16
Начало
https://www.yaplakal.com/forum40/topic2315083.html?hl=https://www.yaplakal.com/forum40/topic2333577.html?hl=https://www.yaplakal.com/forum40/topic2346993.html?hl=Здесь новая глава
Сто лет одиночества
Гр. «Копенгаген»
- Hello, Mr Govorov!
Знакомый голос раздался в телефонной трубке ранним апрельским утром, когда я поднялся с постели на аромат блинчиков с грибами, лукошко которых приволок неугомонный Грибич. Где он их берет в такое время года, хитрый дядька никогда не говорит.
Зато Гаёвка всегда угощает его сахаром, и потешный старикан уплетает лакомство с невероятной скоростью. Сегодня же Грибич сидел на кухонном табурете возле стола, поджав под себя босые ноги, и таскал блинчики чуть ли не со сковороды. Само собой обжигался и смешно дул на пальцы, чем несказанно веселил хозяйку.
Признаться, за то время, что прошло с моей поездки в Казань, я и думать забыл про ковбоистого американца, который должен был вместе со старым индейцем - навахо сторожить Перворожденного.
Однако ж, вот… Не ждали, не гадали что называется.
Я подмигнул Гаёвке и ответил:
- Джеймс, бес тебя дери. Привет, чертяка!
- What? – услышал я в трубке недоуменный голос.
- ОК, - тут же поправился я, - Hello.
Через пятое на десятое, через его ломаный русский и мой отвратительный английский, мы договорились, что нам срочно нужен дядя Паша. Хоть убейте, но называть своего тестя иначе я просто не могу. Для меня он как был дядя Паша, так им и останется. Хозяином земли русской и сторожем лесов вековых.
Гаевка тут же щёлкнула пальцами, и за кухонным окном заплясал зелёный моховой шарик. Нет, сотовая связь у нас работает хорошо, но моя лебедь предпочитает по старинке. А как иначе? Они ведь - вся наша жизнь здесь. Как без Кузи? Кто почистит рыбу, что принесет из озера серьезный Водяной? Кто подметет пол, который затоптал тот же Грибич? Как без листвянок, что засыпают нам крыльцо свежими листьями каждое утро?
Дядя Паша прибыл через полчаса. Старик никогда не изменяет себе. Вот и сейчас приехал в телеге, запряженной отменным рысаком. Хотя давно мог бы купить себе машину, но зачем.
Через десять минут общения с американцем, из речи которого я смог выловить несколько неясных фраз, дядя Паша потемнел лицом и обратился к Гаёвке.
- Ты беременна?
Та тут же сникла и опустила огненную голову. Я впал в ступор. Ошалел попросту говоря. Нет, конечно, к своим двадцати восьми годам я прекрасно понимаю, что дети берутся не от пыли, но узнать о том, что скоро стану папой вот так…
- Почему ты молчала? – спросил я.
Нет, ну в самом деле, почему об этом знают даже в американской пустыне, только я дурак дураком. Вроде как не при делах получаюсь.
Гаёвка старательно отводила взгляд.
- Потому что она не должна была понести, - ответил за неё дядя Паша.
Как оказалось, Адамовы женщины не рожают от простых смертных, вроде меня.
- Видимо, Мара что-то оставила тебе, когда вскрывала. Ты ведь единственный, кто выжил после этого. Эх, не доглядел я ее в свое время.
Дядя Паша пожевал губами и выкрикнул:
- Кузя!
Из-за батареи тут же выскочил маленький мужичок в красной рубашке. Поначалу он очень не хотел уезжать из охотничьей избушки, где проживал в углу за лежанкой, но Гаевка уговорила его поменять место жительства. Без дровяной печки нашему домовому сперва было неудобно, но мы сделали кухню так, что за батареей нашему домовитому досталось укромное и уютное местечко.
- Зови Свидуна и Чомора, - приказал дядя Паша, - нужен общий сбор.
- Да в чем дело-то? – наконец, спросил я. – Может мне кто-нибудь что-нибудь объяснить?
Гаевка уже поставила чайник и сейчас сидела за столом, задумчиво глядя в окно. Мне было до жути обидно за то, что про ребенка я узнал не от нее. Словно и отношения никакого к нему не имею.
Дядя Паша сел напротив внучки и взял ее руки в свои.
- Не обижайся, Дима, - мягко сказал он, - Гаевка не виновата. Она сама очень напугана, поэтому даже мне ничего не сказала.
- Да что в этом такого ужасного? – возмутился я. – Ничего не понимаю. Я очень рад, что у меня будет ребенок.
- Потому что мы не знаем, кто должен родиться.
И только я хотел ответить, что вариантов два: мальчик, или девочка, как в кухню зашла моя полная копия. Свидун кивнул мне, здороваясь, и тут же бросился к Гаевке. Признаться, по сердцу у меня прошлась крапивой неожиданная ревность. Особенно сильной она стала после того, как я узнал, что именно Свидуна когда-то пророчили в мужья моей Гаевке.
- Мы же некрещеные, - начал дядя Паша, - нам запретили крестить детей.
- Не в том дело, - прервал он меня, видя, что я собираюсь возразить, - что тебя тоже не крестили в церкви. Каин с Авелем были крещены, и Господь знает обо всех их потомках. А нас Он даже не видел никогда. И мы не уверены, что родившееся дитя будет похоже на тебя. И какой силой может обладать этот ребенок, мы тоже не знаем.
Я присел на стул. Ясно, яснее некуда. Обаятельная внешность дяди Паши и потрясающая красота моей избранницы – это ведь просто одна из их личин, не более. А как выглядит на самом деле тот же Свидун, я понятия не имею. Да и он сам, похоже, тоже.
В приоткрытую дверь неслышно втёк Чомор и уселся посреди кухни, сверкая громадными желтыми глазищами. Кузя сидел на подоконнике и смотрел на меня взглядом, полным сочувствия.
- Но гораздо хуже другое, - произнес Леший.
Интересно, куда уж хуже-то? Давай, лесной хозяин, добивай меня полностью.
- Первенец сбежал.
Что?! Новость бахнула меня по голове так, что в ушах зазвенело. А как же навахо? Ведь он обещал, что Первородный будет под его присмотром, словно в темнице.
- Навахо мёртв. Мы тогда, в Казани, недооценили силу Перворожденного. Посчитали, что он полностью иссяк, ведь досталось ему хорошо. Но, видимо, демоническая его сторона не пострадала. А против силы Аспида нам без индейца не выстоять, ведь только он мог объединить нас всех.
Я помотал головой, стараясь уложить в ней услышанное. Так-с, на раз-два. Первое: я скоро стану отцом. Второе: отцом кого я стану – есть большая тайна, неведомая никому из нас. Третье: за моими ребенком и женой прямо сейчас мчится на всех парах кровожадный убийца, пестующий свою ненависть уже черт знает сколько тысячелетий.
- Зачем они ему? – спросил я.
- Не знаю, Дима, - честно ответил Леший, - мы тоже не всесильны.
Я выслушал ответ, который мне не понравился, и вышел на крыльцо. Вокруг расцветала смоленская весна. Буйная и яркая. Звонкая и прозрачная. Деревня разрослась, заматерела, обзавелась подворьями и коттеджами.
Из кроны ближайшего дуба раздался серебристый смешок. Листвянка показалась среди изумрудных листьев и тут же скрылась, лишь колыхание кроны говорил о том, что в развесистых сучьях кто-то живет.
На крыльцо вышла Гаевка. Молча прислонилась к моему плечу жарким лбом, и я почувствовал, как промокает джинсовая рубашка. Я никогда не видел, чтобы она плакала, но...
На плече у меня рыдала женщина, в тысячелетней утробе которой рос мой ребенок. И поэтому я сделал то, что на моем месте сделал бы любой мужчина: правой рукой привлек ее к себе. Гаевка всхлипнула, словно маленькая девочка, вцепилась мне в плечи и окончательно разревелась.
Дверь за спиной открылась, на крыльцо вышли дядя Паша со Свидуном. Тяжелая рука Лешего легла на плечо, я почувствовал, что там сейчас стоит не селянин, а тот, которому тысячи и тысячи лет.
- Я не отдам его, - твердо произнес я, имея в виду ребенка.
- Оно и понятно, - ответил Леший- кто ж в здравом уме своё дитя на поругание отдаст.
Небо над нами неожиданно раскололось двумя молниями, одна из которых ударила прямо перед крыльцом, а в электрическом ультрафиолете я увидел ухмыляющуюся рожу Первенца. Он знал, где мы, знал, что мы никуда не можем уйти, знал, что мы ждем ребенка. Он шел ко мне через два океана и половину земного шара.
Гаевка инстинктивно прикрыла живот руками, спрятав от горящего, жадного взгляда будущего малыша, я так же, не думая, закрыл их спиной. Видя наши телодвижения, Первенец расхохотался, от чего земля перед крыльцом треснула, зазмеившись черным провалом в сторону озера.
- Он не один, - неожиданно произнес дядя Паша, - там с ним кто-то еще.
Сотовый Лешего пробудился старой песней «Увезу тебя я в тундру». Далекая Якутия вызывала Смоленск. Мой телефон требовательно засветился казанским номером.
- Он идет? – спросил Петр. – Федор сегодня всю ночь не спал, камланил у костра. Духи предков встревожены, что-то готовится.
- Лес шумит, - подтвердил Тимур, - вода в озере покраснела.
Новость о беременности Гаевки оглоушила далеких Леших.
- Это невозможно, - сказал Петр.
- Это запрещено самим Создателем, - припечатал Тимур, - мы не знаем кто родится, может, с этим ребенком будет невозможно совладать.
Экран моего телефона внезапно треснул, сама трубка раскалилась, и мне пришлось бросить ее на землю. Аппарат расплавился прямо у меня под ногами, заткнув казанца.
- Это не я, - ошарашено проговорил дядя Паша.
- Это ребенок, - прошелестела за моим плечом Гаевка, - ему не понравился Тимур.
Мы легли далеко за полночь, когда огромная серебряная Луна залила лес бледно-сиреневым светом. Гаевка уже уснула, разметав по подушке рыжие пряди, а я никак не мог задремать и слушал ее беспокойное дыхание. Когда жена перевернулась на спину, я машинально положил ладонь ей на живот и ощутил легкое, словно невесомое, покалывание. И тогда я отчетливо понял, что тот, кто живет внутри, почувствовал меня. Мало того, узнал и потянулся ко мне, передавая свою любовь через мать.
Я уснул улыбаясь и понимая, что никаким Первенцам не позволю забрать моего сына.
***
Воздух обжигал кожу, каждый вдох наполнял лёгкие расплавленным свинцом, а беспощадное Солнце без устали поливало землю огненными лучами.
Я стоял посреди раскаленной пустыни, ощущая босыми ступнями, как плавится песок, превращаясь в лаву. С ужасом взглянул себе под ноги и увидел, что погрузился в бурлящую жидкость почти до колен. Вокруг меня кипел воздух, выжигая собой пространство, а сверху доносился смех.
Теперь я знал как умер навахо, но главное не в этом. Главное, я понял зачем он умер. Какую жертву он принес своей смертью, и для чего.
- Ох, дурень, - с горечью произнес дядя Паша утром, когда я пересказал ему свой сон, - старый глупец.
Бессмертие. Давняя мечта всего человечества. Вечная жизнь, которая уничтожает страх перед смертью. Как бы долго ни жили Адамовы дети, но они не бессмертны. А навахо был очень стар. Слишком стар для того, чтобы совладать с существом, воистину бессмертным.
- Он продался за вечную жизнь, - продолжил Леший. – Дурак. Мы не крещены, нас Отец просто отбросил. В отличие от вас…
Пристальный взгляд синих глаз обжег меня, словно кипятком. И откуда-то изнутри послышался родовой голос. Голос убийцы собственного брата. Там, на низшем уровне, уровне первоначальной зиготы, мы – потомки Каина – все бессмертны. Потому что подарки – не отдарки. Потому что бессмертие – это то, чем нас наградил Господь, увидев впервые двух прекрасных близнецов.
Вот только мы – дети убийцы – об этом забыли. Нас заставили об этом забыть. Когда один брат занес над головой второго брата отточенный, сверкающий клинок, нам стерли память, загнав в самые дальние глубины души то, что поначалу принадлежало нам по праву. Силу! А Мара, сама того не ведая, вытащила эту мощь наружу, когда пласт за пластом вскрывала мой мозг.
И я протягиваю руку по направлению к двери. Сжимаю в кулак, собирая по крохам те отголоски силы, что зарыты внутри меня. До хруста в костяшках, до побелевших костей. Закрываю глаза и рисую в сознании дверь, которая должна вывести меня на иной уровень.
А затем отпускаю волю с поводка и срываю резьбу.
Входная дверь распахнулась сама собой, ударив Грибича, который, проспавшись под своим любимым мухомором, пришел на традиционные блинчики с вареньем.
Удивленный старикашка отскочил в сторону, запнувшись о собственную бороду, и обиделся, усевшись прямо в коридоре на лукошко с белыми грибами.
Гаевка восхищенно уставилась на меня, а Леший одобрительно поцокал языком:
- Неплохо для первого раза. Весьма. Запомни это состояние, пригодится.
Кузя высунул из-за батареи испуганную мордашку и спрятался опять. От греха подальше.
А потом мы ели блинчики с вареньем и смеялись над тем, как необидчивый Грибич заталкивал угощение за обе щеки и, обжигая пальцы, тряс ими в воздухе. И Кузя, успокоившись, присоединился к нам, отогнав Гаёвку и вовсю орудуя у плиты.
Заглянул Дубинник, протянул корень и, смущаясь, положил на пороге охапку свежих дубовых листьев. Моя белокрылая лебедь любила украшать ими дом.
А вот Свидун не пришел. Он избегает, или я просто ревную? И как не ревновать, если он так и не снял мою личину, хотя я не раз его об этом просил?
Словом, всё как всегда, вот только… Вот только внутри меня будто поселился некто иной. Я чувствовал этот шарик инородности, как чувствуют камушек в ботинке. И вроде не сильно мешает, но беспокоит и раздражает, натирая, словно мозоль.
- Сегодня же выходной, - произнесла Гаевка, когда наевшийся Грибич ушел в лес, захватив с собой Кузю.
Она смотрела на меня взглядом таким глубоким, что кружилась голова. А лёгкий шёлковый халат скользил по телу, падая вниз.
И руки ее обнимали меня как белые-белые крылья. И как всегда мне казалось, что я вот-вот взлечу. И там, в небесах, мы сплетёмся с нею длинными белыми шеями, чтобы не расставаться никогда. А если уж умирать, то падать на землю вместе, так и сплетясь шеями.
- Ух…
Я откинулся на подушки, пытаясь перевести дух. В голове еще звучал лебединый клёкот, и даже на постели оказалась пара белоснежных перьев.
- Ты был сегодня какой-то другой, - сказала Гаёвка, усевшись на постели и обняв коленки, - какой-то… странный.
- Тебе не понравилось? – хмыкнул я
- Не в этом дело, ты был… весь какой-то слишком. Мне было больно. Немного. Но больше так не надо, ребёнку может не понравиться.
***
Дядя Паша стоит напротив и недовольно смотрит на меня. Блин, хреновый из меня ученик. Уже третий час подряд пытаюсь поднять камень с земли. Смешливые листвянки попрятались на деревьях и оттуда хохочут надо мной, недотёпой. Грибич делает вид, что ему всё безразлично и рисует на влажной после ночного дождя земле затейливые узоры босой ногой. Кузя, как обычно, очень меня жалеет и бросает на Лешего укоризненные взгляды. И Свидун сидит на пенёчке и щелкает кедровые орешки, которые ему натаскали из беличьих запасов те же листвянки.
- Соберись, ну, - приказывает тесть, - вспомни свое состояние недавно. Вспомни злость, ярость и обиду. Вспомни его, он идет за твоим сыном.
И я вспоминаю. То, что натирало, как мозоль, вырывается наружу. С облегчением, словно лопается долго зреющий нарыв. С кровью и мясом. С гноем и застоявшейся лимфой он выходит из меня. Самый первый, самый страшный убийца.
Огромный серый валун взлетает в воздух и приземляется точнёхонько у дяди Паши за спиной…
Ни один мускул не дрогнул на обветренном лице Лешего. Лишь сверкнули молнией синие глаза, да удлинились руки, превратившись на миг в лапы-ветки.
- Хорошо, - сказал тесть, - прогресс налицо. Завтра продолжим.
Повернулся и ушел, а я остался стоять столбом, чувствуя, как внутри утихает родовая ярость, которая мне не нравилась. Она мне не нравилась, потому что рука сама собой вытянулась в направлении Свидуна и стёрла с его лица эту раздражающую ухмылку, превратив мою копию в каплю росы.
А вот здесь испугался даже Кузя и отскочил от меня, стараясь не попасться на пути, когда я двинулся в дом за Лешим. И лишь спиной я чувствовал внимательный взгляд зеленых глаз притаившегося в зарослях Моховика.
- Дима.
Гаёвка прислонилась ко мне горячей грудью.
- Димочка, ты нас только не бросай. Как мы без тебя? Я же сыночка твоего вынашиваю.
И белая лебедь раскрыла крылья, обняв меня. А я уснул, убаюканный в белых-белых перьях.
***
Огненный воздух выжигал лёгкие. А напротив меня стоял Первородный и смеялся. Заливался от души, играя черепом навахо, который по глупости продался за бессмертие.
- Я иду за тобой, племянник, - расхохотался Первородный.
- Я жду, - ответил я и положил руку на живот Гаёвки.
Изнутри мне ответил сын, стукнувшись сердечком в материнские ребра.
yaplakal.com