6


Стояли предзимние дни, короткие, сумрачные, будто кто-то свыше запалил свечу, да пожалел сала, и она коптила тускло, нехотя. Воздух был густой, колючий, им дышать было трудно, словно грудь наливалась мелко битым стеклом. Река ещё не стала, но уже затихла, притихла, прислушивалась к неумолимому шепоту севера. Вода потемнела, сделалась тяжёлой, свинцовой, и лишь у самого берега, в затишках, зыбко дремала первая, ещё некрепкая, шуга.
На обрывистом яру, над самой водой, сидел старик Ерофей. Сидел неподвижно, вросший в землю, в сером, выцветшем от времени и непогод ватнике, и лицо его было того же цвета, что и земля, и сухая, пожухлая трава вокруг. В руках он держал длинную, ивовую уду. Леска уходила в тёмную воду, и поплавка не было видно — не то он утонул, не то его вовсе не было, а старик ловил на ощупь, на память, на ту самую древнюю, звериную уверенность, что приходит к человеку, когда он сольётся с природой воедино.
Лодка его, почерневшая, щелястая, «Казанка», спала на берегу, утомлённая за лето. Мотор от неё давно сняли, сдали в утиль, и теперь Ерофей был привязан к этому яру, к этому единственному месту, где ещё могло что-то держаться.
Он ждал. Не просто рыбы ждал, нет. Он ждал знака, последней милости от реки-кормилицы перед долгой, голодной зимой. Ждал, как ждали предки, глядя в непроглядную тьму осенней ночи, прислушиваясь к вою ветра в печной трубе. В городе, в панельной клетушке, его ждала внучка, девчонка-семиклассница, тощая, как весенний грач. И пустая холодильная пасть, которую надо было чем-то наполнить. Пенсии не хватало. Ни на что не хватало.
Вспомнилось Ерофею далёкое, довоенное детство. Та же река, тот же осенний холод. И он, мальчишка, с отцом. Отец его, крепкий, молчаливый, тоже сидел с удилищем. И поймал тогда налима, чёрного, скользкого, усатого, как чёрт. Мать сварила уху, и весь дом наполнился таким запахом, таким теплом, что даже стены, казалось, перестали плакать осенней сыростью. Тот налим был спасением. Радостью. Праздником.
А что теперь? Река обмелела, оскудела. По ней ходят теплоходы с чужими, весёлыми лицами, бросают в воду блестящие банки, бутылки. А по ночам приходят браконьеры с электроудочками, безжалостные, слепые в своей жадности, выжигают всё живое, до последнего малька. И река, издревле кормившая сотни деревень, замирает, уходит в себя, как старый, больной зверь.
Внезапно кончик удилища дрогнул. Сначала еле заметно, потом сильнее, настойчивее. Не резкая, окунёвая поклёвка, а тяжёлая, упругая потяжка. Сердце Ерофея ёкнуло и замерло. Он понял — это ОН.
Старик встал, ноги затекли, заныли, но он не чувствовал боли. Вся жизнь, вся надежда его собралась в ладонях, сжимавших гладкое дерево удилища. Подсечка — и в ответ в глубине повисла живая, тугая тяжесть. Не суетилась, не металась, а водила леску из стороны в сторону, уходя в глубину, к корягам, к своему последнему убежищу.
«Потерпи, родимый, потерпи», — мысленно шептал Ерофей, сматывая леску, чувствуя, как дрожит и натягивается она, вот-вот порвётся. Это был поединок. Не между рыбой и человеком, а между голодом и надеждой. Между прошлым, которое ещё можно было удержать, и будущим, холодным и безрадостным.
Минута за минутой, медленно, с нечеловеческим упорством, старик подводил добычу. Руки дрожали от напряжения. И вот, в тёмной, студёной воде показалось что-то большое, тёмное. Ещё одно усилие — и на берег, на пожухлую траву, выплеснулся огромный, пятнистый налим. Он бился о землю могучим хвостом, его усики шевелились, маленькие глазки смотрели в небо с немым укором.
Ерофей опустился на колени, заплакал. Тихо, беззвучно. Слёзы текли по его землистым щекам, капали на холодную черную спину рыбины. Он гладил её, этого древнего, речного духа, этого последнего кормильца.
— Прости, — хрипел он, — прости, родимый... Надо... Внучка...
Он снял с себя старый свитер, аккуратно, как ребёнка, завернул в него налима и, сгорбившись под новой, неожиданно лёгкой тяжестью, побрёл вверх по тропе, к посёлку.
А река, неподвижная и тёмная, молча провожала его взглядом. И в предзимней тишине ей было невыразимо жаль и старика, и рыбу, и саму себя.
Размещено через приложение ЯПлакалъ