8
В 1926 году в Советском Союзе по инициативе комсомола возникло движение молодежи, известное как «легкая кавалерия». В 1928 году VIII Съезд ВЛКСМ вынес решение о всемерном развитии движения Лёгкой кавалерии в целях привлечения молодежи к борьбе с недостатками в социалистическом строительстве, с бесхозяйственностью, а также с бюрократизмом, за укрепление государственного аппарата. К этой работе активно привлекали пионеров. Чиновники посчитали, что активисты в красных галстуках должны стать «легкой кавалерией» от «верхов». И в их обязанности входила проверка буфетов, столовых, а также различных государственных учреждений. Предполагалось, что «кавалеристы» смогут улучшить работу всех этих организаций.
Одним из таких «кавалеристов» стал обычный 12-ти летний московский школьник Валя Егоров, однако шумную агитационную кампанию, способную контролировать советские учреждения, парнишка использовал в своих корыстных целях.
Егоров, по его собственным показаниям, в качестве представителя "легкой кавалерии подшефной школы или подшефной пионерской организации", посланного якобы для проверки "сектора питания", получал у легковерных и беспечных администраторов право доступа в те или иные учреждения, питался в столовых этих учреждений и при удобном случае обворовывал столы и шкафы сотрудников. Беззаботных чиновников мальчик встретил на своем воровском пути немало - прикрываясь проверкой столовых Егоров в разное время проникал и производил кражи в Наркомтяжпроме, Наркомсовхозе, Наркомснабе, Наркомздраве, МК ВКП(б), Цекомбанке и ряде других учреждений. И вот на очереди оказалось суровое с виду ведомство финансов: - в Наркомфин Егоров проник получив разрешение на проверку столовой и буфета у секретаря месткома Наркомфина Орловской. Пропуск для входа в здание Наркомфина в выходной день Егоров получил у ответственного дежурного по АХУ Наркомфина Воробьева С.К. Орловская и Воробьев никаких документов у Егорова не спрашивали, поверив ему на слово. После осмотра "сектора питания" Егоров занялся воровством, вскрыв и обокрав около 80 столов и шкафов сотрудников Наркомфина.
Примечательно, что антисоветским элементом, с которым в то время упорно сражалась советская власть, мальчик совершенно точно не был. Расследованием было установлено, что преступником, производившим неоднократные взломы и кражи в здании Наркомфина, является Валентин Иванович Егоров, несовершеннолетний (12 лет), без определенных занятий, сын рабочего кочегара, проживающий по Б. Бутырской ул. д. N 39 кв. 6".
Свои поступки не по годам смышленый и, главное, политически грамотный мальчик, среди прочего, объяснял стремлением ни много ни мало улучшить работу центральных структур советской бюрократии, высказываясь вполне в духе придуманного братьями Вайнерами Глеба Жеглова: "Кражами я занимаюсь уже четыре года. Ворую только в государственных учреждениях и то только в столах сотрудников беру деньги, карандаши и разные канцелярские принадлежности. Надо же учить дураков, когда они плохо относятся, оставляя без присмотра незапертые столы с секретными и другими бумагами. Привлечь кого-либо к ответственности вместе с юным правонарушителем, по закону никакой ответственности не несущим, было невозможно, ибо мальчик бойко тараторил: "Ворую я один самостоятельно без товарищей и никаких товарищей не признаю, так как одному это сделать лучше, а то товарищи могут засыпать".
Примечательно, что Егоров обокрал и известного чекиста Яна Ольского13, работавшего в 1934г. начальником Главного управления столовых Наркомата внутренней торговли СССР.в своих показаниях мальчик указывал следующее: «Я узнал, что в столовую приехал тов. Ольский, и когда он проходил в столовой вместе с 6-тью какими-то лицами, он обратил на меня внимание и спросил - мальчик, ты откуда, я сказал - я из подшефной школы из легкой кавалерии, проверяю здесь питание в этой столовой, тогда он мне сказал, что же ты проверяешь одну столовую, хочешь проверить все столовые, я ему сказал - хочу, он мне сказал - ты знаешь, где находится Наркомснаб, приходи ко мне, я тебе дам удостоверение, я Ольский, заместитель Микояна, сказав ему - ладно, я завтра приду, до свидания».
В ведомстве товарища Микояна также царила беспечность: "На другой день я пришел в Наркомснаб и пошел на 4-й этаж к секретарю Ольского, которому сказал - "тов. секретарь, я легкий кавалерист, мне вчера велел придти т. Ольский, он хотел мне дать удостоверение". Не спросив у меня документов и откуда, она провела в кабинет Ольского, когда я вошел и поздоровался, Ольский сказал - здравствуй, ты просил у меня удостоверение, я тебе сейчас приведу товарищей, с которыми ты договоришься, и тут же вышел из кабинета, а мне сказал - ты подожди, я сейчас приведу. После его ухода я открыл у него первый попавшийся ящик, в котором нашел часы, забрал их себе в карман и тут же сел обратно на стул. Вскоре зашел Ольский обратно и привел с собой товарища, который меня взял к себе в кабинет и мы договорились, что я приду на другой день, т.к. сегодня уже работа окончилась и машинистки все ушли, я и ушел". А когда назавтра Валентина все-таки изловили, воришка отделался легким испугом: "На другой день пришел я опять сюда же, в Наркомснаб, зашел в кабинет Ольского, поздоровался с ним и, когда он вышел из кабинета, я опять залез к нему в этот же стол, где взял один от часов золотой брелок и хотел взять кинжальчик, но он вошел и сказал "ты, парень, что делаешь", я растерялся и молчал, тогда он направил меня в 22-е отделение милиции, откуда я и убежал".
Кражи в финансовом ведомстве совершать было куда легче, там парнишка сразу почувствовал себя как рыба в воде: "23 сентября я пошел в Наркомфин на Ильинке д. N 9 и пришел в партком, подойдя к председателю, я сказал, - я легкий кавалерист из подшефной школы, пришел проверить ваше питание, а она, не проверив документов, сказала - "мы этим делом не ведаем, а иди к председателю месткома Орловской, она тебя допустит по проверке столовой", я тут же пришел в местком и спросил, кто тут будет Орловская, находившаяся здесь же женщина сказала - я, тогда я сказал, я легкий кавалерист из подшефной школы, она меня спросила - из 11-й школы что ль, я сказал - да, ну ладно, а сама тут же вызвала к себе бригадира питания, она и познакомила меня со своей столовой, водила во все цеха питания, на кухню, в кладовую и накормила обедом, после чего я ушел из столовой около 18 часов и, не выходя из наркомата, поднялся на 3-й этаж в 12-м подъезде, зашел в комнату месткома, где убиралась уборщица, которой сказал: "ты не убирай и не запирай комнату, здесь будет собрание комсомольцев". Уборщица тут же, немножко убрав, ушла в другую комнату, а я в это время вскрыл ножом стол председателя, у которой и нашел много других ключей, которыми открыл стоявший здесь же шкаф, где и нашел маленький несгораемый ящик, открыл его лежащим в шкафу ключом и взял себе 95 рублей лежащих в нем денег, после чего вскрыл еще три стола в другой комнате, где нашел только одни ключи и, ничего не взяв в них, совсем ушел из наркомата".
На Ильинке "контролеру" очень понравилось, здесь он кормился и запасался целую неделю: "25 и 27 сентября я опять приходил в Наркомфин и проверял столовую, но в эти дни ничего не брал и 30 сентября пришел в наркомат и пошел в местком, вскрыл один стол, взял себе из ящика серебряную ложечку и чашечку, конфетки, один рубль денег, один перочинный ножик, железное зеркало, пару яблок, облигации пятилетки в 4 года на сумму 65 руб., которые тут же и порвал, после чего пошел по зданию наркомата во все отделы: секретный, художественный, редакцию, партком и другие, где во всех комнатах я вскрыл больше 80 столов и забрал из них одну печать-факсимиле, которую тут же разорвал (это сделал потому, чтобы не оставляли в комнате в столе в незакрытом ящике), пачку папирос "Алжир", 12 штук карандашей, одну тетрадку, пудреницу, после чего и ушел из наркомата без пропуска (при моем приходе в наркомат 30 сентября мне дежурный по Наркомфину выдал пропуск, не спросив документы, только сказал - куда идешь, а я ему ответил - иду в редакцию Финкор, ну а он и дал пропуск)".
Добрался воришка и до кабинета самого главного финансиста, назвавшись его сыном: "В этот же день, ходя по Наркомфину и вскрывая столы, я зашел в кабинет наркома тов. Гринько, где уже работали полотеры, которым сказал, - вы не закрывайте кабинет, сейчас приедет мой отец, а они, сказав ладно, кончили натирать полы, ушли, а я имевшимися у меня ключами вскрыл его (Гринько) стол, где ничего не нашел подходящего для меня и, не заперев, разозлился, вскрыл стол секретаря, где также ничего подходящего для себя не нашел и тоже не заперев - ушел".
Проник любознательный мальчик и в штаб комсомола, где встретил таких же ротозеев: "Был в здании ЦК ВЛКСМ, при обходе комнат воровал на ходу толстые карандаши, значки, чистую бумагу, а в одной комнате из открытого ящика письменного стола утащил продовольственные карточки и кошелек с деньгами в сумме 21 рубль". Не брезговал парнишка и добычей идеологического свойства: "Помимо Наркомфина я совершил кражу первомайских плакатов и три портрета вождей в Бауманском отделе народного образования, которые продал - плакаты на завертку, а портреты в 16-ю железнодорожную школу, находящуюся на Хуторской ул.".
Так бы и гулял смышленый малец по присутственным местам, ежели бы не стащил дорогой фотоаппарат у работника центральной печати: "На фабрике "Большевик", в редакциях журнала "Экран", газет "Правда" и "Известия" я также при всяком случае воровал, что только мог из письменных столов. В редакции "Правда" проверял столовую, в редакции "Известия" у фоторепортера Новикова украл фотоаппарат, с которым при попытке его продать был задержан".
Тут-то и навалился на Егорова НКВД всей своей чекистской мощью. «Дело Егорова» дошло до Политбюро, докладывал о нем лично нарком Генрих Ягода. Информация Г.Г. Ягоды об этом деле была по поручению Сталина разослана членам Политбюро, а обычно сдержанный Молотов в резолюции на бумагу главы НКВД даже позволил себе выразить эмоции: "По-моему, стоило бы сие разослать к сведению членов п[олит]бюро и наркомов. Особенно "интересны", по своей наглости и по характеристике порядков в наших учреждениях показания Егорова".
По результатам расследования и обсуждения этого случая, 8 апреля 1935 г. читатели центральных газет ознакомились с принятым днем ранее суровым постановлением ЦИК и СНК СССР "О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних". Отныне не всем советским детям было удобно благодарить товарища Сталина за свое счастливое детство - пункт 1 постановления гласил: "Несовершеннолетних начиная с 12-летнего возраста, уличенных в совершении краж, в причинении насилий, телесных повреждений, увечий, в убийстве или в попытках к убийству, привлекать к уголовному суду с применением всех мер уголовного наказания". Кроме того, была существенно усилена охрана наркоматов и других центральных советских учреждений, начиная с Наркомфина. О дальнейшей судьбе Валентина Егорова сведений нет, но отныне за систематические кражи ему светило не направление в Экспериментально-дефектологический институт, куда он попал после своих показаний, а реальный срок в трудовой детской колонии - к 1940 г. в ГУЛАГе подобных учреждений закрытого и открытого типа было уже 50. Любопытно, что на 1 марта 1940 г. в таких колониях содержалось 4126 пионеров и 1075 членов ВЛКСМ. И хотя жаргонное словечко "спионерить" появилось уже после войны, походы изобретательного мальчишки по наркоматам именно этот глагол характеризует как нельзя лучше.
Что же касается самого движения «легкой кавалерии», то оно постепенно сошло на нет. В последующие годы участие молодёжи в государственном и общественном контроле приняло другие формы. С 1962 аналогичной деятельностью занимались отряды «Комсомольский прожектор», но это уже другая история.
Источник:
https://rodina-history.ru/2016/04/22/rodina-pioner.htmlРазмещено через приложение ЯПлакалъ
yaplakal.com