Тайга: Пять страшных историй

Тайга может быть опасным местом из-за непредсказуемости климата, угроз, связанных с обитающими в тайге животными, и опасностей, связанных с пребыванием человека в лесу.

Много текста.

5 фото.

История первая.

Жительница уральской деревни Галина Бажова в 2004 году рассказала удивительную историю, которая, по её словам, произошла в 40-е годы прошлого столетия, когда она была ещё ребёнком:
«Сейчас я живу здесь, на Урале, но родом я из Западной Сибири. Там до сих пор живут староверы. Отец с фронта не вернулся, а мы с матерью так и жили там в небольшой деревне. В поселении было человек 200 не больше. Дорога к нам не вела, выживали за счёт охоты, собирательства и земледелия. Леса угрюмые – порой идёшь, вроде всё знакомое, а через 3 минуты словно память отшибло. Многие так, заплутав, и ушли к лешему.

Мне тогда было 10 лет, я уже, считай, самостоятельная была. И тесто могла замесить, и кашу приготовить, и дрова нарубить, и каких даров в лесу собрать знала. Жили не впроголодь, но и не шиковали. Были годы, когда урожай пропадал. Но тогда приходила на выручку тайга. Всё было хорошо, пока мама не стала общаться с мальчишкой ничейным. Мне он сразу не понравился. Говор не наш, вроде и по-русски изъясняется, а порой скажет – одна белиберда.

Мама же после гибели отца понимала, что нужен мужчина в хозяйстве. А тут мальчишка – ещё год-полтора и сможет хозяйство содержать. В общем, впустила его, накормила. Спросила, где его родители, а он говорит – нет родителей, один жил в другой деревне, а там людей не осталось, вот и перебрался в нашу. По хозяйству немного помогать стал. Даже кота притащил, друг это, говорил. Кот пушистый такой, большеглазый, красавец! Вот его я полюбила!

Однажды проснулась посреди ночи – вижу, он по дому ходит и шепчет что-то. Мама спит, кот в ногах, а мальчишка ходит кругами. Я разбудила маму. Мы вместе к нему подбежали, а он весь мокрый и ледяной. Кожа сизая стала, глаза мутно-белые. Испугались тогда сильно, выбежали во двор. Ночь – никого нет. Заходим обратно, а мальчик лежит посреди дома. Когда привели его в чувство, он сказал, что с самого детства недуг у него такой. Бывает во время сна ходить начинает.

Это сообщение отредактировал Marv25 - 29.12.2025 - 19:39

Моя мама добрая была очень, доверчивая. Показала мальчика местной знахарке, та как завопит, что не ребёнок это вовсе, а исчадие зла! Он плакать стал, мама слушать не стала уговоры знахарки, а я послушала. Она дала небольшой камушек и сказала: «Когда спать мальчишка будет, положи ему камень в ладонь и произнеси фразу». Какую именно, я не помню уже, но тогда помнила.

Несколько ночей подряд выжидала момента. А он ночью больше не спал. Говорил днём, что ему нездоровится, и спать уходил. Ночами лежал, одним глазом на меня поглядывал – подозревал что-то. Однажды снова у него приступ случился.

Мама уже не так сильно испугалась, как в первый раз, подбежала к нему, холодной водой окатила, а дальше он её толкнул, и она упала. В эти минуты с него прямо вода бежала, весь пол залил. Утром оказалось, что мама заболела. Простыла похоже, на полу в холодной воде лежала.

Позвала я знахарку, рассказала всё. А она говорит: «Не мальчик это, а утопец с болота пришёл. Если его не изгнать, он всю жизнь из матери вытянет. Следующего обряда (она так назвала приступ) мама уже не выдержит. Обещай мне, что сделаешь, как я велю. Сегодня вечером жди меня во дворе».

Так я и поступила. Сказала мальчику присмотреть за мамой вечером, а сама пошла якобы за лекарством для неё. Выхожу, стоит соседка – в руках веничек какой-то: «Камень, что давала, у тебя?» Я утвердительно кивнула. Окунула она веник из сухих трав в бочку с водой, и пошли вместе в дом. Брызнула на него с веничка и что-то сказала. Потом ещё. Упал мальчик на пол – словно уснул.

Я камень положила ему в руку и говорю фразу. Внезапно мальчик стал видоизменяться. Руки удлинились, ноги тоже, лицо уродливым стало, всё в язвах, зубы чёрные. Знахарка ещё раз его обрызгала, тот завыл и бросился бежать из избы. В этот момент кот прыгнул на меня и когтями впился в руку. Соседка быстро сориентировалась, его веничком хлестанула, и кот стал тоже меняться.

Вместо тёплого пушистого домашнего зверя превратился в обтянутый плохо пахнущей плотью скелет животного. От этого ужаса у меня сильно заболела голова, и я стала терять сознание. Утром проснулась на месте, где лежала мама. Она была в полном здравии и бодрой, только не помнила ничего, что накануне происходило. Соседка приходила, сказала, что всё позади. Травы повесила во дворе и в доме, чтобы больше утопец к нам не приходил.

Так что многие истории о нечисти – правда. Если бы сама не столкнулась с этим – тоже не поверила бы. В 1956 году мамы не стало, а я после нескольких лет одиночества решила начать жизнь с начала и перебралась на Урал. Здесь тоже достаточно различных верований, странных историй, загадочных существ, но я больше никогда не сталкивалась с чем-то таким. И слава Богу!»

История вторая.

Было это в начале 90-х. Меня, мелкого третьеклассника, как обычно, отправили на лето в деревню к бабке с дедом. Деревня была не такая уж убогая, ибо Крайний Север (кто был в глубинке Архангельской области, тот поймет). Старинные, деревянные двух— и трехэтажные дома, большой двор, коровы, куры. Деревня стояла на берегу реки у устья Белого моря, на ближайшие 250 километров ничего толком нет, глушь глушью. Но туда я ехал с удовольствием — компьютера ведь тогда не было, а тут можно гулять с местной шпаной, спать, смотреть по телевизору смешного Ельцина и бабкины сериалы. Бабка с дедом тоже хорошие были, хозяйственные, жили относительно небедно, да и мы всем помогали. Дед вообще как царь жил, имел снегоход с лодкой моторной, что не у каждого колхозника было. Мужик он был с большой буквы. Огромного роста, сажень в плечах, жилистый, с бело-черной бородой и громким басом, он не выглядел на свой восьмой десяток. Еще глаза у него не было, фрицы выбили. На праздниках в пиджаке на елку новогоднюю был похож, весь в медалях. Вояка, прям Один одноглазый. Песни всегда пел и шутки шутил.

Так вот, решил дед, как обычно, к избе в тайгу ехать, да и меня взял, чтобы жизни учился — рыбу ловить и силки ставить. Сели с утра на лодку, всё собрали, бабка еды наложила. Путь долгий был, день плыть. Погода отменная была, комары на реке не донимали. Дед все шутил про какие-то цацки мясистые, которые я хватать должен, когда девушку мечты увижу. Понесло старого — уж лучше про войну рассказывал бы, но он этой темы избегал всегда, говорил, мал те ужасы знать. Следов людей на берегах не было, лишь вдоль берега иногда попадались всякие бочки да бревна.
Где-то к вечеру мы приблизились к большой крутой излучине. На высоком берегу виднелись какие-то старые развалины — видно было, что давно здесь кто-то жил. Дед насторожился, говорит, мол, место это опасное и зовется «Темный наволок». Погода, как будто услышав деда, резко поменялась, заморосил дождь, тучи налетели. Рябь на воде быстро переросла в неплохую такую качку. Я малой был, плавать не особо умел и боялся сильно, держался за деда, как за дерево, просил его причалить. Дед молчал и лишь прибавлял скорости на моторе. Дальше ветер совсем осмелел, лодку шатало только так. Вода заливала днище. Я начал плакать. На душе как будто пусто стало, страх непонятно чего появился. Дед, хоть и был свиду невозмутим, но было видно, что тоже не в себе. Попытки плыть дальше были оставлены, и мы причалили к берегу. Надо было спрятаться от дождя и ветра, благо вдалеке виднелся покошенный сарай. Дед уже открыто нервничал, глаз его единственный бегал из стороны в сторону, а руки дрожали. Он как будто хотел что-то сказать, да не мог. Привязав лодку, мы направились к сараю. Внутри ничего почти не было — старые сети, жестяные пустые банки да ржавая лопата. Снаружи уже вовсю шла буря.

Дед расстелил брезент, достал термос, чтобы налить чаю, но руки его ходили ходуном. Я всерьез забеспокоился. Начал спрашивать, что с ним, а он лишь невнятно что-то бормотал, как я понял, про проклятое место. Затем он посмотрел на меня с дикой усталостью — такого взгляда у деда я раньше не видел, — и сказал, что ему что-то плохо, и он вздремнет, и потом в путь дальше, а там и погода стихнет. Положил рядом, предварительно зарядив, ружье и наказал не уходить никуда и чуть что будить его. Спустя некоторое время на меня накатила дикая усталость, я честно пытался бодрствовать, но вместо этого впал в какой-то непонятную дрему.

Проснувшись, я не сразу понял, что что-то произошло. На улице вроде бури не было, стояла ночь. Дед лежал, как лежал. Я решил его разбудить, но не смог. Дед не дышал. Вот тут-то меня взяла паника. Я испугался до смерти. Один в тайге, ночь, дед никак не реагирует. Взяв всю волю в кулак, решил искать помощь. Подняв еле как ружье (вдруг волки или еще что), я побежал к лодке. Тут я понял, что пространство как будто изменилось: небо отсвечивало багровым светом, ветра не было совсем. Река была абсолютно обездвижена, а в носу ощущался запах гари, звуки слышались не как обычно. Это все выглядело, как настоящий кошмар. Посмотрев на вершину берега, я увидел деревянную церквушку. Готов был поклясться, что ее днем не было. В церквушке горел свет. Я побежал туда, бросив ружье. Приблизившись, я услышал голоса — они читали молитву. Открыв дверь, я увидел множество людей: женщины, дети, старухи и мужчины. Они не обратили на меня внимания. Смотрели на икону и молились. Выглядели они странно — одежду такую я видел только в старых бабкиных семейных фотографиях. На женщинах платки, платья, дети в рубахах, мужчины в черных зипунах. Я начал просить их о помощи. Все обернулись и посмотрели на меня. Две женщины подошли ко мне и взяли за руки, мужчины закрыли за мной дверь на засов. Я кричал, говорил, что деду моему нужно помочь, но они не слушали. Они привели меня к иконе и сказали молиться. Их речи действовали на меня странно, как гипноз. Не знаю почему, но я начал что-то бормотать про Иисуса, хотя никогда Библию даже не открывал, о деде забыл и погрузился в какое-то забытье. Женщины и старухи начали говорить, что мы все очутимся в Раю, что Бог нас ждет, а Антихрист не получит наши души. Я не понимал, что происходит, да и не хотел. Слова людей из молитв плавно превращались в рыдания, дети начинали кричать. Мужчины стояли с каменными лицами, беззвучно читая молитву. И тут резко наступила гробовая тишина. В дверь церквушки начали ломиться, причём с каждым разом все сильнее и сильнее. Я не знал, кто ломится, но это было страшно. Женщины и дети заорали в истерике. Мужчины оцепенели на месте. Один из них вдруг взял свечу и решительно кинул ее в охапку сена в углу. В помещении мгновенно начался пожар. Никто не бежал, все смотрели на распространяющийся огонь, и я понял, что они решили сжечь себя и меня заодно вместе с ними. Подумал бежать, но понял, что женщины вцепились в меня намертво. Огонь все приближался, люди начинали гореть и истошно кричать. Дверь в это время еле держалась от натиска ударов извне. Меня объял нечеловеческий страх.

Огонь, дым, непонятные люди, решившие себя и меня сжечь заживо, да ещё и в церковь ломился настоящий Антихрист. Я начинал терять сознание. Но тут дверь в помещение была выбита, и на меня сквозь огонь и дым надвинулось непонятное огромное существо. Через слезы я увидел, что в руке у него огромный топор, и он двигался именно ко мне. Рука замахнулась в ударе, я зажмурил глаза, готовый к смерти, но тут удар, и что-то брызнуло. Оцепенение закончилось. Я открыл глаза и увидел мертвых старух, что держали меня. Повернув голову, я увидел человека. Покрытый копотью, с искаженным в дикой ярости одноглазым опаленным лицом и с окровавленной лопатой в руках стоял мой дед. Взяв меня за подмышки и прижав к груди, спасая от огня, он помчался вон из церкви, отгоняя лопатой обступающих нас горящих людей. Стоял гул: «Антихрист! Антихрист!». Кольцо одержимых людей сжималось. Дед дрался отчаянно, ничего не видя, я слышал звук лопаты, дробящей кости, и мощный дедовский мат. Чудом выбравшись из церкви, дед побежал со мной к берегу, и больше я ничего не запомнил...

Проснулся я в райцентре в больнице. Медсестра сказала, что у меня отравление угарным газом и ожоги дыхательных путей. Меня нашли рыбаки в лодке за 50 километров от «Темного наволока», без сознания и укрытого брезентом. Спустя несколько дней нашли и деда — он полулежал-полусидел в том же месте, в котором я его оставил перед выходом из сарая. Никакой церкви там не было, лишь давно заросшие обугленные бревна. Моей истории о «Темном наволоке» милиция из райцентра не поверила, как и мои родители — списали на шок. Лишь участковый и рыбаки, нашедшие меня, перекрестились.

Бабку мы забрали с собой из деревни, деда похоронили. Когда я повзрослел, бабушка уже почти при смерти рассказала историю, о том, как сотрудники НКВД в 20-х годах хотели увести из тайги и культурно просветить местных старообрядцев, пытались взять силой, но те заперлись в своей церкви и сожгли себя заживо, думая, что на землю явился Антихрист. Потушив пожар и разобрав пепелище, они нашли еле живого ребенка. Это был мой дед.

История третья.

Тайга для меня как дом родной, сложились у меня с ней особые отношения. А чего удивляться, ведь ещё с малых лет вместе со взрослыми ходил в тайгу собирать грибы, а на болота за клюквой, брусникой. Охотой тоже занялся с раннего возраста. В таёжной глубинке усвоил азы охотничьего дела, приобрел навыки выживания, когда оставался один на один с естественной природой. Бывало, неделями жил в лесу, лишь изредка заходил в магазин.

Всегда был легок на подъем. А чего на одном месте сиднем сидеть, ведь один раз живем!? Так что при удобном случае — ноги в зубы и на поиски новых приключений. По молодости постоянно лазил везде, куда заносила судьба, порой забирался в почти непроходимые дебри, но не обязательно в целях добычи чего-либо, а для интереса, изучал этот удивительный мир. В результате много где побывал, разных необычностей повидал, так что есть о чём вспомнить и рассказать.

Знаю не понаслышке, что тайга, особенно её малообитаемые места, это территория до конца непознанная, много в ней необъяснимого и загадочного. Хоть и не верю ни в бога, ни в черта, леших и прочие чудеса, но порой в глухомани такая жуть берет от некоторых непонятных явлений. Однажды в другой стороне от любимой землицы русской, столкнулся с какой-то потусторонней нечистью из срединных земель. А дело было так.

Дальний Восток. Зеленая вековая тайга без конца и края. В этом дремучем, местами непроходимом царстве затерялась деревушка, небольшая, дворов пятнадцать. Дома крепкие, добротные, хотя и старые, почерневшие от времени. Раньше здесь я никогда не был, никого не знаю. А набиваюсь в гости запросто. За несколько дней до этого знакомый дедок за дружеской беседой предложил: съезди-ка к моему давнему другу деду Николаю, привет от меня передашь, в тайгу сходишь, поохотишься.

Заманчиво. Принял предложение. Не стал надолго откладывать незапланированное путешествие, решил на три денька съездить. Быстро собрался да отправился в путь-дорогу. Сначала поездом ехал, вышел на нужной станции под утро по темну. Потом добирался на попутках, затем несколько километров топал по старой лесовозной дороге. За плечами тяжелый рюкзак с гостинцами. Наконец-то дотопал до богом забытой деревушки.

Это сообщение отредактировал Marv25 - 29.12.2025 - 20:35

По описанию нашел нужный дом. Его темно-коричневый сруб, сложенный из соснового кругляка большого размера, выглядел очень старым, но при этом сохранившим свою прочность. Глубокие трещины в бревнах, словно нити, оплетали весь дом, создавая на его фасаде иллюзию причудливой паутины. Четырехскатная крыша из жести надежно защищала сруб, словно шляпа огромного гриба, покрывая его с большим избытком. Просторное помещение избы было хорошо освещено пятью окнами, в центре находилась большая русская печь, рядом с которой находились закопчённые чугунки. Возле центрального окна располагался массивный деревянный стол с двумя широкими лавками по бокам.

Меня встретил хозяин Николай, дедок маленького роста, сухонький, жилистый, лицо обветренное, сморщенное, как сухофрукт. Одет непривычно, даже странно, весь в шкуре. Ну и вонючий, дымом прёт от него, ажно глаза щиплет. По русски разговаривает сносно.

Ну, привет я передал, внучатам сладости преподнес, хозяйке платок, продукты, а хозяину банку пороха вручил. Дед принял подарок молча, как должное, лишь одобрительно кивнул, хмыкнув. С дороги пригласил покушать. Сидим втроем. Еда из печи, простая, сытная: густой мясной бульон, в нём зелень, морковь, вермишель, крупные куски мяса. Тут же на столе ароматный домашний хлеб, какая-то соленая зелень, свежие овощи с огорода. В деревянной тарелке лежат куски отваренной кабаньей головы. Бутылка вина стоит нераскупоренная. Всё очень вкусно, я только успеваю пальцы облизывать, даже не отказался от добавки мясного бульона. А дед тем временем меня в курс вводит: ты сюда ходи, туда не ходи. Никогда!

И тут ясно слышу: с улицы доносится глухой, ритмичный гул. Стал прислушиваться, а дед, заприметив мой интерес, пояснил, мол, это местный шаман бабку одну лечит. Я про себя усмехнулся и спрашиваю: «А чего это у вас церкви-то нет?» А дед продвинутый, поясняет, мол, приезжал к нам однажды из района поп, да ему объяснили, что не нужна здесь вера импортная — своя имеется.

Дал мне старое ружьё-вертикалку, сверху гладкоствол 32 калибра, внизу мелкашка. Отправился в тайгу я после полудня, ноги размять. Вышел за деревянную ограду и всё, голимый хвойный лес тёмной стеной стоит. Время приблизительно час дня, а впечатление — как будто вечерние сумерки настали, толстые длинные ветки высоченных елей чуть ли не от самых корней растут, а земля укрыта толстым слоем опавшей хвои - больше здесь ничего не растёт. Угрюмый, сумеречный лес, сквозь ветки которого с трудом пробиваются редкие тоненькие лучики солнца.

Нежданно-негаданно после прорыва через густой лес, поросший седым мхом, вышел к подножью невысокой сопки, и дальше больше на карачках лез вверх под небольшим углом. Кое-как выбрался на вершину, а там почти ровное место, светло и сплошная поросль молодого манчжурского ореха, а по его верхушкам вьются заросли дикого винограда спелого. Покормился кишмишом, красной смородиной. Чуток повыше поднялся, а здесь можно спелый лимонник покушать (хотя покушать — громко сказано, сильно кислый). Костяники много. Видел недалеко от себя изюбря. Красавец.

Полюбовался с вершины на открывшиеся виды, да спустился в распадок, по дну которого журчала речка с прозрачной водой. Вскоре на костре запекал хариуса.

До этого, спускаясь по склону, наткнулся на еще какой-то орешник (фундук, что ли, шкура колючая), обжигал его плоды на костре и ел, понравилось. Рядом две белки отчаянно дрались, не обращая на меня внимания. Обидно, хоть бы испугались для приличия. Сидел на каменистом берегу своенравной реки, вокруг величественная тайга, над головой синее бездонное небо, воздух густой, вкусный. Благодать. Уходить не хотелось.

Под вечер уставший, но довольный подошел к большому дереву, прислонился немного отдохнуть, вдруг вижу метрах в шести самка изюбря лежит, на меня пялится. С недовольным видом поднялась и неспешно пошла прочь. И я тоже удивлен, впервые в такой неожиданной ситуации оказался.

Домой принес двух рябчиков. На следующий день поутру вновь отправился в дремучую тайгу, выследил козла, кое-как добычу дотащил до деревушки. Дед Николай похвалил, тушу быстро, сноровисто разделал, мясом поделился с соседями. В общем зверя непуганого там много. Кабаны есть, да только времени у меня в обрез. Глянулись мне эти потаенные места, решил, будет время, обязательно приеду еще.

Вернулся спустя несколько лет, поздней осенью, когда белка мигрировала через деревню тысячами, даже в летней кухне хвостатые проныры умудрились погрызть многолетние запасы кедрового ореха. Встретил дед Николай меня гостеприимно, радушно. Старый таёжник совсем не изменился, по-прежнему был подвижным, и от его звериной одежды всё также неминуемо тянуло едким дымом.

В этот раз я основательно подготовился, напросился в гости ажно на десять дней. Следующим днем спозаранку отправился в тайгу сразу на несколько суток. Погода солнечная, тепло, под ногами неглубокий покров снега - сантиметров десять, ходить одно удовольствие. Ближе к вечеру, когда солнце склонилось к зелёному горизонту и в лесу стало сумрачно, услышал впереди тонкий звук металлического бряканья. Смотрю, навстречу что-то темное двигается. Я ружьё на изготовку и стою, выжидаю. Наконец из-за кустарника показалась собака, овчарка. Тощая-тощая и с капканом на лапе. Постояли, посмотрели друг на друга. Понял: передо мной пёс. Думаю, надобно капкан с несчастного снять, но опасаюсь, а вдруг цапнет. Я скомандовал: «Сидеть». Измученный пёс присел, я от него на всякий случай чуток ружьём прикрылся. Думаю, не помешает, кто его знает, что там у животины на уме.

Однако снять нулевку сразу не смог, замерзшая грязь и мусор не дали разжать капкан. Пришлось двумя руками, да еще с ножом, отложив ружьё в сторону. Боковым зрением вижу, как пёс морду свою тянет к моей голове. Я невольно съежился. А он просто лизнул меня. Капкан снял. У меня на поясе висела добытая белка, мой ужин, я снял её и отдал изголодавшему псу. Давай ешь. Ну, и удачи тебе!

А сам пошёл дальше своей дорогой. Через какое-то время стал на ночевку устраиваться, рядом услышал возню, смотрю — горемыка пёс приковылял. Тем временем в котелке мелко порубленный рябчик с пшеном сварились. Поделился с собакой. Но дружбу не завожу. На следующий день снова рябчика добыл, отдал нежданному попутчику и стал его звать «Эй». «Эй, пошли». Через три дня пёс начал приветливо вилять хвостом.

И вот как-то встали мы для ночлега на полянке возле ручья, и место показалось такое, как будто здесь давно люди жили. Я, когда доводится ночевать одному в тайге, никогда не сплю в палатке, поскольку чувствую в ней себя уязвимым. Всегда разведу костерок, сооружу навес от дождя из полиэтилена, под ним постелю свежесрубленного лапника. Костерок дает ощущение защищенности, высвечивает небольшой круг вокруг себя, а дальше темная стена мрака поджимается. Ночью проснусь, подброшу в угольки свежих дровишек, огонь вспыхнет, затрещит, свет от пламени отодвинет подкравшуюся темноту, и я снова засыпаю.

До этой ночи скитался по разным лесам, проводя там и дни, и ночи. Бывали всякие чудеса, но при этом всегда на грани изумления, непонимания происходящего, но до этого такого жуткого страха и даже можно сказать - ужаса никогда не испытывал. Да, прежде было несколько раз какое-то неуютное беспокойство на душе. Но я просто собирался и уходил, лес большой, уютное место всегда найдется. Те, кто постоянно спят в тайге, хорошо знают, что лес всегда наполнен разными звуками, может шуметь и трещать от ветра, но при этом бывалый человек будет спать себе спокойно. Однако только стоит появиться подозрительному постороннему шуму, как таёжник мгновенно просыпается, словно до этого совершенно и не спал.

Так и в этот раз по отработанному методу обустроился для ночёвки. Всё начиналось как обычно, но закончилось не как всегда. Заполночь проснулся, потому что на душе стало тревожно из-за осознания чужого присутствия. Сон как рукой сняло. Слышу, возня какая-то возле нас происходит, что-то потрескивает, похрустывает, по воде шлёпает, по кустам шуршит. Потом, впереди меня внезапно послышался тихий плач младенца. Да откуда мог взяться маленький ребенок посреди ночи в тайге, где до ближайшего населенного пункта несколько десятков километров!? Сначала подумал, что показалось. Но прошла минута, и снова послышался тихий плач, но теперь уже у меня за спиной. А затем раздался такой жуткий смех, от которого по телу пробежали холодные мурашки!

Пёс ворчит, ко мне от страха жмётся, шерсть на загривке вздыбилась. У меня тревожные мысли начали кружить, а потом резко накатил настоящий животный ужас, от которого никуда не деться и не спрятаться. Я схватил ружье, в костёр дров побольше, и до четырёх не спали, нам обоим жутко было. А зловещий смех до самого рассвета кружил вокруг нашей стоянки. Утром как просветлело, смотрю, поблизости на снегу как будто детские следы нечёткие отпечатались. Похоже, босой ребёнок оставил. Думаю, нет, не зря ночью детский голос и смех слышался. С ружьем на изготовку сделал круг во круг нашего лагеря, а следы ниоткуда и никуда. Но это же невозможно!

Пока шли назад, всё время чувствовал на себе чей-то цепкий взгляд, ощущал незримое присутствие кого-то невидимого. «Эй» тоже не переставал нервничать.

По возвращению в деревню первым делом поинтересовался у местных, чья собака? Лишь плечами в ответ пожали. А уже зайдя в избу рассказал деду про тревожную ночь на поляне. Он испугался, стал что-то шептать на своём, отправил меня в летнюю кухню, запретил её покидать. А сам начал бубен мастерить. Сутки убил на это дело. Как оказалось, старый шаман два года как ушел дорогой духов в страну мёртвых. Теперь деду Николаю настало время исцелять да оберегать жителей деревни.

Когда бубен был готов, новый шаман собрал стариков, меня в круг завел в середине которого пылал костер, начал прыгать, стучать в бубен, кричать что-то гортанно на своём. Я не стал препятствовать, ибо с детства знаю, что коренные сибирские народы глубоко суеверны и усердно стараются соблюдать старинные обряды. При этом их приметы, суеверия не на пустом месте возникли, у них давняя история, наглядно продолжающаяся и в наши дни.

Мне сказали, что поляна возле ручья - «плохое» место, местные знают его и туда никогда не ходят. Много лет назад там семья с детьми загадочно сгинула. Пропала бесследно. А потом там стало происходить страшное, но что именно, не объяснили. Но теперь ходить туда — табу. Меня всего хорошенько окурили какими-то травами, чтобы злые духи не пришли со мной в деревню. И пока я там был, всё оглядывался.

А пес «Эй» никого к себе не подпускал и еду из чужих рук не брал. Пришлось забрать с собой. Люди сказали, какая-то восточно-европейская. Прожил со мной пять лет, геройски погиб, но это уже другая история...
@ Макс В.

История четвертая.

Это случилось двенадцать лет назад, в одно из тех душных летних вечеров, когда воздух в нашей глуши кажется густым сиропом, пропитанным запахом нагретой сосновой коры и далёкого дыма от костров. Мне было шестнадцать, Кольке — столько же, и мы, как все пацаны в нашей деревушке, жаждали приключений, которые могли бы разогнать провинциальную скуку. Жили мы в старом посёлке на краю тайги — места дикие, красивые, но пустые. Народ здесь всегда был редкий: бабушки с огородами, дядьки с топорами да мы, подростки, мечтающие о большом мире. Танцы — единственное развлечение — устраивали в соседней деревне, за десять километров по ухабистой грунтовке. Асфальт кончался сразу за нашим домом, дальше — сплошная трясучка, но мы не жаловались. Сели на велосипеды — мои "Урал" новенький, блестящий, Колькин потрёпанный, с облупившейся краской, — выпросили у родителей по десятке "на мороженое". Конечно, мороженого не купили: в первой же лавке взяли бутылку дешёвого вина, сладкого, как компот, и рванули вперёд, хохоча над своей хитростью.

Дорога вилась через поля, где колосилась рожь, и редкие перелески, где комары вились тучами. Мы пели дурацкие песни из радио — про любовь и рок-н-ролл, — и вино уже вовсю ударяло в голову, обещая ночь, полную огней и случайных встреч. Клуб в соседней деревне — обшарпанное здание с облупившейся вывеской "Дом культуры", внутри — потрёпанные обои, запах пота и дешёвых духов, а на сцене — старый магнитофон, выдающий хиты "Ласкового мая". Народу собралось немного: девчонки в коротких платьях, парни в мятых рубашках, все знакомые, как родня. Колька, вечно уверенный в себе, с его копной русых волос и обаятельной ухмылкой, сразу утащил Настю — ту самую, с ямочками на щеках и глазами цвета лесного мха — в уголок за колоннами. Они шептались, хихикали, а потом исчезли в полумраке, где танцпол переходил в подсобку. Романтика, братская, как он потом хвастался.

А мне... Мне не везло с девчонками. Вечно я краснел, мямлил, путался в словах, как в паутине. В тот вечер я просидел у стены, потягивая тёплое вино из горла и наблюдая, как пары кружатся под "Белые розы". Скука навалилась тяжёлым одеялом. "Поехали домой, Коль, — уговаривал я, тыкая его в плечо. — Завтра утро, а ты тут вальсы танцуешь". Он отмахнулся, глаза блестят, щёки горят: "Да ладно, Вить, подожди! Это же ночь жизни!" Я не обиделся — Колька был моим лучшим другом с детства, мы вместе лазили по крышам, ловили раков в речке, делили секреты под одеялом в палатке. Просто... устал я от этой тоски. Решил возвращаться один. Дорогу знал назубок — каждую кочку, каждый поворот. Шестнадцать лет, велосипед под задницей, луна в небе — чего бояться? Сел, крутанул педали и рванул в ночь, оставив позади гул музыки и смех.

Конечно, не по главной дороге — это ж пятнадцать километров асфальта, где фуры ревут, как звери. Нет, я свернул на старую грунтовку через лес, мимо Чёрного Озера. Короткий путь, километров семь, но дикий: сосны смыкаются кронами, корни выпирают из земли, как змеи, а под колёсами — песок и глина, хрустящая в сухую погоду. Озеро это... О нём стоит рассказать особо, потому что оно было как рана на теле леса — глубокое, тёмное, забытое. Расположенное в трёх километрах от ближайшей избы, с крутыми, обрывистыми берегами, поросшими ежевикой и папоротником, оно не манило ни купальщиков, ни рыбаков. Вода там стояла чистая, как слеза, — прозрачная до дна на мелководье, но дальше уходила в бездну, где, по слухам, глубина под тридцать метров. Рыба не ловилась: ни окуня, ни щуки, только редкие караси, да и те вялые, как сонные мухи. Постепенно камыши заросли края, превратив берега в зелёный лабиринт, где шуршат тростники, а под водой — ил, чёрный, как смола, цепкий, как хватка утопленника.

Мистики за озером не числилось — по крайней мере, так мы думали. Но год назад здесь утонул Сашка из соседнего посёлка: парень двадцати лет, здоровый, как бык, полез купаться пьяным после посиделок и не вынырнул. Искали трое суток — с лодками, сетями, даже водолазы из города приезжали. Нашли в конце концов, запутавшегося в корнях на дне. А за два года до того — странный случай: неместный мужик, лет сорока, в городской одежде, с часами на руке и портмоне в кармане. Откуда взялся — хрен поймёшь. Шёл, говорят, по лесу, как по бульвару, и свалился в воду. Тело вынесло на поверхность через неделю, раздувшееся, с глазами, выбелившимися от ила. "Несчастный случай", — постановили в милиции. Но бабки в деревне шептались: "Водяные девки заманили". Мы, пацаны, над этим ржали — сказки для трусов. Какая мистика в нашей-то реальности?

Дорога вилась по самому краю озера — узкая тропа, где справа сосны, слева — обрыв в воду, метра два высотой. Ночь была тихой, как могила: ветер стих, птицы умолкли, только колёса моего велика шуршали по песку, да сердце стучало в унисон с педалями. Луна висела неполная, серпик, но небо — чистое, звёздное, как чёрный бархат, усыпанный бриллиантами. Видно было сносно: силуэты деревьев, блеск воды внизу, редкие вспышки светлячков. Я ехал один, и в этой тишине, где эхо моего дыхания отдавалось от стволов, вдруг услышал... смех. Девичий, звонкий, как колокольчики в тумане. А потом — плеск воды, шлепки босых ног по мелководью, и визги — не те игривые, что в клубе, а другие, низкие, возбуждённые, принадлежащие другой девушке. Сердце ёкнуло. "Везёт же кому-то, — подумал я с завистью, сжимая руль. — Уединились с девчонками у озера, а я тут один, как лох, педали кручу. Интересно, кто там? Местные? Или приезжие с танцев?" Поднажал, чтобы проскочить побыстрее — не хотелось вторгаться в чужую идиллию, чувствовать себя изгоем.

Но проскочить не вышло. Голос — мелодичный, как шелест шёлка, — окликнул меня из темноты:

— Эй, парень! Куда так несёшься? Иди к нам, вода тёплая!

Я сбавил скорость, но не остановился сразу — инстинкт подсказывал: тормози осторожно, не лезь в чужое гнездо. "Девчонки одни ночью в лесу? Врут, наверное, парни где-то прячутся, а то и хуже — подстава". Сердце колотилось, как барабан, пот выступил на лбу. Но любопытство — эта проклятая подростковая слабость — взяло верх. Подъехал ближе, к обрыву, где тропа расширялась в полянку, и резко затормозил, чуть не перекинувшись через руль. Велосипед заскрипел, я спрыгнул, и... окаменел.

Метрах в восьми ниже, у подножия обрыва, в неглубокой заводи — вода до пояса — плескались две девушки. Голые. Абсолютно. Лет восемнадцати, не больше, с телами, выточенными, как статуи: стройные, с изгибами, от которых кровь стучала в висках. Волосы — у одной тёмные, мокрые, прилипшие к плечам, как водоросли; у другой — светлые, разметавшиеся по воде, как нимб. Кожа их блестела в лунном свете — бледная, почти светящаяся, без единого изъяна. Они не стеснялись меня ни капли: смеялись, брызгались, поворачивались то боком, то анфас, и я... я не мог отвести глаз. Никогда раньше не видел такого близко — в журналах прятал под матрасом, в мыслях крутил по ночам, но здесь, в реальности, это было как удар током. Воздух сгустился, запахнулось влагой, тиной и чем-то сладким, приторным — духами? Или это от озера?

Мужики поймут: в тот миг мир сузился до этой картины — две нимфы в лунном озере, зовущие тебя. Желание ударило в голову, как то вино, смешанное с адреналином. Но под этим... под этим что-то шевельнулось, холодное, как ил на дне.

— Может, слезешь наконец со своего коня железного и подашь нам мыло? — игриво пропела одна, та, что с тёмными волосами. Она повернулась, выгнулась, и капли воды скатились по её спине, как жемчуг. — Оно там, на камне, а мы не дотянуться...

— Э-э-э... Я? А почему... вы... сами... — выдавил я, язык заплетался, как после трёх бутылок. Мозг лихорадочно метался: "Парни их где-то в кустах? Или это те, с танцев, решили поиздеваться? А если серьёзно — голые в лесу ночью? Бред!" Интуиция вопила: "Вали отсюда! Это ловушка!" Хороших вариантов не было — только смутные, как тени в воде: водяные, лешие, или просто маньячки, заманивающие дураков. Страх нарастал, но тело не слушалось.

— Я тебе совсем не нравлюсь? — капризно надула губки тёмноволосая и начала выходить из воды. Медленно, грациозно, как в замедленной съёмке. Шаг — и лунный свет скользнул по её бедру; шаг — и брызги взметнулись, осыпав мелкие искры. Я смотрел, заворожённый, не в силах моргнуть. Внутри бушевала буря: "Беги! Беги немедленно!" Меня трясло, колени подгибались, пот лил градом, а сердце — как молот в кузнице. Это был не восторг — это был ужас, животный, первобытный, как у зверя перед пропастью. Оцепенение сковало, словно корни оплели ноги. Я чувствовал опасность — густую, липкую, как та тина под водой, — но не мог пошевелиться. Кролик перед удавом. Перед двумя.

— Иди к нам, милый, не стесняйся, — прошептала вторая, светловолосая, оставаясь в воде. Шепот её пронзил насквозь, мягкий, как бархат, но с подтекстом — шипением змеи в траве. Мурашки побежали по спине, волосы встали дыбом, а в ушах зазвенело, как от далёкого колокола. Колени ослабли окончательно; я вцепился в руль велосипеда, чтобы не рухнуть, пальцы побелели.

— Я... я... — бормотал бессвязно, голос срывался на писк. — Мне... домой... Мама... ждёт... Отпустите... пожалуйста...

И вдруг — как пощёчина — наваждение лопнуло. Словно паутина порвалась. Я рухнул в грязь на тропу, велосипед навалился сверху, царапая локоть, а в голове вспыхнуло: "Живой! Беги!" Девушка на берегу замерла — губы её дрогнули в обиде, глаза, чёрные в полумраке, сузились. Молча развернулась и пошла назад, в воду, ступая так бесшумно, что не плеснуло ни капли.

— Иди, — произнесла та, что в озере, голосом ровным, как поверхность перед бурей. — И никому... никогда... не рассказывай. Иначе... вернёмся.

Я закивал, как болванчик на приборной панели, схватил велик, кое-как забрался в седло. Колени дрожали, как осиновый лист, но адреналин хлестнул, как кнут: крутанул педали, и понесло. Сосны мелькали, ветки хлестали по лицу, а за спиной — тишина. Ни смеха, ни плеска. Только эхо моего хрипа в горле. Я гнал, не оглядываясь, пока лес не расступился, и не вывалился на нашу улицу, где фонарь у околицы мигал, как маяк. Домой ввалился под утро — бледный, в грязи, с царапинами. Родители спали; я заперся в комнате, лёг на кровать и уставился в потолок, где трещины вились, как корни. Сон не шёл — только вспышки: те глаза, тот шепот, ил на дне.

Утром, протрезвев, я прокрался к озеру — проверить. Грунтовка после вчерашнего дождя была мягкой, как тесто: следы шин или колёс мотоциклов остались бы на ней, как клеймо. Но ничего — чисто, только мои велосипедные борозды да следы лосей. Другой дорогой к этому месту не подойти — болото кругом, непроходимое. И то чувство ужаса... Оно не имело ничего общего с восторгом от женских тел. Это был страх чистой воды — инстинкт, шепчущий: "Они не люди". Странно всё. Чертовски странно.

А через день, под вечер, когда солнце уже клонилось к лесу, в калитку постучал дядя Гриша — наш участковый, коренастый мужик с седыми висками и глазами, видавшими всякое. Лицо его было серым, как осеннее небо.

— Витя, — буркнул он, кутаясь в куртку, хоть и стоял август. — Колька твой... Пропал. С танцев не вернулся. Искали всю ночь — ни следа.

Я замер, вино в желудке скисло комом. "Нет, — подумал. — Не может быть". Но мог. А через три дня — официально: тело нашли в озере. Утром, рыбаки-любители, те, что всё ж таки забредали иногда, заметили пузыри у камышей. Сети, верёвки — и вытащили. Колька лежал на дне, в той самой заводи, запутавшись в тростнике. Голый, как те... как они. В кармане рубашки — записка, смятая: "Встретимся у воды. Н." — от Насти, наверное. Но почему посреди ночи? Почему в Чёрное Озеро, куда он никогда не ходил? Никто не знал. Милиция закрыла дело: "Несчастный случай. Утопился по пьяни".

Никто, кроме меня. Я видел их — тех, с шепотом и глазами-удавами. Знал, что Колька не устоял: его романтика, его слабость к красоте. Они заманили, как Сашку, как того чужака. Но я молчал. Сказал только родителям, что расстались у клуба, и он ушёл с девчонкой. А по ночам... По ночам я просыпался в холодном поту, слыша плеск и смех за окном. И шепот: "Вернись к нам, милый. Не стесняйся".

Теперь я знаю, что такое настоящий страх. Не тот, от темноты или высоты — а тот, что живёт в воде, в тенях под камышами. И в зеркале, где иногда, в полнолуние, мелькают отражения — два лица, улыбающихся, зовущих. Я не хожу к озеру. Никогда. Но иногда, в тихие летние ночи, когда луна висит серпом, я слышу их. И бегу.
@ StuffyUncle

История пятая.

Этот случай произошел в далеких сороковых годах в послевоенное время. Но известен стал гораздо позднее, а именно в последнее воскресенье июля 1958 года.

Новички день ВМФ на судне отмечали тайно, справедливо опасаясь всевидящего ока вахтенного. Новенький эсминец «Настойчивый» в составе Северного флота базировался в Североморске. На палубе задувал ледяной ветер, и трое матросов укрылись в каюте. Водка была спрятана надежно.

Времени для празднования было совсем немного, и компания торопливо осушила бутылку, поминутно прислушиваясь к звукам в коридоре. Все трое служили третий месяц, попав на корабль по чистой случайности. Один из матросов, Иван, захмелел почти сразу и вдруг сказал: «Я ведь, ребятки, историю такую знаю, каких вы и не слыхали». Товарищи попросили рассказать. Далее от лица рассказчика.

Было мне десять, мы с отцом ездили частенько на Шилку рыбачить. Шилка – речка в Забайкальском крае. Жили мы тогда в деревне Алексино, потом в Читу перебрались. Рассказ пошел дальше.

Место для рыбалки было хорошее, отмеченное множеством рыбаков. Тихая заводь, сложенные кругом камни для костра, расчищенный от плавника берег. Дальше начиналась тайга, чаща леса чернела в двадцати метрах от лагеря. Легкий ветерок приносил хвойный запах, от реки тянуло сыростью. Над головой пронеслись два клеста, мелькнули красные грудки. В голубой вышине бесшумно кружил орел. Удочки поставили, разогрели картошку на костре, но клева не было.

— Да что ж за напасть? – сокрушался отец, — как бы порожняком не вернуться.

Солнце уже клонилось к закату, длинные тени залегли между деревьев. Спокойная вода в заводи отражала розовые перистые облака. Ни единого всплеска, ни кругов, вообще никаких признаков присутствия рыбы! Видя неудовольствие отца, Ваня предложил: «Давай я сбегаю до Мутной, поставлю еще там пару удочек». «С ума сошел, что ли? Через болото идти не вздумай!», -ответил отец.

Это сообщение отредактировал Marv25 - 29.12.2025 - 20:12

Шилка чуть далее делала поворот, за ним тоже начиналась заводь, называемая у местных Мутной из-за сероватого цвета воды. К ней можно было пройти напрямик, срезав путь через лес. Или по берегу, но это много дальше. Беда была в том, что в этих местах часто встречались болота, жидкая непроходимая трясина запросто могла засосать неосторожного путника. А после зимы болото могло сменить дислокацию, и предположить, где наткнешься на него, заранее никто знать не мог.

— Я по берегу дойду, — заверил Ваня отца, взял две удочки и скрылся в зарослях.

Однако пройти по берегу не удалось. Кое-где он был илистым и вязким, а иногда заросшим такими густыми кустами и камышом, что вовсе был непроходим. Возвращаться назад и смотреть на неподвижные лески Ваня не хотел. «Пройду аккуратно», — решил он и двинулся вглубь леса, удаляясь от берега. Идти оказалось легко, и Ваня не сразу понял, почему. А поняв, очень удивился. Под ногами была тропа. Незаметная с первого взгляда, она петляла между сосен и вела, по сути, в никуда. Жилья поблизости не было, Ваня знал точно. Через пару минут мальчик заметил еще большую странность. Пучок камыша валялся прямо под ногами, связанный длинным стеблем осоки. Подняв его, Ваня понял, что это кукла. Перевязанная голова, грубо выделенные руки, ноги. Что это могло быть и откуда здесь взялось?

Отбросив куклу в кусты, мальчик решил, что кто-то здесь до них рыбачил и, маясь от безделья, смастерил игрушку. Под ногами почва начала пружинить, и Ваня удвоил осторожность. Дважды пробуя землю перед собой, он теперь продвигался медленно, сжимая удочки в левой руке. Внезапно он услышал какие-то звуки. Не щебет птиц, не поскрипывание толстых сосновых стволов, а словно голоса!

Отвлекшись, мальчик сделал неосторожный шаг и чуть не провалился. Мягкая трава под ногами разошлась, обнажив маслянистую черную жижу. Спасли низко нависающие толстые еловые ветви. Схватившись за корявый сук, Ваня аккуратно выбрался на сухое место и выдохнул. Одну удочку он уронил, попытался дотянуться, но не смог. Мальчик двинулся дальше.

Через пять минут лес поредел, чаще стали встречаться сухие искореженные стволы сосен, трава сменилась желтым мхом. Мелкие лужицы проступали сквозь него, Ваня старался ступать только по каменистым местам. Продвигался он медленно, солнце почти село, нужно было торопиться. Тонкие полосы тумана вились над болотом. Яркое пятно привлекло внимание мальчика. Шелковистая ткань в красный горошек моталась на ближайшем сухом стволе. Платок! Почти такой же был и у матери, только расцветка немного другая. Кому понадобилось привязывать его на ветку сосны?

Вдалеке что-то плеснуло, и послышался смех. Мальчик замер. Смеялись дети! Тонкий голосок колокольчиком разносился над пустынным болотом. Ваню пробрала дрожь, что-то неестественное было в этом смехе. Словно он принадлежал не ребенку.

Это сообщение отредактировал Marv25 - 29.12.2025 - 20:12

Туман сгущался, уплотняясь на глазах. Темнело, и мальчику стало холодно. Окружающий сырой воздух оседал каплями на лице, пропитывал одежду. Сделав еще несколько шагов вперед, Ваня увидел какую-то темную громаду. Со страху ему показалось, что это скелет древнего чудовища, навеки завязшего в болоте. Но в ту же секунду он с облегчением понял, что это всего лишь старый настил, уходящий в воду. Он дошел до берега Шилки, но попал почему-то не к заводи Мутной, а в какое-то другое место. Впрочем, какая разница?

Быстро закрепив оставшуюся удочку, Ваня уже повернулся, чтобы отправиться обратно, как услышал плеск за спиной. Он мгновенно обернулся, но ничего не увидел. Почти бегом мальчик вернулся к каменистой тропе и быстрым шагом направился к темнеющему вдалеке лесу. Сзади раздался голос, слов Ваня не разобрал и припустил что есть мочи. Нога провалилась в трясину, и мальчик упал. Лихорадочно перебирая руками, он выполз на твердый островок и обнаружил, что ботинок остался в болоте. Жижа чавкнула, и Ваня отполз подальше.

Смех за спиной стал громче, а потом переместился вправо, словно какая-то птица перелетела над болотом с места на место. Дуновение мокрого воздуха мазнуло по лицу. Раздался еще один голос, потом третий. Они окружали испуганного Ваню, и он вдруг представил, что голоса отрежут ему последний путь к тропе, которой он пришел сюда!

Не разбирая дороги, мальчик рванул в спасительный лес, подальше от проклятого болота. Лишь на ровной почве он слегка пришел в себя и отдышался. Обратный путь прошел без происшествий, только по пути Ваня захватил брошенную куклу из камыша, сам не зная зачем.

На берегу его встретил обеспокоенный отец и попытался отругать сына, но увидел пучок камыша в его руке. Выражение лица отца Ваня запомнил на всю жизнь.

Они отплыли немедленно, быстро собрав нехитрые пожитки. Но прежде отец сжег куклу, и лишь потом сел в лодку.

Это сообщение отредактировал Marv25 - 29.12.2025 - 20:11

— Так вот это еще не все! – Иван снова поднялся, покачиваясь.

Завороженные слушатели проводили его взглядами снизу вверх.

— И чего? Дальше-то чего? – спросил один из них.

— А вот чего! – слегка протрезвевшим голосом продолжал Иван, — через три дня мужики ездили на рыбалку к этой заводи. И нашли наши вещи. И удочку, и даже мой ботинок! Все это лежало на берегу рядом с потухшим костром.

Он посмотрел в иллюминатор, ветер гнал серые волны, в стекло бил дождь. Непогода была в самом разгаре.

— Через год мы переехали. Отец запретил мне рассказывать о том, что я слышал на болоте, вроде как беду накличу. Вам первым сейчас рассказал. Что это было, никто не знает, только мать мне по-тихому шепнула, утонул кто-то в этой трясине. Давным-давно. Тогда и началась чертовщина твориться, только все об этом молчат, словно ничего не видели и не слышали.

В коридоре послышались гулкие шаги, и матросы вскочили с коек, поправляя брюки и тельняшки. Начиналась новая смена, и их небольшая попойка должна была остаться тайной для вахтенного. Такой же тайной, как и давний мистический случай на болоте.

Предыдущие истории.

Тайга 1.
Тайга 2.
Тайга 3.
Тайга 4.
Тайга 5.
Тайга 6.

Источники этой темы. via via 2.

Это сообщение отредактировал Marv25 - 29.12.2025 - 20:10

Блять, неужели это все для рекламы сайта?

В любом случае, истории хороши.

Поперли бабкины сказки с мухомора да под елочку.

Хуета. Лес укроет, накормит, обогреет. Нечего в лесу бояться, кроме человека.

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Не скажи. Я человек хоть и городской, но, не вдаваясь в подробности (а их много и местами так же страшно, как у тса), поясню. В глуши свой мир, и свои законы.

Бонус.

Как-то ездили с папой за грибами. Недалеко от города, км в 20-30-ти. Ездили на Ниве по непроходимым дорогам, полям, напролом. Места дикие, так кака практически не проходимые. Сибирь, тайга. Насобирали грибов, едем обратно, выезжаем на дорогу, которая идет вдоль поля. Дорога ухабистая, идёт волнами - то вниз, то вверх, резкие повороты. Едем молча, не разговариваем, так как устали от сбора грибов и прогулки по лесу. И вот мы видим, как впереди по дороге, метрах в 20-ти перед нами едут два мальчика на велосипеде. Один за рулем, другой на багажнике. Видим со спины, только их спины и макушки. Едут и скрываются вниз дороги и за поворот. Дорогу обрамляют кусты, трава высокая. Мы догоняем, заворачиваем за поворот за ними - нет никого. После поворота дорога стала просматриваться вперед, вокруг поля. Я смотрю по сторонам - никого. Проезжаем еще вперед метров 50 и тут я спрашиваю папу (мало ли, может мне почудилось):

- А где мальчики?

- Не знаю.

- Ты их видел?

- Да, двое на велосипеде один за рулем, другой на багажнике.

- Но их нет нигде!

До ближайшего населенного пункта, типа села км 10, не меньше, при условии, что надо еще до трассы доехать, а мы в полях у леса. Удивились очень. Начали обсуждать и ситуация показалась еще более странной, так как мальчики были в таких серых, типа льняных одеждах, что-то вроде рубахи и штаны из той же ткани, в таких еще веке в 19 ходили. Мальчишки на вид лет 11-12 тот, что за рулем был, на багажнике помладше, лет 8-9. Волосы русые, белесые, копной свисают чуть ниже ушей, прическа "под горшок". Мы остановились, походили, посмотрели - спрятаться нигде нельзя, тем более с велосипедом все просматривается. Кусты вдоль дороги не такие плотные и почти прозрачные. Дети просто исчезли. Единственное, что пришло в голову, что это как будто бы мы попали в какой-то временной срез и на мгновение увидели жителей далекой эпохи. Хотя, кто знает, что это было.

Бонус.

История, рассказанная моими друзьями, неоднократно и без изменений. Лето, переходящее в осень, друзья мои, муж и жена, поехали в лес прогуляться, воздухом подышать, куропаток пострелять, грибочков собрать, классика! Настроение прекрасное, приехали, вышли, шутят, смеются, но! Подруга говорит, чувствую, холодно, неуютно, как будто смотрит кто то пристально и тишина в лесу, ни ветра, ни птиц не слышно, но виду не показываю, наблюдаю за мужем, смотрю он озирается, но молчим оба, слышим со стороны леса, звук большой машины и треск деревьев, как если бы трактор ехал, деревья ломал, стоим смотрим и понимаем, что там тайга, нет там никаких вырубок, ходили там несколько дней назад, а звук есть, мы тихонечко к машине, садимся, смотрим друг на друга, и понимаем что надо ехать отсюда, машина не заводится, а звук приближается и видны сквозь елки огромные фары, тут машина завелась, стали в горку подниматься, а им навстречу с горки едет какая-то непонятная техника, фары шире дороги, и такие большие и светят очень ярко, мы говорит им мигаем, чтоб пропустили проехать, огни скрылись за пригорком, друзья выезжают на эту горку, а техники той нет, и дорожки в лес ни какой нет, чтоб она могла заехать. В общем, ехали они от туда так быстро как могла позволить лесная дорога, ехали молчали, пока до города не доехали, остановились, и тут пробрало, руки задрожали, слезы, мурашки по коже, в общем все как надо. Теперь эту историю рассказывают в красках, когда попросим.
@ Н.Д.

Это сообщение отредактировал Marv25 - 29.12.2025 - 20:28