Эпизод PostscriptumАнтарктида. Нижние широты, полярный континент. Многие годы люди жили тут только наездами, на полярных станциях. Гляциологи, геологи, метеорологи и прочие учёные мужи и жёны. Одно время обязательным условием для работы в Антарктике было удаление аппендикса и коренных зубов. При наличии таковых был риск воспаления этих органов, а медицинскую помощь можно было и не дождаться... Так продолжалось довольно-таки долго. До тех пор, пока на материке не появились постоянные жители.
Лохматые. Они решили удалиться от мирской суеты (и всего идиотизма окружающего мира во время глобального перелома в истории земной цивилизации) и ушли туда, где никому просто не могли помешать. И где их никто не побеспокоит. Эти люди поселились на Антарктическом полуострове, где климат наименее суров — в хорошее лето там и нулевая температура случается... Справедливости ради надо сказать, что численность их популяции и сейчас невелика. Лохматыми стали обычные люди — высокомоды, перестроившие свои организмы для жизни в столь суровом климате. Хомо антарктикус даже внешне сильно отличны от простых людей: покрыты густой шерстью, с толстым слоем подкожного жира, низкорослые и коренастые. Лохматые не пользуются одеждой, но обувь носят — иначе пришлось бы менять строение ног намного сильнее. Они живут в нормальных домах, построенных на значительном расстоянии один от другого, потому что не любят лохматые компанию. Эти философы и учёные предпочитают общаться друг с другом и остальным миром не лично, а посредством различных технических приспособлений.
Первое время популяция лохматых была минимальна. Поскольку лишь очень, очень редкие индивидуумы решались подвергнуться столь глубокой перестройке организма и пополнить их число. Не сразу, ой как не сразу появилась первая лохматая женщина... И она не то что детей — она и простого секса не имела. Вообще ни разу с тех пор, как переехала на жительство в Антарктиду. Но время шло. Постепенно образовалась некая весьма условная община. Образовались своеобразные научные течения, повлекшие создание Антарктической Академии. Словом, люди (даже столь эгоистичные и своенравные) всё-таки остались людьми. И, как ни смешно это звучит, вслед за лабораториями появились лаборантки, а у лаборанток как-то само собой стали рождаться дети.
Проблемы с питанием и прочими бытовыми мелочами решились традиционно: постройкой телепорта. Это первопоселенцы промышляли охотой и рыболовством, да и то не всем нравилось подобное времяпровождение. Для удовлетворения энергетических нужд был построен комбинированный энергоблок, питающий, в основном, собственно телепорт, некоторые лаборатории Академии и оргтехнику. Но лохматые не были бы лохматыми, если бы не запретили перемещение несогласованных персон в свою сторону. А получить согласие на визит к лохматым... Сложно, скажем так.
В один из дней Жан-Пьер Дю Розуа, старейшина хомо антарктикус, отметил срабатывание телепорта в неурочное время. Проверив данные на компьютере, он убедился в отсутствии перемещённого груза. Эти факты говорили о том, что у них гость — неживой груз остался бы в камере. Поскольку ничто живое не могло переместиться без разрешения, следовал один вывод: в гости к ним пожаловал Великий...
Жан-Пьер был раздражён до крайности, но отрываться от своего философского трактата ему не хотелось. Учёный посопел, фыркнул и попытался сосредоточиться на работе, но мысль ускользала, сознание факта вторжения будоражило. Дю Розуа свернул голограмму и принялся тарабанить пальцами по столешнице. Следовало отыскать визитёра и выпроводить восвояси, но Жан-Пьер прекрасно понимал, что найти Великого просто не удастся. Если он только сам не захочет, чтоб его нашли. Учёный грустно вздохнул, с сожалением посмотрел на стол, где лежала крохотная коробочка компьютера. Вот какого, спрашивается, чёрта понадобилось этому человеку в их краях? Пусть даже он не станет приставать к аборигенам с вопросами, пусть даже на глаза никому не покажется. Но! Сам факт его вторжения уже нанёс вред — сбил с толку, прервал работу мысли... Что за бестактность такая, а?
Жан-Пьер ждал. Просто сидел и ждал, когда ситуация разрешится хоть каким-нибудь образом. Или его компьютер оповестит об ретелепортации, или кто-то из аборигенов даст знать о вторжении, или вторгшийся вторгнется к нему. В последнем случае учёный предполагал устроить визитёру хорошую взбучку: будь ты хоть трижды развеликий, будь ты хоть сам господь бог — впредь получи сперва разрешение на визит, а потом уж и тащи сюда свою персону. Дю Розуа всё так же барабанил пальцами по столу, в мыслях перебирая варианты кар, когда дверь его дома открылась и вошёл Великий. Тот самый. Который самый. Всемогущий который.
После первой же, так и не состоявшейся пси-фразы, гость тихо произнёс вслух:
- Жан, не пробуй даже. Открывай свою волосатую пасть и разговаривай как человек. И не пробуй драться — я знаю, насколько ты силён, но, поверь, я с тобой справлюсь.
Дю Розуа снова вздохнул и только согласно кивнул. Он испытывал чувство сродни обречённости.
- Bienvenue.
- Спасибо, – Великий обошёл стол и сел напротив, – постарайся не зарываться и выслушай то, что я скажу.
- Je suis à l'écoute.
Великий улыбнулся и откинулся на спинку стула. Учёный посмотрел на гостя и невольно усмехнулся — тот явно чувствовал своё преимущество и никакие ухищрения не помогут вот так просто взять и избавиться от него. Жан-Пьер тоже откинулся на стуле, сцепил свои короткие и толстые пальцы в замок и пристроил руки на толстенный лохматый живот. Он мог бы выразить своё внимание мимикой, но этот способ невербального общения лохматым недоступен...
- Жан, я вижу ты если не успокоился, то смирился. Готов слушать?
- Oui.
- Хорошо. Постараюсь кратко. Мне нужны образцы ДНК ваших детей. Исследования показали, что есть риск возникновения проблем с их интеллектуальным развитием.
- Non. On n'a pas besoin.
- Жан, ты прекрасно знаешь, что я не стал бы даже пальцем шевелить, если бы был уверен, что вы сами справитесь. Пойми, изменения генома у взрослых людей – это одно, а вот рождение мутантов – уже совсем другое.
- Mutants?
- Да. Именно так.
Дю Розуа всмотрелся в глаза визитёра. Тот спокойно выдержал взгляд учёного, даже не моргнув.
- Vous avez dit à propos de l'étude.
- Да. Но для полноты картины нужны именно биологические образцы. Я делал запрос – ответа не дождался. Бродить же по всему полуострову в поисках лохматых детей, толковать с их мамашами… Понятно?
- Oui. Si l'aide - nous laisser seuls?
- Нет, Жан-Пьер.
- Pourquoi pas?
Великий рефлекторно потёр ладони друг о дружку, хоть и не чувствовал холода. Он понизил температуру тела до одиннадцати градусов и минус семь в доме учёного его не беспокоило.
- Видишь ли, как минимум мне придётся сообщить тебе результат исследований. Иначе мысль об этом не даст тебе спокойно жить.
- Probablement. Je suis d'accord.
- В принципе, я мог бы поработать с детьми прямо тут, просмотреть их геном не пуская им кровь. Поблизости найдётся хоть пара родившихся уже здесь детей разного пола?
- Je vais leur demander de venir.
- Вот и славно. Это займёт какое-то время, как я понял. Пойду пока по банкам пошмаляю, что ли…
Великий поёжился и посмотрел в окно – погода была почти безветренной и солнечной: январь, лето в разгаре.
- Ce que tu as dit?
Гость улыбнулся, вытащил из кармана куртки парабеллум и показал хозяину.
- Банок у вас, надо полагать, нет? Ну банки! Пластиковая такая фигня для жидкостей…
- Hélas.
- Ну и ладно. – Великий встал, сунул пистолет в карман и улыбнулся хозяину. – Я отойду подальше, к океану, чтоб не беспокоить вас шумом. Вернусь через часок – хватит часа, чтоб хоть один ребёнок пришёл?
- Je crois.
***
Час спустя Великий вернулся в дом Дю Розуа и с удовлетворением заметил маленького гостя учёного. Карапуз лет пяти сидел на стуле и болтал ножками. Этакий презабавный меховой шарик с парой любопытных глазёнок. Малыш-белёк. Жан-Пьер сидел напротив, старательно делая вид, что работает. Великий огляделся в поисках стула и, не найдя такового, решил не нагнетать напряжённость и поработать с мальчиком стоя. Он подошёл к столу, поздоровался и попросил ребёнка дать ему руку. Великий держал в одной руке крохотную ладошку, а пальцами другой тихонько поглаживал её по шёрстке на тыльной стороне.
- Etes-vous un docteur? – пропищал мальчик.
- Oui, – ответил Великий, – je suis un généticien.
- Hou La La!
- Жан, девочка скоро придёт?
- Dans quelques minutes.
- Хорошо, – врач отпустил ручонку мальчугана и потрепал шерсть на его макушке, – courir à la maison Gavroche.
Малец спрыгнул со стула, дошёл до двери и, буркнув: «Au Revoir», – вышел из дома.
- Жан, девочка тоже по-французски разговаривает?
- Non, du finnois.
- Час от часу не легче. Она пси понимает?
- Oui.
Вскоре дверь открылась и вошла девочка. Точно определить её возраст не представлялось возможным, но то, что она не ребёнок – было видно: груди, покрытые волосом, заметно выступали вперёд.
- Жан, мне нужна девочка.
-
Я подросток. Мне четырнадцать.
- Моложе девочек нет поблизости?
- Нет, Великий. У фон Вальде есть, но они живут в двадцати километрах отсюда.
- Ладно. Больше не пробуй разговаривать, я закроюсь.
- Хорошо, Великий.Врач сел на стул, взял девочку за руку и принялся насвистывать финскую польку. Лохмашка слегка нахмурилась, прислушиваясь к мелодии, но ничего не сказала. Жан-Пьер с укоризной посмотрел на Великого, сделал недоумённый жест и буркнул:
- Мonsieur…
Но гость проигнорировал ворчание и лишь подмигнул девочке. Та улыбнулась. То есть то, что отразилось на её лице, вполне могло быть улыбкой – лица лохматых практически неспособны к мимике. Великий посвистел ещё с минутку и отпустил руку лохмашки, поднялся со стула и попрощался с Дю Розуа. Тот проводил гостей взглядом до двери и только тогда подал голос:
- De sorte que?
Врач обернулся и ответил:
- Проблема существует. Подробности – попозже. Но голову тебе греть не стоит, разберусь я, не впервой.
- Au Revoir.
Великий вышел на улицу и с удовольствием повернул лицо к Солнцу. Девочка не уходила, терпеливо дожидаясь, когда на неё обратят внимание.
-
Ступай домой. Мне нечего сказать тебе сейчас.
- Хотите, я провожу вас к телепорту? Мне по пути…
- Я не пойду туда. Где живут фон Вальде?
- Я могу проводить вас к фон Вальде…
- Ритта, ты просто хочешь поговорить, наверное, со мной. Скучно тебе?
- Немного, но у нас тут всегда скучно, я привыкла. Просто я впервые вижу человека с другой земли. Интересно же…
- Хорошо, давай прогуляемся вместе. И мне веселее будет!Ритта снова оттянула уголки рта – вроде бы улыбнулась. Великий подмигнул ей и вновь принялся насвистывать.
Пройдя с пяток километров, они увидели довольно-таки большую глыбу льда, причалившую к берегу и теперь слегка тающую под лучами светила. Бахрома сосулек свисала с ледяного уступа, капли воды стекали по ним и падали на камни.
-
Ритта, сколько от нас до тех сосулек?Девочка остановилась, прикинула расстояние…
-
Сорок два метра с небольшим.
- Сорок два метра и двенадцать сантиметров. От меня. От тебя – восемь.
- Точно?
- Проверь…Они оба разом рассмеялись и Великий вынул пистолет. Протянул его на ладони Ритте.
-
Что это, Великий?
- Оружие. Я много лет развлекаюсь стрельбой из него. Специально сюда перемещаюсь, чтоб никому не мешать. Хочешь попробовать?
- Хочу. А что надо делать, покажите.Он перехватил люгер за рукоятку, снял с предохранителя и взвёл затвор. Затем показал, как просунуть палец в кольцо, прикрывающее спусковой крючок, навёл ствол на сосульки и дважды нажал спуск. Ритта сморщилась от грохота, нашла глазами вылетевшие гильзы, недоумённо посмотрела в лицо Великому.
-
Вот просто так бам-бам? Зачем?
- Туда смотри, – он кивнул в сторону льдины.
Девочка повернулась и ахнула – две сосульки в частоколе отсутствовали! Грохнул ещё один выстрел и ещё одна сосулька упала, перебитая у самого верха.
-
Ого. То есть… из трубки что-то вылетает и сбивает сосульки, да?
- Да. Это что-то на таком расстоянии и сквозь тебя пролететь может. А сквозь меня – не может, я умею очень сильно сокращать мышцы. И пули в них застревают… Попробуешь стрелять?
- Да.Ритта взяла парабеллум двумя руками, как следует рассмотрела его и ухватила за рукоять левой рукой.
-
Ты левша?
- Что?
- Тебе этой рукой удобнее?
- Да.
- Тогда осторожнее – гильзы полетят мимо лица. Локоть разогни, держи крепко, на крючок нажимай без рывка. Спуск лёгкий, не надо сильно давить. Огонь!Люгер гавкнул и пуля ушла выше льдины. Ритта посмотрела на непослушный механизм, снова прицелилась и нажала спуск. Бам! Кусок ледяного карниза разлетелся брызгами. Девочка опустила оружие и недовольно покрутила головой… Встряхнулась, приготовилась, вскинула руку… Бам! Пуля сочно хрястнула в лёд. Бам! Бам! Одна пуля сшибла кончик у сосульки, а вторая с воем отрикошетила от бока льдины. Ритта недоумённо посмотрела на пистолет с нелепо торчащим вверх коленцем, перевела взгляд на Великого.
-
Он сломался?
- Нет, просто патроны кончились. Ещё хочешь пострелять?
- А можно?
- Конечно.Великий вынул из внутреннего кармана заряженный магазин и забрал у девочки парабеллум. Перезарядил и протянул обратно, держа за ствол. Ритта взяла оружие, уже с каким-то более осознанным любопытством разглядела со всех сторон и вновь навела ствол в сторону ледяной бахромы…
***
Фрау фон Вальде встретила их у крыльца. С виду она была совершенно спокойна, но показывать дочь Великому всё-таки отказывалась. Переговоры ни к чему не приводили до тех пор, пока хозяйке не позвонил Дю Розуа. Старцу удалось убедить женщину, но в дом она ни врача, ни Ритту не впустила. Просто приоткрыла дверь и позвала дочку. Та вышла и как-то заторможенно посмотрела на гостей. Сперва она даже не обратила внимания на то, что один из них просто необычайно высок и одет. А когда этот факт достиг её сознания, разразилась неудержимым смехом, тыча в сторону Великого пальцем… Он присел на корточки, поймал ребёнка за пальчик и сосредоточился. Лицо его осунулось, веки закрылись… Малышка прекратила смеяться и тоже замерла, разглядывая смешного дядьку. Врач стиснул зубы и тяжко, прерывисто вздохнул, втягивая воздух ноздрями. Пошатнулся, опёрся сперва рукой, затем опустился на колено. Ритта и фрау фон Вальде с тревогой наблюдали за происходящим.
Через несколько минут Великий отпустил ребёнка, перевёл дыхание и взглянул на мамашу.
- Geben Sie bitte etwas zu essen.
- Was?
- Nichts.
- Einen Moment.
Хозяйка вошла в дом и вскоре вернулась с тарелкой овсянки и ложкой.
- Oatmeal Willen?
- Ja.
Великий взял тарелку, ложку, сел поудобнее прямо на снегу и принялся есть.
- Meine Tochter ist krank? – спросила хозяйка.
- Ja, aber jetzt ist sie wird sich erholen. Keine Sorge.
Фрау фон Вальде кивнула и посмотрела на дочь, лепящую что-то из подтаявшего снега. Врач доел овсянку, встал и вернул посуду.
- Danke sehr. Wir gehen, Entschuldigen Sie die Störung, Frau von Walde. Auf Wiedersehen.
- Auf Wiedersehen.
Всю обратную дорогу они молчали, думая каждый о своём, лишь у двери телепорта Ритта спросила Великого:
-
Китти выздоровеет?
- Не сразу. Но умной не будет. Как и ты. Как и Пьер.
- А почему?
- По разным причинам... Вы вырастете нормальными, здоровыми людьми, но каких-то особых интеллектуальных способностей у вас не будет. Нормальный уровень – да, а вот ваших отцов вам не догнать.
- Но, Великий, ведь наши родители высокомоды, с высоким процентом за-генов...
- Ритта, генетика – очень сложная штука. И природа не терпит вмешательства в столь тонкие материи, она сопротивляется. Уровень твоего развития достаточно высок, ты весьма сообразительна и хорошо учишься. Но не более. Китти просто слабоумная, как ни горько такое говорить. А Пьер – тугодум. Всё это печально, но не смертельно. Это может расстроить ваших пап и мам, но вам не о чем тревожиться теперь. Вас троих я подлечил. Насколько это возможно было.
- Но ведь вы же можете что-то сделать, чтобы интеллектуальное развитие...
- Ритта, я не могу сказать сейчас – мне нужно провести тщательнейший анализ полученных данных. Сейчас мне ясно лишь то, что мутация, позволившая вам приспособиться к жизни при низких температурах и при этом не испытывать дискомфорта, ограничила ваши умственные способности. И в некоторых случаях – как с Китти, например – это приобрело масштабы просто бедственные.Девочка молчала, глядя мимо Великого; было видно, что у неё есть какой-то важный вопрос, задать который она просто не решается. Врач деликатно молчал, ожидая. Наконец Ритта, слегка всхлипнув, спросила:
-
То есть нам нужно стать обычными, чтоб не быть тупицами?- Kyllä, Ritt. Mutta yritän ratkaista tämän ongelman.
-
Вы постарайтесь! Пожалуйста, постарайтесь...Врач улыбнулся, потрепал густую шерсть на голове девочки и подмигнул. Вошёл в открывшуюся кабинку, приложил палец к идентификатору и буркнул устало:
- Наверх, Сеточка.
Дверь закрылась, звякнул сигнал отправки. Ритта вытерла глаза и пошла прочь – ей предстояло пройти почти двадцать километров, потому что жила она совсем в другой стороне...
***
Выйдя из телепорта на орбитальной станции, Великий полетел в машзал, где спал Сын, отключившийся от нейрокомпьютера. Врач осторожно, чтобы не разбудить космонавта, подлетел к сенсорам и сгрузил информмассив машине. Сформулировал задание и полетел в бытовой отсек – голод давал знать о себе. Минут через пять к нему присоединился Сын, они обменялись пси-пакетами и продолжили трапезу уже вдвоём. Отец и сын периодически бросали друг на друга взгляды и улыбались. Это был их своеобычный метод общения: всю необходимую информацию друг от друга они уже получили и теперь были просто рады друг друга видеть.
У двери кабины телепорта сын всё же нарушил молчание:
- Па, хочешь, я поработаю с твоими данными?
- Не стоит, сынок. Я сам начал, закончить хочу тоже сам.
- Но пока всё тихо, я мог бы. Всё равно делать нечего...
- Сходи на Землю. Совсем тут одичал, поди... Внуков мне наделай лучше. Побольше.
- Ой, па. Сколько можно? У тебя немерено детей. Напомнить сколько внуков?
Мужчины помолчали. Они не пользовались пси-обменом, просто каждый думал о своём...
- Ладно, Сын, пойду я.
- Хорошо. И...
- Да. Пусть будет. Но не она.
- Ладно. Тогда я сперва подумаю.
Они обнялись, крепко сжали друг друга и Великий, усмехнувшись, шепнул:
- Да. Пусть она.
Сын слегка отстранился от отца, посмотрел ему в лицо и ткнулся лбом в плечо.
- Пока.
- Пока.
Великий вплыл в кабинку, принял вертикальное положение и скомандовал:
- Домой!
Кабинка закрылась и раздался сигнал отправки...
***
В клинике на Острове Великий первым делом зашёл в кабинет к Афалине. Та работала с тяжёлым пациентом — очередной спортсмен умудрился раскуростать себе организм. Аморф сидел рядом с каталкой пациента, прирастив ладонь к разбитому телу, Дель же деловито штопала мышечную ткань. С сосудами она уже закончила, осталось мясо и кожа.
- И как съездил, Великий?
- Нормально. Я пришлю Мари, она закончит тут, а ты дуй на атолл. Да-да, на атолл, ты всё правильно поняла. И не реви.
Огромная Великая аккуратно положила инструмент на тело пациента и, поджав свои пухлые губы, сквозь слёзы посмотрела на Великого.
- Спасибо...
- Не за что. Я думаю, внучка — это хорошая идея. Как считаете, профессор?
Аморф откашлялся, улыбнулся и кивнул.
- Полагаю, внучка — это замечательно, коллега.
Вошла Мари. Посмотрела по очереди на Великого, на плачущую Афалину, на аморфа...
- Дель, тут только штопка?
- Ещё переломы голени слева и бедра справа — короче, ничего сложного. Ну и оживить — умер же, пока внутренние шила. Но у него сорок восемь процентов, без комы выдержит... Я побегу, Великий?..
- Беги, солнышко. И не возвращайся как можно дольше. Пусть парень хоть сутки на Земле побудет. Всё, скройся с глаз моих, не могу смотреть на твою довольную рожу... Мари, работать! Профессор, я тут с вами посижу, может подскажете чего...
- Сочту за честь, коллега, – аморф почтительно склонился в лёгком поклоне.
Афалина вымыла руки и рванула прочь, врезавшись в косяк двери бедром. Мари проводила её взглядом и, буркнув: «Вот корова неуклюжая», – осмотрела тело пациента. Обменялась парой реплик с аморфом и принялась зашивать разрез. Великий молча уселся на стул и погрузился в раздумья. Вскоре он подтянул к себе столик с плёнкой компьютера и развернул голограмму. Жестом пригласив аморфа к обсуждению, углубился в работу, напрочь забыв обо всём, что не касалось решаемой им проблемы... Они водили пальцами по голограмме, что-то обсуждали, немного спорили и шуточно ругались. Мари изредка подглядывала в голограмму и тоже пыталась внести лепту, но Великий пригрозил ей отлучением от ночных милостей и та быстро замолчала, сосредоточившись на операции.
- Коллега, вот в этом я позволю себе не согласиться с вами, – аморф пафосно потряс указательным пальцем свободной руки, направленным в потолок, – в данном случае мы имеем классический отдых природы, так сказать. Она, мудрая наша, отсыпается на детях гениев, как это известно...
- Чушь, профессор. Просто восхитительная глупость, с вашего позволения. Тут всё проще и сложнее одновременно. В одном вы правы: природа мудра. То, что мы видим в данном случае, человечество уже проходило, и неоднократно. С растениями это работало, с животными — не всегда, а вот многочисленные попытки наших горе-предшественников дали нам весьма ясно понять, что нельзя ускорять генетические мутации людей безнаказно.
- Но, коллега, родители...
- Родители морфировались уже будучи взрослыми и гениальными. На их интеллекте это насилие над телами не могло сказаться, разве что на психике, что мы и наблюдаем на примере фрау фон Вальде. Она великолепный аналитик и никакая мать — дочь растёт олигофреном, а она не показывает её врачу только потому, что врач может что-то о матери нелестное подумать.
- Ну вот это — как раз-таки почти нормальное, абсолютно человеческое поведение, коллега.
- Ну да, ну да... Для крестьянки века три-четыре назад — нормальное...
- М-м-м... Соглашусь, пожалуй. Для современного высмода такое поведение аномально. Как вы считаете, Мари?
- Профессор, я лучше тут шитьём поразвлекаюсь... Вам-то что? А мне секс-арест ни к чему.
- Ах да-да-да, простите. Коллега, – аморф вернулся к первому собеседнику, – так вы считаете, что мы наблюдаем в этом случае генную глиссаду, с позволения сказать?
- Н-ну... примерно. – Великий поводил по голограмме пальцем и взмахом кисти погасил её. – В естественных условиях что происходит? При возникновении мутагена в организме он не является доминантным априори. Всегда есть совсем не лишний дубликат в виде гена не изменённого. И лишь со временем, когда – и если! – удачность мутации подтвердится, мутаген заменяет предшественника.
- Собственно, эволюция как таковая.
- Да. Но! На это уходят десятки тысяч лет. А в данном случае мы видим насильственную замену, да ещё и массированную. Организмы родителей имеют уйму за- и пра-генов, но их передача по наследству сопровождается эффектом, который вы назвали глиссадой. Термин не совсем подходящий, но звучит красиво, поэтому оставим.
- То есть, мы наблюдаем насильно ускоренную и направленную эволюцию, но мать-природа не желает сдавать позиций и направленные мутации ею реализуются за счёт...
- Нет, профессор. Немного не так... Не за счёт катастрофического интеллектуального провала, нет. Этот провал — суть знак того, что природа не желает продолжения рода лохматых и таким образом показывает, что...
- А! Вот как... То есть вы, коллега, считаете, что революционное изменение лохматых — суть насилие над эволюцией? Но, с другой стороны, мы имеем деток. И детки вполне себе легко реализуют...
- Именно, профессор! Именно! Детки не имеют исходно заданного генома лохматых. Они имеют возможность реализовать таковой, а это — разные вещи, согласитесь. Детки родятся с человеческим геномом. А вот реализовать за- либо пра-гены — это их выбор, а не обязанность! А лохматые решили включить в программу жёсткий и определённый набор, что и вызвало бы неминуемую гибель их детей, будь они простыми сапиенс или модами.
- Ну да. Вынужден с вами согласиться... Но не могут же они... Кома? Нет? Нет...
- Знаете, профессор... Кома могла бы помочь. Но не с новорожденными. Я склоняюсь...
Мари, завязав очередной стежок на коже пациента, не сдержалась и подала голос:
- А если продлить срок беременности? Новорожденным детям жить в Антарктиде трудно, а уж развиваться по лохматому подобию — подавно. Что если активизировать пакет лохматых генов внутриутробно, а не в коме?
Аморф сунул свой указательный палец себе в рот и зажал его в зубах в задумчивости. Великий сурово посмотрел на врачиху и жёстко проговорил:
- Мари, я про ночной арест тебе уже говорил?
- Да, Великий. Но я закончила с пациентом.
- А переломы ног ему оставим в назидание? Чтоб больше не спускался с гор на деревяшках? – В голосе хозяина клиники звенело что-то потвёрже стали...
Мари прикрыла рот ладошкой и тихо ойкнула.
- Великий, я...
- Ладно, не переживай, – голос врача смягчился, – ты угадала. Именно этот вариант я и рассматривал в качестве основного. Просто решил поискать альтернативы... Профессор, навскидку — сколько месяцев отпустим нашим лохматым сёстрам на пузоносительство?
Аморф вынул палец изо рта и, прищурив один глаз, вторым посмотрел в потолок.
- Не менее года, полагаю. Даже – тринадцать месяцев.
Великий отрицательно покрутил головой и сказал:
- Четырнадцать. Можно пятнадцать, но оптимально — шестьдесят одна неделя!
- Господа, вы звери, – простонала Мари.
- И никакого форсажа на стадии первоначального деления! Мари, заканчивай тут со спортсменом, потом дуй на кухню и приготовь мне поесть. Сама! Марту и Макаровых не привлекать! Пойду, надо Дю Розуа успокоить... Профессор, моё почтение.
- Моё почтение, коллега!
Великий встал и стремительно покинул операционную. Аморф взглянул на Мари и примирительным тоном произнёс:
- Милочка, в конце концов, кухня — это то место, где у вас есть шанс реабилитироваться...
Мари криво ухмыльнулась и пошлёпала себя по ягодице.
- Voici l'endroit pour avoir une chance d'être réhabilité.
***
А на одном из тропических атоллов Сын и Афалина азартно любили друг дружку в тени сидящего на мели корпуса древнего авианосца…
© Rumer Это сообщение отредактировал ZM87 - 26.02.2017 - 05:52
yaplakal.com