1
Начало
https://www.yaplakal.com/forum40/topic2993970.html?hl=https://www.yaplakal.com/forum40/topic2994918.html?hl=https://www.yaplakal.com/forum3/topic2999180.html?hl=Андрюха Кулагин хвастается фотками с рыбалки, куда ездил во время отгулов. Андрюха трындеть не будет. Если сказал, что поймал сома в три кило, значит, так оно и есть.
Но меня больше интересует не он, а наш новоиспеченный эксперт с фамилией из животного мира. Помнится, недавно он сказал, что кое-что нарыл в видео из таксофона.
Тем более, что именно по этому делу меня так настойчиво прикрепляют к Андрюхе. Хотя, хоть убейте, не вижу – что такого сложного в случайной смерти этого несчастного стажера. Чего там расследовать? Притон тот мы два раза еще с Савельевым обыскали, ничего интересного там нет. Крокодилам тем светит железная 228-я, а убийца Вальки лежит в холодильнике у Палыча. Место только занимает, всё равно невостребованным окажется.
- Ваня, - вкрадчиво обращаюсь я к эксперту, - а что ты нашел на записи? Поделись с коллегой, и тебе обязательно зачтётся.
Котик наш оперативный вздыхает так, словно я опять ему про мейн-кунов напомнил, двигает мышкой, осветляя экран компа, и подзывает меня к столу.
- Вот смотрите, Александр Сергеевич, - начинает он так церемонно, что я морщусь.
- Брось, Ваня, Саша меня зовут. Друзья Саней, отец Александром кличет.
Эксперт сосредоточенно кивает:
- Вот смотрите, Александр, я попробовал почистить изображение. Конечно, без глаз узнаваемость остается крайне низкой, но, судя по овалу лица, общей комплекции фигуры, если убрать накладной живот, я бы поставил на то, что этот человек сейчас лежит в нашем морге с простреленной головой. Но сами понимаете, утверждать не берусь всё равно.
Вот это да! Личный охранник Гаврилова! А почему бы, собственно, и нет. Ведь пулю в лоб он пустил себе неспроста, должно было произойти что-то очень выдающееся. Хотя, хотя, хотя…
- Дима, - дергаю я Савельева за рубашку, - а вы таксофон, из которого был звонок, хорошо проверили? А записи с регистраторов машин на стоянке? А камеру внутри самого автовокзала?
- Саня, всё собрали и отдали Котику, - отмахивается Савельев, - не понимаю, что ты там хочешь найти. Отпечатки с трубки сняли, но сам понимаешь – это таксофон.
- Ну, мало ли, - философски пожимаю я плечами, - как говорил тот, который наше все, «Опыт – сын ошибок трудных».
- Есть совпадение по отпечаткам! – радостно выкрикивает Котик. – Судимый за изнасилование некий Антон Макарчук. Липовая 22, квартира 1.
Андрюха вскидывает голову из-за кипы бумаг, накопившейся за отгулы, и бросает на меня выразительный взгляд, после которого я послушно делаю под козырек:
- Есть, товарищ следователь, я уже на Липовой. Через Абрикосовую и Виноградную.
Хотя, всё равно чушь собачья эти отпечатки. Этот Макарчук мог их оставить на трубке в любое время. Ну, не в любое, согласен, а за те часы, что прошли от звонка незнакомца до осмотра таксофона Савельевым. Но ведь тоже – чем чёрт не шутит.
И поэтому я паркуюсь у дома на Липовой 22 и нажимаю звонок квартиры номер 1.
- Кого нелегкая принесла? – слышу из-за двери испуганный мужской голос.
- Оперуполномоченный капитан Горохов желает вас побеспокоить. Будьте любезны открыть дверь и взглянуть на мое удостоверение. У меня к вам есть несколько вопросов.
Шебуршание за старой дверью с ободранным ватином говорит мне о том, что хозяин вглядывается в дверной глазок. К которому я тут же подношу раскрытое удостоверение.
- Я ничего не делал, начальник! Я живу тихо, как мышь.
Голос за дверью пугается еще сильнее. Эх, недосуг мне тут с тобой возиться, прощелыга.
- Если не откроете по-хорошему, я буду вынужден вскрыть квартиру. Гражданин Макарчук, не усугубляйте.
Конечно, я не имею никакого права вскрывать дверь, но, поверьте, таких типов, сломавшихся после первой отсидки, я видел не раз. И даже не два. Они боятся того, что любое преступление автоматически будет вешаться на них. И убегать он тоже не будет. Судя по голосу, у него почти истерика. Откроет как миленький, потому что не открыть – еще хуже.
Ну, вот, что я говорил. Дверной замок щелкает, впуская меня в неуютную гостиную, заставленную всяким хламом.
- Ты, чего, Макарчук, так и живешь в этом бардаке? – искренне удивляюсь я, перешагивая всякие свёртки, пакеты, пакетики, рулончики и тюки. – Ты откуда это понабрал, охламон? Ларек, что ли, грабанул?
На меня глазами побитой собаки смотрит хозяин квартиры. Маленького роста, невзрачный мужчонка с некрасивой плешью на голове, старательно укрытой редкими седыми волосами.
- Денег у меня нет, начальник, - покорно сообщает он, - никто с такой статьей на работу не берет, вот я по помойкам и лазаю. Где найду чего, так починю, помою, да продам за копейки. На хлеб хватает – и ладно. Продавщица из магазина меня иногда просрочкой балует, я ей за это лампочки вкручиваю, да прилавки ремонтирую. Не ворую я, начальник, поверь.
Конечно, не ворует, это сразу было понятно. Тюрьмы он боится как чёрт ладана. Его отсидка за изнасилование начисто от тюряги отрезала. Умирать будет, но за решетку снова не пойдет.
- Ну, ладно, Антон, пошутил я так неудачно, - я смягчаю тон,, - ты мне вот что скажи – ты когда в таксофоне у автомата был, ничего странного там не заметил?
Макарчук с готовностью вскидывает голову и кивает так, что кажется, будто у него вот-вот оторвутся уши. Был, начальник, был. Видел, начальник, всё видел. Тётку видел, которая таксисту сто рублей недоплатила, её потом этот бомбила на всю Ивановскую матом крыл. Девчонку молодую видел, которая собаку пнула, а это, между прочим, целая 245-я статья. Бабку с авоськой видел, она из кофейных автоматов сироп сливала и деревянные палочки тырила. Фоторобот могу прям щас нарисовать.
Ух, какой у нас свидетель глазастый, оказывается. Прямо готовый информатор, бери тёпленьким.
- А больше ничего интересного? – останавливаю я этот поток воспоминаний. – Ну, там странно одетого человека какого-нибудь.
Макарчук морщит лоб с таким наигранным старанием, что я сразу понимаю – сейчас соврет. Причем, нагло. Прямо мне в глаза.
Нет, машет башкой бывший сиделец. Никого больше не видел. Но бабку с авоськой может нарисовать, у него в школе пятёрка была по ИЗО.
- Макарчук, - угрожающе протягиваю я, - опять усугубляешь? А с пристрастием если тебя допросить? Тогда вспомнишь?
И тут он ломается. Плюхается на драный пуфик возле потрескавшегося зеркала и грустно-грустно вздыхает.
- Так не было ничего там, начальник. Вот памятью маменьки своей поклянусь – не было там ничего.
Где и чего не было я, конечно же, не понимаю, но чутьем ищейку чую, что двигаемся мы с этим бедолагой в правильном направлении.
- Рассказывай, Антон, - советую я ему, - облегчи душу. Грабануть кого-то хотел?
Нет, тут же вскидывается он, не ограбить. Ограбить – ни-ни. Надеялся закладкой разжиться, да загнать потом знакомым бомжам, чтобы те его с помоек не гнали.
Словом, видел он того кадра. Причем, близко. Причем, видел даже без очков, которые тот натянул еще в здании автовокзала, потому что там нет камер.
И в будку таксофона наш свидетель зашел сразу за рыжим, потому как наблюдал за ним издалека. Уж дюже подозрительным показался ему тот тип с накладным животом.
Вот Макарчук и подумал, что беременный мужик в таксофоне закладку сделал. Вот и решил ее подрезать втихаря.
Ну, что ты с ним поделаешь. Опыта никакого, чтобы понимать, что в таких местах закладки никто не делает. Но ведь свидетель-то оказался ценный. На вес, прямо-таки, золота.
- Опознать сможешь? Если покажут без бороды?
- Обижаешь, начальник, - оскорбляется Макарчук, - у меня пятёрка по ИЗО была. Я даже в художку хотел поступать, да не срослось.
Но я его уже не слушаю. Я звоню Палычу, у которого занят номер. Громко чертыхаюсь и набираю Ваню, от которого тут же требую фотографию суицидника, лежащего в нашем морге.
- Это он? – сую я экран телефона прямо в нос неудавшегося художника.
Макарчук вздрагивает всем телом, пристально вглядывается в изображение и уверенно кивает:
- Он, начальник. Но я его не убивал, мамой клянусь. Это не я.
Я успокаиваю его как могу. Не ты, Антон, не ты. Но ты все равно молодец.
Расстаемся на том, что он готов помогать органам за малое вознаграждение, тем более, что наблюдательности ему не занимать. Всё-таки, пятёрка по ИЗО.
***
Так, значит, это сам майор ГРУ и навел нас на тот притон. И пистолет, скорее всего, он подложил в закладку, чтобы мы его забрали и выяснили, откуда у ствола растут ноги.
Да, сложную многоходовочку придумал бывший разведчик. Стоила ли она жизни Вальки и его собственной, вот вопрос вопросов.
Андрюха тоже пока в непонятках. Он только взялся за это дело. Тот крокодил, которого допрашивал Петров, ушел в несознанку полностью. Второй наркоша тоже ничего путного не говорит, а только повторяет уже известное нам. Ганс принес, сказал, что взял в закладке.
- Горохов, зайди ко мне, - сухо приказывает Авдеев по телефону.
Так сухо, что я начинаю вспоминать все свои последние косяки. Да, вроде, ничего я не натворил. Даже майора два дня уже не видел, поэтому и нагрубить ему не мог.
- На, читай, - полковник протягивает мне лист бумаги, заполненный аккуратным ученическим почерком.
Это рапорт, который на меня накатал тот самый Петров, который не Водкин. И в расследование, от которого отстранен, я вмешиваюсь. И следственным мероприятиям мешаю, подрывая авторитет самого следователя. И выказываю недоверие к его, Петрова, опыту, тем самым вызывая у подследственных ощущение того, что органы правопорядка не являются единым целым, стоящим на страже законов нашего государства.
Ей-Богу, не вру, он так и написал.
- Скажи мне одно, капитан, - доверительно спрашивает Авдеев, - ты спокойно совсем жить не можешь? Тебе что, драйва в жизни не хватает?
- Товарищ полковник, - захожусь я праведным негодованием, - да я понятия не имею, о чем этот Петров пишет. Где это я в расследование вмешивался? Когда это я его опыт подрывал? И откуда он столько подследственных взял, когда у нас по делу Светланы один ее муж пока проходит?
- Работать иди, - отпускает меня полковник, - с Петровым сам разберусь.
Нет, ну вы видели, да? Да, блин, понять бы за что следак на меня так взъелся. Полный противоречивых чувств я выхожу на крыльцо покурить. А на крыльце уже собрались все наши. И Димка Савельев, и Кулагин. И даже некурящий эксперт тусуется в нашей компании, отпуская только ему понятные шуточки. Только того самого Петрова и не хватает.
С раздражением выхватываю сигарету из пачки и благодарю Андрюху за поднесенный огонь зажигалки.
Хочу поговорить, но не знаю, с чего начать. Поэтому, просто громко втягиваю дым, думая о своем. И за этими думами пропускаю момент, когда на крыльце остаемся только мы с Савельевым.
- Я тебе этого не говорил, - начинает он, глядя на дорогу, - Петров с подозреваемым поехали в парк. Наш великий ум надеется, что на месте Светкин муж вспомнит, куда выкинул молоток. Меня почему-то не взял.
От услышанного я закашливаюсь дымом. Ну, неужели они не понимают, что этот недотёпа не мог убить нашу Светку? Не та у него комплекция для этого. Не тот удар. Нет, Светка, конечно, иногда жаловалась, что ее муженёк мог и загулять иногда. И выпить был далеко не дурак, но никогда не говорила, что он способен на жестокость. Да и сама Светка была у нас не промах. Такую за рупь с полтиной не возьмешь.
- Дима, ты же понимаешь, что это невозможно!
Савельев поворачивается ко мне и смотрит прямо в лицо.
- Саня, а ты знаешь, что она с мужем развелась из-за тебя? Почти сразу, как ты с Викой разошелся.
Нет. Не знал я этого. Не до того было. От меня тогда любимая женщина ушла, сказав, что устала быть вечной утешительницей. Я с головой ушел в работу, срываясь по пустякам и огорошивая окружающих едкими шутками. На то я и Горохов, что мной хоть в лоб, хоть по лбу, хоть об стену.
- Вот видишь, - подытоживает Савельев, - а Петров знал. И даже пытался сделать ей предложение, когда ты в очередной раз его Водкиным назвал.
Она, конечно, ему отказала. Не тот человек была Светка, чтобы вот так, от безнадёги, принимать предложение.
Молчание. Иногда оно красноречивее любых слов. Вот и мы с Савельевым молчим, разговаривая обо всем. Пока дверь отделения не распахивается, и на крыльцо не вылетает Кулагин.
- Петров везет орудие убийства!
***
Нашел! Они его, всё-таки, нашли. Меня, конечно, к материалам следственного эксперимента не допустили, но перекуры с патанатомом запретить не могли.
И я впервые вижу Палыча таким заинтересованным.
- Исключительно интересно, - говорит он, когда все уже ушли домой, и только я остался специально ради этого разговора.
- Так называемый «мёртвый» безынерционный молоток, применяемый на космических станциях. С парадоксально широким основанием. Честно говоря, впервые вижу такой в качестве орудия убийства. Да, таким вдавить, а не проломить височную кость вполне реально.
Он рассуждает сам с собой, чему я боюсь мешать, почти вдавившись в кирпичную кладку стены. Палыч – он живёт в своём мире. Мире мёртвых. Ему наши внутренние дрязги настолько по барабану, что иногда становится завидно.
- Ну, учитывая последствия нелеченной травмы плечевой сумки правого плечевого сустава у подозреваемого, беря во внимание психологическое состояние, общую неуравновешенность психики, он мог. Да, мог нанести такой удар.
Ну, вот и всё. Убийца найден, и Петров радостно объявит эту новость на завтрашней планёрке.
Вот только я этому не верю. Не верю, и всё. А как же те двое мужиков, что заходили в подъезд аккурат перед самым убийством? Их кто-нибудь пытался найти?
И я знаю, что мне ответят. Мне ответят – а зачем, если убийца сидит у нас в камере? Эти двое мужиков могли быть обычными жителями дома, в котором, на минуточку, восемнадцать этажей.
Палыч давно ушел, а я до сих пор собираюсь с мыслями. Светка, ну на фига ты так? Взяла, и с мужем развелась из-за меня. Стоило ли оно того?
Чёрт! Чёрт! Опять не спится.
Сотая чашка кофе встает колом в глотке. Вторая пачка сигарет вызывает тошноту.
Там, за окнами моей однушки, спит город, которому плевать на всё. В доме напротив горит три окна, несмотря на глубокую ночь. Мне хочется думать, что где-то, в уютной спальне, молодая мать качает ребенка, напевая ему незамысловатые колыбельные. Но профдеформация подсказывает, что где-то в этих окнах совершается преступление.
И когда на зеленом табло настольных электронных часов выскакивает цифра 02.00, я срываюсь с места.
Лихорадочно набираю номер Савельева и выпаливаю в трубку, пока он не послал меня к чёрту:
- Дима, мне нужна встреча с подозреваемым. Неформальная.
- Горохов, ты совсем охренел? Мало того, что отстранен, так на часы смотрел?
- Мне нужно с ним поговорить, Дима. Пять минут. Всего пять минут.
Я смотрю на часы. Вижу, что наш разговор длился всего две минуты. Две бесконечные минуты, когда я слышу ответ напарника.
- Приходи завтра в отделение в половине восьмого. Петров задержится, я сам слышал, как он отпрашивается у Авдеева. Я попробую что-нибудь придумать.
Отбой.
yaplakal.com