9
ИЛИ:«ОТЕЧЕСТВЕННАЯ МЫСЛЬ ПАРИЛА ВЫСОКО — ВОТ ТОЛЬКО НИКТО НЕ ПОСТРОИЛ ЕЙ ВЗЛЁТНУЮ ПОЛОСУ»
В народной памяти — особенно той, что формировалась под аккомпанемент медных оркестров и патриотических сериалов — царская Россия предстаёт почти как сокровищница гениев: Лобачевский с его неевклидовой геометрией, Менделеев с таблицей, Попов — чуть ли не прародитель радио, Бутлеров, Жуковский… И это — правда. Но — и это ключевое «но» — они процветали непесмотря, а не благодаря имперской системе.
Наука в Российской империи напоминала редкие редиски, взращенные в трещинах асфальта: впечатляюще, но явно не по назначению почвы.
✅ Финансирование: «Наука — не удел государственных казёнщиков»
❗В 1913 году расходы на научные исследования и опытные разработки составляли 0,2%от государственного бюджета. Цифра не просто скромная — она издевательская. Для сравнения: в Германии к 1910 году доля НИО превысила 1%, а к 1930-м — подошла к 2,5%. В СССР же уже к 1970 году она достигла 4,2% — в 21 раз больше, чем в империи накануне её краха.
Но цифра 0,2% — это всё финансирование науки, включая академические зарплаты и содержание зданий. На прикладные разработки, на экспериментальные лаборатории, на промышленное внедрение — не оставалось практически ничего.
Как писал в своих мемуарах академик Александр Николаевич Крылов (выдающийся кораблестроитель, математик и механик, член-корреспондент Петербургской Академии наук с 1900 г.):
❗ «Постройка моделей, испытания, вычисления — всё требует денег. А денег не было. Даже на чертёжные доски и хорошие линейки приходилось ходатайствовать, как на милостыню… Академия наук получала ежегодно меньше, чем жалованье одного генерал-губернатора»
Это не преувеличение. В 1912 году бюджет Петербургской Академии наук составлял 892 000 рублей. В том же году жалованье одного Московского генерал-губернатора — 120 000 рублей, а его канцелярия тратила на поддержание «блеска представительства» — ещё 300 000. То есть одна губернаторская резиденция съедала почти половину академического бюджета.
А вот как оценивал ситуацию один из последних министров финансов империи — Пётр Львович Барк (в должности 1914–1917), в докладе Государственному совету в 1916 году:
❗ «Россия остаётся единственной великой державой, где государство не имеет ни одного специального органа по делам технического прогресса. Германия — 17 рефератных бюро при Министерстве торговли. Англия — Board of Scientific and Industrial Research с годовым финансированием 1 млн фунтов. Франция — Comité des Arts et Manufactures. У нас — проект ведомственного совещания «по рассмотрению вопроса о целесообразности создания чего-либо подобного»… с 1908 года»
✅ Институциональная пустота: «Наука — это не компетенция»
В Российской империи не было ни одного государственного НИИ,финансируемого на постоянной основе и ориентированного на прикладные задачи. Никаких «Институтов машиноведения», «Энергетики», «Металловедения» — всё это появится только в 1920–1930-е годы.
Даже знаменитый «Аэродинамический институт» в Кучино, основанный Жуковским в 1904 году, существовал на пожертвования Московского общества воздухоплавания и частных меценатов — прежде всего, Саввы Мамонтова и Рябушинского. В 1910 году, когда Жуковский попросил 50 000 рублей на постройку аэродинамической трубы, Министерство народного просвещения ответило:
❗ «Выделение средств на подобные сооружения не предусмотрено утверждённой сметой ведомства. Вопрос передан на рассмотрение в Комитет по делам высших учебных заведений».
Комитет «рассматривал» вопрос до 1914 года — и так и не принял решения.
Свидетельство современника — инженера-механика Владимира Александровича Левшин, участника строительства первой российской электростанции в Ливадии (1910):
❗ «Мы покупали турбины у Siemens, генераторы — у AEG, кабели — у Felten & Guilleaume. Когда я спросил, почему не наши, директор завода ответил: «Потому что в России нет ни одного предприятия, способного сертифицировать оборудование мощностью выше 500 кВт. Для этого нужно заключение Главного инженерного управления… а оно рецензирует проекты по уставу 1886 года». Я тогда впервые понял: у нас не отсталая промышленность — у нас законсервированная промышленность»
✅ Патенты: 1 200 против 63 000
Наука— это не только открытия, но и их внедрение. Здесь империя выглядела как изобретатель, у которого есть гениальная схема, но нет ни паяльника, ни гвоздя.
❗В 1913 году в России было подано 1 200 патентных заявок.
В Германии— 28 000.
В США— 35 000.
Итого:63 000 — против наших 1 200.
То есть в одной только Америке каждый день рождалось почти столько изобретений,сколько в России — за три месяца.
Но цифры — лишь верхушка. Гораздо важнее — что изобретали.
В США и Германии — двигатели внутреннего сгорания, автомобильные трансмиссии, электрические реле, металлургические печи с регенеративным нагревом.
В России— регулируемые удилища для рыбной ловли, механизированные чайники, пружинные замки для сундуков.
Согласно отчёту Отделения промышленности и торговли при Министерстве финансов (1914):
❗ «Из 1 200 патентов 1913 г. лишь 87 относятся к машиностроению, 12 — к электротехнике, 4 — к химической технологии. Остальные — к предметам домашнего обихода, одежде, обуви и сельскохозяйственным орудиям ручного труда»
То есть даже те немногие изобретатели, что решались подавать заявки, инстинктивно чувствовали: государство не даст реализовать ничего, что потребует фабрики, станка или квалифицированного рабочего.
✅ Случай Сикорского: «Там мне дали 100 тысяч. Здесь — три отказа»
Никакие цифры не звучат так убедительно,как личная драма гения, вынужденного покинуть родину не из-за войны или революции, а — из-за… спецификации.
Игорь Иванович Сикорский, будучи ещё студентом Политехнического института в Петербурге, в 1909 году представил проект вертолёта. Ему отказали: «Аппарат нестабилен, не вписывается в рамки утверждённой спецификации Министерства путей сообщения» (которое, к слову, отвечало за воздухоплавание — потому что в империи не нашлось места для Министерства авиации).
В 1911 году он предложил модернизировать морской самолёт — снова отказ: «Предложение выходит за пределы утверждённого технического устава Морского ведомства».
В 1916 году, уже после успеха «Ильи Муромца» (мирового прорыва — первый в мире четырёхмоторный бомбардировщик), он запросил финансирование на улучшенную версию с герметичной кабиной и регулируемым винтом. Ответ:
«Проект не соответствует тактико-техническим требованиям,утверждённым в 1914 г.»
—хотя война давно доказала, что эти требования устарели ещё до их подписания.
А в 1919 году, в эмиграции, Сикорский получил от компании Sikorsky Manufacturing Co. 100 000 долларов — на разработку нового гидросамолёта. В интервью 1954 года, записанном его учеником и биографом В.В. Уткиным, он сказал:
❗ «Здесь мне дали сто тысяч долларов на проект. В Петрограде — три отказа в 1909–1916 гг.
«Не входит в рамки утверждённой спецификации».
Я не уехал из России из-за большевиков.Я уехал из-за спецификаций»
Эту фразу — «Я уехал из-за спецификаций» — можно нанести на памятник не одному Сикорскому, а целому поколению русских инженеров.
✅ Случай Пироцкого: «Летающий танк» — и 20 лет молчания
Ещё ярче ситуация с Фёдором Аполлоновичем Пироцким(1845–1898) — пионером электротранспорта и создателем первой в мире электрической железной дороги (1875, парк Александрия под Царским Селом). Его поезд на 200 метров предвосхитил все европейские аналоги.
Но Пироцкий не остановился на этом. В 1896 году он представил проект бронированного гусеничного тягача с электроприводом — прообраза танка. В записке в Военно-технический комитет он писал:
❗ «Машина способна передвигаться по пересечённой местности, преодолевать рвы до 2 м ширины, нести 2-орудийную батарею и прикрытие из 12 стрелков. Привод — электрический от автономного бензин-генератора. Время сборки — 6 часов. Затраты — 45 000 руб.»
Ответ последовал через 20 месяцев — в 1898 году, уже после смерти Пироцкого:
❗ «Предложение не может быть принято к исполнению, поскольку:
а)гусеничный ход не предусмотрен в тактических уставах;
б)электрический привод не прошёл испытаний в полевых условиях;
в)проект не соответствует спецификации на механизированные средства тяги артиллерии, утверждённой в 1887 г.»
Танк появится в 1916 году — в Англии. А в 1940 году, уже в СССР, конструктор Жозеф Яковлевич Котин (разработчик КВ и ИС) скажет на совещании в НКТП:
❗«Когда я впервые увидел чертежи Пироцкого, я не поверил глазам. Он описал танк с электротрансмиссией за 20 лет до Т-35… А знаете, что его убило? Не отсутствие знаний. Отсутствие доверия. Доверия к мысли, которая отклоняется от устава»
✅ Случай Попова: «Беспроволочная телеграфия — не военно-учётная специальность»
Даже Александр Степанович Попов— чьё имя сегодня вплетено в миф о «российском первенстве в радио» — сталкивался с системным пренебрежением.
Его знаменитый доклад «Об отношении металлических порошков к электрическим колебаниям» в Русском физико-химическом обществе (7 мая 1895 г.) был воспринят как «любопытный физический эксперимент». Лишь в 1897 году, после того как моряки на собственные деньги построили приёмник на крейсере «Африка», начались первые испытания.
Но — и это ключевой факт — Морское ведомство не приняло ни одного нормативного акта по внедрению радиосвязи до 1904 года, уже после начала Русско-японской войны. В 1903 году, за год до Цусимы, Попов писал в рапорте:
❗ «Имея в виду, что все иностранные флоты уже оснащаются радиотелеграфией, считаю необходимым срочно оборудовать 1-й флот не менее чем 20 станциями. Стоимость комплекта — 3 500 руб. Общая смета — 70 000 руб.»
Рапорт ушёл в «производство». В 1904 году русские эскадры выходили в Цусиму без единой радиостанции на броненосцах. Японцы же имели сплошную радиосвязь — и благодаря этому знали о каждом манёвре Рожественского.
Английский военный атташе капитан Уильям Фуллер, наблюдавший Цусимское сражение, писал в своём донесении:
«Российский флот шел в бой так, словно на дворе был 1805 год — с сигнальными флагами, почтовыми голубями и слепой верой в божественное провидение. Тем временем японские адмиралы координировали свои действия по беспроводной связи в режиме реального времени от Хиросимы до Цусимы. Это была не битва — это была демонстрация двух столетий»
Не «две эскадры». Два века.
✅ Эпилог: наука «во славу», но не «на дело»
Да,в империи были гении.
Но,как сказал Петр Леонидович Капица на заседании Президиума Академии наук СССР:
«Лобачевский сделал революцию в геометрии — и умер в нищете, будучи снят с поста ректора за «вольнодумство». Менделеев предложил реформу мер и весов — и получил выговор за «критику существующего порядка». Попов продемонстрировал радиопередачу в 1895-м — а в 1900-м Гульельмо Маркони получил Нобелевскую премию за «изобретение радио».
В империи науку уважали— как уважают икону в красном углу: почитают, но не дают ей работать. Гвоздь в стену не вобьёшь — вдруг лик повредишь?..
Наука была украшением империи.Только украшение не спасает от крушения»
✅ И — в заключение — цифра, которая сводит все аргументы в один узел:
К 1917 году в Российской империи не существовало ни одного серийного производства:
· двигателей внутреннего сгорания мощностью выше 100 л.с.,
· электрических генераторов выше 1 000 кВт,
· станков с числовым программным управлением (разумеется),
· но даже — металлорежущих станков с автоматической подачей.
✅ А в СССР к 1937 году:
· 11 авиазаводов выпускали более 5 000 самолётов в год,
· 14 электромашиностроительных заводов производили генераторы до 100 000 кВт,
· и — впервые в мире — создано единое научно-производственное кольцо:
НИИ → ОКБ → завод-изготовитель → войска → обратная связь в НИИ.
Эта система, несмотря на все издержки, позволила за 20 лет (1928–1948) пройти путь, который Германии и США заняли 60 лет.
Такова ирония мифа:
Гении были— система их удушила.
Изобретения рождались— государство их хоронило.
Наука«процветала» — только в будущем времени… и за океаном.
Источник:
https://vk.ru/wall-205317594_167887Размещено через приложение ЯПлакалъ
yaplakal.com