Конкурс страшных рассказов на ЯП к 31 октября. Читаем ленту!

25. Охота (12193)

Где он? Он не мог умереть от первой пули. Я не попал ни в один из жизненно важных органов. Слишком быстро он дернулся за угол. Вот капли крови. Они ведут к стене. Но здесь нет прохода. Ага... Лестница. Отшвырнул в дальний конец двора, сволочь. Думал провести. Не выйдет. Не первый ты у меня. Двенадцатый, если я не сбился со счета. Ну давай. Поиграем, дражайший ты мой. В этом и весь интерес. Не считая противодействия системе. Ага, вижу. Куда же ты, бестолочь? Расшибешься. Спрыгнул таки, козел. Придется и мне за ним.

Не упускать же. Нельзя упустить ни одного. Настучат системе. А с ней шутки плохи. Поиграй против миллионов инакомыслящих, сразу скуксишься. Прыгать, или не прыгать? Дернул меня черт в этой недостроенной даче караулить! Ногу сломать можно. А иначе шкуру потеряешь. Может и не потеряешь, но считать надо именно так. Иначе недолго проживешь.

Бежит, бежит скотина! И что, я за тобой тоже должен выкладываться? Ну ладно, ничего не поделаешь. Не кричать же тебе "Стой!". Куда я попал то? В правое легкое, вроде. Долго бежать может, зараза. Если к боли вынослив. А я бегать не мастак. И как они быстро теряют свою важность, когда их подранят. И откуда силы берутся? Хотя известно, откуда. Инстинкты выживания.

Вот ведь скачет, баран горный! Да споткнись же ты, дай прицелиться! Три патрона осталось, блин! "Стечкин" хорошая машинка, хоть и тяжелая, но про переключатель забывать нельзя. Да и не забывал я, нечего себя зря корить! Ну высадил за раз три патрона, ну и что? Случайно он передернулся! Не десять же вылетело! Все равно обидно. Хоть и две недели назад было.

Где же патроны купить? Или достать. Побоку как, но раздобыть надо. Или этот прыгун последней мишенью будет. С двумя зарядами я на охоту не пойду. Не идиот. Ну да, и одного достаточно. И глушаков у меня три штуки свежих. Сработаешь — меняй. Однако всякое бывает. Вон, во второй раз, двух ментов мочить пришлось. Одной пулей уложил, гадов. Насквозь обоих. Хорошо, что у них два подходящих по калибру патрона в кармане оказалось. Повезло. У них ведь "Макаровы". Пульки вроде и похожие, а в магазин не лезут. И зачем ему эти два патрона? Теперь уже сам черт не разберет. А то, чем они вооружены, и для самоубийства с трудом пригодно. Хотя пристрелять можно и пищаль...

Да куда же ты полез?! Темно же! Ну труба. Ну под дорогой. Но не крепость же! Сверху пройду. С другого конца встречу. Ах ты задница! Назад побег. Обдурил почти. Ничего. Ну пару метров ты выиграл. Наверстаю.

Маятник качаешь, сволочь? По кругу пошел? Может, у тебя еще и ствол припрятан? У меня вот есть второй. Про запас. Достану-ка я его на всякий случай. Вдруг по македонски придется? Ох ты черт! Девчонка! Ну куда же ты на биссектрису лезешь? Телка ты дурная. Да прекрати ты визжать, без тебя тошно. Легкие уже горят, загнал меня этот новораш. И из какой помойки ты вылезла, в темень то такую? Нет, правда, выберешь место потише, а тут все равно появляются всякие.

Ну на, получи! Вот так. Отдохни, стерва. С пулей в голове не повизжишь. Интересно, что они чувствуют? Успевают ли заметить, как их мозги рвет на части? Вот нарвусь как-нибудь, сам узнаю. А пока надо думать, за деревья прячется ведь. Черт, гранатомет бы! Никакое дерево бы не спасло. Мечты, мечты... По тропиночке, да? Ну и я за тобой. О, вот булыжник! Тьфу, не попал. И близко ведь, и не попасть. Скачет, как блоха. Опять деру дал. Тренированный, зараза. Вон как уходит. Нет у него пушки. Иначе давно бы догфайт устроил.

Но кровушка то постепенно из тебя выходит. Голова кружится, небось. Хрипит в легких, а ? Жаль, что нельзя действительно получить ответ. Не поговоришь же с ним по душам, когда начал знакомство с выстрела. Тогда у меня четыре патрона было, а теперь вдвое меньше. Все, в следующий раз замочу рэкетира, и отберу у него "Вальтер". Говорили, что они сейчас с ними и ходят. С современными, доработанными. У них пружина неснашиваемая, если не врут. Носи на взводе, и проблем нет.

Ну и припустил! По пахоте то. Может, у него бронежилет был? Непохоже на ковыляние подранка. Так-с, по прямой идет, кретинушка. Сейчас, сейчас... Ну наконец то! Фу! Хоть отдышаться можно. Сдрейфил ты, крутой мен. Забыл про правила игры. Не стал по синусоиде бегать, хороший прицел мне подарил.

Стоп. Бронежилет. Да нет... Кровь же была? Была. Значит, и дырка есть. Даже две. Первая, в правое легкое. И вторая — в спину. Шейный отдел позвоночника, вроде. Или под основание черепа. Нет, какое там! Черепушка бы надвое разлетелась. Ладно, замяли. Узнаю, когда подойду.

У-у-у, зараза! Последний ведь патрон! На контрольный тратить жалко. Еще для добычи других патронов пригодится. Ну, ножик, вылезай. Задолбал ты меня уже по голени лупить. И ножен то нормальных нет. Нищета. На веревочках таскаю.

Лежишь. Знаю я таких, лежащих. Лежал уже один. Натурально так лежал, не дыша стеклянными глазами астрономию изучал. И вскочил, как резиновый. Прямо на нож. А ведь если бы увернулся, мог бы захват провести. Правда, все равно бы пулю в солнечное схлопотал.

Угу... Добивать не надо, входное между тратим и четвертым. Но осторожность есть осторожность. Ну вот, не испачкался. А ножик я все-таки хорошо наточил. Горло режет, как паяльник масло. Посмотрим-с, кто мне на сей раз попался... Ну и туша, не перевернуть. Анаболиками, что-ли, кололся ? Уф ! Ах вот оно в чем дело! Медальончик позолоченный в нагрудном кармане. Был в нем. А теперь между ребрами. А в его крышке моя первая пуля. Вот почему он так весело бегал. Ранение то поверхностное.

Но не хотелось бы мне получить такое. Железяка между ребрами на бегу. Лучше уж сквозное. Пусть и опасней, зато, если кости не задело, безболезненней. А в медальончике то голые бабы. Вот и вся культура. А костюмчик на нем хороший... Взял бы, если бы не дырка. Да и брюки в свернувшихся каплях. Ну, не стоит огорчаться. Размер не мой. Я в таком, как в мешке. Такому мужику ящики грузить, а не в костюмах расхаживать. О, вот и сотовик! Жаль, что придется бросить. По его депозиту можно было бы месяц болтать. Наверное. Но засекут. Засекут, как цыпленка. А если бегать от пеленгации, то какой же тут кайф? Одно беспокойство.

Денежки. Немного. Сто, двести, триста. Триста двадцать шесть. И нашими еще с полтинник. На наши можно пива купить, а остальные про черный день. Не стоит рисковать, номерами светиться. А вдруг записанные? Кто его предскажет. Но мало. Вот тот, с дипломатом, побогаче был. Триста штук в дипломате были. Выкинул я их, конечно. Светились в ультрафиолете, как новогодняя елка.

Может, подставка ментовская, а может мафия мелкая прослеживала каналы поставки. Но не кукла то была... Мафия, пари можно держать. Откуда у ментов такие бабки? Если это, конечно, не бизнесменты. У тех и миллионы в башмаках валяются. Хотя один хрен, не свяжусь я с меченными деньгами. Утопил с причала, и пузыри проблему завершили.

Ну ладно, надо торопиться, а то появится еще кто. Тэ-э-эк-с... Отрезал. Вот не зря три часа потратил, под микроскопом отбивал. Режет, просто чудо. Мясо жестковато будет, но вроде не больное. А то двое уже были. Один в метастазах, а второй в личинках цепня. Хорошо, что заметил. Там несколько часов жарить надо, чтобы уверенным в обеззараживании быть. А первый, видать, ураном приторговывал. Счетчик на него потрескивал. Дешевенький у меня счетчик. Брелок для ключей. Но ведь и такой пользу принес.

Не метастазы я, конечно, засек, а активность. Когда случайно стрекот счетчика услышал. Вспорол брюхо, а там, кроме вони, здоровенная такая гадость, вся в сосудах. На полкило, наверное. А может, и не было у него никаких метастаз. Больной был сей опухолью, радиотерапию проходил. А почему не вырезали тогда?

Да ну его! Спешить надо, вон идет кто-то. Далеко, не заметит. Мясо уложил, теперь пули. И почему всегда такой громкий чмок, когда пулю пинцетом вытаскиваешь? Так, обе в пакетике, тело чистое.

Вау... Чуть не забыл. Девчонка та стервозная. Метров двести в противоположном нужному направлении. Ну мужик, бывай. На свой медальон, он и без пули по-дурацки выглядит. Однако приятный ты тип. Обе пули в теле остались. Не люблю я сквозняки, вдруг менты пулю найдут. Лишний раз ствол светить — ищите дураков. Хоть и не миллионер я еще, чтобы с одноразовыми пушками на дело ходить, но осторожность и так соблюдать можно. А вот и она. Лежит, как кукла ломаная.

Хмм... Симпатичная. Так сразу в темноте и суматохе не разглядел. А бледность ей к лицу. Даже в свете фонарика. Хотя, если честно, с дырой вместо носа уже ничто не к лицу. А симпатичность все равно прослеживается. Вот ведь блядь. Трахнуть ее, что ли? Теплая еще, вроде. Посмотрим-с... Тьфу ты, мерзость ! Трипак в последней стадии. Еще прокладочкой проложилась, дура.

"Always Ultra". Да ей пробку вставлять надо, при таких то гноищах!

Брррр... Что-то примораживать под утро начинает. Так-с, быстренько... Да где же она ? Выходного нет, я в последнее время специально заряд уменьшаю и концы туплю, чтобы сквозняков не было. О кей, не хочешь по хорошему, будем по плохому. Где мои инструменты? Вот они. Хорошо, что я такой запасливый, а то как бы сейчас без этих стержней череп расколол? Камней то вокруг не видать. Ну вот и пуля, посреди полушарий. Точнехонько в мозжечек. За такое попадание стоит выпить. Но это после, а сейчас надо до дому дойти. Мясо в сумке, пушки за пазухой, инструменты при мне. Ничего не забыл. Домой.

Ой! Да зачем ты сюда пришел, в четыре утра то?! Выскочил из-за холмика, как чертик из коробочки. Третий труп за сегодня. Попал таки из этой, непонятной формы, тупоносой бандуры. Подарок седьмой туши. "Браунинг" с глушителем и одним патроном в барабане. Нонсенс. Но попал, и шуму почти нет. Но у него, у браунинга, преимущество. Не надо наклоняться, гильзу подбирать. Барабан, он для таких дел лучше магазина. Опять пулю вытаскивать.

Обыскивать нет времени, все равно одет, как свинья. Как и я. Ну и дыра ! Самосвал влезет. В такой дыре цветы выращивать, а не пулю искать. Вот она, за перикардом.

Все, мотать быстрей отседова. Светать начинает. А до дома минут сорок пешкой. Окраина города. Вышел, и сплошные поля с лесопосадками. И рядом десяти, шестнадцатиэтажки. Прямо контраст времен. А вон уже и люди идут. На огороды, ясное дело. Пропитание выращивать на самовольно захваченных сотках. А я уже возвращаюсь. Я уже себе все добыл. Первый раз я так близко к дому охочусь. Но какая разница, главное не убивать дважды в одном месте.

А вон в овражке мужик коров гонит. На пригородной зелени откармливать. И почему я на коров не охочусь? Неинтересно, наверное. Да и человечина как-то пикантние. Пряная она, и досаливать не надо. Только готовить долго. Иначе любую болезнь схватить можно. От человека к человеку все так и липнет. От этих новорашей в особенности. Их только за наличность в карманах и выбираю.

Пригождается, по бедности. Да и баксов на всякий пожарный уже семь штук отложил.

Хотя особой вкусностью они не отличаются. Костюмированные эти. Вчера по телеку такого борова показали, вот его бы завалить! Депутат, вроде. У них там натуральная кормушка, вот и отъедаются несоразмерно своему брюху. И как-будто их кто-то выбирает! Вот наглость то! Мне до подобного еще расти и расти. Я пока по мелочи. Согласно заветов Ильича, кулаков раскулачиваю. Раз и навсегда. Свидетели попутно примешиваются, ну да лес рубят...

А почему бы, собственно, и нет? Это общество, оно само по себе шизанутое, а еще имеет совесть называть таких, как я, маньяками. Сначала на себя посмотрите. До чего страну довели, и никакого понятия, что пора бы политиканов по столбам развешивать. Или свиньям скормить. Я этих гадов из принципа жрать не буду. Брезгую.

Ворюги зажираются в ресторанах. Рабочие продают последнее. Кровопийцы платят работникам копейки, а от налогов уклоняются. И пусть я на их месте тоже бы уклонялся, но своих работников то зачем обкрадывать ? Или это по инерции? Вместо государства платят крышам, киллерам, адвокатам, жуликам из госналоговой, чиновникам, расползающимся от жира на два кресла. И все, кто внизу этой финансовой пирамиды, молчат. Верно говорят, если человек не видел лучшей жизни, то ему и нечего хотеть.

А что тут захочешь? Соблюдения нашего закона? Да по нему за некоторые виды деятельности больше ста процентов налогов платить надо! О каком законе можно говорить, если до сих пор не разобрались, капиталистическое мы государство, или социалистическое. И если мы капиталисты, то почему в стране власть советов? Впрочем, народу на это давно начхать. Мы построили свою собственную систему. Криминалистическую.

А верхушка занимается только выколачиванием новых кредитов, одни проценты по которым уже превышают принимаемый с опозданием на год государственный бюджет. А Штаты празднуют пятидесятилетие плана Маршала. И кто мы после этого? Страна дураков с любимой передачей "Поле чудес".

Причем дураки и наверху, и внизу. Внизу молчат, а вверху не понимают, что молчать будут не вечно. Как только бунт станет выгоднее, чем прозябание, так и начнется... Этого уже один раз не учли немцы. Кто были партизаны? Обыкновенные бандиты. В лесу лучше жилось. Набегами кормились. Да и большая земля поддерживала, за взрывы эшелонов с людьми.

Исправлять положение? Поздно. Оно почти всем выгодно. А те, кто забиты в нищету, уже не в состоянии сопротивляться. Но мятеж будет. Мелкий бизнес, кормящий основную часть населения, давно уже бунтует по мелочи. Нужен только лидер. Организовать эти массы, и можно будет искупаться в море крови. Но после этого опять будет кризис, опять начнется все то же дерьмо. Потому и поздно, что хоть половину населения вырежи, менталитет останется тем же. Бабушки будут торговать спичками и шнурками, профессора радоваться выбитой дополнительной нагрузке, довольные уже тем, что из-за этого их не переведут на четверть ставки.

А некоторые люди будут продолжать охоту. Их не интересует, что они ничего не смогут изменить. Они не ждут похвалы от окончательно свихнувшегося общества. Они просто получают удовольствие от того, что находятся в пирамиде питания на более высокой ступени, чем даже разъезжающий по заграницам президент. И таких, как я, будет становиться все больше. Среди них будет мусор. Некоторые от безнадёжности спятят. Эти отсеются первыми. В таком деле нужен профессионализм. Другие просто будут утолять голод, выбирая наиболее беззащитных. Этих и сейчас навалом. Но третьи...

Вот я и пришел. Оружие в давно облюбованную щель. В другую — пули и инструменты с ножом. В третью — резиновые перчатки. Внешние. Пару, которую я надеваю внутрь, я держу дома. Все спокойно. Новостройка, никто не видит. А в щели эти ни одно дите не залезет. Длины рук не хватит, да и не заметят за тряпками, которыми я все прикрываю. Вот и все. Пора домой, жарить завтрак.

26. Тайна старого графа (12414)

В ожидании своего верного управляющего, за которым отправил слугу, старый граф Казимир Валевский никак не мог собрать свои тяжкие думы воедино. Только что он получил конверт, запечатанный сургучной печатью, при первом взгляде на который он понял, что письмо от самого государя-императора Всероссийского Николая І. Вскрыв конверт трясущимися руками, и углубляясь в чтение, графом все больше овладевал ужас. В письме был указ императора, который гласил, что за поддержку польских мятежников, восставших против российской короны, графу Казимиру Валевскому отныне запрещено белить свой замок, а самое страшное то, что этим указом ему было запрещено женить своих сыновей.

За два года до этого к нему обратились несколько польских шляхтичей, которые предложили ему присоединиться к восстанию против Российской империи за создание независимого польского государства. В случае успеха, ему было обещано расширить его владения и предоставить его роду всяческие привилегии. После долгих раздумий, взвесив все за и против, разрываясь меж двух огней, граф принял мудрое, как ему тогда казалось, решение. К мятежникам он не примкнул и людей им своих не дал, но тайно отправил в Польшу обоз с провиантом и фуражом, да еще и деньжат порядком подкинул повстанцам.

В течение года мятеж был подавлен, руководителей восстания казнили и, казалось бы, история на этом должна была закончиться, но не тут то было. Нашёлся таки человечек, который доложил куда надо о поддержке графом своих соплеменников. Результатом всего этого и стал полученный Казимиром Валевским царский указ. Для несведущих людей может показаться, что граф отделался легким испугом, за измену царю могло быть намного хуже, но на самом деле это было не так. Дело в том, что если не белить здание замка, то через несколько лет его фасад облезет и примет весьма непрезентабельный вид. Все гости графа будут судачить по этому поводу и обвинять его в нехозяйском отношении к поместью. Позор, да и только!

Ну а второй, еще более жестокий запрет касался двух его единственных сыновей, Петра и Павла. Если они не женятся и не родят наследников, то на них закончится род Валевских, который существует уже больше шести веков. И пусть от них родятся внебрачные сыновья, они никогда не смогут стать наследниками рода. И это было похлеще облезлого замка. Граф скорее согласился бы даже на казнь, только бы продлить свой род.

Сам граф был вдовцом, графиня умерла при родах младшего сына. С тех пор Казимир так повторно и не женился. Когда сыновья подросли, Казимир отправил их на учебу в Краков. Старший, Петр, учился на инженера, а младший, Павел, осваивал юриспруденцию. Раз в год, на Рождество, они радовали отца своим приездом. Граф не мог дождаться, когда они поженятся и родят ему внуков. Уже и невест им подобрал. У соседа, пана Радзиевского, который имел титул князя, рождались только дочери, вот и строились графом планы породниться с князьями.

Сам Казимир не страдал ханжеством. Его доходы от имения позволяли ему вести разгульный образ жизни. Он любил периодически устраивать с гостьями пьяные загулы, особенно с цыганами. Но сейчас ему стало не до веселья.

— Вызывал, Казимир? — долгие годы верной службы позволяли управляющему графским хозяйством Федору Лыкову фамильярно обращаться к хозяину.
— Заходи, Федор! На, читай.
Федор взял в руки листок, не спеша прочел содержимое, и его лицо сразу приняло озабоченный вид. Он тоже осознал все ужасные последствия этого указа, радуясь, что недобрая участь его миновала, ведь обоз повстанцам снаряжал лично он.

— Что делать мне теперь, Федор? — спросил граф уныло. Он до сих пор был в состоянии отрешенности.
— Не знаю, не знаю, Казимир, тут думать надо, думать, — ответил управляющий.
— Вот и ступай думать, времени тебе до утра.

Выходя из кабинета графа, Федор действительно задумался. В его голове начали одна за другой мелькать мысли. Наутро у него уже было с чем идти к хозяину.

— Присаживайся за стол, Федор, позавтракай со мной, — сказал граф управляющему, который пришел как раз к утренней трапезе.
Федор не стал отказываться и уселся возле хозяина. Слуга налил им в рюмки сливовицы, они молча выпили и начали закусывать.
— Не томи, говори что надумал! — первым молвил граф.
Немного подумав с чего начать, Федор начал говорить.
— Долго я думал, Казимир, как снова тебе милость царя заслужить и вот что надумал. Самое верное решение, так это покаяться и задобрить царя деньжатами. Для казны государевой они лишними не будут. Вот тем и докажешь, что снова предан престолу российскому. Царь милостив, ведь не всех офицериков повесил, что супротив него в декабре двадцать пятого выступили. Глядишь и отменит свой указ то.
— Так сколько же это денег то придется отдать? — спросил граф задумчиво.
Он был скуповатым и не любил просто так расставаться со своими деньгами, да что уж тут поделаешь.
— А вот это можно будет узнать. Слыхал я, что у твоего соседа, князя Радзиевского, есть человечек при дворе, который весьма близок к государю. Вот через него можно обстряпать это дельце.
— Видно действительно ничего лучше не придумать, — сказал граф, немного поразмыслив, — сегодня же поеду к князю поговорю с ним и попрошу от него письмо своему знакомому, а ты готовься к поездке в Петербург, Федор, кроме тебя больше не кому.

Долго ждал граф возвращения Федора, и очень был рад его снова увидеть живым и здоровым. Сразу велел накрыть стол, усадил Федора возле себя и с нетерпением принялся его слушать. Управляющий не заставил долго себя ждать и принялся рассказывать все, что выведал.

— Нашел того человечка князя, Казимир, довелось его немного деньгами подмазать, чтобы взялся он за это дело. После разговора с царем, поведал он, что государь шибко гневается на тебя, но готов простить, если ты докажешь, что покаялся и пополнишь казну государеву.
— Так сколько ж он запросил за свою милость?
— А вот это уже вопрос второй. Есть в царском дворце комната из застывшей сосновой смолы, янтарем называется. Говорят, красоты неописуемой. Площадь этой комнаты где-то 22 квадратных аршина. Так вот, царь захотел, чтобы ты весь пол этой комнаты застелил десятирублевыми ассигнациями, тогда может и простит тебя. В математике я не шибко разбираюсь, пришлось искать студента, который за рубль подсчитал, что для этого понадобиться 4 100 бумажек, а значит всего 41 000 рублей.

От такой суммы граф чуть было не поперхнулся. Это была для него весьма крупная сумма. Если он отдаст такие деньги, то его финансовое положение сильно пошатнется. Хотя с другой стороны, зачем ему будут эти деньги, если он не сможет их и на ремонт имения и на внуков, продолжателей рода Валевских потратить. Что поделаешь, придется платить. Ну а деньги — дело наживное.
— Хорошо, мне нужно несколько дней, чтобы с банкиром вопрос решить. Такую сумму десятиблёвиками только через банк можно собрать. А ты отдохни пока перед новой дорогой в Петербург, да парней верных себе в охранники от лихих людей подбери, деньги на этот раз повезешь.
— Да мне то что, прикажешь — повезу. Только не хватит этих денег, Казимир, не хватит.
— Это как понимать? Ты же сам назвал сумму. Или твой студент ошибся?
— Да нет, студент посчитал правильно, да только перед отъездом домой я снова встретился с этим человеком, чтобы уточнить, все ли правильно посчитано. Так он меня просто огорошил. Говорит: «Какая 41 000? Царь за такие деньги даже перо в руки не возьмёт, чтобы свою подпись под новым указом поставить. Милость царская намного дороже стоит. Та комната янтарная должна быть устлана десятирублёвками не плашмя, а пачками на ребре!». После этого меня как обухом по голове ударили. Побежал я снова того студента искать и рубль платить. Нарезал он 100 бумажек размером с десятирублевую ассигнацию, скрепил в пачку, померял линейкой все стороны, пописал что-то на бумажке и выдал результат. Так вот, чтобы застелить 22 квадратных аршина ассигнациями на ребре нужно одних десятирублевых пачек по 100 бумажек в каждой только 74 000, а это значит, что всего нужно собрать царю примерно 74 000 000 рублей!

После этих слов графа чуть не хватил удар. Он схватился за сердце и начал глубоко дышать. Не собрать ему такую сумму, вовек не собрать. Не нянчить ему своих внуков, незачем больше жить. Помрет в облезлом замке на потеху ненавистникам и закончится на его сыновьях род Валевских.
— Да не горюй ты так, граф, есть у меня одна задумка, которая со временем может деньги такие принести, — начал успокаивать графа Федор.
— Говори, Федорушка, неужто можно такие деньжищи собрать?
— Ну не сразу, а если с умом поступить, то заработать вполне возможно.
— Где ты их заработаешь? Даже если продать все, что у меня есть, то и трети не выручу.
— Фабрикантом ты должен стать, Казимирушка. Давно я хотел тебе подсказать, чтобы деньги свои ты в доходное дело вложил. Нужно тебе фабрику бумажную построить на реке, бумага нынче в большой цене. Если дело наладить, то прибыли будут миллионными. А леса у тебя достаточно, чтобы из него бумагу делать. Только медлить нельзя, прямо сейчас нужно начинать.

«А ведь дело говорит», — подумал граф. Он и сам порой над этим задумывался, да все руки не доходили.
— На том и порешим! Только кому, как ни тебе это все организовывать? Выручай, Федор, только тебе довериться могу. Не обижу тебя, если дело выгорит, чего хочешь для тебя сделаю, — сказал граф, с мольбой глядя на своего верного помощника.
— Ну ладно, Казимир, потом сочтемся.

И началось строительство на берегу реки Глинки. Из Германии выписали двух инженеров, которые руководили стройкой. Один отвечал за корпус фабрики и оборудование, а второй за строительство дамбы, поскольку для производства бумаги нужно было много воды. Работы велись споро, и через два года фабрику можно было запускать. А запускать ее решили по весне, как только на реке сойдет лед.

Ну а весной талые воды начали наполнять реку, и в одну из мартовских ночей лед затрещал, треснул и начал сходить. И тут случилась оказия, крупные льдины начали долбить новую дамбу, та не выдержала и треснула. Напором реки ее промыло, и половина дамбы пошла за водой. Ни о каком запуске фабрики без воды не могло быть и речи. От такой досады графа снова чуть было не хватил удар. Он велел призвать к ответу немецкого специалиста по гидросооружениям, но тот клялся, что рассчитал прочность дамбы с большим запасом и он не понимает, как она могла прорваться.

Когда вода в Глинке упала, начали ремонтировать дамбу, на это ушло полгода. На этот раз ее запас прочности еще больше увеличили. И осенью фабрику, наконец, запустили. Бумага действительно оказалась дорогим и ходовым товаром. Доходы графа начали расти, и он потихоньку начал копить указанную сумму.

Да недолго радовался граф. Следующей весной все повторилось, льдом снова разрушило дамбу, и снова фабрика встала. Немец в очередной раз в недоумении не мог объяснить, как такое могло случиться. Графом овладело отчаяние, но он снова дал команду восстановить дамбу. И, как вы уже, наверное, догадались, следующей весной все точно так же повторилось.

Так и не поняв причины прорывов, немец уехал в Германию, а граф вызвал Федора на совет.
— Сам не пойму я, Казимир, почему вода уже третий год дамбу рвет. Есть на Глинке и поплоше дамбы, но они держат весной воду, а нашу рвет. Не иначе как нечистый балует. Знаю я одну бабку ведунью, съезжу к ней, может она что поведает.
— Езжай, Федор, я уже на все готов, — сказал тяжелым голосом граф.

Приехав к ведунье, которая жила одна на далеком хуторе, Федор сначала вручил ей гостинцы: буханку хлеба, разных круп, кусок сала, яйца, подсолнечное масло, мед да отрез ткани. После того как поведал он с чем приехал, бабка зажгла свечу, налила в крынку воды, взяла в руки яйцо и начала что-то пришептывать. Через некоторое время она разбила яйцо и бросила содержимое в крынку. В этот момент свеча вспыхнула ярким пламенем. Долго бабка разглядывала в воде разбитое яйцо, а после этого произнесла: «Третьего дня пусть ждет граф гостя! А сейчас ступай, устала я». На этом развернулась и пошла вглубь избы. Вернувшись от ведуньи, Федор все пересказал графу. Тот скептически воспринял новость, но все же принялся ждать.

В указанный день граф сидел в своем кабинете и курил трубку. Он ждал доклада от дворецкого о прибытии гостя, но того так и не было. За окнами начала сгущаться ночь, и граф уже хотел было идти спать, но тут дверь тихо отворилась, и в кабинет вошел седой старик с длинной бородой. От неожиданности граф чуть не вскрикнул, но потом овладел собой и пригласил старца за стол.
— Некогда мне рассиживаться с тобой, граф, — молвил старик. — А твою беду я знаю и могу помочь, только есть у меня одно условие. Если на него согласишься, то перестанет вода дамбу рвать, ну а если нет, то считай, что даром встретились.

Неведомо, что ответил старцу граф, только после этого разговора и вправду по веснам талая вода со льдом перестала причинять дамбе вред. Фабрика заработала на полную мощность, бумага продавалась хорошо, ее возили даже в Европу. И через несколько лет повез Федор обоз с миллионами бумажных червонцев в Петербург. Устелили пачками ассигнаций янтарную комнату. Доволен остался царь, проявил свою милость и отменил свой жестокий указ.

За свою службу Федор попросил графа женить на его дочке Анне одного из своих сыновей. Давно он хотел породниться с графьями. Да и младший Павел давно заглядывался на Анну. Ничего не оставалось делать графу как согласиться. Но перед свадьбой выхлопотал, а вернее выкупил, для Федора Лыкова дворянский титул. Хоть и влетел снова в копеечку, зато не на безродной женил сына. Анна после свадьбы подарила ему внука, в котором он души не чаял. Все, казалось бы, было хорошо, только люди начали замечать, что каждый год на реке начали люди тонуть. То лодка с рыбаком перевернется, то лед под кем-то провалится, то купальщика какого под воду затянет. Люди тонули и раньше, но не так часто.

Вскоре граф помер, но перед смертью позвал к себе Федора и что-то ему сказал. Федор ненадолго пережил графа. После революции. Сыновья графа с семьями уехали из родового поместья в Европу, где и затерялись их следы. Фабрику национализировали и она проработала до наших дней. Только вот в 1996 году, весной, талая вода снова смыла дамбу, и новым хозяевам, которые ее за бесценок приватизировали, пришлось ее восстанавливать.

В тот год дед Матвей вышел на берег Глинки, поглядел на прорванную дамбу и подумал про себя: «Видно не смог забрать в этот раз грешную душу хозяин реки». Матвей Лыков был потомком верного графского слуги Федора, которому перед своей смертью поведал граф о своем договоре со старцем. А условие у старика было такое: «Если хочешь, граф, чтобы весной река не рвала дамбу, я буду забирать каждый год у тебя одну душу. А в какой год я не смогу этого сделать, дамбу снова прорвет!» Придание это переходило в роду Лыковых из поколения в поколение. Люди говорят, что то был сам хозяин реки.

Дамбу восстановили, и она до сих пор стоит, только каждый год в реке тонет хотя бы один человек.

27. Корабль (13053)

Корабль тонул. Хруст стенок каюты напрочь перекрывал далекий гулкий скрежет рвущегося корпуса. В мертвенно синем свете ночника поднимающаяся вода казалась черной, страшной...

"Ну же! Что творится?! Да открывайся же ты, дверь проклятая!"

Жуткий грохот пару минут назад, страшный удар. Их скинуло с полок, жена упала на дочку, и та сейчас захлебывалась ревом, сжимая левой рукой правую. Рука, возможно, сломана. Но просачивающаяся под дверь вода страшнее...

Ледяная вода обжигала ноги, но он упрямо рвал заклинившую дверь каюты, отрезавшую путь к свободе. Ноги не чувствовали битого стекла на полу, остатков потолочного плафона. Ноги не чувствовали пола. Только жгучий холод, распространяющийся от них выше по телу.

— Прекрати! Прекрати сейчас же!!! — истошно заорала жена.

Он ошарашенно обернулся к ней, выпустив дверную ручку из побелевших пальцев.

— Там же вода! — крикнула она снова, и до него дошел смысл.
Она меньше поддалась панике, сообразила. До нее всегда все дольше доходило, в том числе и страх. А он... Он явно был в шоке, пытался открыть дверь, не понимая, что раз из под нее хлещет вода, то и за ней тоже только эта ледяная соленая смерть.

Он затравленно огляделся. Трещавшая от напора дверь – единственная защита. За метровым круглым иллюминатором — мутная темнота. Стены при ударе перекосило, куски отлетевшей растрескавшейся обшивки валялись на смятых постелях. Из разбитого плафона с шипящим звуком рвется струя воды. Над ними тоже вода. Они утонули...

— Да сделай же что— нибудь, не стой так! — непоследовательно и с нарастающим ужасом в голосе крикнула Марта.

— А что я могу ?!! — заорал он в ответ, инстинктивно пытаясь криком разогнать творящийся вокруг кошмарный сон.

Но во сне не ноют ободранные пальцы и не подкашиваются от страха и неожиданного холода ноги. И не раздирает душу задыхающийся плач шестилетней
дочери.

Скользя непослушными ступнями по накренившемуся полу он залез на верхнюю полку. Скрежет из глубин корпуса нарастал. С противоположной полки на него смотрела застывшая маска женского страха. Синий ночник делал ее еще кошмарней...

— Дик, вытащи нас отсюда! — вновь заорала жена. — Эмили страшно!

— Как ?! — он тоже кричал, не осознавая этого.

— Папочка, пожалуйста, не надо! — сквозь слезы вдруг завизжала дочь.

И эта просьба перепуганной насмерть девочки вдруг вызвала в нем ярость. Да при чем тут он?! Это немцы торпедировали корабль! Или на айсберг напоролись, кто его знает...

Боже, как быстро они погрузились! Он всегда считал, что корабли тонут долго, часами, что всегда успеешь сесть в шлюпку, что зря их пугала родня. Говорили, что нельзя во время войны плыть в Штаты, говорили...

Резкий треск стены за спиной испугом сбросил его на пол. От стоявшей уже по колено воды захватило дух, но он все же прижался к иллюминатору. И застыл в немом оцепенении... Блики нарождающегося рассвета медленно отступали вверх, переливаясь на удаляющейся поверхности океана. Снизу приближалась тьма.

— Господи! Мы же тонем! Тонем... — вскрикнула тоже взглянувшая в океанскую глубину Марта и начала мягко сползать с койки с закатывающимися глазами, увлекая за собой дочь.

Парой резких и неожиданно злых оплеух он привел жену в чувство, едва успев перехватить Эмили, уже почти свалившуюся в ледяную воду.

— Надо выбираться отсюда. — твердо, но стараясь быть максимально спокойным,
произнес он в лицо жене.

Она кивнула, даже не поняв смысла. Привыкла за годы войны и тревог беспрекословно подчиняться мужу, когда он переходил на такой тон. Привыкла чувствовать себя за ним, как за каменной стеной. И сейчас женский инстинкт искать защиту от всего и вся у мужчины возобладал над последними остатками разума, превратил ее в послушную самку рядом с всемогущим самцом. И неважно, что ему нужно — она пойдет за ним, и только за ним, не отступая ни на шаг.

Но тут в ее замутненное страхом сознание скользнули всхлипы за спиной, и она ощутила, как бессильно и с мольбой ее дочь жмется к ней, обнимая левой рукой. Правая безвольно свесилась с полки. Материнский инстинкт вцепился в душу, заставил ее стремительно прижать к себе ребенка, начать лепетать что— то бессмысленное и успокаивающее. И только рука мужа, схватившая ее за плечо, вывела из засасывающего ступора.

— Марта, очнись! Где твой пистолет? — настойчиво тряс ее Ричард, — Я знаю, ты взяла его с собой! Где он?!

"Пистолет... Да, у нее есть пистолет. Совсем маленький, двухзарядный. Он где— то здесь, в сумочке, в шкафчике... Зачем ему пистолет?"

— Пистолет, Марта! Где?! Скажи же мне наконец!

— Зачем...

— О черт ! Да где он, ты, дура набитая ?! — заорал он.

— Т— там... — она растерянно указала на стенной шкаф, стараясь справиться с нервной дрожью.

Ричард так рванул на себя дверцу, что почти оторвал ее.

— В сумо... — она не договорила.

С утробным бульканьем вода вдруг начала резко прибывать, затопляя каюту. Мир вокруг пошел заваливаться на бок. Ричард, размахивая руками и сжимая сумочку полетел к ней, ударившись о нижнюю полку. Ее саму опрокинуло на спину. На стену, что становилась теперь полом. Вода захлестнула, льдом застопорила сердце, прервала дыхание...

Что— то забилось рядом, иступленно задергалось. Рывок за волосы вытащил ее голову из воды. Инстинктивно она ухватилась за плечо спасителя, встала. Сознание вернулось и рвущий кашель сотряс ее тело.
— Ну очнись же ! Я прошу тебя ! — Ричард, по пояс в воде, держал на руках Эмили.

Когда все перевернулось, она оказалась под матерью, прижатой к стене. Сейчас ее тельце безжизненно свисало, длинные каштановые волосы полоскались в прибывающей воде. Но вдруг она забилась и крик вместе с булькающим кашлем выбросил вверх струю жидкости.

— Держи ее ! — сунул Ричард дочь в руки жене.

Та схватила ее, еще не поняв до конца, что происходит. Она просто крепко прижала Эмили и стояла без единой мысли в голове. Ричард схватил плавающую бежевую сумочку из потертой замши, и извлек из нее оружие.

— Заряжен ?!

Она вообще никак не прореагировала на вопрос. Для нее уже не существовало ничего, кроме полной умственной пустоты и крупной дрожи прижатой к груди дочери.

— Слушай меня ! — вновь тот же твердый и спокойный голос пробудил в ней остатки сознания. — Я разобью иллюминатор, и мы выплывем отсюда. Ты поняла ?!

"Иллюминатор... Поняла... Выплыть отсюда... Надо выбираться...."

Она машинально кивнула. Дик напряженно смотрел на нее, забыв о холоде, который уже почему— то переставал ощущаться. Непонятно откуда пришла боль в ушах, глушащяя лезущим в сознание звоном.

Ему надо заставить Марту понять, заставить ее действовать. Ему не вытащить их иначе. Он не справится один.

— Повтори, что я сказал ! Повтори немедленно ! — крик мужа и новая пощечина вдруг что— то сместили в окружающем и резко, как удар хлыста, вернулся отступивший было страх.

Страх тугим комком сжался в животе, обжигающим теплом заструился в паху. Эмили снова закричала, но уже слабо, с сипением.

— Я поняла, поняла ! — заорала она, отступая от мужа, будто он вдруг воплотил в себе весь ужас положения.

— Дочь держи ! Подними ее из воды !

Вода стояла уже по грудь, ноги ощущали рвущиеся в каюту струи. Она подняла над головой Эмили, попыталась забраться повыше...

— Не так ! Держи ее крепко и набери побольше воздуха !

Муж обхватил ее, сжал так сильно, что стало больно. Она тоже обхватила Эмили двумя руками, как будто та могла исчезнуть в любой момент.

— Дыши.

Ее мысли метались, неравномерно прыгали с одного на другое... "Надо собрать вещи, деньги. И как он может говорить то так спокойно, то орать во всю глотку ? Эмили промокла, нужно полотенце. Почему Дик целится куда— то из моего пистолета ? Он спятил ?"

— Эмили, доченька, сейчас мы будем нырять. Ты ведь любишь плавать ? Мы будем долго плыть, так что вздохни поглубже и задержи дыхание, хорошо ?

— Да, папочка... — от голоса дочери Марта вздрогнула.

Но он же на секунду вернул ее в реальный мир. Она начала быстро дышать, слыша тяжелое дыхание мужа. Эмили зажмурилась, по детски набрав воздуха за щеки. Щелкнул взведенный курок...

— Внимание !

Она вдохнула так глубоко, что заломило в легких даже сквозь парализующий холод. Заметила, что дочь успела выдохнуть и вдохнуть снова.

Попыталась поднять ее повыше, черная вода бурлила под подбородком, но грохот выстрела взорвал каюту...

"Не отсырела пушка !" — успел подумать Ричард, когда тугим ударом его сбило с ног и окутало ледяным безмолвием. Пуля, разнесшая и так вдавливаемый водной толщей иллюминатор, впустила к ним океан. Мертвый и тихий. Тишина вечная, спокойная. Только скрежет корпуса слышен и сквозь воду...

Ричард открыл глаза, и их тут же обожгло морозным огнем. Но ощущение исчезло сразу же, оставив после себя чувство, что в глазницах стекляшки. Слева молотила руками воду Марта. "Да чего она тянет ?! И так уже глубина, а еще выплывать надо. Ну давай же !"

Он с силой толкнул ее к черному круглому провалу, через который они еще вчера смотрели на багровый закат... "Это к шторму, но он так и не начался. Иначе их бы разбудила качка. Или не разбудила, при ней так приятно засыпать, когда мама качает колыбельку... Нет ! Очнуться ! Это холод ! Не спать ! Ну лезь же ты !"

Марта наконец оказалась снаружи, сжимая дочь, и их сразу унесло вверх. Он высунулся за ними, и понял, что не их вверх, а его тянет вниз идущий на дно корабль. Одним усилием он вытолкнул свое тело в темноту. "Теперь вверх, только вверх ! Черт, уже хочется дышать !"

Голубоватые переливы поверхности посверкивали ужасно высоко, казались недоступными, как небо. Ричард отталкивался от воды так, что ныли мускулы, что жгло сухожилия, что отступала скрутившая левую икру судорога. Вода извивалась вокруг, тягучими турбулентными струями то толкая к свету, то вновь затягивая в пучину.

Он видел, как неумело, запутываясь в ночной рубашке молотила ногами воду Марта, вцепившись в вырывающуюся дочь. В широко раскрытых глазах Эмили было столько страха, что Ричард инстинктивно метнулся к ним, сорвавшись с ритма подъема. Схватив жену за ворот рубашки он рванул ее вверх, но она только пуще забилась, отбиваясь от его помощи и бессмысленно уставившись в мутную глубину взглядом угасшего разума. Она не поднималась, она просто дергалась...

Решение не было обдуманным, не обсуждалось с самим собой и не имело эмоционального окраса. Оно просто пришло, вынырнуло из бездны животной памяти, из темных глубин борьбы за выживание вида. Он не решал, он просто ударил Марту ногой в лицо, вырвал Эмили из клещевого захвата рук и остервенело заработал свободной рукой, подтягиваясь по нестойкой опоре воды к жизни и воздуху, что призывно сияли наверху...

Эмили извивалась, мешая плыть, выкручивалась из под руки, пинала его ногами... Ей еще хватало воздуха, но ее мысли были смещены невозможным для ребенка из благополучной семьи событием. Невозможным больше, куда больше, чем совершенно не воспринимающаяся реально возможность смерти. Реальный страх происходящего был смят страхом разрушения незыблемого и единственного бастиона — родителей. С ними не страшно ничего, а если и страшно, то это можно, мама рядом, мама защитит...

"Папа ударил мамочку! Папа плохой! Да пусти же! Я хочу к маме! Мама добрая... Я к маме пойду, с тобой больше разговаривать не буду! Пока не извинишься! Пусти!"

Ричард чувствовал, как бьется, как гибкая большая рыба, Эмили, но не мог отвлекаться на нее. Не мог прекратить подъем, так как свет приближался медленно, слишком медленно... Но он был, и надо плыть к нему. Плыть, рваться, тянуться — пока еще есть воздух, пока холод окончательно не вгонит в смертный сон.

Инстинкты и страх, моторные рефлексы и забившееся в угол от бессилья сознание требовали грести обоими руками. Скованная рука время от времени расслаблялась, дергалась вверх, и только жалкие остатки отцовского чувства заставляли ее снова сжаться.

И даже когда Эмили выскользнула, оттолкнувшись от ребер, он не сразу остановился. Тело с невыразимым облегчением сделало несколько гребков и только потом чувство потери задергало запоздалым сжатием диафрагмы. Он выгнулся, взглянул вниз и сначала не увидел ничего, не понял ничего... Потом образ вписался в мысли и темная, неправильная и грандиозная масса внизу стала кораблем, уходящим на свою последнюю стоянку. На его фоне слабым размытым силуэтом распласталось корчащееся тело Марты. "Эмили!" Чуть в стороне, чуть ниже... "Плывет вниз !!!"

Эмили видела маму, она плыла к маме... "Мамочка, я здесь! Я сейчас донырну. Папа плохой, нехороший... Но ты его простишь, правда? Он конфеты такие вкусные вчера мне принес, а ты говорила — зубы заболят... Мамочка, не уплывай, не надо, подожди! Я сейчас догоню. Я хорошо плаваю, я плаваю даже лучше, чем Билли, соседский мальчик. Мама, не уплывай, мне холодно... Ой, какие ты смешные пузырики пускаешь!"

Ричард рванулся за дочерью, ведь она была так близко, так медленно погружалась, так слабо шевелила ножками... Даже не отталкиваясь, а так, толча воду. Он почти дотянулся до нее, когда нечто твердой стеной ударило его, выбило часть жгучего воздуха из груди, отбросило назад, вверх. Корабль внизу расплылся, окутался клубящимся серым облаком пузырей. Оно росло, наплывало на них... "Эмили! Ее тоже оттолкнуло, вон она, она теперь выше!"

Он снова перевернулся, чувствуя нарастающие спазмы удушья и видя, как оно же, удушье, странным удивлением влилось в глаза дочери. В один гребок он оказался рядом, схватил ее за руку и тут все словно взбесилось! Вода больше не держала, он проваливался в нее, одновременно выталкиваемый к поверхности стремительным потоком. Вокруг ревел воздух, сочные шлепки уже совсем не холодной воды смешивались с брызгами, с пузырями, которые несли его вверх, вверх...

Он снова не заметил, как руку Эмили вырвало из его пальцев, как ее унесло в круговорот водяных смерчей, как она исчезла из вида. Он только ошарашенно размахивал руками, пытаясь нащупать ее в буйстве последнего вздоха корабля, его прощального подарка своим незадачливым пассажирам. Ричарда крутило и ворочало. То толкало, то тянуло в разные стороны. Он скатывался с пузырей и проваливался в следующие за ними. Он поднимался...

Он задыхался. Но продолжал слепо шарить вокруг, не теряя цели разглядеть в мельтешащей пелене лицо дочери. Такое маленькое и милое личико с глупыми и любящими глазенками, единственное, к чему он стремился сейчас. Но холод неожиданно вернулся. Вернулся внутри, мукой прошелся по внутренностям, остудил пожар в бьющихся в спазмах легких, заморозил мысли. Светло серая жидкая круговерть, уже начинающая сверкать в лучах приближающегося рассвета, закрылась фиолетовыми пятнами. Черные круги вплелись в зрение, странное оцепенение облегчило страдание...

Конвульсий не было видно, да их и не было почти. Когда останавливается измученное сердце, смерть не заставляет себя ждать. И не было слышно за ревом воздуха последнего крика, который вышел наружу лишь задушенным соленой водой шепотом. Последнего зова в жадную пучину, забравшую все, а его попытавшуюся отпустить. Последнего вздоха — "Зачем...".

На поверхности бурлило, кипело, отрыгивая проглоченный воздух, море. Тогда в пенной, вздымающейся холмами воде мелькнула обтянувшая тело пижама, только встающее Солнце увидело тянущуюся в глубину скрюченную руку. Прилипшая к спине пижама мелькнула и исчезла. Мрачное зимнее небо отразилось в волне, замутнив отражение погружающейся рубки подводной лодки.

Там были довольны успешным торпедированием и даже не жалели, что потратили торпеду на корабль, который можно было расстрелять из пушки. Зато как красиво этот маленький лайнер развалило на две половины. Как быстро и чисто. Никто не всплыл. Теперь они спешили уйти на спокойную глубину, за горизонт мирских волнений. С запада приближался шторм...

28. Яма (13216)

Вечерело. Вроде еще не зима – но за окном как-то совсем темно стало резко. Вот еще только новости вечерние смотрел — светло было. Ужинать что ли уже? Пожалуй, пора. Последнее время я оттягивал наступление ужина всеми силами. Отменить бы его вообще, чтобы не стало. Жены не стало, и ужина. Ужинали всегда вместе. А сейчас будто предаю её, когда без неё ем. Хоть вой. Ко всему привык, со всем смирился. Кроме ужина.

Очки нашарил на столике, стряхнул кота с колен, и встал. Постоял, пока перед глазами не перестали бегать темные мушки, да пошаркал на кухню.

Зажег свет — жёлтый, яркий, неприятный, неживой. В окне еще видны светлые пятна между серыми тёмными облачками — вот тот настоящий свет. А это… Что там у меня на ужин? Гречка вчерашняя, суп вчерашний. Не хочу. Взял в руки кусок сыра сухой со следами зубов — омлет может с сыром сделать? Так яиц нет. Картошки пожарю. Жена любила, как я картошку жарю — с корочкой снаружи, и мягкую внутри. Пошаркал в коридор общий, где ларь был. И сплюнул. За картошкой в яму то забыл сходить, дурень старый!

Яма была рядом с домом — за гаражами на границе с тополиной рощей. В свое время, у всех жителей нашего дома там яма была. А сейчас только я пользуюсь, да Кравцова из десятой там соленья хранит. Не каждый уже в наши годы на три метра вниз слезет по узкой лестнице и картошку оттуда поднять сможет. Многие вон на два метра уже спустились — стоят ямы закрытые, никому не нужные. А молодым так вообще это все непонятно — пошли и купили. Я уж который год думаю, зачем сажу, окучиваю, жуков собираю, вожу на велосипеде из сада, мучаюсь спускаю, достаю? Не знаю.

Пока думал, уже оделся, накинул телогрейку, ключи от ямы с гвоздика снял, да от квартиры в карман сунул, снял с крючка авоську — всяко удобнее вечно дырявых пакетов. Кот пришел посмотрел вопросительно, мол, куда ты старый на ночь глядя.
— Сейчас приду. Картошечки принесу чуток да приду.
Кот обошел меня и встал перед дверью, словно не пуская.
— Чего ты? Знаю я, что не любишь один оставаться.

Раньше то жена все дома была. А сейчас я на работу уйду, так потом кусается — чего его бросили одного?
А меня чего бросили? Врут все, что мужики меньше живут.
Кот не уходил. Аккуратно поднял его и перенёс в сторону.
— Сейчас приду. Даже свет не буду выключать, хочешь?
Ничего кот не ответил. Сел, лапы хвостом обернул и отвернулся.
Ну и ладно. Закрыл дверь и пошел вниз по лестнице. Хорошо, что только второй этаж — а то совсем сердце разнылось. На погоду видимо.

Пока собирался, пока спускался, совсем уж стемнело. Детей с улицы разогнали, прохожие переместились в горящие уютным тёплым светом окна. Даже машины жильцов уже заняли свои любимые места среди кустов и на газонах, и под их теплыми моторами грелись воробьи. А раньше «не топтать» было тут, цветы росли. Жена сажала — вон её бархатцы любимые, самосевом посадившиеся, ещё торчат сухими пучками. Отвернулся, по глазам рукавом махнул, пошел в темноту к гаражам. Нужно было телефон взять посветить — обратно пойду вообще ничего не будет видно — фонари у нас тут с восьмидесятых не горят.

Размотал с замка рогожу, снял пленку. Открыл замок — простенький. Его у меня раз пять как спиливали. Самый дешёвый и ставил. Пускай пилят, там снизу сюрприз их ждал. Отложил замок в сторону, поднял утепленную, обитую жестью крышку.

Снизу пахнуло тяжело, затхло. Даже голова чуть закружилась — проветрить нужно. По уму минут двадцать — да темно уже и есть хочется. Собаки еще эти, которые у мусорных контейнеров живут. Скучно им что ли? Вся стая приперлась. Вон лежат на крышках других ям и на меня смотрят. А я даже топор не взял. Кинутся — че я делать с ними буду? Далась мне эта жареная картошка.

Десять обязательных минут тянулись томительно. Весь извелся извертелся. Сидят, твари, глазами поблёскивают.

Не вкусный я! Старый, сухой и вонючий!

Ладно, будем считать, что проветрилось. Полез открывать второй, основной замок на решетке железной, которая вмурована уже в сам лаз. Вот тут уже преграда для любителей чужой картошечки была посерьезнее. Надежный, мощный замок — не то, что сейчас продают, выменянный с автобазы на бутылку водки. Его у меня даже два раза в девяностые спилить пытались — вот надпилы. Да замаялись — и неудобно, и ножовку толком не подсунуть, и не пилится он совсем почти — сам пробовал. Зубья только тупятся, а толку чуть. Погладил старого друга — он в отличие от меня за годы ничуть не изменился. Таким же старым, почерневшим местами, ключом открыл его и бережно положил рядом с новым замочком.

Темнота внизу была абсолютной. О чём думал только? Похлопал по карманам телогрейки — да только коробок спичек нашел. Вроде там свечка была внизу. Скинул вниз веревку, которая к одной из перекладин решетки привязана была — наложу картошки, а потом вылезу и вытащу. Выдохнул, глянул на собак, которые вроде ближе подобрались, да полез в лаз.

Что там лезть вроде? Три метра. Я даже помню, как мы с женой эту яму копали — тьфу же. За неделю все сделали ударными темпами как стахановцы. А вот ща лезу, лезу. Лезу, лезу, а старая лестница все не кончается. Жду уже с нетерпением, как нога после узкой перекладины ткнется в мокрую землю. Как обычно внезапно, как обычно неожиданно. И я чертыхнусь — как обычно. А нету земли… Только узкие неудобные перекладины, впивающиеся в подошвы ботинок. Не удержался — посмотрел вниз — тьма. Наверх — над головой, в метре, серый квадрат. Оттуда пахнет воздухом, только выпавшим снегом, прелыми листьями, слышен типичный городской шум — там жизнь.

Остановился дыхание перевести — совсем что-то сердце сдает. Болит да мается — дыра в нем. Которую ничем не зарастить. Вроде отпустило, дальше полез. И, как обычно, ткнулся подошвой в землю. Чёрт. Чуть не упал, пошатнулся, квадрат заплясал над головой. И зайчики перед глазами. Всё, последний раз сажал картошку. Не стоит оно того. Присесть бы — да тут стоять то негде. Ещё тьма эта навалилась. Давит, давит, сжимает. Корни из земли торчащие за шиворот лезут, по шее гладят. Дай волю — так вцепятся и насквозь прорастут. Это тополя постарались — их это. Там дальше, где клети под картошку и полки, там они бахромой висят. Раньше обрубал, да сейчас сил нет на это.

Нащупал свечку — огарок совсем небольшой оплывший. Мокрый, скользкий, как слизня в руки взял. А ведь страшно. Совсем чего-то страшно. Как наверху день, так и не страшно. А тут накатывает волной паника. Словно в могилу спустился к покойнику. И пахнет то как на кладбище. Нужно хоть сходить завтра, на могилке прибраться. Расскажу ей, как лазил за картошкой и перепугался, как ребенок. Посмеется, коли услышит с небес та.

Спички отсыревшие и серы мало совсем. Даже спички разучились делать — с восьмой зажег, когда уже от ужаса зубами постукивал. Огонек вспыхнул — сразу страх отступил. А как свечка разгорелась, так и хорошо совсем стало. Даже сердце успокоилось и тени прошлого отступили. Какая же это могила? Могила это два метра вниз, а тут — все три!

Напевая песенку про не кочегаров и не плотников, нагрёб картошки полную авоську — подниму уж как-нибудь. Подумал, да сверху банку огурцов пристроил — еще её засолки. Подтащил к лестнице.

Оглянулся на огарок свечи, прилепленный сбоку на доску, которые стены держат. Задуть хотел, да не стал — пускай горит. За упокой души. Новую свечку потом принесу.

Полез вверх. Лезу и чувствую — что-то не так, что-то не то. А что? Авоська с привязанной веревкой вон стоит, огонек еле горит на совсем уж растёкшейся свечке? И тут вверх голову поднял. А там небо черное в клеточку — решетка захлопнулась. Вроде тяжелая — не ветром же её? Долез — толкнул рукой. А она не идёт вверх — мешает что-то. Дернулась, звякнула и всё. Я еще подёргал — никак. И ощущение — что смотрит кто-то на меня пристально. Я пригляделся — а там глаза горят. Много. И чувствую — ещё больше тех, которых не вижу. Поклясться могу, что там они все — по краю ямы расположились и меня ждут. Меня пробрало всего, волосы дыбом встали. Думаю, хорошо, что решетка захлопнулась — вылез бы, тут бы и кинулись. А у меня даже шарфа на горле нет. Чего не взял — как жена подарила, так никуда без него. А тут не взял, дурак старый. Спустился на ступеньку. А глаза то не уходят. Так и поблескивают, отражая огонек свечи внизу. Вроде крупноваты для собачьих? Или это у страха глаза велики, а не у собак? А кто ж тогда решетку закрыл?

Совсем чего-то мне жутко стало. Мурашки по спине стадами, да знобить начало так сильно, что вновь зубы заклацали — замерз? А ведь правда — каким-то совсем уж лютым холодом сверху тащит. Будто где-то морозильную камеру распахнули. Того и гляди, инеем покрываться начну. Пальцы и так уже замерзли на металле лестницы. Взялся снова за прутья решетки — а их как азотом жидким полили — обжегся. Одернул руку. Да что же это такое! И глаза эти собачье-человечьи. Пар десять насчитал. А собак сколько в той стае было? Вроде, только семь.

Слез вниз, руки над свечой держу — грею. Мало тепла от крохотного огонька, да сердце оно греет в первую очередь. А оно уж все остальное.

Нашел старые перчатки рабочие на полке, нацепил. Снова полез. Подёргал решетку, а потом только догадался на проушины посмотреть. Замок. Мой замок. Закрыт. И ключа в скважине нет.

Тут мне совсем поплохело. Крикнул не выдержал:
— Эй, что за шутки! Откройте!
Тишина в ответ, да слышно, как снег поскрипывает в отдалении, да листья, ещё не опавшие, на тополях чуть шуршат. А может не листья то, а смешки такие? Шпана развлекается?
— А ну откройте, а то участковому завтра же жалобу напишу! Хулиганы!

Шелест и скрип. И глаза любопытные поблёскивающие на грани различимости. Еще больше их стало даже.
Пересохло у меня во рту.
— Эээй, помогите, — кричу. — По мог и теееее.
Лишь шепотки-смешки — листья расшуршались на поднявшемся ветру сильнее. Потряс решётку — куда там — намертво.

Что ж ты, друг замок, не пускаешь меня? Молчит — поблескивает металлом, будто не было сорока лет, будто только с завода. Смотрит на меня безразлично пустой скважиной, где ключ я оставил. А может — специально не пускаешь, чтобы я этим глазам-смешкам на ужин не попал?

Разболелись колени стоять на лестнице, слез вниз. Свечка почти погасла — подмял огарок, чтобы повыше стал — фитиля б только хватило. А он горячий, мягкий и крошечный совсем уже. Капнул мне на руку парафином — как слеза упала. Ты мне тут давай, не плачь. Выберемся — куда мы денемся? В худшем случае, до утра просидим, а там мужики в гаражи пойдут — услышат крики.

Глянул вверх — смотрят, уж почти над ямой нависли. Морд не видно — мало света. Только глаза. Много, много глаз. Ждут. А вот хрен вам — не вылезу!

***
Холодно под землей. Постепенно, медленно пробирается озноб под ватник, под штаны, заползает за шиворот и в носки ботинок. Тут уж пальцами шевели, не шевели, а только встать, походить. А где тут ходить? Только пригнувшись вдоль клетей с картошкой. И есть хочется — огурцов что ли погрызть? Банки то все закатанные — с собой ничего нет чтобы открыть.

Промаялся минут десять — о доски пытался крышку сорвать. Никак, только все доски ободрал. Потом об лестницу попробовал. А потом разбил банку и все. Злоба на меня накатила. Руки в кулаках сжались. За что меня малолетние придурки заперли? Что я им сделал? За что вообще это всё мне? За что оно на меня свалилось? Как жена умерла, так все через пень колоду пошло, посыпалось. Смысл потерялся. Время появилось, которого никогда не было, а смысл в нём исчез. Ведь было время — мечтал — чтобы провалилась куда-то. Стыдно сейчас. Вот не стало её — и что я теперь без неё? Год прожил, а зачем? Для кого?

За злобой накатила такая грусть, что виски сдавило и сердце захолонилось. Слезы потекли по небритым щекам. А огарок то все меньше. Уж совсем не видно огонька — ощущение одно. И глаз сверху не видно больше. Вроде радуйся — да стены снова начали надвигаться. Вот сейчас совсем погаснет, уйдет последнее тепло из крохотного кусочка парафина и сомкнуться, раздавят, корнями пронзят, разорвут плоть, высосут, впитают — червям ничего не оставят.

Бросился по лестнице вверх лезть, дергал решётку, кричал. Ничего, только еще холоднее стало. Из дыры сверху жидкий лед льют прямо на поднятое к небу лицо. А есть ли там небо, в этой бесконечной густой мокрой тьме с запахом кладбища?

Спустился, голова закружилась — все-таки мало тут кислорода, нечем дышать. Грудь вон как болит и мутит. Может с голода? Взял среди осколков огурец — перекисший, вонючий, склизкий, ледяной. Съел, чуть не вырвало. Но съел. Живот точно заболит, но это завтра. Если оно наступит.

Полежать бы. Хоть чуток. Думал на лестницу прилечь прислонится, да о глазах вспомнил, о шепотках смешках.

Картошку разгреб в стороны — сделал себе ложе, да улегся. Руки на груди сложил, а в них потухший, но еще теплый огарок сжимаю. Неудобно, картошка твердая, в спину впивается, и стены давят, нависают. Точно, как в могиле. Не хочу так — попрошу, чтобы кремировали и развеяли. Лучше по ветру разлететься, на свободе, под солнцем. Чем так…

Вроде заснул даже. Проснулся и не понял где — дёрнулся рукой к телефону время посмотреть — а нет телефона. Картошка только вокруг. Лежу — а встать не могу. Не получается — словно выпили меня и только оболочка сухая осталась. Потолок над головой почти впритык и корнями свисающие по лицу елозят. А земли надо мной толща непроницаемая неподъемная и давит.

Из легких весь воздух словно исчез. Дышу и не могу вдохнуть. Такая паника навалилась — не знаю откуда только силы взялись, вскочил, рванулся, ударился головой, упал, на четвереньках пополз к светлеющему выходу. Взлетел по лестнице, дернул решётку со всей силы, ещё. Ещё. Ещё. Рычал, выл, дергал.

А за решёткой свет. И небо — серо-голубое, чистое, прозрачное, с легкими белыми полупрозрачными облачками. Никаких глаз, никаких шепотков, никакого страха — тишина и покой утра.

Решил замок подёргать — может не до конца захлопнулся? Глянул на него — а он весь в изморози. Заморозки, видно, были. Полез в карман за перчатками — метал трогать мокрыми руками не самое приятное занятие. И нащупал ключи от квартиры. Достал — и начал смеяться как ненормальный. Стоял на ступеньке, смотрел на ключи и смеялся. Там второй ключ от замка был. Ой дурак старый — он раньше у жены в комнате висел запасной! А я потом его себе на кольцо повесил, как талисман.

Замок легко открылся, я поднял крышку и вылез наружу. Наконец-то вздохнуть полной грудью можно. Было свежо, дул лёгкий ветер. На снегу вокруг были отпечатки лап. Очень много — всю ночь тут топтались что ли? Осмотрелся.
И.
Ничего не увидел. Даже глаза протер рукавом телогрейки, по голове себя постучал. Ничего. Засыпанная снегом равнина с метущей позёмкой.
В горле пересохло, и я в полном оторопи плюхнулся на зад — ноги не удержали.

А ветер все дул — звонкий, зовущий. Трепал мои редкие волосы, кусал за руки, толкал в спину. «Пойдём, пойдём». Словно наяву услышал голос мамы: «Не сиди на холодном — простудишься». Встал. Легко так встал, словно не болели колени, словно не болела спина. Ветер обрадовался, закружил вокруг, поднимая вихрями снег. Захотелось бежать — как в молодости. Просто бежать, потому что могу.
И сделал было шаг, да остановился. Оглянулся.
На яму.

Она была оттуда — откуда я пришел сюда. Может вернуться? Полежать еще на картошке и вернуться в тот мир? Там кот не кормленный, свет непогашенный счетчик мотает, пенсия послезавтра. Подошёл к краю, туда, где следы были. От ямы все еще пахло могилой. Я присел рядом. Спросил у замка:
— Что, лезть обратно?
Он ничего конечно не ответил, но очень выразительно улыбался мне открытой дужкой — радовался, что удержал глаза и шепотки, что не дал им до меня добраться.
— И я думаю — ну его тот свет. А кот через форточку выбраться может, как не раз делал. Может, тут меня кто-то ждет, раз ветер так настойчив?

Замок улыбался.
— Ну, давай, спасибо тебе. И тебе спасибо, — я положил рядом с замком кусочек парафина. — За всё. Был рад знакомству.
Отошел от ямы. Постоял. Вернулся, захлопнул решетку, защёлкнул замок, а ключи вниз кинул. Потому что туда, где счастлив был, туда не возвращайся.
А потом побежал, куда звал ветер.

29. Метаморфоза (15603)

Благородный юноша оглянулся и некоторое время стоял не двигаясь; ужас и невероятная надежда заставляли трепетать его сердце. Затем, с внезапной отвагой он, как птица с террасы замка, устремился вперед; фалды его расстегнутого сюртука развевались как крылья и вскоре исчезли из виду. Старуха закрыла дверцу в подвал, поставила свечу в низкую бойницу башни и села ожидать действия колдовских снадобий.

Прошел час, и юноша поднялся из подвала; лицо его было бледно, и глаза глядели неподвижно, как мертвые; в руке он сжимала окровавленный лоскут — доказательство того, что колдовской ритуал им исполнен. Он прильнул без сил к каменной стене и несколько мгновений стоял, тяжело дыша и озираясь, как будто не сознавая, где он. Старуха ужаснулась безумному виду своей жертвы, но заторопила его к спальне, где предметы, приготовленные для зловещего церемониала, были первым, что задержало взгляд несчастного юноши. Вздрогнув при виде их, он закрыла глаза и остановился посредине комнаты…

Григорий Самсонович, оторвавшись от клавиатуры и судорожно обхватив голову руками, мысленно застонал: «Господи, это же никуда не годится. Ведь это уже было, было».

Что делать, что делать? Сроки горят, а творение не творится. Попытка подстегнуть фантазию приводит лишь к тому, что услужливая память подкидывает очередной фрагмент одного из тех произведений, что были читаны когда-то в молодости.

Здесь стоит, прервавшись, сказать несколько слов о нашем герое. Григорий Самсонович Демоницкий. Нет, разумеется, фамилия его являла собой творческий псевдоним. Первоначально он собирался было остановится на варианте «Демоницын», чтобы не отдаляться далеко от своей настоящей, не слишком благозвучной фамилии. Но оценив полученный вариант, все же решил разорвать всякую связь между родной и выдуманной фамилиями, тем решительно удаляясь от всего, что соединяло бренный мир от мира воображаемого, в котором он, творя, пребывал большую часть времени бодрствования. И не только бодрствования.

Впрочем, здесь мы забегаем вперед, забыв о том, что нам следует набросать черты облика героя. А герой наш обладал не слишком примечательной внешностью. Среднего роста, не тучный, но с некоторой аккуратной округлостью во всем – фигуре, форме головы, лица, ушей, кончика носа и разреза глаз. Даже очки он подобрал с круглыми линзами и полукруглым завершением дужек – как это модно было в начале прошлого века. В цветовой гамме одежды предпочтение он отдавал неброским пастельным тонам, комплементарным, а не контрастным. И пусть пальто никогда не сидело на нем совершенно ладно — хоть слегка да топорщась, — но тщательно повязанное кашне ретушировало этот недостаток, и облик в целом говорил о чистоплотности субъекта и наличии определенного чувства вкуса и гармонии.

А теперь вернемся к случившейся с ним беде. Надо сказать, что Григорий Самсонович был довольно известным автором произведений из жанра хоррор, главным образом с мистическим оттенком. Не то что бы слог его был поразителен, или сюжеты книг блистали особенной новизной. Но было нечто проникновенное в его текстах, что неизменно пробирало читателя.

Секрет был прост. Григорий Самсонович напитывал строки эманацией своих собственных страхов и ужасов, которые успешно мог вызывать из глубин своей души в процессе сочинения. Бывало, ему, будучи охваченным вызванными самим собой тревогой и мучительным испугом, приходилось судорожно отбрасывать в сторону перо вследствие обуявших его чувств. Перо ударялось о бок пузатой бронзовой чернильницы и рикошетом отбрасывалось обратно на листок так, что брызги чернил, словно капельки черной крови, окропляли аккуратную вязь старательно выписанных буковок. Да, самые душеприхватывающие моменты автор предпочитал записывать от руки, пользуясь чернилами, и лишь потом переносить их электронный текст на компьютере. Единственной запретной темой в его произведениях были насекомые — Григорий Самсонович страдал тараканофобией, да так, что при виде живого крупного таракана готов был с нечленораздельным всхлипом немедля заскочить на табуретку.

А потом целый ряд напастей случился почти одновременно — от него ушла жена, прихватив уютную квартирку в центре города, и оставив Демоницкому лишь обязанность регулярно выплачивать алименты на ребенка. То ли по этой причине, то ли еще почему, но в тоже самое время он совершенно перестал высыпаться — каждую ночь теперь он просыпался от очередного кошмара, и не мог уже уснуть. Худшими были те сны, в которых его преследовали полчища существ, походивших на преогромнейших тараканов — переростков. Окружив его, они трещали кожистыми тегменами и щелкали своими твердыми мандибулами, то ли намереваясь расчленить его, то ли — что-то ему сказать.

Не в силах более этого выносить, Григорий Самсонович, как современный и рациональный человек, обратился за помощью к психологу. Запрос его был прост — он желал побыстрей избавиться от кошмаров, но не попасть при этом в зависимость от лекарств. Подготовленный к тому, что это может занять длительное время, Григорий был несказанно обрадован тому, что всего лишь три месяца регулярных встреч — с частотой три сеанса в неделю, — дали свои плоды.

Кошмары потускнели, а потом и вовсе сошли на нет. Казалось бы — радуйся теперь жизни, строчи себе тексты. Никакие тараканы больше не лезут в голову, и даже произнесение слова «таракан» больше не отзывается морозом по коже и вспышкой тошнотворного отвращения.

Однако, если бы все было так просто. Ушедшие кошмары забрали с собой способность самому пугаться и ужасаться собственных фантазий. И тексты его лишились своей притягательности. Казалось бы, буквы те же самые — а читаешь, и понимаешь, что сплошь скучная преснятина, не способная зацепить даже ребенка. Хуже того — они представляли почти сплошь слегка преображенные отрывки чужих произведений, а его собственные строки, вкрапленные в текст, почти не содержали собственного смысла, представляя из себя главным образом связующие звенья меж кусками чужого по сути текста. В общем, вышла следующая его книга если не форменным провалом, то встречена была не в пример прохладнее, чем более ранние. А тут на кону скоро продление договора с издателем — по заключенному ранее осталось написать лишь один роман. От которого теперь, как чувствовал автор, зависит все его будущее.

И снова взвыл Григорий Самсонович. Что за напасть! Теперь уже угрожающая крайне ценимому нашим героем благополучию. Что же делать, что же делать?


«Как обуянный бесом иль духом становится им на миг, так и в Бардо, узнав Себя и приняв, проникшись обликом, мы становимся тем, чем мы являлись на Самом Деле, навсегда.

Когда нами завладевает божество, мы превращаемся в это божество. Предавшись же демону, мы обращаемся в его подобие. Таков механизм, главное правило Действия в Загробном мире: отдавшись — преображаешься; кого распознал, кого принял в Себя, в того превращаешься.

Бардо — это ни реальность, ни нереальность, однако как сон с сознанием — истинно, потому что есть в нашем переживании!

Будь осторожен и внимателен! Не спеши! Не пугайся! Не пугайся! Ничего не может тебе повредить, ибо тебя — нет! Поэтому ты можешь стать чем захочешь. Стань чистым Звуком, откликнись на него. Эти миражи — ты сам! Тот, кого нет, заключает в себе ничего и все! Если ты не узнаешь, не откликнешься на видения и звуки, не углядишь в них себя и свое — тебя обуяет страх!

Как сквозь подломившийся лед провалишься в иные миры настоящей беды и мучений. Остерегайся непроизвольных чувств. Пусть добросердечие твердости чистого, зеркального стекла будет твоим главным ощущением».

Григорий Самсонович устало отложил книгу, левая половина страниц которой была усыпана затейливыми значками деванагари, а правая содержала перевод текста на русский.

Затем протянул руку к кнопочному телефонному аппарату с корпусом архаичной формы, из черного бакелита, стоящему справа от письменного бронзового прибора, покоящегося на подставке из мореного дуба, возвышающихся над обтянутой под старину салатовым сукном столешницей массивного письменного стола.

— Тамара, добрый вечер. Есть у Вас минутка? Хотел спросить, мне действительно все это нужно прочитать? Вы же будете это зачитывать, когда… А, все же нужно… Да, действительно, как-то не идет. Ну хорошо, нужно так нужно. Нет, я успею. Думаю. Если что — предупрежу.

Из-за двери рабочего кабинета раздался голос Машеньки: «Гриша, пора ужинать, стол накрыт».

Машенька приходилась Григорию Самсоновичу родной сестрой. Золотой человек. Помнится, после скоропостижного завершения своего стремительного брака, он приехал в свежепостроенный загородный дом, который нынче делит с ее мужем их двумя детьми, с изрядной опаской, ожидая ежедневных намеков и прямых сообщений с общим посылом «ну я же тебе говорила». Нет, не угадал.

И именно Машенька уговорила его ссудить им денег на постройку нового загородного дома, а не оформлять на себя сразу долю. Уговорила не называть сумму жене. Он тогда здоров злился, что дал себя уболтать, а по итогу оказался меж двух огней. А теперь вот понятно, что было бы, если б поддался напору жены. Ютился бы себе в условной двух-, хотя по сути — полуторокомнатной, — клетушке, вместе с отцом. Уж та фурия всеми правдами и неправдами отбила бы и это просторное, благословенное загородное пристанище, превратив и его в поле битвы, чтоб выдавить заодно семью его сестры.

Машенька была его добрым ангелом и в другом. Она была первым читателем его текстов. Она неизменно принимала его тексты как драгоценность, выражая восхищение его талантом.

И именно она навела его на мысль, что, может быть, дело не в том, что психотерапия изгнала из него талант вместе со страхами. Может быть, дело в другом. Может быть, ему просто приелось писать о вампирах, вурдалаках, сынах Антихриста и прочей нечисти. Да и вообще, сейчас модно сочинять произведения, собирая их из заимствованных цитат и аллюзий, как конструктор. Пост-модернизм, как никак.

Первый раз, услышав ее версию, он раздраженно-саркастически произнес:

— И что теперь, писать фельетоны? Или перейти на фэнтези с радужными пони? Увольте. А вашим ЛЕГО мне заниматься тошнотно. Это не для меня. Я — творец.

— Ну зачем же так? Не хочешь — не надо. Но подумай: если тебе надоел Запад, возможно, стоит взглянуть в сторону Востока? Там же неисчерпаемый кладезь.

— Ну, Мари, я плохо знаком с демонологией Востока. И вообще, я его не понимаю. Я пробовал как-то ознакомиться — чужды для меня эти ваши буддизм и индуизм. А в исламе все куда скуднее, чем в христианской мифологии.

— Может быть, тебе стоит встретиться с теми, кто разбирается в этом лучше?

Так он с подачи Машеньки познакомился Тамарой и Кириллом, звавшим себя Асмодеем, но всегда упоминавшим, что подлинно имя это звучит как Авешма-дэва.


Узор голых веток деревьев — словно сплетение темных вен на серой коже пасмурного неба; газоны покрыты рыхлым коричневом ковром, источающим запах тлена. Прозрачное затишье поздней осени, в этом году ощущаемое лишь как изнуряющая пустота одиночества и заброшенности. Да, эта осень кажется чересчур тоскливой. Хочется верить, что лишь по причине того, что данный год выдался таким богатым на неприятное.

И все равно — так тоскливо, как никогда прежде.

Помнится, как, в первый раз посетив ее, он с едва скрываемой подозрительностью оглядел квартиру, наполненную полумраком, качающимся в такт плясу огоньков свечей, в ореолах света которых лениво вились пряди ароматического дымка. Как он, едва заметно хмыкнув, оглядел магический шар на столе и золотистые и серебристые вышивки на драпировке. Как насмешливо сощурился при взгляде на ее визитку. «Потомственная колдунья, медиум, парапсихолог, мастер эзотерики». Как Тамара понимающе улыбнулась, заметив это. Как заговорщицким голосом произнесла: «с демонами — я говорю как демон, с праведниками — как святая». И через паузу: «так говорят достигшие просветления в чань-буддизме». И тут же, на секунду снова позволив легкой улыбке тронуть губы, продолжила серьезным, ответственным тоном: «Одним нужно директивное внушение, снимающее с них бремя выбора и сомнений. Другим — гораздо более тонкая работа, заключающаяся в помощи в том, чтобы разобраться с настройками своего ума, обогатить доступное ему содержание, обрести возможность впустить в себя бесчисленное множество символов коллективного бессознательного, сохраняя контроль и ясность ума, и способность его их считывать и регулировать их активность.

Ваш запрос я понимаю. И вера или суеверия тут не при чем. Это универсальные ментальные техники, действие которых не зависит от того, атеист ли вы — или же верите в авраамического Бога, либо же, например, в Бесконечное Безличное Начало. И я знаю, что время на это обучение у нас весьма ограничено».

Тряхнув головой, он протянул руку к домофону. Сегодня был важный сеанс. Не последний, но один из самых решительных для последующего процесса.


— Это тот бустер, о котором я вам говорила. Не беспокойтесь, вреда не будет. В самом худшем случае, вы крепко заснете и проспите беспробудно час-другой. А если все сработает как нужно, он просто поможет настроиться вашему воображению и визуализировать образы. Будь у нас больше времени, я бы не стала прибегать к помощи подобного активатора, но на лимит времени указали вы сами. Главное, держитесь за мой голос. Да, лучше, если вы эту настойку проглотите одним разом. У нее вполне приятный вкус, но все равно. А теперь, пожалуйста, на кушетку. И не забывайте — все, о чем шла речь на предыдущих сеансах и о чем пойдет сегодня, есть лишь пустые абрисы в нашем воображении. Заложенные в нашей генетической памяти. Это лишь символы, и в нашей власти всецело — наделять ли их плотью, либо смотреть сквозь них, словно сквозь узор ряби на воде.

Наше дело — перезагрузить ваше подсознание, позволив насытиться ему символами, прежде вам недоступными для оперирования. Помните, что все что здесь происходит — это ваше собственное веление и воплощенные пожелания тех людей, кто вас любит, ценит и уважает, и желает лишь добра и прилива творческой энергии.

Она открыла книгу на закладке и приготовилась продолжить чтение.
«ТРИНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ
В этот день много устрашающих божеств появятся перед тобой. Все ужасней их вид и строже, настойчивей кошмар, в который мы проваливаемся, как в трясину, не сумев распознать Знаков и Образов.

Распознай эти живые иероглифы, прочитай тайнопись собственного устройства и разом станешь тем, что ты есть на Самом Деле! Соединившись с собой — выскользнешь и спасешься.

Это последняя возможность досрочного освобождения. Если дрогнешь, испугаешься — тут же почувствуешь, как ты проваливаешься вниз, туда, где Боль и долгое томление Бардо, где Будущее неопределенно и нет у нас защиты.
Князь Смерти напустит жути, устрашающие лики божеств так и вперятся в тебя. В руках они несут твое кармическое, судьбы твоей Дело-Свиток. Раздирающе пронзительны их мерзкие вопли: "Убей! Убей!"

Ты можешь узнать их по ухваткам: они пожирают мозги, пьют кровь, вырывают сердца и отрывают головы.

Не бойся! Тебя нельзя убить, нельзя растерзать в земном смысле. И божества эти лишены земной плоти. Все это ожившие божественные Знаки Рассудка. Проси у них помощи, как у мыслей твоих! Молись о подмоге, обращаясь ко всем, кого вспомнишь. И страх пройдет. Не сможешь справиться со смятением — быть тебе в Их Сидпа Бардо, Бардо Следующего Рождения».

Григорий Самсонович чувствовал, как его тело разрослось до гигантских размеров, словно раздувшийся бесконечный шар, наполненный невесомой пустой, и одновременно с этим все члены его тела налились неимоверной, невообразимой тяжестью, не поддающейся даже предельному усилию, а затем странное чувство возвестило о том, что он словно покидает собственное тело и начинает погружаться в какую-то смутную бездну, все глубже и глубже. И лишь снаружи раздается знакомый монотонный голос, зачитывающий строки книги так, словно ровно укладывает доску за доской. Вдруг голос меняет интонацию:
— Геннадий, вы меня слышите? Геннадий! Ау! Геннадий?

Торопливые шаги, что-то, поднесенное к его огромному лицу, оставшемуся где-то там, в неимоверной дали, и еще более спешная дробь каблуков по пути обратно. Звуки нажатия кнопок телефона, трель гудка, и снова тот же голос, только теперь пронизанный истерическими нотками:

— Асмодей, что ты мне подсунул в этот раз? Он, по-моему, не только чувств лишился! Он кажется вообще не дышит! На зеркальце нет следов пара дыхания! Нет, я все делала, как ты сказал. И ты же сам говорил, что даже передозировка не страшна. А он, похоже, умер. Умер! Что мне теперь делать? … Да какая разница, аллергическая ли это реакция или что другое — у меня, кажется, теперь труп на кушетке, ты понимаешь — труп!.. Давай, приезжай поскорее. Что, ты никак не можешь?.. Нет, ничего я больше проверять не буду! Я сказала — я не буду его касаться!.. Но ты в стороне тоже не останешься, будь уверен! Ах, что же делать, что же делать? …

Голос переходит в тембр визга бормашинки:
— Не паникуй, говоришь. Не паникуй?!?… Да что б тебя…Так. Говоришь, выбросить пузырек, вымыть фужер, вызвать скорую? Строго в такой последовательности… Сказать, что он странный пришел, словно под седативными, а больше ничего не знаю?

Наконец, голос становится глуше. Все глуше и глуше. А где-то из глубин бездны все отчетливее раздается треск и щелканье. Вялая мысль почти беззвучно плещется где-то вдалеке: «мне плохо. я умираю? или просто схожу с ума?».


СИДПА БАРДО
Хониид Бардо пролетело перед глазами, как сон, вырождаясь в кошмар к концу. Не распознав живых Знаков, ты не смог воплотиться. Ты не узнал Себя ни в одной мандале, бежал, как от страшных сновидений, от ликов и фигур, обступивших тебя: хотя чем нам может повредить собственное сновидение?
ОЧЕРЕДНОЕ РОЖДЕНИЕ
Все учения не помогли, твое сознание, как наяву, то вспыхнет, то погаснет, чувства томят и подгоняют. Ветры и бури несутся, разъяренные толпы бегут на тебя, готовые растоптать, и ты уже не способен распознать в них свои порождения. Сотворенное тобой живет самостоятельно от тебя, сравнимое с тобой по плотности в этом мире, способное разодрать, изувечить, причинить жуткую боль, обратить в свое подобие …


Выйдя из комы на пятидесятый день, Григорий Самсонович обнаружил, что он превратился в страшное насекомое. Лежа в койке на панцирнотвердой спине, он видел, стоило ему приподнять голову, свой коричневый, выпуклый, разделенный дугообразными чешуйками живот, на верхушке которого еле держалось готовое вот-вот окончательно сползти одеяло. Его многочисленные, убого тонкие по сравнению с остальным телом ножки беспомощно копошились у него перед глазами.

Это сообщение отредактировал Choke - 31.10.2023 - 02:08

30. Тихое место (19666)

Осенние листья, желтые и оранжевые, бились в лобовое лицо внедорожника. Полноватый Артем как сквозь дымку смотрел на дорогу и правой рукой крутил приемник, чтобы поймать душевную музыку, но попадалась всякая чепуха. Рядом скучала Елена, стройная, с симпатичной мордашкой, слегка потасканная жизнью. Красота дороги не трогала черствое сердце, сказка казалось обыденностью.

На заднем сиденье в детском кресле ехала егоза Маша. Девочка без устали жала на экран планшета, давила синие, зеленые, красные и белые шарики. Они звонко лопались и разносили по салону надоедливо-противный звук.

— Машенька, ты хоть бы на дорогу посмотрела! — сказала Елена, — отвлекись на секунду от игры.

— Мама, отстань! — Маша хмыкнула и продолжила уничтожать шарики.

Навигатор показал поворот направо. Вместо асфальта пошла влажная грунтовка с лужами. Мотор заурчал сильней, шелест колес сменился на шорох, под арками захлюпала вода, казалось, что машина плывет, как катер.

— Ты бы помедленней ехал, Артемий! Мы никуда не спешим! — сказала Елена. Она широко расставила ноги и держалась за пассажирскую ручку.

— Да ёшкин кот, баранья отрыжка! Я что, зря внедорожник покупал? Надо его испытать маленько! — пробасил Артем.

Автогонщик ссутулился, зажал руль левой рукой на восьми, правой — на двух часах и старался удержать машину в полосе. Дорога, зараза, шла неравномерной змеей навстречу лесу. В салоне лопались шарики, противный звук не стихал.

— Маша, положи-ка планшет! Заколебала! — шикнула мать, — сколько можно! Пороть тебя надо!

— В задницу засунь свои слова, мамуль, — зло проговорила девочка, не переставая давить на экран.

Дорога пошла лесом. Ели, дубы и березы нависали над машиной, будто кланяясь гостям. Артем притормозил и поехал медленно.

— Не хватало мне еще новую тачку поцарапать, — злился мужчина.

Молодые деревца по краям дороги действительно норовили провести пальцами-ветками по машине, но разве это их вина? Их кто-то поставил тут — то ли природа, то ли человек — и они послушно стоят, не в силах сойти с места.

Наконец, дорога повернула налево и уперлась в большую поляну, на краю которой возвышался двухэтажный бревенчатый дом. Рядом со срубом стоял большой коричневый внедорожник. Людей не было видно и слышно. Новенькая детская коляска для кукол у крыльца подсказывала, что здесь живет ребенок. Из коляски высовывался плюшевый мишка с вырванными глазами и оторванным ухом.

От дома вела тропинка к небольшому пруду. Она заканчивалась деревянным настилом-наводкой, с которого можно было удить рыбу.

Над прудом наклонилась старая ржавая ива, широкий ствол давно треснул пополам, и дерево умирало, роняя желтые слезы в пруд.

— Как красиво, — сказала Елена выйдя из машины.

Кокетка подрасстегнула куртку, повернулась лицом к Артему, подняла руки вверх и потянулась, ласково урча.

Артем тоже вышел из машины и искоса посмотрел на грудь Елены. Если молния опустится ниже, то шары-близняшки непременно выскочат на свободу. Мужчина облизнулся.

Елена была одета в темные колготки, юбку-карандаш выше колен и куртку. Под курткой не было майки — только лифчик. Елена любила покрасоваться телом перед мужчинами.

— Посмотрел? Хватит! — Елена повернулась спиной, чтобы показать Артему другие козыри — аппетитный зад, какой бывает у секретарш из фильмов для взрослых.

Собственно, она и работала секретаршей. У Артема. Уже три месяца начальник пытался добиться ее расположения, но хитрюшка все отнекивалась, хотя один раз сделала одолжение и сходила на свидание в дорогой ресторан.

Да, бедный Артем попался на удочку! Но мастерица не спешила подсекать: смотреть смотри, но не трогай. В отчаянии Артем позвал ее с дочерью к друзьям на шашлыки. Друзей звали Иван и Антонина. У них был сын Миша, ровесник Маши. Елена подумала и согласилась. Единственное условие, которое она поставила — спать в разных кроватях.

— А где же твои друзья? — спросила Елена.

— Сейчас пойду в доме посмотрю, — На его лбу Артема выступила испарина.

Артем снял куртку и положи на руку, загородив привставший детородный орган. Мужчина уже пожалел, что надел не тесные джинсы, а свободные штаны, которые могли выдать его желания.

— Ваня, ты тут? Мы приехали, — закричал Артем, входя в дом. Но ответа не последовало.

Тогда мужчина начал проверять дом. В кухне — никого. В зале с камином, большим кожаным диваном, креслом и деревянной лестницей — никого. В нижней спальне — никого. Поднялся по деревянной лестнице на второй этаж. В двух спальнях — ни души. Достал телефон и набрал Ивана.

— Что за чертовщина?! Сети нет! — зачем-то вслух сказал Артем.

Мужчина кинулся по лестнице вниз, выбежал на крыльцо. У входа стояла Елена в застегнутой куртке.

— Что здесь происходит, Артем, где все? Ты меня сюда заманил, чтобы переспать? Я не такая! — Елена скривила накаченные гиалуроновой кислотой губы.

Артем расставил руки в стороны, на правой висела куртка:

— Не знаю где!

— А твой член похоже знает, — с злорадством сказала Елена, отвернулась и пошла к Маше, которая играла в планшете возле ивы.

— Ну ты же видишь, машина стоит! — закричал вслед Артем. Он сбежал по ступеням крыльца и пошел за Еленой, протягивая к ней левую руку, а правой курткой закрывал пах.

Елена остановилась, развернулась и зло проговорила:

— Да это наверняка твоя вторая машина! У тебя зарплата позволяет! Ты директор строительной фирмы, которая сосет бюджетные деньги на подрядах. Теперь с тобой все понятно! Нанимаешь красивых секретарш, привозишь их в тихое место и трахаешь по выходным!

Артем опешил. Влюбленный олень действительно договаривался встретиться с Иваном, его женой и сыном. И теперь, получается, без вины виновен.

— Может за грибами отправились? Сейчас как раз сезон. Да и дожди недавно прошли... — опять вслух произнес мысли Артем.

Мужчина развернулся и кинулся обратно в дом. Он заглянул на кухню и увидел на столе записку, придавленную стаканом. Как он не заметил записку раньше?! Ведь смотрел на стол!

В записке было написано:

«Дорогие Артем, Елена и Маша! Мы ушли в лес за грибами. Вернемся после обеда. Дом в вашем распоряжении, в пруду можно половить карпов, удочки в сарае под потолком. В холодильнике много что есть. Ешьте, пейте на здоровье. Сотовая связь плохая. Но есть телевидение и спутниковый интернет. Пароль от вай-фая 00019666. Не кормите кота! У него в миске все есть».

Торжествуя, Артем выбежал из дома, в левой руке зажав записку.

Женщина стояла на деревянном настиле по-над прудом и смотрела в черную мутную воду. Редкие камыши по берегу засохли и колыхались на ветру, наполняя пространство вокруг печальными напевами.

— Вот доказательство! Записка! — торжествовал Артем.

Елена взяла записку, пробежала взглядом и сказала:

— Сам написал? Или правда по грибы ушли?

— Ну мой почерк ты знаешь! Это явно другой, — заулыбался Артем.

— Ладно, пошли в дом, а то Маша проголодалась. Доча, брось этого кота нафиг. Он блохастый! — закричала Елена.

Девочка тискала огромного черного кота с зелеными глазами. Кот послушно терпел объятья несносной девочки.

Маша взяла кота под мышки и зашагала за взрослыми, расставляя ноги. Жирный котяра беззвучно открывал и закрывал рот. Он явно был против того, чтобы девочка его тащила.

У крыльца Маша увидела игрушечную коляску с медведем. Девочка схватила игрушку за уцелевшее ухо и откинула в сторону, а на ее место посадила кота. Мать улыбнулась и открыла дверь — Елена привыкла потакать капризам дочери. Маша хмыкнула и потащила коляску по ступеням, кот подпрыгивал и бился головой о козырек.

Артем подошел к машине и открыл багажник. Внутри стояли сумки с продуктами. В них лежали различные закуски, овощи и фрукты, маринованное мясо, вино, водка и пиво. А что еще для хорошего отдыха надо?

Артем зашел на кухню с двумя тяжелыми сумками в руках. Поставил их на стол. Начал раскладывать продукты. Положил мясо, соки и алкоголь в холодильник, который оказался пустым. В холодильнике не было вообще ничего. Ни в верхней камере, ни в морозилке. Таким образом, сообщение в записке по сути было издевательством.

— Хоть бы купили что-то, сволочи! Совсем охренели! — прошептал Артем.

Мужчина вытащил из сумки пирожки с мясом, капустой и картошкой, нарезки сыров и колбас и красиво, как ему казалось, разложил на две тарелки.

Покопался в ящиках, нашел штопор, открыл бутылку красного сухого. Из шкафа достал бокалы, которые оказались в пыли. Включил кран, чтобы помыть, — полилась желтая вода.

— Они тут живут вообще? Только вчера с Иваном по телефону говорил, он сказал, что уже на даче… — прошептал Артем.

— Что ты сказал? Не поняла… — в кухню вошла Елена.

Артем вздрогнул от неожиданности.

— Да ерунда какая-то. Не бери в голову, — ответил Артем, — пошли обедать в зал. Там удобно.

— Телефон не ловит… И пароль от вай-фая не подходит. Я пробовал и 00019666, и 19666000, и 19000666, и 66619000…

— Ну и хорошо! Хоть посидим спокойно. Да и телек есть!

Елена хмыкнула, развернулась и пошла в зал, красиво вильнув задом. Артем протер бокалы полотенцем, которое нашел в одном из ящиков стола, и разлил вино. Затем отнес бокалы и еду в зал. Поставил на журнальный столик подле дивана. Беглым взглядом заметил, что Маша дергает кота за усы. Кот рычит и бьет хвостом о пол.

Елена сидела на кожаном диване, красивые длинные ноги были положены правая на левую, вырез сбоку на юбке оголял аппетитную ляжку. Куртку Елена опять расстегнула, заманивая Артема.

— Маша, отпусти котика! Не мучай животинку! Пирожки поешь, — ласково сказал Артем, присаживаясь рядом с сексапильной Еленой.

Маша зло посмотрела на Артема, подняла правую руку над головой кота и всекла ладошкой животине по морде. Кот издал жалобный звук. Артему показалось, что он отчетливо услышал слово «мразь».

Елена раскрестила ноги, наклонилась над журнальным столиком, схватила сразу два пирожка и принялась их уплетать. Ей попались оба с мясом. Женщина поочередно их откусывала, наслаждаясь сытной начинкой.

На столике лежали пульты от телека и спутниковой приставки. Артем взял их, включил. Через несколько секунд на экране высветилась надпись «Контент заблокирован за неуплату с 8 августа…».

Елена взяла бокал с вином, залпом осушила и сказала:

— И как это понимать? Они прикалываются что ли?

— Бред какой-то! Как будто в фильм ужасов попали! — хихикнул Артем. Но Елена на него строго посмотрела, — да не знаю я, не знаю! Клянусь!

Артем взял бокал вина и выпил в три глотка. Тем временем Маша стащила с кресла покрывало и начала пеленать в него кота. Черный пушистик крутил головой, ища у взрослых спасение.

— Ты бы вина еще принес. Видишь, бокал пустой, — сказала Елена, — без интернета скучно.

Артем встал с дивана, зачем-то поклонился и пошел в кухню. Через пять секунд он вернулся:

— Проклятье! Бутылка исчезла. И котелка колбасы пропала со стола, — в голосе чувствовалась досада, страх, гнев.

Елена встала с дивала, положила руки на плечи Артема, прижалась животом и грудью и прошептала на ухо:

— Ты перенервничал. Расслабься…

Хитрая женщина знала, когда нужно отпустить вожжи, чтобы мужик не закусил удила.

Артем обнял Елену, залез рукой под куртку, погладил голую спину. И сквозь волнистые душистые волосы, пахнущие полынью, увидел, как Маша завязывает узлом концы одеяла на шее бедного кота. Кот задыхался, кашлял, из носа прыскали сопли. Но жестокой девочке было все равно.

— Отпусти котика, Маша, видишь, ему плохо, — сказал Артем.

Елена посмотрела на кота и Машу и отстранилась от Артема.

— Дался тебе этот кот! Ты меня не любишь!

Мать схватила Машу за руку и дернула. Девочка вскочила на ноги и хотела что-то сказать, но мать сквозь зубы со злобой произнесла:

— Не трожь кота! Щас получишь у меня по щам! Живо писать и спать!

У Маши на глазах навернулись слезы, она встала и пошла с матерью в туалет, бубня под нос проклятья.

Артем кинулся к коту, развязал его и выпутал из одеяла. Кот махнул хвостом и убежал в кухню.

Через несколько минут мать и дочь вышли из туалета и прошли через зал в спальню на первом этаже. Артем слышал, как щелкнул дверной замок — значит, сегодня ночью ему не обломится. «Погодите, какой ночью, — подумал Артем и с удивлением увидел, что за окном непролазная ночь, — где же грибники?».

Артем откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Сон наваливался, да так, что мужчина еле смог преодолеть дремоту. На полусогнутых, опираясь на перила, он поднялся по лестнице. Открыл первую попавшуюся дверь и не раздеваясь упал на кровать и заснул. Снился старый сарай, из которого раздавалось рычание. Снился пруд, камыши, грибы, дорога в лесу. Возле старой треснутой ивы что-то рвал и кусал черный кот. Из-за травы не было ничего видно. Артем подошел поближе, чтобы рассмотреть, — и ужаснулся. Это была голова Маши. Кот оставил в покое голову, клацнул зубами, завыл, а затем побежал на Артема, с каждым махом увеличиваясь в размерах и превращаясь в волка. Волк прыгнул, и Артем в ужасе открыл глаза и услышал мерзкий крик. Это орала Маша. Да так истошно, что впору было подумать, что ее резали на кусочки.

Мужчина вскочил с кровати, выбежал из комнаты и побежал по лестнице, но у подножия остановился. Перед ним открылась странная и пугающая сцена.

В камине полыхали паленья, озаряя комнату мертвенно-красным светом. В центре зала на коленях стояла Маша с завязанными за спиной руками. Вокруг девочки валялись надкусанные пирожки.

Перед девочкой возвышался черный кот, тот самый, которого Артем распутал из одеяла. Кот стоял на задних лапах, а двумя передними зажимал кухонный нож.

— Я сейчас устрою ей, Нафанаил, пусть увидят мать Кузьмы ее очи! — заорал кот красным ртом с белыми острыми зубами. Зеленые глаза сверкали, придавая черной фигуре зловещий вид.

Вдруг кот перевел взгляд на Артема.

— Не трожь его, Нафанаил, он мой спаситель, — закричал черный котяра, но было поздно.

Через всю комнату из темного угла в Артема одновременно полетели два кухонных ножа. Один воткнулся рядом с головой в стену. А второй попал в левое плечо. Артем взвыл от боли, схватил правой рукой рукоять и вытащил нож.

Из темного угла выбежал плюшевый мишка, тот самый, без глаз и уха, которого Маша выкинула из коляски. Мишка запрыгнул на спину кота и два друга скрылись в темноте кухни.

Артем кинулся к Маше и начал поднимать ее с колен. В это время в зал вбежала мать.

— Ты охренел что ли, извращенец, — закричала она, — насилуешь мою дочь? Я звоню в полицию!

— Мама, мама… Меня кот и мишка связали и хотели убить. Дядя Артем ни в чем не виноват, — заплакала напуганная девочка.

Только сейчас Елена увидела, что в руках у Артема нож, а на белой майке на левом плече ширится бурое пятно.

— Где моя куртка? Куда я ее бросил? Там ключи от машины! Надо срочно уезжать! — закричал Артем.

— Вот твоя куртка, Артемушка, — одновременно сказали два голоса. Медведь и кот приближались, держа за ворот кожаную куртку.

Елена повернула голову и завизжала. Увиденное ее так потрясло, что она, забыв про дочь, ломанулась к выходу. Артем переложил нож в левую руку, схватил Машу в правую руку и выбежал из дома.

Левой рукой, в которой был зажат нож, Артем нащупал в кармане брюк ключи от машины.

— Куда ты, стой! — закричал он Елене, которая зачем-то побежала к пруду.

Елена развернулась и подбежала к Артему и дочери. Мужчина перехватил нож в правую руку и разрезал веревки на Маше.

— Живо в машину! — скомандовал Артем, — Лена, ты поведешь, я ранен.

На пороге дома стояли два друга. Кот смотрел на нервных людей зелеными глазами. У мишки глаз не было, но казалось, что и он следит за гостями, спешно покидающими обитель.

Маша запрыгнула в детское кресло на заднем сиденье, захлопнула дверь и пристегнулась. Артем вскочил на пассажирское кресло, а Елена — на водительское.

— Только заведись, только заведись, — запричитала Елена. Она повернула ключ — и машина завелась.

Елена включила заднюю передачу и вдавила педаль газа. Машина взревела и понеслась к пруду. А Елена все давила и давила, не понимая, что она делает не так. Артем дернул ручник правой рукой — машина пошла юзом. Тогда мужчина повернул ключ против часовой стрелки. Машина заглохла и вскоре остановилась, не доезжала несколько метров до озера.

— Ты что же делаешь, мать твою, утопить нас решила, а? Не знаешь где тормоз? — заорал Артем, — заводи, поехали.

Вспотевшая Елена не знала, что делать. Она взялась за ключ, начала давить, но он вышел из паза и не хотел крутиться.

— Сломать хочешь? — зло крикнул Артем.

Он ударил Елену по руке и сам повернул ключ. Но машина молчала.

— Твою мать, нажми на тормоз! — рыкнул Артем.

Елена нажала на тормоз, Артем перевел селектор в положение «Р» и повернул ключ. Мотор взревел. Фары осветили идущих к машине кота и медведя с ножами в лапах.

— Мама, дави их! — заорала девочка.

Елена включила передачу и нажала на газ. Кот и мишка отпрыгнули в стороны, машина проскочила мимо и понеслась по дороге сквозь темный лес.

— Не торопись, не торопись, расшибемся, — кричал Артем. Но Елена летела на всех парах.

Вдруг фары выхватили огромное чудище с рогами, которое неслось в лобовую атаку. Елена завизжала, закрыла глаза и ударила по тормозам. Еще мгновенье — и ветровое стекло пробила голова лося. В лица выстрелили подушки. В середине салона лось крутил головой. Животное мычало, умирая. Кровь забрызгала салон и текла на колени Елены из перебитой артерии сохатого.

Вдруг вокруг машины началась суета, послышались тяжелые шаги, раздался рык. Машина зашаталась, потом накренилась. Артем посмотрел в боковое окно и увидел, как два огромных медведя с ревом валят тачку. Авто повернулось на левый бок, затем на крышу. Медведи, сделав свое дело, ретировались в лес.

Артем отстегнулся, открыл дверь, выполз из машины, помог Маше и Елене выбраться.

— Надо бежать отсюда! — прошептал Артем.

Страдальцы ломанулись по дороге, которую худо-бедно освещала полная луна и звезды. Вдруг им наперерез выбежали три волка. Прижав уши и лязгая зубами, животные медленно приближались к жертвам.

Не сговариваясь отдыхающие кинулись в кусты и побежали куда глаза ведут. Ветки царапали лица и тела. Но людей гнал животный страх — сзади выли волки и казалось, что кто-то невидимый следует за беглецами, чтобы покарать.

Пробежав какое-то время и изрядно запыхавшись, Артем, Маша и Елена остановились на полянке, чтобы перевести дух. Вдруг они увидели трех висельников. Это были девочка лет пяти-шести, мужчина и женщина такой же комплекции, как Артем и Елена. Тела висели головами в петлях, веревки были привязаны к мощному стволу дуба.

Артем узнал мужчину и понял, что перед ними — Иван, его жена Антонина и сын Михаил, ровесник Маши. Вокруг тел роились осы. Желто-черные убийцы свили улей на голове женщины. И только пышная прическа торчала из башки. А вход в улей был там, где раньше находился рот.

Девочка висела ниже всех. У нее были отгрызены ноги до колен.

— Это Иван, его жена и сын… Твою же мать, вот это пироги! — у ужасе проговорил Артем.

— Ты же сказал, что говорил с Иваном вчера по телефону. А они тут висят уже ни одну неделю. Вон, осы свили улей. Ты их убил? — спросила Елена.

— И кота говорящего тоже я натравил? Какая ты дура! Твоя дочь мучила кота. И теперь мы хлебаем! С нее и спрашивай! А вообще знаешь что! Я, похоже, понял, в чем проблема! — с ненавистью сквозь стиснутые зубы прошептал Артем.

— И в чем же? — спросила Елена.

Артем сжал кулаки.

— В тебе, шалава!

С этими словами Артем ударил правый боковой в челюсть женщины, повалил на траву, запрыгнул сверху и стал методично наносить удары по лицу и телу правой рукой, кулаком.

На полянку вышли безглазый мишка и кот. Мишка похлопал Артема по ноге, и когда тот обернулся, передал ему нож. Кот с улюлюканьем гонялся по полянке за бедной Машей, размахивая ножиком.

Через пару минут девочка и мать перестали всхлипывать. Кровь вытекла из перерезанных горл. Открытые глаза Маши и Елены смотрели на светлеющее небо. Брезжил рассвет, пришел новый день.


Артем сидел в уютном кожаном кресле и глядел на огонь в камине. Поленья трещали, пахло хвоей. Рядом на диване дремал черный кот, медленно приоткрывая и закрывая зеленые глаза. Безглазый мишка кушал бутерброд с колбасой и сыром на коврике в центре зала. Артем полюбил новых друзей, и блаженная улыбка разливалась по его довольному лицу.


ИЗ ВИКИПЕДИИ (выдержки)
Ва́лтушев, Артё́м Вале́рьевич — серийный убийца, насильник, педофил и каннибал. Получил в прессе прозвища «РСП-маньяк», «людоед-каскадер» и «дрессировщик». С целью получения сексуального удовлетворения убил не менее 37 человек в своем доме недалеко от села «Тихое место» в Республике Алтай. В период с 2015 по 2020 убивал женщин и детей. В большинстве случаев Валтушев знакомился на сайтах знакомств с разведёнными женщинами с детьми, водил в рестораны, покупал дорогие подарки, входил в доверие и приглашал в свой дом у пруда, окруженный лесом.

…родился в семье работников цирка. Отец Иван работал дрессировщиком медведей, а мать Антонина выступала гимнасткой. Когда Артему было 6 лет, мать разбилась, упав с высоты. Мальчик присутствовал на представлении, и трагедия разыгралась перед его глазами…

…снимался в кино в качестве каскадера, имеет навыки экстремального вождения…
…в сарае около дома сварил стальные вольеры, в которые заманил двух медведей. Женщин и детей убивал различными способами — холодным оружием, ножами, забивал кулаками. Жертв разделывал и скармливал хищникам…
…приманил и выдрессировал стаю волков, для чего подвешивал над землей живых людей…
…иногда устраивал игры со своими жертвами, отпуская их в лес. Затем настигал и устраивал жестокие расправы, натравливая волков…
…с ним жил черный кот по кличке Убийца, которого маньяк кормил печенью детей…

…Особая примета — имеет шрам от ножа на левом плече, который оставила последняя жертва во время сопротивления Елена Петровна Говорливая. На следственном эксперименте Валтушев рассказал, как было дело. Он познакомился с Еленой на сайте знакомства в сентябре 2020 года, встречался три раза в ресторане, кормил и поил за свой счет. 10 октября 2020 года привез Елену и ее шестилетнюю дочь Машу в свой дом, вечером напоил Елену снотворным, подмешав в вино. Ночью пробрался в комнату, в которой спала мать и дочь, схватил Машу, зажав ей рот. В зале связал ей руки за спиной и, угрожая ножом, производил насильственные действия. В это время в зал ворвалась проснувшаяся от крика дочери Елена, она схватила кочергу у камина и нанесла Валтушеву удар по затылку. Началась борьба, в ходе которой Елена подобрала оброненный Валтушевым нож и воткнула его левое плечо. Затем Елена подобрала оброненную кочергу и ударила ей Валтушева, попав в висок, отчего Валтушев потерял сознание. Елена схватила с полки ключи от автомобиля Валтушева Hyundai Creta и вместе с дочерью уехала. Очнувшийся Валтушев сел во второй автомобиль Toyota RAV4 и отправился в погоню. Автомобиль, на котором ехала Елена и дочь Маша, попал в аварию в пяти километрах от дома Валтушева. На лесную дорогу вышел лось, в которого на полном ходу врезался автомобиль. Удар был настолько сильным, что сработала система оповещения ЭРА-ГЛОНАС. Экстренные службы выдвинулись к месту аварии. Тем временем раненые Елена и Маша выбрались из автомобиля и побежали в лес. Подъехавший к месту аварии Валтушев бросился в погоню. Подоспевшая стая волков взяла след. Вместе они догнали Елену и ее дочь. Валтушев отдал команду волкам, и они живьем загрызли Елену. В то время, как стая рвала мать, Валтушев убивал ножом Машу…

… на место аварии подъехала скорая и полиция…
…начались поиски пострадавших…
…нашли страшную находку в лесу…
…убийца был арестован при поддержке спецназа утром 11 октября 2020 года…
…признан врачебной комиссией невменяемым…
…в марте 2023 года был направлен на принудительное лечение в Психиатрическую больницу № 2 Горно-Алтайска…
…8 августа 2023 года сбежал…
…в розыске…

Это сообщение отредактировал Choke - 31.10.2023 - 02:09

31. Кто там? (20417)

— Со всем берете?
Вопрос прозвучал странно, но Иван не стал заморачиваться и ответил
— Беру.
Хозяин - невысокий, начинающий лысеть мужчина неопределенного возраста довольно выдохнул, как показалось парню с облегчением, и протянул ключи.
— Мне надо уехать, сказал он, дней на десять. Сюрпризов быть не должно, но если там труба протечет или еще что, то телефон на холодильнике, звони все сделают, стоимость потом из квартплаты вычту.
— Не вопрос, — кивнул Иван, которому не терпелось остаться одному.

Прошлую хату он снимал вместе с двумя коллегами, и жизнь в общежитии надоела парню хуже горькой редьки.
Константин Андреевич потоптался на пороге, словно намереваясь сказать еще что-то, но так и не сказал, попрощался и вышел оставив парня в одиночестве.

Иван постоял пару минут в коридоре думая стоит ли распаковать вещи которых было немного — чемодан, спортивная сумка и рюкзак с ноутбуком, но решил не спешить.
Заглянул в холодильник, приятно удивился увидев там упаковку пива и две бутылки водки. Решил что раз хозяин все равно уезжает, то в ближайшее время пиво ему не понадобится и взяв бутылку отправился на балкон.

Глубоко вздохнул, зажмурился как сытый кот и отхлебнул из бутылки. Весна, прекрасная погода, впереди два выходных, в соседней комнате никто не шумит, ну чем не повод расслабиться и получить удовольствие?

Покрутил головой в поисках на чтобы присесть, но балкон был на удивление пуст. Тогда Иван вернулся в комнату, взял табуретку, и уже решил вернуться обратно, как тишину комнаты разорвал громкий звон. Такой, что парень вздрогнул и с трудом удержал пиво.

Источник шума обнаружился быстро, им оказался старый дисковый телефон громко стоящий в углу комнаты. Иван подивился тому что тут еще работал домашний телефон, да и сам аппарат внушал уважение, парень не видел дисковых телефонов с тех пор как еще ребенком побывал в гостях у бабушки.

Звонили явно не ему, потому Иван решил игнорировать звонок и вернулся на балкон, но через минуту понял что игнорировать не получается. Телефон звонил не переставая, громко и противно, от этого звука нельзя было спрятаться прикрыв дверь, а плотно закрывать ее парень опасался, был у него такой потаенный страх оказаться запертым из-за неосторожно закрытой двери.

Через пять минут Иван понял что больше не выдержит, вернулся в комнату и подошел к аппарату. Отвечать не хотелось, но как его отключить он не знал. Хряснуть телефон о стену парень не решился, мало ли, вдруг ценная вещь, а сейчас такое не купишь, и потому поднял трубку.
— Ал…— начал он, но замолчал услышав скрипящий голос.
— Отдай то что дорого, — произнес невидимый абонент и от этого скрипучего голоса у Ивана поползли мурашки, и он так сжал трубку что побелели костяшки пальцев, — шестьдесят шесть часов у тебя, — добавил незнакомец и парень услышал короткие гудки.
— Что за? — пискнул Иван стараясь унять дрожь в голосе. В животе разросся ледяной ком, голос напугал его до дрожи.
— Шутки тут такие? — спросил он пустоту, стараясь успокоится, но вышло не очень.

Взял телефон, набрал номер хозяина квартиры, но механический голос сообщил что абонент вне зоны. Тогда парень решил прогуляться и все обдумать. Квартира перестала казаться уютной, тени по углам стали пугать, и как он не пытался, не мог забыть скрежещущий голос.

Покидать насовсем квартиру он не собирался, настолько сильно его испуг не распространялся. Вышел на лестничную клетку. Горела затянутая сеткой тусклая лампочка, а на верхнем лестничном пролете стоял мужик в спортивных штанах и растянутой майке и курил в распахнутое окно. Иван кивнул мужику, хотя тот и не мог этого увидеть и поспешил вниз.

Скрипнула подъездная дверь, в лицо парню пахнуло свежестью весеннего вечера, он широко улыбнулся, страх вызванный звонком начал отступать. Сделал шаг и вздрогнул, двор исчез. Вместо него парень оказался на своем этаже, возле двери квартиры. Страх, многократно усилившись вернулся, и парень сглотнув посмотрел вверх, но сосед не смотрел в его сторону и не мог подтвердить или опровергнуть такое нетипичное перемещение в пространстве.
Понадеявшись на то, что у него было кратковременное помутнение сознания, Иван сбежал по лестнице, распахнув дверь и как бешеный бросился прочь из проклятого дома.

На этот раз все получилось намного хуже чем в первый. Оказавшись перед дверями квартиры, Иван по инерции продолжил двигаться вперед и чуть было не слетел с лестницы, каким-то чудом сумев схватиться за перила, тем самым избежав столкновения с бетонным полом. Возмущенная таким поведением правая рука вспыхнула болью, но это было ничем по сравнению с испытанным им ужасом.
Третью попытку делать не хотелось, и он, прижав руку к груди побрел обратно к дверям. Хотелось выпить, и не пива, благо в холодильнике было чем поживиться. Достал ключи и бросив взгляд на верхний пролет чуть было не выронил их. Сосед уже не курил, он смотрел на парня, во всяком случае Ивану так показалось, потому что несмотря на плохое освещение, мужчина носил темные очки.

— Здрасте, — пробормотал парень, не зная как лучше поступить - расспросить о царящей тут чертовщине или юркнуть в квартиру и закрыться на все замки?
— Привет, — ответил мужчина хрипло и начал спускаться, — вижу уже познакомился со спецификой этого места?
— О чем вы? — пискнул парень, разглядывая незнакомца.

Высокий, худощавый, почти лысый, не стриженный, а именно облысевший. В его облике было что-то необычное и парень не сразу понял что у соседа отсутствуют мизинец и безымянный пальцы на обеих руках.
— О том что ты только что не смог выйти на улицу, а еще о неожиданном телефонном звонке, было такое? — и не дожидаясь ответа протянул руку, — Виктор Олегович, можно просто Виктор.
— Иван, — парень пожал протянутую руку не в силах оторваться от двух обрубков на руке Виктора.
— Пойдем ко мне, Ванюша, — мотнул головой сосед и начал подниматься, — то что тут происходит не стоит на сухую обсуждать.

В этом вопросе парень был полностью согласен с новым знакомым и поспешил за соседом. Оказалось Виктор живет прямо над ним и парню показалось что даже мебель тут стоит такая же как у него.
— Проходи, можешь не разуваться, — послышалось с кухни.

Осмотрев кухню, парень решил что сосед живет один. Грязная посуда в раковине и на подоконнике, батарея пустых бутылок на полу и столе, грязное окно.
— Садись, чего ждешь? — голос Виктора отвлек парня и тот послушно плюхнулся на замызганный табурет.

Сосед тем временем разлил водку по граненым стаканам, достал из банки пару маринованных огурцов и кинул на тарелку. Иван не стал ждать приглашения, схватил стакан и залпом выпил, попутно отметил что очков сосед так и не снял, но решил что это наименьшая из странностей сегодняшнего вечера. Водка обожгла горло и парень закашлявшись схватил огурец. Виктор же выпил неторопливо и закусывать не стал.

Тепло разлилось по телу парня, стало немного легче.
— Давай еще, — решил Виктор, и когда парень поднял стакан, сказал, — попал ты Ванюша, конкретно попал.
— Куда? Что тут происходит? — плаксиво спросил парень и выпил. На этот раз водка зашла легче, уже не обожгла и он прислонился к стене и прикрыл глаза. Захотелось чтобы все это оказалось сном, чтобы сейчас он проснулся в той ненавистной коммуналке, но умом парень понимал - не сон это.
— Не простой это дом, — сказал Виктор, — живет тут некая потусторонняя сила, а мы, жильцы то бишь, должны жить по ее правилам. И раз уж ты согласился на них, то…
— Я ни на что не соглашался! — возмущенно перебил его парень, меня никто не спрашивал!
— Уверен? — Виктор ухмыльнулся и разлил по третьей, — Костя тот ещё мудак, но дело свое знает, небось спросил тебя как-то типа “со всем берешь”, а ты и ответил не думая?

Иван подавлено молчал, но Виктор и не нуждался в его ответе,
— А со всем, — продолжил он разливая по третьей, — это с хозяином этого дома и его правилами.
— И что же теперь делать? — спросил парень с надеждой глядя на Виктора.
— Отдать то что дорого, — пожал тот плечами, — например в первый раз я отдал два пальца — и он поднял левую руку показывая обрубки.
— Как отдал? — икнул парень со страхом глядя на изувеченную руку.
— Отрезал, — усмехнулся Виктор, — выпил так неплохо для обезболивания и отрезал.
— А если, если я не смогу? — жалобно пролепетал Иван.
— Тогда он убьет тебя, — пожал плечами Виктор — причем очень жестоко.
— Но ведь можно же как-то спастись, — спросил парень, — там сбежать или…
— Или принять бой? — хохотнул Виктор, — сбежать ты уже пробовал, можешь еще, но… — он покачал головой и разлил остаток водки по стаканам, — а вот насчет принять бой, слушай, — начал Виктор.

— Где-то неделю назад, сюда заехало трое серьезных парней. Криминалом от них за километр несло. Не знаю чем занимались, да и не интересно, но поверь, оружие у них было. Да и один из парней такой шкафчик килограмм на сто сплошных мускулов. Я ведь тоже примерным мальчиком не был, опыт драк есть, так что поверь, он таких как ты, пяток бы узлом завязал и даже не вспотел бы.
В общем они решили что слово хозяина им не указ, а уж когда поняли что выйти из подъезда не могут…

Виктор поднялся и подошел к окну, Иван сидел как мышь, ждал окончания рассказа.
— Ну вот, — Виктор вытащил из холодильника палку колбасы, откусил и продолжил, — слышал я как они обсуждали все это и бахвалились что с хозяином сотворят.

Ну а когда наступил час Х, а это было рано утром, то весь дом проснулся. Сначала от стрельбы, а затем от диких воплей.
— Знаешь, — он глубоко вздохнул, — когда здоровенный мужик орет словно баба, это страшно. Не знаю что он там с ними делал, но вопли продолжались часа три. Хозяин убивает долго и мучительно, тела потом выглядят так, что лучше не смотреть. А с этими он видать сильно разозлился, они до сих пор умирают.
— Как так?! — Иван сидел ни жив ни мертв.
— Если хочешь, пройди на четвертый этаж, в угловую квартиру, думаю увиденное поможет тебе решиться.
— А обязательно пальцы рубить? — спросил Иван, — может чем иным откупиться можно, ну там деньгами, они тоже для меня дорогие.
— Не можно. Либо частью тела, либо кем-то кто тебе дорог, животным любимым там, или человеком.
— Нет у меня питомца, — начал Иван и резко поднял голову, — человеком?
— Да, тем кто дорог, родителем, сестрой или братом, любимой, может еще кем, но только тем кого реально больно терять.
— А что мне с пальцами делать? Ну когда отрублю? — спросил несчастный.
— Положи на коврик под дверью и скажи — “Прими мою жертву и одари милостью”.

— Милостью? — парень совсем потерял нить разговора
— Одари милостью, — можно и не говорить, но хозяин не только отбирает что-то, он может сделать подарок если попросить.
— Какой подарок?
— Не знаю, он сам решает, деньги, любовь, здоровье, смерть врага, по разному. — Он помолчал, словно думая продолжать или нет, и все-таки договорил.
— Мне в первый раз проблемы на работе решили. Серьезные. Подставили меня, могли посадить, но после подарка наоборот, повысили, а посадили реального виновника.
— В первый раз? — Иван подумал что ослышался.
— Во второй раз я сам захотел, — ответил Виктор, — подумал что еще без двух пальцев обойдусь, да ошибся, пришлось, — тут он снял очки и Иван увидел шрам и пустую глазницу вместо левого глаза.

— Пришлось еще и глаз отдать, зато все проблемы как по волшебству исчезли, да и со здоровьем с тех пор проблем не было.
— Спасибо, — парень понял что хочет прилечь, да и сосед явно не собирался больше наливать. Но Виктор видимо истосковался по свободным ушам и хотел выговориться.
— А последний раз жену отдал. Бывшую правда, даже не думал что возьмет ее хозяин, но видимо что-то было у меня к ней. Раз уж до сих пор ее крики иногда слышу, а ведь лет двадцать назад уже это было.
— А что же за жену он подарил? — спросил Иван.

— Молодость, вторую молодость он мне подарил, — мужчина усмехнулся, — я ведь намного старше чем кажусь, а никаких стариковских проблем у меня нет. Так что парень, — он вдруг подмигнул Ивану, — ты решись а там глядишь и понравится.

В свою квартиру он вернулся когда уже стемнело. Включил музыку и некоторое время тупо пялился в окно. Потом все-таки заставил себя встать и прошел на кухню, взял пиво и сел на пол. Так и отрубился.
Проснулся из-за того что затекла шея. Напился прямо из под крана, добрался до кровати и сразу уснул.
Спал он плохо, один кошмар сменялся другим и выбраться из этого калейдоскопа не представлялось возможным.

Утро не принесло облегчения. Иван проснулся совершенно разбитым, с головной болью и диким сушняком. Напился воды, поставил чайник чтобы заварить кофе. После пары глотков ему стало немного легче и парень вышел на балкон. Тут у него появилась новая идея. Кто сказал что из дома можно выйти только через подъезд? А что если попробовать иначе?
Он посмотрел под балкон. Кусты и земля. С такой высоты он точно не разобьется.

Вернулся в комнату, оделся и положил в карман паспорт и деньги. Без остального он как-то обойдется, лишь бы унести отсюда ноги. Перелез через перила повис на них, зачем-то зажмурился и разжал пальцы.

Удар по пяткам, неожиданный и сильный, он вскрикнул и открыл глаза, и застонал от отчаянья. Комната. Он вернулся в ту комнату где спал. А в следующую секунду его сковал страх. Тени на стене сгустились, соткали узор похожий на карнавальную маску. На нее нельзя было смотреть, тело сковало смертельным ужасом. Ноги парня подогнулись он упал на колени, а через секунду спину обожгло страшной болью. Казалось его ударили хлыстом, ему даже показалось что он слышит свист. Второй удар! Он застонал из глаз брызнули слезы. Третий!
— Хватит, я понял, хватит пожалуйста! Я не буду! И он упал на пол ожидая удара. Но видимо хозяин решил что Иван достаточно наказан, ударов больше не было.

Он поднялся и вышел на кухню. Придется рубить пальцы, другого пути нет. Но беда парня была в том что он до безумия боялся боли. Даже пойти и сдать кровь из пальца было для него серьезным испытанием, а в кресле стоматолога он почти терял сознание от ужаса. Но сейчас у него не было выхода. Он решил напиться до того состояния когда уже все равно и сделать это. Порылся в ящиках нашел длинный хорошо заточенный нож.
— Сука ты, Костя! — прошипел парень, — подставил меня! — после чего вытащил водку и сел за стол.
Так прошло два часа. Одна из двух бутылок водки почти опустела, в голове парня шумело и жизнь уже казалась не такой беспросветной.
Он взял нож, замахнулся и не смог ударить. Сжал зубы, снова замахнулся и все-таки нанес удар, но видимо подсознательно не смог вложиться в него, и лишь глубоко поцарапал мизинец, вместо того чтобы отрубить его.
Выронил нож и застонал. Выпил еще, но на этот раз даже не попробовал. Понял что не сможет. С трудом встал и вышел из квартиры. Поднялся к Виктору, позвонил.

Тот открыл не спрашивая, но приглашать не стал.
— Ты, вы, можете помочь? Отрубить мне пальцы? — жалобно спросил парень покачиваясь с пятки на носок.
— Нет, — ответил сосед, — так это не работает, ты сам должен отдать.
— Но я не могу, я боюсь боли, очень боюсь! — захныкал парень.
— Пойдем, — Виктор отодвинул парня и начал подниматься на четвертый этаж тот побрел следом.

Сосед подошел к черной металлической двери и толкнул ее, та бесшумно распахнулась и парню показалось что он слышит стон. Идти внутрь не хотелось, но и ослушаться Виктора который единственный мог помочь, парень не решился.
Внутри было темно и пыльно. Квартира казалась пустой, но вот Виктор открыл дверь в одну из комнат и глазам парня предстало жуткое зрелище.

Существо лежащее на полу комнаты мало напоминало человека. Череп вмят словно по нему проехались катком, руки переплетены друг с другом, как будто из них пытались заплести косу, левая нога оторвана по колено, с правой содрано все мясо. Живот вспорот, кишки торчат наружу, но при этом, искалеченный несчастный еще был жив! Кровавое месиво, которое когда-то было ртом, пришло в движение и Иван услышал
— Убей, у.. — его пробрала дрожь и он попятился. Как оказался за пределами квартиры даже и не понял, перед глазами стояла жуткая картинка.
— Ну как, — спросил Виктор, — остальных смотреть будешь?
— Не, — замотал головой парень, — я пожалуй пойду, мне еще того, пальцы…

Дома он понял что не сможет. Не сможет сделать то, что от него требует неведомый хозяин. Не поможет ни водка, ни то что он увидел на четвертом этаже.
И тогда он взял телефон. Ему давали шестьдесят шесть часов, прошло меньше суток. Время есть, раз нельзя отдать часть себя, значит можно поступить иначе. Он бездумно листал адресную книгу. Мать - нет, вообще не рассматривается. Отец? Тоже не вариант. Сестра? Они не были близки, ее можно было бы отдать монстру, но не факт что он примет такую жертву, да и не приедет она к нему, далеко живет. Друзья? Настолько близких у него нет. Нитка! Он пьяно смотрел на контакт. Нитка, как он мог забыть про нее?

Познакомились они около месяца назад. Высокая, красивая, темноволосая и зеленоглазая. В ней что-то было, что-то такое что парень запал на девушку. Впрочем не без взаимности. Сейчас, глядя на дисплей, он думал о том, что и отдельную квартиру на самом деле снял ради того чтобы было куда приглашать красотку, а может и съехаться в будущем.
Так что пожалуй она достаточно дорога для того чтобы монстр забрал ее. Жаль конечно, но лучше пусть она чем он. Иван посидел так несколько минут, а потом решительно нажал на вызов.

— Привет, — голос у девушки был приятным и Иван на секунду усомнился, но все-таки сказал.
— Привет, Нюта, слушай, я это, квартиру снял, надо бы отметить, приедешь?
— Дел много, — сказала девушка, — не уверена, — и Ивана обдало ужасом, а вдруг она откажется? Что тогда, около двух суток осталось!
— Ну Аня, — начал он, — это ж не каждый день, такой повод, — приезжай.
— Может в городе встретимся? — предложила она, но Иван включил все свое очарование и через пару минут девушка сдалась.
— Ты и мертвую уговоришь, — со смехом сказала она, — буду вечером, диктуй адрес.

Остаток дня он провел как на иглоках. А вдруг она передумает? Вдруг не приедет? Водки не хотелось, но пару бутылок пива он выпил. Затем организм взял свое, он захотел есть, и приготовил ужин, благо продуктов в доме хватало, хозяин квартиры точно знал что новый жилец не сможет пойти за покупками. Приготовил макароны по флотски и яичницу. На двоих, хотя и сомневался что Аня сможет это попробывать.

Телефон дернулся - сообщение. “Подъезжаю, какой этаж?” Прочитал он, и облегченно выдохнул, она скоро будет.
— “Второй”, — написал он, и залпом допил пиво.
Минута, вторая, он с трудом подавил желание позвонить и узнать, не заблудилась ли она, но в этот момент ожил дверной звонок, квартиру заполнило соловьиное пение и Иван сжал зубы. Сейчас он отдаст эту красавицу монсту и станет свободным, может даже получит что-то по настоящему дорогое и ценное. К этому времени он уже не сомневался в своем выборе, превращаться в живой кусок мяса, как обитатели четвертого этажа он не хотел.

Глянул в глазок, да это она, и он крикнул.
— Прими мою жертву и одари милостью!
— Ты там уже отмечать начал? — весело спросила девушка, открывай.. — и замолчала.
Ивану показалось что температура в квартире понизилась градусов на двадцать. Из-за двери раздался короткий рык, а затем голос Ани
— Это что еще за шутки?
А затем он услышал дикий рев и закрыв уши руками сел на корточки и прижался к двери. Рев перешел в вой, от которого у Ивана заныли зубы. Он заорал и не услышал собственного голоса.

Удар, еще удар, скрежет металла, визг, Иван никогда бы не подумал что человек способен так визжать. — “Что же он с ней делает?” — подумал он, и захотел отойти от двери, чтобы не слышать того что там происходит, но тело не слушалось.
Он не сразу понял что звуки из-за двери прекратились и в подъезде воцарилась тишина. Иван облегченно выдохнул, похоже все, и начал подниматься, как вдруг услышал стук в дверь.
— “Не может быть! Я же все сделал!” — подумал он.
— Может уже откроешь? — спросила Аня и у Ивана отвалилась челюсть, как? Может монстр копирует ее голос? — ты там еще не накрасился? — в голосе девушки скользнули насмешливые нотки.

Тогда он открыл дверь и уставился на нее.
Левый глаз Ани заплыл, все лицо в крови, волосы слиплись. Синее платье изодрано, заляпано кровью и какой-то темной дрянью. Он посмотрел на лестницу и увиденное заставило его забыть о девушке на некоторое время.
Лестница была залита черной жидкостью, от которой шел неприятный гнилостный запах. Перила погнуты и на них нанизано нечто невообразимое. — “Наверное тот самый хозяин” — подумалось ему. Существо напоминало черную-серебристую кляксу со множеством отростков. Тварь словно пульсировала, смотреть на это было тяжело, казалось что ее шкура мерцает, плывет и меняется, но при этом остается неизменной. Как визуальные эффекты на некоторых картинках. А еще в подъезде пахло гарью, и белые когда-то стены были покрыты копотью.
— Завис да? — голос Ани вывел его из ступора, и он посторонился пропуская ее внутрь. Сам еще некоторое время смотрел на труп твари, а затем вернулся в квартиру. В голове парня было пусто, он вообще не понимал что произошло.

Аня стояла перед зеркалом рассматривая повреждения.
— Вот хулиган, — бурчала она, — чуть глаз когтями не выколол.
Иван промолчал, он решительно не представлял что говорить если она начнет спрашивать.
— Ты чаем то с тортиком меня угостить собираешся? — спросила она, — хотя сейчас хочется чего-то покрепче.
— Да, конечно, — он хотел пойти на кухню, но девушка остановила его.
— Погоди, поможешь плечо вправить, — она подошла и парень увидел что ее левая рука весит как плеть.
— Я не умею, — пробормотал он, беспомощно глядя на нее.
— А тебе особо ничего и не надо уметь, — она подошла, — бери руку и крепко держи, — уперлась в его плечо правой рукой и дернула левым плечом слегка поморщившись.

— Так лучше, — она вздохнула и скинула платье оставшись в нижнем белье, — найди мне что-то переодеться, — в ее голосе появились командные нотки, но сейчас Иван готов был слушаться ее бесприкословно, лишь бы она…
— Кстати, — она посмотрела на него с насмешкой, — не знаешь чья это зверушка по полъезду бегала без намордника? Очень хочется с тем кто ее на меня натравил поболтать.
— Не представляю, — пряча глаза пробормотал он.
— Ладно, разберемся, — она прошла на кухню, и он пошел за ней как хвост, — есть что-то кроме этой дряни? — спросила она, показывая на водку, — не представляю как можно пить такое дерьмо?
— Нету, только пиво и… — он сглотнул и не закончил.
— Да, — она поцокала языком, — к отмечанию новоселия ты мог и получше подготовиться, или, — она поставила бутылку на стол и пошла на него, так что парень начал пятиться, — или ты и не планировал ничего отмечать? — она склонила голову и с насмешкой посмотрела на него, — ничего не хочешь рассказать?

Мысли парня заметались с бешенной скоростью, и он решился.
— Нюта, — жалобно пролепетал он, — это я, наверное я виноват что эта тварь на тебя напала, я думал, я хотел палец отрезать, но я боли не… — он запутался в словах и просто смотрел на нее как кролик на удава.
— Ясно, решил что я тебе дорога, лестно кончено, — она усмехнулась и сказала, — ищи одежду.
Иван на негнущихся ногах прошел в комнату и начал копаться в вещах думая что предложить девушке взамен испорченного платья. Выбрал пару футболок и шорты, прикинул что они должны подойти. В голове крутились вопросы, кто такая Аня, как она сделала то что сделала? И что она хочет сделать дальше? Как отблагодарить за подставу?

Вышел в коридор, протянул ей одежду. Та взяла все, кивнула и скрылась в ванной. Иван прислушался к плеску воды, подумал что раньше обязательно зашел бы чтобы принять душ вместе, раньше, но не сейчас.
Вернулся на кухню, полез по шкафам в надежде найти что-нибудь сладкое, но так и не нашел. Звук льющейся воды прекратился и Иван сел на табуретку. Предстоящий разговор страшил, но вряд ли она сделает с ним что-то более страшное чем сделал бы монстр, так что может все и обойдется.

Прошло несколько минут, но Аня так и не появилась и тогда он решившись подошел к дерям ванной.
— Аня, ты там? — тихо спросил он. Тишина. Тогда Иван дернул за ручку и дверь открылась. Ванна была пуста. О том что девушка была тут напоминала лишь сделанная помадой надпись на зеркале.
— “Спасибо за прекрасный вечер. Позвони, если есть еще монстры на примете”.

Тут нервы парня не выдержали, он забежал в комнату, сунул ноутбук в рюкзак, проверил деньги и документы. Остальные вещи решил оставить, не хотелось терять время.
Вышел на лестничную клетку. Поморщился от вони, и тихонько, стараясь не смотреть на дохлую тварь, спустился по лестнице на первый этаж. Толкнул дверь подъезда, вышел во двор. На этот раз проклятый дом отпустил его, мистика закончилась вместе с хозяином.
Сел на лавочку и задрал лицо к небу. Посмотрел на небо и вдруг почувствовал себя совершенно счастливым. Так сидел на лавочке, смотрел на звезды и думал - “где же найти еще такую тварь чтобы был повод позвонить Нитке?”

Пока ещё только два первых прочёл. Больше на ночь глядя не буду. Утро вечера мудренее!
Вот уж не думал, что кто-то сподобится на двадцать тыщ знаков эпос соорудить))

Стих, улица, проза, аптека
Бессмысленный и нудный текст,
Читай еще хоть четверть века,
Получится один пиздец,
Весь конкурс обосрут сначала,
И повториться все как встарь,
Стих, графомания сплошная, аптека, проза и фонарь....

Всё таки нельзя без премодерации. Такое ощущение, что для некоторых авторов русский не родной. А для некоторых, не то что бы язык, а вообще необходимость изъясняться в знаковой системе в новинку.

И это я ещё и половины не прочитал.

Пока в конкурсе страшилок меня больше всего пугает необходимость дочитать это до конца и связанная с этим психиатрическая угроза.

Ещё неделя на чтиво есть, не буду спешить...

Стих был
Памагити!
Спасити!
До аптеки далеко?

Ты в первой строчке улицу и прозу специально так расположил, чтобы ритм сбить?

Попробую, как и обещал, начать с конца. Но пока за завтраком зачту всё же первые коротышки.

Первый стих неплох, второй - кхм-кхм - не очень, третий кривоват, но я взоржалЪ.
Вот к автору "666" воппос: а нафига было изгаляться и ужимать рассказ в 666 збп, если ещё одно-два предложения - и он был бы совершенен? Вот дали им свободу, так нет же: нарочно извернутся так, что уж позавидует!

Вследствие необходимости погрузиться в бездны неродных вариаций русского языка и внеязыковых систем?

Это сообщение отредактировал Horizen8 - 31.10.2023 - 04:46

Вика - злободневненько. И интрига есть: вовсе не оттуда подвох ожидался. Возьму на заметку.

йош
А я-то, грешным делом, подумал, что этот конкурс специаоьно задуман ради и заточен под широкое участие народных масс, дабы, помимо всего прочего, проветрить изрядно застоявшееся ЯПиздатовское болото.

Ну, да, похоже наш Чок замутил всеобщий конкурс. Прекрасно получилось. И пусть даже многие рассказы далеки от граммо-орфографических канонов, прекрасно, что они есть в принципе.
Я предлагаю на авторов не ругаться, как мы привыкли, а мягенько пожурить. Авось, увидим их на следующем конкурсе.

Ну, и раз я вылезла из своей берлоги, то сразу говорю, что буду голосовать за пионерские страшилки № 4.

Ну и пусть. Не боги горшки обжигают.
Пусть приходят и учатся у нас, как надо писать рассказы.

34 парня не склонённых и ещё 19 множественно-склоненных и всё это в 20к букв...
Поймут не только лишь все, но... можна нинада?

Нумер 9:

Похоже, за афтором гнался кто-то из потусторонних чудовищ и таки догнал
Ну и так, автору на заметку. Wishmaster - это был такой в своё время (лет эдак много назад) прикол, когда ламеру ушастому, возомнившему себя мамкиным кулхацкером, подсовывалась программа с таким названием, которая "делаит фсё", а на деле форматирувует дицк цэ.

1. Колыбельная

Рифмы местами - огонь.
Более ничего конструктивного сказать о данном столбике не могу.

Это сообщение отредактировал edd79 - 31.10.2023 - 06:48

Нумер 8. Есть ряд языковых корявостей, но в целом слог есть. Но то слог. А для меня всегда решающим является содержание, смысл. И вот тут лично для меня эта аннигиляция страдания светом совершенно мимо. Может, позже поразвёрнутей рецензию напишу.
Ладно, пойду-ка я в самый конец теперь, заценю "войны и миры". Сразу хочу предупредить авторов последних трёх нетленок, чтобы, в случае чего, не обижались на вердикт "многабукаф - ниасилил".

2. 666 (666)

Аффтар. И как же "ноют вены"? Поясни, будь так добр. Только нинада боянить типа "вот как заноют - узнаешъ!"
Ниачом.

Это сообщение отредактировал edd79 - 31.10.2023 - 06:52