глава 29
Валера проснулся и чихнул, машинально отгоняя от лица невидимую пушинку. Кажется, в ноздрю попало. Соринку вдохнул? Как же чешется! Ап-чхи! Ап-чхи! Он ожесточённо почесал нос и приподнялся с кровати.
Где это он?
Комната, в которой он находился, напоминала обычную спальню. Невзрачные обои в цветочек, шкаф в дальнем углу и стол у изголовья панцирной кровати, на которой он ещё недавно так сладко спал. А почему затылок так чешется? Чешем, чешем, чешем. Голова, в благодарность за почесушки, тут же принялась работать и услужливо включила полную картинку восприятия, добавив к зрению звук и приятные травяные запахи.
Он принюхался к подушке. От неё вкусно пахло душицей и сеном и ещё мёдом, кажется. Стоп, это же подушка из холстика. Вот почему голова так чешется, в последний раз на такой спал в детстве, в деревне у бабушки. А наволочка вообще замечательная; белая и украшена маленькими синими надписями - “Минздрав”. Он присмотрелся к одеялу в пододеяльнике. Ага, и пододеяльник знакомый. Из одного комплекта бельишко, вот это сервис, прямо как в пионерском лагере. И одеяло шерстяное. Зелёное с красной полосой. Помнится, точно такие же такие, в прошлом году у коменданта общежития скоммуниздил.
Он вздохнул, закутался в одеяло и снова улёгся в кровать. Закрыл глаза и тут…
— Коля! Трамблёр! Трамблёр это… Мать твою, ети бога душу!
— Сам ты - трамблёр! Протри фары, не видишь, блямба! Да не эта хуйня, а снизу. Суй харю глубже - кому сказал?
— Ась? Не слышу!!! Ты про магнето говоришь, что ли? Тут провод сгнил.
— Нет, бля! Про Зинку твою! Эту хуйню и выкручивай!
— Так бы сразу и сказал. Ну…
Валера машинально открыл глаза и уставился в потолок.
“Форточка. Форточка открыта и на улице какие-то мудаки чинят машину, — недовольно подумал он, прислушиваясь к шуму на улице. — Судя по звону металла и матюкам, это надолго. Автомобиль у них не заводится”.
Он углядел муху на потолке и принялся следить за её путешествием. Шум на улице не прекращался. Теперь к хриплым мужским голосам добавились женские.
— Петровна, ты, нончесь, за помидорами как? Сама пойдёшь, али Колька твой сбегает?
— Сама. Рази этому паскуднику, чё доверишь? За хлебом посылала, так полбатона сожрал. За сахаром — пакет расковырял и в рот себе всю дорогу сыпал. Убила бы! Так и пойду сама, никакой надежды на мужиков нету.
— Ой! Нешто вы его не кормите? Исхудал мальчонка, кожа да кости. Вот-кась, от меня пирожок ему передай, утрешний. C курагой спекла.
— Клавдия! Вот из-за таких, как ты, он дома-то и не жрёт. Накусочничается за день, а потом нос от каши воротит. Ладно, давай сюда свой пирог. Я сама его съем.
“Да дайте же поспать, что за люди бессовестные?” — негодовал Валера, но сон и не думал возвращаться, а ко всему прочему зачесались и заболели многочисленные синяки и ушибы. Слягнув одеяло, он чесал то одну, то другую ногу, скрёб ушибленный зад и матерно вспоминал на разные лады зловредного лешего. Ведь если подумать, там их спасло только чудо. И какой во всём этом смысл? Всё одно подыхать. Чё там Михалыч сказал? Спасения нет…Буду лежать в кровати. Какой смысл рыпаться, если и так заберёт меня Колокольный мертвец. Спокойненько так полежу, до пролежней. Ещё полчасика. Осталось узнать, где лежу?
Он с любопытством покрутил головой, увидел свою одежду, сложенную на стуле, и снова уставился в потолок.
“У Михалыча мы. Я значит уснул, а меня сюда спать засунули. Всё просто. Ну и хорошо. Из постели не гонят и на том спасибо. Буду лежать тут, пока не умру голодной смертью. Так проще. Ну или пока не лопнет мочевой пузырь…Терпи. Терпи - кому говорю?! Чем быстрее помрём, тем лучше. Да, не спорь со мной - это не позор, а последний рубеж обороны. Может, Колокольный мертвец тогда нами побрезгует?”
С улицы донеслись детские крики, кто-то играл в мяч и кажется затевалась игра в футбол. Женские голоса недовольно покрикивали на ребятишек и грозились наказать их, если те снова расколотят окно.
Валера слушал и злился. Его бесили эти женщины с их визгливыми голосами, бесили незнакомые мужики, поставившие на запорожец магнето (у вас там что, трактор? ) и не знавшие теперь, как завести машину. Донимали боли и чесотка, а ещё очень хотелось в туалет. Так хотелось, что он даже начал засматриваться на большую пустую вазу, которую до этого не замечал. В правом углу. Была ваза дневная — станет ночная. Опорочим честь, так сказать. Обесчестим горлышко…Как же достали эти крики.
И тут он услышал знакомый шум. Очень похожий на шум мотора Япоши. Судя по звукам, автомобиль остановился и к общей какофонии голосов добавился ещё один.
— Здравствуйте Аделаида Петровна, я вам помидор купил, с вас 15 рублей, 50 копеек. Клавдия Николаевна, а вот ваши таблетки, как вы просили…Фёдор Михайлович сказал, что это аналог, но он дешевле и более…по качеству. Рекомендует принимать по инструкции.
— Ой, спасибо Денисочка, какой ты хороший мальчик. Спасибо! Не знаем уж как тебя благодарить. Дай Бог тебе здоровья и твоему дедушке. Вот выручил — настоящая умница.
— Да что вы, мне же не трудно. Я всё равно ездил на рынок. Это вам большое спасибо за дедушку, за то что приглядывали за ним, по-соседски, — отвечал Денис.
Валера вытаращил глаза и начал искать очки. Это что за новая легенда? Когда это Денис успел породниться с Михалычем? Что происходит? Мир сошёл с ума?
Очки обнаружились на столе. Валера свирепо протирал стёклышки краем футболки и прислушиваясь к голосам.
— О, паренёк! Хорошая у тебя тачка, етить-колотить! Французская? — послышался голос одного из тех, кто насиловал запорожец.
— Э, нет. Японская, — отвечал Денис.
— А есть кривой стартер? Дай по-братски.
— Н-не знаю. Сейчас посмотрю в своей машине.
— Какой? В твоей?!! Япоша мой! Не трогай своими лапами. Это моя машина! — взвился Валера.
Путаясь в штанинах, он кое-как надел джинсы и босиком побежал восстанавливать справедливость. Выскочил из комнаты в коридор и тут же поскользнулся на скользком полу.
— Куда по помытому-то? — добродушно поприветствовал его Фёдор Михайлович, вооружённый шваброй.
— А я, это... — отвечал Валера, тщетно пытаясь встать. — К вам шёл...Там…
— Знаю. Дениска с рынка вернулся. А ты наверное туалет ищешь? На вазу мою засматривался. Не забывай - я всё про тебя знаю и все твои мыслишки. Туалет в конце коридора.
— Спасибо, — смущённо поблагодарил очкарик. Он неуклюже поднялся на ноги и покачиваясь пошёл в туалет.
Пенсионер проводил его взглядом, увидел отчётливые отпечатки босых ног оставленные очкариком, задумчиво почесал щетину на подбородке и вздохнув продолжил заниматься влажной уборкой. Валера долго сидел на унитазе, пытался думать, а потом не выдержал и приоткрыл дверь.
— А чё он обзывает вас своим дедушкой?
— Легенда такая, — деловито отвечал Фёдор Михайлович, выжимающий половую тряпку, — как у разведчиков. Ты, кстати, тоже мой внучок. Так что не вздумай с соседями барагозить. Прокляну. А мои проклятья…
— Да понял я, понял.
Валера затих. Фёдор Михайлович постепенно закончил с уборкой и поинтересовался у затворника, как дела?
— Книгу читаю, — признался тот с неохотой, — на стене висела. Там у вас ещё надпись краской - По’мни. История КПСС. Никогда ещё мне так здорово не читалось.
— Это защита на тебя сработала, — понимающе хмыкнул пенсионер. — Чтоб ты знал: надпись, это меметический код. Любой, кто её прочитает, будет срать до второго пришествия. Я так от запора лечусь, ты уж прости, что я её не заклеил.
— А я то думаю, что же это меня так слабит! — ахнул Валера, — Михалыч, ты чего? Спаси меня! У меня книжка заканчивается!
— Так это…Переформулируй слово-то… Не по’мни, а помни’ и как рукой снимет. Вслух, главное, произнеси. Кумекалки хватит?
Очкарик понимающе закряхтел, с честью победил опасное заклинание и начал дёргать за цепочку слива. Хороший у дедушки унитаз, наверное ещё Сталина помнит.
Жил Фёдор Михайлович в четырёхэтажном старинном каменном доме. С одной стороны этот дом примыкал к прачечной, а с другой, подпирал госучреждение. И что интересно: квартира пенсионера была двухэтажной с запасными выходами на обе стороны. Если ему было нужно постираться, он просто заходил в прачечную и оставлял там бельё, а если бумаги какие, то он шёл в госучреждение, где, здрасьте-пожалуйста, числился завхозом и имел непререкаемый авторитет. Его квартира была на втором и на третьем. Валера, как оказалось, спал на втором, вот уже трое суток, о чём ему и сообщили уже в комнате-столовой, которая находилась этажом выше.
Как выяснилось его пробуждение было запланированным, поэтому после туалета его заставили принять душ, побриться при помощи одноразовой бритвы и только после этого хозяин дома позвал его завтракать.
Валера увидел в столовой большой стол, а на том столе стояла огромная сковорода на деревянной подставке. В Сковороде шкворчала и пыхала жаром “царь-яичница” с колбасой, луком и помидорами, приготовленная из тридцати яиц, а рядом, в алюминиевой кастрюле под крышкой, томились варёные сосиски. Их тоже было не менее трёх десятков. И ещё был салат. Вернее сказать, целый тазик салата. Всё было свежее, пахло вкусно и несчастные вечно голодные студенты, едва только хозяин приказал им не церемониться, тут же похватали ножи и вилки. Без церемоний, вы говорите? А как же хлеб? Ах, вот он где - целых две хрустящих буханки ржаного. Такие тёплые, такие ароматные, аж зубы сводит! Покромсать их немедленно на большие неровные куски! Ух пожрём! Ух желудочный сок закипает от нетерпения в пустом желудке! На абордаж - канальи!
— А можно мне отдельную тарелку? — смущённо попросил Денис.
— Зачем? Их же потом, мыть придётся. Ты готов мыть тарелки после меня и Валеры? — ухмыльнулся пенсионер и выставил на стол нарезанную целиком буханку ржаного хлеба.
— Я так-то, для себя просил, — пробормотал Денис. — Сам и помою.
— Видал Михалыч? Вот он, типичный жлоб и единоличник. Ему за других вечно в падлу тарелки мыть. Если отдельные тарелки, то всем, а меня лично и так устраивает, — хихикнул Валера. Он вырезал из сковородки кусок яичницы и положил её на горбушку ржаного. Получился бутерброд. М-ням.
— Эх, кетчупа бы ещё…
— Сейчас принесу. Всё есть: кетчуп, горчица самодельная, майонез, хрен в баночке и конечно сметана, — пообещал Фёдор Михайлович и поднялся из-за стола. — Но лишнюю посуду, уж извините, не хотелось бы, у меня экзема от воды, старая боевая травма.
Очкарик неодобрительно посмотрел на товарища, а затем принялся над ним издеваться.
— Деня, а кого там на улице обзывали умницей? Не знаешь такого? А ну-ка, метнулся и уважил хозяина, а то я всем бабушкам у подъезда расскажу, какой ты неблагодарный внук. Так и брякну — приехал ради квартиры, ждёт не дождётся мол дедушкиной годины, стакан кетчупа не подаст, а сам….А, уже побежал? Умница - Деня! И сковородку потом помоешь?
Фёдор Михайлович засмеялся, провожая взглядом улепетнувшего внука, а потом тихо сказал Валере.
— Зря ты с ним так. Из-за того, что ты всё время им командуешь и всё берешь на себя, он никак не научится принимать решения самостоятельно. А так бы он подумал, поел и спокойно сам вызвался помыть посуду. Человек развиваться должен.
Валера в ответ только пожал плечами.
— Вы же всё равно мысли читаете. Значит знаете моё мнение на этот счёт.
— Знаю, ты вот продрых несколько суток и даже не понял как. Снился тебе Колокольный мертвец? Нет, не снился. Я вас защитил. А пока ты спал, мы тебе с Дениской вкололи несколько препаратов. Палец на ноге, ребра и правое яичко ведь не болят? Чесотка осталась, но это скоро пройдёт, ближе к вечеру. А про подушку ты зря думаешь, что она старушечья, это древнейший ловец снов. Именно такой, а не разрекламированный обруч спасает грешные души от ужасов потустороннего мира. Колется затылок? Так это побочный эффект, так что кушай яичницу и не забывай, что о тебе заботились, — недовольным голосом сообщил Фёдор Михайлович.
— И тогда у меня вопрос, а почему он не снится Денису?
— Да всё просто, у твоего друга психополе сильнее чем у тебя. Он же отчеством пожертвовал. Придёт и к нему Колокольный, не переживай, только позднее. Через месяцок, думаю.
Фёдор Михайлович благодарно улыбнулся появившемуся в дверях Денису со стопкой тарелок. Тот решил взять сразу всё и, чтобы не бегать два раза, поставил на верхнюю тарелку специи, кетчуп и майонез. Начали обедать. Валера ел, ел, да оглядывался. Просторная столовая была у Фёдора Михайловича. Окна большие, потолки высокие, но обстановка была небогатой. Скромно жил пенсионер и вся меблировка была советская.
— Всё верно, только не купил, а украл, — подтвердил Валерины мысли Фёдор Михайлович. — Я тут при отделе Культуры обретаюсь, завхозом. Когда что выбрасывают, я и подбираю. Лаком покрыть, перебрать мебель, утащить кресло у первого секретаря Райкома, это всегда пожалуйста. Собственно зачем покупать, когда есть бесплатно? Люстра хрустальная, на которую ты посмотрел, тоже оттуда.
— У вас и телефон оттуда? — Валера углядел стоявший на серванте красный телефон с множеством белых кнопок.
— Конечно, в учреждении своя внутренняя АТС, поэтому за телефон не плачу, впрочем, как и за другие коммунальные услуги. Телефон с селектором, память об одной очень хорошей женщине. Люблю, знаешь ли, властных баб, — доверительно поведал пенсионер.
В этот момент телефон взял да и зазвонил. Денис и Валера машинально переглянулись, а хозяин квартиры хитро подмигнул и пошёл поднимать трубку.
— Алло? Говорите? Прачечная? Хуячечная! Это министерство Культуры!
— А-а, вон откуда этот анекдот, — пробормотал Валера. — Я, может, тоже всегда мечтал так однажды ответить.
— Ерунда, это АТС в подвале расшалилась, влажность, старые реле, отсюда и путаница, — ответствовал Фёдор Михайлович, — к анекдоту отношения не имеет.
— Вы про какое-то путешествие говорили? — неожиданно вспомнил Денис.
— Верно.
Фёдор Михайлович вернулся за стол и попросил принести чаю. Бегал разумеется Денис и, когда чай был разлит по кружкам, а конфеты из сахарницы были поделены на три равные части, пенсионер принялся неторопливо рассказывать.
— Проклятье Колокольного, уж больно заковыристая штука. Его получают только добровольно и потому, его практически никто не использует. Кому же, спрашивается, захочется самому волку в пасть, а? Будь вы в доброй памяти и при своих мозгах, думаю, что и вы бы, ни за что, на такое не подписались. Однако же всё выглядит именно так как оно есть. Тут никакого подвоха. Ваш учитель вас обманул, взял под контроль, произвёл необходимые манипуляции и заменил вам память. Вы спросите: что он с этого получил? А получил он возможность от вас избавиться. Его тяготил старый договор учителя. Новых учеников принять нельзя, а старые не хотят учиться, вот он и провернул эдакую безопасную для себя каверзу. Стражи доски стали свидетелями вашего нового договора, где Лаперуз выступает либо стороной получающей Ырку либо стороной потерпевшей. Ведь он потеряет двух своих любимых учеников. И получается, что в любом случае, он выигрывает. Вы произнесли слова договора по собственному желанию, вы произнесли все необходимые клятвы, вы попросили учителя нанести вам печати Колокольного мертвеца, всё это вы и только вы.
— Но он же залез нам в голову! — возмущённо взвизгнул Валера.
— А нечего было пить вино, которое он вам наливал! — рявкнул на него Фёдор Михайлович. — Не пей вина, Гертруда. А ты взял и выпил! Вы оба нажрались там в хламину, что, не помните? Конечно не помните - сильное алкогольное опьянение можно с лёгкостью перевести в состояние эйфории и незаметно воздействовать на врага. Вспоминайте! Где такое написано? Кто этим пользуется?
— Малефики, — пробурчал Валера с неохотой признавая правоту старика.
— Первый том Малефициума, самые азы, — тоскливо вздохнул Денис.
— А чему вы вообще у него учились? Могилы копать? Нет, серьёзно? — несколько подобрев поинтересовался Фёдор Михайлович после чего примирительно махнул рукой. — Ладно, не будем ворошить ваши бездонные закрома памяти, всё равно там капитальный ремонт надо делать. Суть вот в чём: Колокольный - очень нетерпеливый монстр. Он конечно силён и бессмертен, но поскольку ему довольно редко удаётся разжиться свежатиной, то, он не против добраться до вас, и пораньше. Стражи доски, в этом случае, совершенно бессильны, ведь он нападает из другого, собственного измерения. И выходит, что единственная ваша защита от него, это время. Но у вас его нет, увы. А зато Лаперуз, перед стражами, абсолютно чист. Его, за вашу гибель, более не накажут. Через год он найдёт новеньких учеников, а про вас уже никто и не вспомнит.
На Валеру и Дениса было жалко смотреть. Их лица не выражали ничего кроме горя и сожаления и потому пенсионер словно спохватившись быстренько перевёл разговор в другое русло.
— Хорошо. Я пока плохих моментов касаться не буду и начну с главного: вам нужно поймать Ырку и притащить его Лаперузу в виде…Ну скажем…Заговорённого духа. А для этого нужно уметь этих самых духов заговаривать. Так или не так?
— Так! — хором ответили грустные прегрустные рожи косившиеся друг на друга из-за стола.
— А вы этого делать не умеете и наверное, не в курсе, что этому учатся годами. Так или не так?
Ученики Лаперуза быстро переглянулись и промолчали.
— Всё верно, вы не можете. И времени на обучение у вас нет, — не дождавшись ответа, продолжал Фёдор Михайлович. — Я вас этой науке тоже обучить не могу. Нету, нету, понимаете ли, тут быстрого способа. Просто не успеем. Зато имеется другой вариант. Он вроде бы считается быстрым, но с другой стороны может лишить вас жизни. Такой вот специфический риск.
— Продолжайте, — пискнул Валера.
— Слышали про Опасных?
Товарищи снова переглянулись.
— Нет, — осторожно ответил Денис.
— Да слышали, — махнул рукой Фёдор Михайлович, — Во всех старинных книгах упоминаются. Лихие людишки, Опасные людишки. Дангеры. Рыжий, Красный - человек опасный…Ну?
— Разбойники что ли? — припомнил Валера.
— Сущие разбойники, — подтвердил пенсионер. — Их старательно вымарывали из всех источников начиная с 16 века. Теперь, это просто упоминания о грабителях и татях, таящихся по лесам в ожидании заезжего купца или богатого дворянина. Но раньше…О-о-о! Это была грозная сила. Настолько грозная, что до сих пор, при одном их упоминании, у ведьм и ведьмаков начинаются истерики, и припадки. Впрочем, не только у них. Церковники и 8-й отдел едины в своих стремлениях уничтожить любого, кто является потомком Опасного человека. Настоящих Опасных давно извели, но периодически, их потомство всплывает и начинается форменный беспредел. Разрешено уничтожать всех, кто с ними связан. Разрешено уничтожать даже тех, кто просто с ними поговорил, и именно поэтому…
Тут пенсионер сделал небольшой перерыв и подлил себе чаю.
— Именно поэтому я взял на себя труд сохранить остатки их культуры. В первую очередь, я сохранил их бога. Это было довольно трудно, ведь у него было шесть черепов и каждый из них тщательно охранялся. Я собирал эту коллекцию почти двадцать лет и теперь могу с уверенностью заявить, что мне удалось сделать частичную реконструкцию его скелета.
— Чего? Скелет Бога? Разве у Бога может быть скелет? — удивился Валера.
— У Опасных - особенный Бог. Он одновременно и существо, и нематериальная сущность, но в первую очередь, он идея. Вредная такая идея о том, что человек может одолеть любую нечистую силу, именно поэтому его так боятся, — объяснил пенсионер.
— Забавно. И как же звали этого Бога? Как нибудь поэтично? Сварог там или Ярило?
— Да если бы…Но тебе известно это имя. Его звали — Выродок.
Денис испуганно оглянулся. Ему показалось, что едва только Фёдор Михайлович назвал Божье имя, рядом с ним пробежала маленькая злая тень. Но нет, в столовой кроме них больше никого не было.
yaplakal.com