Заключительная часть.И они стали ждать, пока подадут обед. Валера обратил внимание, что уже нет того легкого настроения, как вчера. Люди меньше шутили, и больше говорили в полголоса. Появилось ощущение недосказанности, даже обмана. Кто может в принципе сделать внятную оценку этого черного ящика?
Сели за стол, подготовленный для принятия пищи. Все деловито накладывали и наливали. Валера ел без особого аппетита и старался настроить себя на положительный лад, но выходило мало.
– Придумали же: генератор ответов населению. Да спустя год таких ответов наше население решит, что власть захвачена западными оккупантами, а вместо Главного двойник с навыками шулера, – звучал голос социолога, – может, сделаем репетитора или советника на улице поставим, за пятачок будет поучать!
– А, что, идея. Надо спросить Отца Алексея, как он относится к автоматической исповеди.
– Бери выше – сделаем его профессором, он, вон, как лихо Эврику оппонировал.
– Machina contra societatem – это ожидаемый результат, мы боимся нового, – это сказал Отец Алексей, – мы еще не привыкли к тому, что отбирать у человека его призвание это норма. Я предлагаю все еще раз осмыслить, а Церковь свой консилиум соберет по этому вопросу.
– Да, сделать из него бармена и конец дискуссиям: будет болтать на произвольные темы с усталыми и алкающими, – и упрекнуть не в чем, и с кулаками не полезет, – отвечали с другой стороны.
Обед завершался, гости чаепитничали. Петр Игнатьевич успокаивал: «Это первый в своем роде эксперимент, мы не обязаны все понять, с нашими выводами будут знакомиться комитеты ответственные. Вот, если большинство скажет «нет», то будет сигнал на закрытие проекта», – он поглядывал на всех, словно пытался угадать мысли.
«Хорошо, осталось уже немного и мы перейдем к голосованию, – Петр Игнатьевич подождал, когда со стола уберут трапезу, – прошу, кто доброволец?»
Валера обдумывал свое положение. Ответы машины ставили перед ним неразрешимые задачи, ответственность легла грузом. Он уже не обращал внимания на окончание тестирования, но некоторые фразы проникали в голову самостоятельно.
«Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо отныне будете сынами Отца вашего Небесного».
«Писание знает, недоразумение рукотворное».
Особенное неудобство доставляло осознание необходимости выбора: как подсказывает рассудок, как просило начальство, как складывается консенсус здесь, под Колпаком. Но как вообще можно выпускать такое в мир? Люди умеют управлять людьми, на этом все и зиждется. А здесь? Какой-то недоучка, он же переучка. Запятая без души, голем словотворчества. Нет, я против. Мне все это, вообще, не по душе. Подгорные вечера словоблудия, мастерская смыслов.
Когда все получили ответы, Петр Игнатьевич пригласил проголосовать, сперва, «за». Руки подняли пять человек; немного помедлив, Валера присоединился.
Послесловие.
В Центре физкультуры Паша, довольный и бодрый, натягивал теплую куртку, шапку, перчатки.
– Ждал вас, ну, айда, – они вышли из комплекса и дошли до опушки леса. День был погожий, солнечный, мороз умеренный. Лес искрил снеговыми шапками, тропинка тянулась вглубь.
Валера оглянулся и увидел красивейшую ель с объемной, как борода Деда мороза, кроной, укрытой толстым слоем снега. Не замечая, что делает, он сошел с тропинки и протянул руку к ветви. В этот момент он шагнул и провалился в сугроб почти по пояс. Рассудок моментально просветлел. Паша вытягивал его, смеялся, помогал отряхнуться.
– Утоп так утоп, – он добродушно захохотал.
– Да, утонул, надо же, – Валера тоже посмеивался, приводя себя в порядок. Однако в глубине сознания появился текст: «Утонул и остался на дне навсегда». И они побежали, наслаждаясь воздухом и небом.