11
Начало
https://www.yaplakal.com/forum40/topic2993970.htmlДумай, Горохов, думай. Шевели мозгами, напрягай извилины.
Камера в ИВС подходит для этого как нельзя хорошо.
Вспоминай интонации и речевые конструкции (спасибо семейным филологам) в вашем со Светкой разговоре. Что было подозрительного, или интересного в ее рассказе?
Но чем дольше я думаю, наматывая по камере бесполезные круги, тем больше понимаю, что ничего интересного она мне не сказала. Кроме того, что вывела на Гаврилова.
Но что ему можно предъявить? Таких стволов после чеченской и лихих 90-х по России гуляют десятки, если не сотни тысяч. Максимум – незаконное хранение, да и то отмажется. Не у него же ствол нашли, а в притоне. Даже если мы каким-то чудом получим его отпечатки и поймем, что депутат тот пистолет держал в руках, то что дальше?
У слуги народа депутатская неприкосновенность, нас к нему с такими уликами на пушечный выстрел не подпустят. И Светка должна была это понимать.
Значит, дело не в самом Гаврилове, а в пистолете. Вернее, в том факте, что оружие оказалось в таком неподходящем для себя месте. Потому что сам ствол ничем особенным от остальных таких же не отличается. Мало ли, что несколько десятков лет назад из него угрохали лидера ОПГ, таких лидеров тогда было - по пальцам рук и ног не пересчитать.
А вот уж ответ на этот вопрос Светлана найти могла. Пусть даже не ответ, а зацепку, которая помогла бы распутать клубок вопросов. И если кому-то очень не хочется, чтобы следствие начало эти самые вопросы задавать и потом искать на них ответы, эксперта могли и устранить. Попутно постаравшись подставить излишне ретивого опера.
Чёрт, еще этот майор не к месту пришелся. Я же хотел как раз вызвать на допрос двоих оставшихся крокодилов, которых взяли в притоне. Разузнать, где их друган разжился такой опасной игрушкой. Ну, будем надеяться, что Петров свое дело хорошо знает и информацию из них вытрясет. Если те, конечно, в камере от ломки не загнутся к тому времени.
Когда я отсюда выйду… Мне даже на миг не приходит мысль, что я могу не выйти. Потому что уверен – никто всерьез не рассматривает возможность моей виновности в убийстве Светланы. А сорок восемь часов в камере – необходимая дань законности. Да и место подходит для того, чтобы хорошенько подумать, утрамбовать мысли и не натворить глупостей по горячке.
Так вот, когда я отсюда выйду, надо будет поговорить с Лизой – дочерью Светы. Это ведь она нашла тело, может заметила что-нибудь, да не придала значения.
Тяжелый замок каземата скрежещет, открываясь и впуская в камеру Авдеева. Полковник проходит и садится за дощатый стол, потирая покрасневшие от недосыпа глаза. Тяжко ему, понимаю, возраст уже пенсионный. И хотя разговоры об его уходе в отделении не бродят, но слухи о том, что Гоша попросил отставку, в воздухе витают.
- Садись, Горохов, - он приглашает меня к столу усталым жестом руки, - разговор есть. Кстати, держи.
На край стола ложится капитанское удостоверение. На мой вопросительный взгляд полковник поясняет:
- Скажи спасибо Савельеву, он на практике доказал, что ты физически не мог успеть к дому Светланы после ее звонка тебе и до прихода дочери. Да, никто и не верил этому особо, кроме Петрова. Уж не знаю, когда ты ему хвост прищемил, но настроен наш следак против тебя капитально.
Вот это сюрприз! Думать не думал, гадать – не гадал. Обычные, ровные отношения у меня с ним всегда были. Ну, не из-за дурацкого же прозвища «Водкин» он на меня взъелся. Хотя, этот мог. Ну, да бес с ним, не до него.
- Вы с Лизой поговорили? – спрашиваю Авдеева.
Они хотели, объясняет полковник. Но девчонка в больнице с нервным срывом. Понять можно, шутка ли – мать убили. Сейчас она под успокоительными, и от разговора с ней толка никакого. Ждут, пока выйдет из ступора и сможет отвечать на вопросы. Бывшего мужа нашего криминалиста нигде не могут найти, словно сквозь землю провалился. Объявили в розыск, но безрезультатно. Подозрительно, конечно, но Светка и раньше жаловалась, что иногда он мог загудеть с дружками на пару суток.
Есть одна зацепка, даже маленькая зацепочка, но чем чёрт не шутит. Таксист приезжал на вызов как раз в районе 20.00, сам ничего не видел, но регистратор в машине выхватил заходящую в подъезд пару мужчин. Конечно, в октябре темнеет рано, освещение на подъезде аховое, и разглядеть толком – кто заходил, невозможно. Но ребята работают. Чистят изображение, как могут, увеличивают, замедляют, словом – работают.
- Я не о том хотел с тобой поговорить, Горохов. Ты бы с майором был поаккуратнее. Он утром запросил твое дело, включая закрытые дагестанские материалы. Зачем, не сказал, но как-то мне на душе тревожно. Внутренний говнометр заработал. Уровень пока не критический, но повышается. Не нарывайся, капитан, по-дружески прошу, дай старику спокойно на пенсию уйти. А сейчас – домой, отдыхать. Я всех отпустил выспаться, кроме Петрова, он на дежурстве.
Плохо. Закрытые материалы на то и закрытые, что не надо никому туда лезть. Их трое было, но до суда дошли только двое. Один по официальным данным был застрелен при попытке к бегству. Но это официальные данные. И только я, да Макс Седых, знаем, как погиб третий боевик. Он погиб стоя на коленях, с руками, заложенными за голову, безоружный и готовый сдаться федеральным войскам.
Он подох как собака после того, как Макс нашел фотографии пятерых пацанов из внутренних войск. Вернее, того, что от них осталось.
Макс умер три года назад от инфаркта, я пока жив.
***
Отоспаться – оно, конечно, завсегда хорошо. Вот только не спится ни хрена, всякая чушь в голову лезет. От Светки, которая что-то нарыла, до Петрова, который не может мне простить детской обзывалки. От Вики, которая ушла от меня к бизнесмену, до мамы с больной спиной.
От…
Ну надо же, ССБ собственной персоной звонит. С ума сойти, как это он до меня снизошел.
- Александр Сергеевич, - раздается в трубке безжизненный голос, - я временно вывожу вас из-под домашнего ареста и даю допуск на работу. Оружие можете получить в хранилище. Благодарите своего начальника и его дружеские связи в прокуратуре.
Эх, сказал бы я тебе, крыса майорская, всё, что давно на языке вертится, да обещал Авдееву не нарываться. Поэтому, просто сухо отвечаю «Есть» в уже замолкшую трубку.
Итак, первое, что я делаю, - вызываю на допрос одного из крокодилов. И каково же мое удивление, когда мне отвечают, что вездесущий Петров уже проводит допрос. Но я могу понаблюдать за ним из-за матового, непроницаемого стекла. Спасибо, дорогие, век не забуду.
Ну, Петров, наш пострел везде поспел.
- В третий раз спрашиваю, - монотонно произносит следак, - откуда у вашего покойного дружка появился пистолет.
Допрашиваемого трясет от ломки. Красные, воспаленные глаза то лихорадочно вертятся в глазницах, то замирают, глядя мертвым взглядом в одну точку. Он ощупывает себя руками с исколотыми венами, вытряхивает из ушей несуществующих насекомых и отгоняет от лица черных мушек.
- Дайте уколоться, гады, - умоляюще хрипит наркоша, - я же сдохну прямо здесь.
- Не сдохнешь, - успокаивает его Петров, - тебе вкатили лошадиную дозу болеутоляющего, выживешь. В четвертый раз спрашиваю…
- Да не знаю я! – неожиданно выкрикивает этот полудурок. – Ганс притащил откуда-то. Сказал, что вместе с закладкой был в тайнике. Мы обрадовались, хотели вечером народ попугать, на дозу нашкулять, но тут ваши бульдоги прибыли. Вот Ганс с катушек и слетел, он же даже вмазаться не успел, как вы его пришили.
Петров бросает в сторону стекла говорящий взгляд. Типа, сами видите, с каким контингентом приходится работать. Хоть выбивай показания, толку не будет.
- Слушай, Дима, - обращаюсь я к Савельеву, который на практике доказал мою невиновность, - а как мы в тот притон, вообще, попали?
- А вот это самое интересное, - отвечает второй опер, - пойдем в кабинет, там ворох новостей.
Анонимный звонок на «112», рассказывает он мне по дороге в кабинет. Сигнал, конечно, отследили, звонили из таксофона возле автовокзала. Изъяли записи с камеры наблюдения, сейчас над ними работают.
***
За Светкиным столом сидит какой-то молодой, худосочный щегол, и это вызывает во мне неконтролируемое чувство неприязни и ненормальности. Это Светкин стол, она просидела за ним десять лет, вон, даже ее кружка со следами губной помады стоит на краю. И карандаш, который она любила грызть, когда сильно задумывалась, он тоже лежит поперек пачки бумаги. И кто ты такой, чтобы просто так сидеть за чужим столом?
- Смотрю, все в сборе, - жизнерадостно произносит Авдеев, заходя в кабинет, - знакомьтесь, наш новый эксперт-криминалист Ваня Котик.
Щегол поднимается из-за стола, нескладными движениями поправляет очки и дурацкий, мышиный хвостик на голове. Смущенно покашливает и представляется:
- Ваня Котик. Фамилия такая.
Кто его, вообще, взял в криминалистику?
Я не выдерживаю и оборачиваюсь к Гоше:
- Товарищ полковник, вы издеваетесь? Нас все собаки засмеют с таким криминалистом.
- Горохов, не бузи, - морщится полковник, - у парня мозги – как у трех Эйнштейнов. Освоится, и всё будет путём. Пойдем, лучше посмотрим, что он там узрел на записях с автовокзала.
«Эйнштейн» заливается рубиновой краской и падает на стул, уткнувшись в экран компьютера.
Н-да, так мы далеко не уедем. В поле обзора камеры попадает толстый мужик в плаще болотного цвета, застегнутом на все пуговицы. На голове мужика рыжая, неопрятная копна волос, лицо до самых бровей заросло рыжей бородищей, на глазах темные, зеркальные очки, а на голове большие, черные наушники.
Это чудовище заходит в будку таксофона и набирает номер, тыкая по кнопкам пальцем в черной перчатке.
- Спроси кого дать описание, вспомнят только бороду и очки, - протягивает Савельев, - ни одной мало-мальской приметы.
- Ну, почему же, - неожиданно вступает новый эксперт, - я могу сказать, что судя по легкой походке, под плащом – мужчина спортивного телосложения. Брюхо, скорее всего, накладное, которое используют для имитации беременности. Борода и волосы – тоже искусственные. Я могу попробовать очистить изображение, но полученный результат будет очень условным, сами понимаете.
- Смотрите, - говорит Авдеев, - он сдвигает наушник и прикладывает трубку к уху.
Давай, давай, рыжее чудище, оставь нам на память свои пото-жировые и голос. Мы его слушать будем, как «Лунную сонату» Бетховена. Да чтоб тебя! Он приближает к микрофону трубки модулятор голоса, и мы слышим до чертиков искаженную речь.
Но и этого ему кажется мало. Закончив разговор, мужик достает из кармана флакон с пульверизатором и тщательно опрыскивает трубку.
- К бабке не ходи, - припечатывает Савельев, - там хлорный раствор.
- Я, конечно, могу почистить голос, - опять вклинивается эксперт, - но что нам это даст? У нас же не с чем сравнивать.
Авдеев хлопает его по плечу и ободряюще говорит:
- А ты почисти на всякий случай.
В кабинет заходит Петров и бросает на меня неприязненный взгляд.
- Вижу, тебя к работе допустили. Как по мне, так зря.
И чего он на меня так окрысился? Денег у него я не занимал, женщин не уводил, заслуги его себе не присваивал. Странный он какой-то стал в последнее время. Выяснить бы, да недосуг возиться. Хочу на квартиру Светки съездить, посмотреть что там, да как. Может, чего при обыске и упустили.
- От расследования смерти Светланы ты, Горохов, отстранен, - обрезает меня полковник, - и не спорь. Сейчас из отгулов выйдет Кулагин, и займешься с ним убийством курсанта. Не забыл еще, что парня грохнули на дежурстве с тобой? А Светланой займется Петров. Это приказ, понял?
За своим столом в счастливой улыбке расплывается тот самый Петров. Утыкается носом в бумаги и делает вид, что очень занят. Врезать бы, да вроде как и не за что.
Только отчего-то в последнее время у меня при виде него начинает за ушами чесаться. А это верный признак того, что грядет какая-то неприятная фигня.
Димка Савельев отправляется к компьютерщикам, которые изучают запись из регистратора таксиста. Обещает втихаря держать меня в курсе. Но почему? Почему меня отстранили? Не было у меня со Светкой никаких отношений, чтобы приписать заинтересованность. Она хотела, это все знают, но я честно не поддавался. Хорошая она была баба, но именно как товарищ.
Авдеев ничего не говорит, только намекнул, что и так сделал для меня слишком много, добившись временного допуска к работе. И ссориться с руководством дальше не желает ни в какую.
И Петров этот еще, чёрт его дери!
Остается дожидаться Андрюхи Кулагина и заниматься смертью Вальки. Из деревни едет мать пацана, мне придется с ней общаться и объяснять, что такое бывает в нашей сучьей работе. Бывает, мы гибнем, и не всегда по-геройски, а иногда вот так – нелепо, от шальной пули, выпущенной дрогнувшими пальцами.
Реальная нелепица получилась. Мальчишка еще и опером стать не успел, а его фотография в траурной рамке уже висит в коридоре на стенде.
Чёрт, никогда этого не любил – сообщать о смерти сына, дочери, мужа, брата. Приходится, обрастать слоновьей кожей, чтобы не пропускать через себя все эти слёзы.
- Горохов, где тебя черти носят? – в трубке телефона раздается раздраженный голос дежурного. – Три раза в кабинет звонил, сказали, что вышел. Савельев уже поехал, догоняй его. Тупик Орлова, дом 45, квартира 13, соседи жалуются на неприятный запах и громкий звук телевизора.
Значит, по коням, опергруппа.
yaplakal.com