчего-то ему этого не хотелось. Он посмотрел, конечно, однако реклама бесила, и большую часть времени он просто валялся на полке, тупо глядя в окно, о чем уже упоминалось. А по ночам ему снился один и тот же сон, и сон этот вопреки всем законам психологии, каждый раз расцвечивался новыми подробностями, а потом продолжался.

Дархан снова видел себя на четырех лапах, но на этот раз он был не в собачьем теле, а волчьем. Его будоражили лесные запахи, и хотелось играть, кататься по траве и бегать на перегонки с другим таким же четырехлапым мохнатиком. И он бегал, и прыгал – и ему было хорошо от прикосновений мохнатой морды к его лицу и мохнатых лап к его плечам.
А потом он вдруг оказывался в теле двуногого существа, старого как сама старость. И не на лугу он уже был, а на знакомом ему болоте, только не погруженным в зеленую жижу, а бегал сверху, по покрывавшей болото тине. И ноги его, обутые в лапоточки, не проваливались, но скользили по поверхности.

И прямо перед ним, на светлом мягком сфагнуме бегала волчица в двумя волчатами. И радостно было Дархану от этой картины, и не хотелось просыпаться. Он знал, что волчица эта – Шоно, и что она показывает ему своих щенков из последнего выводка. И что не просто так она это делает, а словно хочет ему что-то сказать – напомнить нечто для него, Дархана, очень важное.
Дархан открывал глаза – и к нему волной вновь и вновь приходили воспоминания – он видел лицо Сильвии, и желание немедленно ее разыскать на мгновение становилось почти нестерпимым. К счастью – лишь на мгновение, но и этого хватало, чтобы дорога до Москвы показалась ему излишне долгой.

Наваждение с него спало по прибытии поезда на конечную станцию – скучать ему сразу же стало некогда, и разные призрачные лица сменила бесконечная толпа лиц реальных, полнокровных, шумящих и говорящих.
– Вот что, – сказала Саруул, когда они выкупили билеты на псковский поезд, – неизвестно, когда еще мы будем в Москве. Я хочу побывать на Красной площади. И еще: проехаться на метро. Два в одном.

Сдав чемоданы в камеру хранения, они приступили к осуществлению обоих планов одновременно. Путь их пролегал через станцию «Комсомольская». Очутившись там, Саруул тихонько ахнула и принялась вертеть головой, рассматривая великолепные мозаики центрального зала. Облицованные мрамором колонны ее уже не удивляли – к ним она успела привыкнуть: на вокзалах они были сплошь и рядом.
А на Красной площади они имели случай убедиться, что как ни велика Россия, но случаются в ней совпадения, которые могут показаться хоть кому невероятными. По крайней мере, так утверждает наука статистика.

– Трофим! – завопила Саруул, чуть они подошли к памятнику «Минину и Пожарскому» и бросилась к одной из созерцающих памятник человеческих фигур.
Действительно, это был тот самый их прошлогодний попутчик. Ну как, попутчик – теперь это был один из бизнес-партнеров их хозяйки, который появился в лесном селе незадолго до отъезда брата с сестрой на Ольхон.
– Приветствую молодежь! – сказал Трофим, улыбнувшись. – Надоело отдыхать, хочется побыстрей за дела приниматься?

– Ну, я с этого сентября не просто так, а студент. Меня на бюджет приняли. На Лечебное дело при Псковском универе.
– Да ты что? И какой же там был нынче проходной балл?
– Даже не знаю. Но Александра Марковна звонила, и сказала, что у меня хватило.
– Не слышу особой радости в голосе. А что сдавал?
– Русский, химию и биологию.
– Я тоже, я тоже бюджетница! – прощебетала Саруул, не дав Дархану придумать хоть какое-то объяснение отсутствию ликования по поводу его успешного поступления. – У меня в свидетельстве сплошь «четверки» и «пятерки»! Кроме физкультуры, конечно. Там прочерк.

– Физкультура – это ерунда. Вы куда здесь хотите попасть?
– На Ленина посмотреть.
– На Ленина не получится – Мавзолей сегодня для посещений закрыт. Видите – очереди нет?
– Тогда в Оружейную палату.
– На сокровища из Государственного Алмазного Фонда полюбоваться?
– Угу.
– Можно я с вами?

В общем, дорога до Пскова промелькнула куда веселее, чем до Москвы. Дархан успел и узнать последние новости, и спокойно выспаться (на этот раз ему ничего не снилось), и успокоиться. На конечную станцию поезд прибыл по расписанию, то есть утром, и был будний день, поэтому они с Саруул съездили в Универ, зашли в приемную комиссию, где Дархана нашли в списках поступивших и приняли от него заявление на проживание в общежитии как малообеспеченного иногороднего.

До Городка Дархан и Саруул добрались, когда день уже был в самом разгаре. В фармшколу они не успели, но погода была теплой, безветренной, до рейсового автобуса, на котором два раза в сутки можно было доехать до «Избора», было часа три – уйма времени, которое надо было где-то убить.
Можно было бы и не ждать, я взять такси (выделенную ему Александрой Марковной дорожную сумму он еще не растранжирил), тогда бы их довезли сразу до дома, то есть до больнички, но этот вариант Дархан решительно отверг. Платить 1000 рублей вместо 300 за добавочные 3 км пути? Их можно было отлично преодолеть пешком!

Другое дело, если бы они с собой волокли неподъемный груз. Но чемоданы на колесиках за груз можно было не считать, тем более если один из них, тот, который везла Саруул, был практически пуст. Там оставалось на дне килограммов пять копченого омуля – подарок от родителей для Александры Марковны, и пустые пластиковые контейнеры, которые можно было помыть и многократно использовать повторно как посуду.
– Пойдем прогуляемся? – предложила Саруул.
– Пошли! – ответил Дархан.

И они направились туда, куда их понесли ноги. А ноги понесли их прямиком в тот квартал, где жила Сильвия. Почему – можно было даже и не спрашивать: банальная человеческая вежливость требовала, чтобы, проезжая через Городок с пересадкой из одного вида транспорта на другой, навестить тех знакомых, которые там обитают. Тем более если знакомые эти хорошие.
А лучше Сильвии кто мог для Дархана быть? Ведь только благодаря Сильвии и Руслану Дархану удалось сдать ЕГЭ на высокий балл, позволивший ему поступить на бюджет.

– У вас с Сильвией ментальная связь, – пояснил ему накануне экзамена Руслан. – До сих пор она была нестабильной, но ее можно усилить. Выпьешь перед ЕГЭ вот эту микстурку, и Сильвия будет видеть все то, что будешь видеть ты.
– И что это даст?
– Мы с ней тоже будем в связке. Прочитав твое задание, я смогу подсказать ответ, а в случае затруднения, найду его в учебнике или в справочнике. Да и Сильвия кое-что помнит из школьной программы. Она тебе продиктует, куда что писать и в какую клеточку ставить галочку.
– Но это не честно.

– Не честно? – изумилась Александра Марковна. – У тебя выдающиеся диагностические способности и «легкая рука». Если ты будешь прилежен и не станешь отлынивать от занятий, то нагонишь все, что ты пропустил когда-то в школе. А если чего-то не поймешь, то Интернет и библиотека тебе в помощь. Да и Руслан в случае чего охотно разъяснит, если во что-то упрешься лбом.

Хорошо подумав, Дархан понял, что Александра Марковна была права. Обучение в платной группе потребовало бы более 150.000 рублей только за один год. Таких денег в этом сезоне ни у кого из троицы экстрасенсов не было: фирма «Конопрод» еще только раскручивалась, и дохода не приносила, Руслан сам был студентом и практиковать при отсутствии оборудования, к которому привык, не решался, да и семью надо было содержать. Он подрабатывал медбратом, в Пскове, в одной из частных клиник, но все уходило на текущие нужды.

А Сильвия… По словам Александры Марковны клиентов у нее было не вот толпа. Большинство людей в Городке предпочитали находить утерянное собственными силами.
Но не сказать ей «спасибо», не передать благодарность и привет из Ольхона разве было можно? Не рассыплется он, если взглянет на девушку одним глазком и перекинется парой слов. Вот Дархан и шел – медленно, осуждая сам себя за глупость и бесхарактерность. Как теленок на поводке или баран на заклание. Только Саруул ничего не замечала и весело щебетала, вертя головой по сторонам.

– Ой, глянь: Маричка! – вдруг воскликнула она, остановившись.
– Где? – встрепенулся Дархан, вынырнув из мира грез.
Но он и сам уже увидел знакомую фигуру, сидевшую на лавке в скверике, через который они с Саруул сейчас проходили. Как это ни странно может показаться, но девушка значительно похорошела с того времени, когда он видел ее последний раз. Ее кожа слегка загорела, но веснушки растаяли, брови и ресницы стали ярче, вокруг глаз исчезли темные круги.

Унылая прическа горничной: гладко расчесанные на прямой пробор волосы с двумя заплетенными кружками-при-шлепками у висков, которые ей никогда не шли, больше не выдавала в ней «девочку из деревни». Волосы Марички были коротко подстрижены – они оказались волнистыми и свободно вились вокруг головы, сияя в лучах солнца темно-русым цветом с приятным каштановым оттенком.
Напротив нее располагалось две детских коляски: одна спаренная, для близнецов, и вторая обычная.

– Привет, Маричка! – сказал Дархан, подойдя к девушке. – Ты няней работаешь, или просто тебя попросили присмотреть за малышами?
– Работаю, с проживанием. Ой, Дархан, я так хорошо устроилась, просто лучше не бывает! Хозяйка такая добрая, я ем с ней за одним столом и одеваюсь по-городскому. Я помогаю ей по дому и вожусь с детьми, когда ей некогда. Они ж такие забавные и уже пытаются ползать, представляешь?
– Скоро из коляски начнут вываливаться!
– А то! В пеленках ни одну не удержишь!

– Они все разные! – заметила Саруул. – Чудно! Вот эта с краю такая хорошенькая, она чем-то похожа на тебя, Дархан. Жаль, если ты так и не женишься – из тебя мог бы выйти отличный папа.
– Па-па! – произнесла малышка, протянув руки.
Это было так уморительно, что сердце Дархана невольно ёкнуло.
– Скажешь тоже! – проговорил он смущенно. – Можно, я ее подержу?
– Валяй! – засмеялась Маричка. – Только осторожно. Ей пока рано сидеть, так что прижми ее к себе и придерживай.

Дархан осторожно сдвинул «капор» коляски и вынул крохотное существо из его гнезда. Положив дитя к себе на грудь, он ощутил нечто, чего никогда не испытывал раньше – прикосновение ручонок ребенка оказались невообразимо приятным, и биение его сердечка он ощущал даже сквозь комбинезон, в который тот был одет и свою рубашку.
– Вы смотритесь потрясающе! – сказала Маричка. – Можно, я вас сфоткаю?
– Валяй! – засмеялся Дархан. – Как зовут нашу бодрствующую красотку?

– Оленькой. А этих Анюта и Марта. Только ты их не трогай, они спят.
– Вижу. Ты мне фотки сбросишь потом на смартфон?
– Да хоть прямо сейчас могу… А вот и хозяйка с хозяином идут!
Дархан повернулся и увидел Беллу с некрасивым плюгавеньким мужичонкой, невзрачность которого несколько скрадывала фирменная одежда безупречного стиля. А когда тот приблизился и взглянул Дархану в глаза, то он почувствовал, что внешность «мужичонки» и для него, Дархана, перестала иметь значение. В этом взгляде была СИЛА. И эта сила привыкла подчинять.

«Как здорово, что я теперь свободен от всех таких штучек,» – мелькнула у Дархана мысль.
– Извините, – произнес он, постаравшись вложить в звуки своего голоса как можно больше вежливости. – Вот, возвращаю вам вашу буубэй.
Он положил ребенка назад в коляску и отошел.
Белла пожала плечами, обогнула сдвоенную коляску, положила ладони на ручку и молча покатила агрегат по аллее. Ее муж развернулся и засеменил рядом с ней. Маричка сбросила обещанные фотографии на смартфон Дархана и быстрым темпом рванула догонять хозяев.

– Какая она красивая! – проговорила Саруул, глядя вслед всей компании.
– Кто именно? – усмехнулся Дархан.
– Белла, конечно. Вот почему такие красавицы всегда достаются таким уродам?
– Не знаю, – отвечал Дархан хмуро. – Мне она вовсе не показалась несчастной. Пошли уж скорее, а то опоздаем на автобус.
На автобус они успели, но торопились все равно зря. На дверях, ведущих в общий вестибюль двух заветных контор за дверями с бронзовыми ручками висел выразительный замок, показывавший, что ни экстрасенс, ни детектив сегодня не принимают, и вид этого замка опустил крылышки разыгравшихся было фантазий Дархана из положения готовности к полету в положение «как хорошо, что».

Замок висел на двух толстых цепях, идущих от двух петель, ввинченных в стены по бокам от дверных створок. Цепи были солидными, красивыми словно гирлянды, и замок был им под стать, но роль свою выполняли безупречно: стучаться или жать на кнопку звонка было бесполезно.
– Интуиция подсказывает мне, что квартира Сильвии тоже окажется закрытой, – сказала Саруул укоризненно.
– Я тоже в том почти уверен, – отвечал Дархан, не зная, радоваться ему, если догадка сестры окажется верна, или опечалиться.

Он боялся своих чувств к Сильвии – сейчас они были под контролем, и ничем не проявляли себя кроме теплого и трепетного огонька в душе, но живая и в полный рост Сильвия возбуждала в нем совсем иные чувства и желания, даже когда являлась к нему в образе ускользающего фантома в его сновидениях.
– Пойдем отсюда, – повернулся он к сестре. – Если Сильвии сейчас в конторе нет, то значит она где-то бегает по заказу клиентов.
– А если ей позвонить?

– У тебя есть ее номер телефона?
– Нет, но я думала…
– Она не захотела его мне оставлять, сама знаешь почему.
– Сам виноват. Ты ей такого наговорил, такого! Ужас! Я бы никогда тебя за такие слова не простила!
Дархан кивнул, соглашаясь. Если бы Сильвия была обычной девушкой, то его попытки описать чувства, которые он к ней испытывал, иначе чем гнусностью назвать было бы трудно. Но между шаманами принято было называть вещи своими именами, пусть даже резкими и неприятными зато точно выражающими суть, и он поступил бы плохо, скрыв правду.

– Идем, – повторил он грустно. – Заодно заглянем в кафе, проглотим чего-нибудь горяченького.
Они зашли и сели, и Дархан специально выбрал столик и место, с которого он хорошо видел обе стороны улицы и дорогу – вопреки логике и здравому смыслу он хотел увидеть Сильвию. Он не торопясь сделал заказ, не торопясь съел то, что они заказал – это была поджарка с его любимым картофельным пюре, но вкуса блюда он даже не почувствовал.

Также неторопливо он выпил чашку поданного ему кофе (чая не было), и на автостанцию не столько шел, сколько брел, зыркая по сторонам. Здравый смысл подсказывал ему, что желанной встречи не будет, не должно быть, но тлеющий уголек в его груди стремился разгореться полноценным пламенем. И не будь рядом Саруул, Дархан вместо того чтобы поехать в село, вернулся бы к дому, где жила Сильвия, и принялся бы дежурить возле ее подъезда подобно всем дуракам из глупых любовных эпосов и сериалов.
«Как хорошо, что я не один», – думал он.

И мысль эта его не оставляла всю дорогу до конечной точки их маршрута. Он не сводил глаз с шоссейки, по которой катил автобусе к «Избору», высматривая золотистый «Москвич» с гибридным двигателем – «Москвич» был подарком Руслана племяннице после того как его тесть купил для их семьи вместительную «Ниву».
Более того, Дархан продолжал надеяться на нечаянную встречу все три километра своего пешего пути от «Избора» до села и даже дольше, пока не открыл дверь их с Саруул комнаты.

– Ух! – сказала Саруул, бросаясь с разбегу на кровать. – Наконец-то я дома!
– Дома? Ты считаешь вот эту конуру в подсобке своим домом? – изумился Дархан.
– Конечно, – сказала Саруул. – Здесь все наше с тобой. Здесь весело, и я при деле. Никто не смотрит на меня как на обузу для матери, и все говорят: «Спасибо, сестричка». И у меня куча подружек.

– Только все они тебя меньше. И осенью уедут к родителям в Городок.
– Да и наплевать. Когда я поступлю там в колледж, мы снова увидимся.
– Ну, тебе не до них будет. В фармшколе много учится девчонок таких как ты.
– Думаешь, я сильно расстроюсь?
Дархан рассмеялся. Он любовался сестрой. Ему тоже скоро предстояли и куча новых знакомств, и новый поворот в биографии.

Завтра Маричка с Александрой Марковной съездят в Городок, оформят как положено ее документы в фармколледж, и еще через полмесяца они с Саруул будут видеться на чаще раза в неделю, а то и вовсе по праздникам. Не сможет он выкидывать из своей стипендии по три тысячи рублей на проезд только для того, чтобы «поздороваться – попрощаться».
Но это будет завтра …

(Продолжение завтра в этом же посте)

Это сообщение отредактировал ЯКассандра - 28.12.2023 - 14:49

Учеба в Медине казалась ему верхом самонадеянности.
Ну как бэ - да..
Исламский университет Медины (араб. الجامعة الإسلامية بالمدينة المنورة‎‎) — один из самых крупных и престижных исламских университетов, расположенный в городе Медина в Саудовской Аравии. Основан 6 сентября 1961 года (25 раби аль-авваль 1381 года хиджры) в Медине указом короля Саудовской Аравии под № 11. Скрыть
Студенты: 16150 (2017)
Вряд ли простому буряту туда поступить. Тем более, что он не мусульманин.

Надеюсь это опечатка?