В этот день умер поэт-фронтовик Григорий Поженян

Будет 8 частей

Один пришёл.
Один уйду.
Один спою свой гимн.
А яблоки в моём саду
легко отдам другим.

Григорий Поженян скончался за полчаса до наступления дня своего рождения, 19 сентября 2005 года. За мужество и героизм Г.М. Поженян награждён орденами Красного Знамени и Красной Звезды, двумя орденами Отечественной войны I и орденом Отечественной войны II степени. Он один из немногих, кто отмечен «Южным бантом» – так называют комплект медалей: «За оборону Одессы», «За оборону Севастополя», «За оборону Кавказа». Войну начал 22 июня 1941 в Севастополе и закончил в 1945 в Белграде

Его «Песню о друге», «Мы с тобой два берега» и многое другое пела вся страна. «Защищая свою крутизну, не печальтесь, что губы разбиты…» наизусть читали чуть не поголовно.

В 39-м году, семнадцатилетним, он начал службу на флоте. Чемпионом флота по боксу стал ещё в сороковом, до того как ушёл в 1-й Особый диверсионный отряд, которым командовал подполковник Валейко, погибший в первой же десантной операции под Одессой.

Григорий Поженян вспоминает:
Я был убежден, что мы высадимся, что первая группа разведчиков пробьется сквозь плавни, даст радиограмму. К ночи радиограмма пришла: «Не высаживайтесь. Мы все убиты. Коля». И восемь почтовых голубей домой, на голубиную станцию, тоже не вернулись. Тогда впервые в нашем отряде были произнесены два страшных и спасительных слова — Сухой Лиман. Страшных — потому что он унес на свое илистое дно много жизней. Спасительных — потому что все-таки через него на стыках полков, зная броды, переходить линию фронта было значительно легче, чем в других местах… Через него отряд ушел отбивать водонасосную станцию в Беляевке, чтобы напоить Одессу.

Дать воду городу – значит затопить котлы в машинном зале. Проникли туда, сняв часовых. Пошла вода – пошёл дым из трубы. Так мы невольно себя «обнаружили». Горсточка людей в глубоком тылу врага. А как уходить?! Воду в Одессе давали по карточкам. Нужно было «держать» этот дым. Чем? Жизнями своими. Это самая трагическая операция в моей жизни.

Весь отряд посчитали погибшими. Позже через Сухой Лиман в Одессу пробрались трое выживших бойцов с телом командира.
Поженян был ранен, его нашла и выходила местная жительница, когда он смог самостоятельно передвигаться, вышел в море на лодке и добрался до своих. С отрядом соединился уже в Севастополе. Воевал на Карельском фронте, десанты в Эльтиген, Керчь, Новороссийск.

А матери Григория успели сообщить, что сын «погиб смертью храбрых, похоронен в Одессе на Сухом Лимане»… Недавно потерявшая мужа, а теперь получившая похоронку на сына, кандидат медицинских наук Елизавета Львовна отправилась военврачом на Ленинградский фронт.

Его мама, маленькая женщина, знаменитый военный хирург, настолько маленькая, что не доставала до раненых на хирургическом столе, и для нее смастерили специальную скамеечку, становясь на которую, она делала сложнейшие операции. В сорок четвертом к ней на стол с легким ранением попал ее погибший под Одессой сын. Вот такое счастье привалило военврачу в то тягостное время. На этой операции у нее было два ассистента. Одна сестра подавала инструменты, а другая полотенцем вытирала слезы радости, которые туманили глаза и мешали работать.

Если б душа отделялась от тела,
я не ходил бы тайком на Пастера,
в дом, где живут все друзья неживые,
где не лежат и цветы полевые.

Первоначально в Одессе на улице Пастера 27 была табличка со списком отряда и словами «Отсюда ушли, чтобы дать осажденному городу воду, и погибли». Позже ее подправили.

Адмирал Ф. С. Октябрьский: "Более хулиганистого и рискованного офицера у себя на флоте я не встречал! Форменный бандит! Я его представил к званию Героя Советского Союза! А он потом во время Эльтигенского десанта опустил за борт вздремнувшего политработника! Поболтался бедняга за кормой, наглотался воды. Естественно ликвидировали представление к Герою".

Поженян: "Мы выбрасывались с катеров, с моря, на немецкие береговые укрепления. Добрались до их окопов. Рукопашная, ножи. Возвратились на катер. А идеолог наш спит сном младенца. Отсиделся. Я его и полечил от трусости. Методом погружения в солёную воду. Да, на войне свои законы".

В госпитале лежал вместе с летчиком Гарагуля, будущим капитаном теплохода "Грузия". Подружились на всю жизнь. Впоследствии приводил к нему на теплоход Высоцкого и Булата Окуджаву. А ещё в госпитале написал стихи "Помолчим немного, сядем ближе, затянувшись, выпуская дым." После войны пришел с ними в Литинститут. Эти строчки понравились Фадееву.

Итак, он студент, молод, весел и смел. На календаре – сорок восьмой год. Но учеба не была гладкой. Два раза его отчисляли.
Первый раз за наган. Кто-то сообщил, что у студента Поженяна есть пистолет. Поженян утверждал, что пистолет именной, но никаких документов на наган у него не было. На суде он читал стихи:

На нём запёкся мой кровавый след.
Я с ним тонул, вползал в болотный студень.
И вот теперь, за этот пистолет,
Моя страна меня же и осудит.

Спас его вице-адмирал Азаров. Он рассказал на суде: Моряки захватили очень важного «языка». На вопрос какие будут просьбы, попросили наган Угольку
— Штаркман, придется отдать наган, — сказал я адъютанту. Штаркман нехотя отстегнул кобуру, и я вручил наган Поженяну. Все было спонтанно без оформления наградного оружия.
Поженяна восстановили. Разгорается кампания борьбы с космополитизмом.

В Литинституте жертвой был выбран Павел Григорьевич Антокольский, руководитель семинара. Естественно, что Григорий был тотчас приглашён к руководству, где ему как фронтовику-разведчику оказали доверие, попросили выступать. И вот на трибуне шаровая молния - Гриша Поженян, еще не легенда, еще пацан, балагур, буян, весело провоевавший четыре года, игравший в кости со смертью и выигравший у нее, да так, что и сейчас еще не может угомониться.- Меня вчера попросили, вернее, приказали, - сказал Гриша, - затоптать поэта. Сын этого поэта погиб на фронте. Он не может защитить отца. От его имени это сделаю я. Вы хотите, чтобы я затоптал замечательного писателя, нашего прекрасного учителя поэзии? - обратился Поженян к притихшему президиуму и испуганному залу. - Внимательно следите за движением руки. И Гриша сделал руками неприличный жест.

Был удостоен исключения из института и комсомола со следующими формулировками:
«За пособничество в организации беспринципной групповщины на семинаре бывшего руководителя, ныне разоблачённого эстета и космополита Антокольского».

«За небрежное хранение комсомольского билета» (того самого билета, который Поженян берёг всю войну. «Пулей не пробит, врать не буду»).

– Пункт третий, – смеётся Поженян. – Мою кровать выбросили из общежития!
Во время обсуждения выступления Поженяна встал один будущий классик русской словесности и задушевно сказал: «Здесь говорили о Поженяне как о хулигане. Я хочу разоблачить миф о талантливости Поженяна…»
Когда тогдашний ректор Литинститута Федор Гладков, объявляя ему приказ, воскликнул: «Чтоб вашей ноги здесь не было!», Поженян ответил: «Уже нет здесь моих ног!» – и тут же в кабинете, стал на руки и так, вверх ногами, вышел из здания института на Гоголевский бульвар».

Разоблачённого, бесталанного и отчисленного на вокзале провожал Юрий Трифонов, молодой лауреат Сталинской премии. Поженян завербовался котельщиком на Кёнигсбергские верфи. Трифонов писал ему туда письма, которые неизменно заканчивались – «твой друг Юра».

В той новой жизни пришлось ему всё осваивать заново. Он учился, пристегнувшись ремнём, варить швы на высоте, совмещая профессию верхолаза и сварщика. Стихи не писал. А пил много...

Грозою верфи был здоровенный кузнец, которому с зарплаты все обязаны были «проставляться». Коллега предупредил: «Поставишь кузнецу один раз, будешь поить его с каждой зарплаты».
Вместо выпивки громила получил апперкот в подбородок и был отправлен в больницу. Когда его выписали, на выходе из стационара его встречал Григорий. «Хочешь, ещё раз сломаю челюсть?» Кузнец благоразумно отказался. Аппетит пропал.

Однажды в застолье признался, что пишет стихи. Гришу подняли на смех: мол, кончай заливать. Тогда он, уязвлённый, заодно вспомнив, как в Москве разоблачали миф о его талантливости, послал стихи в местную газету «Калининградская правда». Там прочли и бросились искать талант среди народа. Из редакции позвонили на завод, спросили, где работает Поженян, справляется ли с нормой. После этого за ним прислали машину.
– Меня привезли, усадили во главу стола, сообщили, что стихи понравились и уже стоят в номере. Попросили рассказать о моих корнях, истоках и пролетарском прошлом. Тут я не выдержал и признался, что был изгнан из Литинститута, где состоял в учениках «разоблачённого эстета и космополита». Тишина наступила зловещая, после которой зам. главного редактора товарищ Заприводин произнёс только одну фразу: «Спасибо, Григорий Михайлович!»

Я вышел из редакции и очень серьёзно напился. Каково же было моё удивление, когда на следующий день я обнаружил в газете свои стихи. Ещё больше были потрясены на заводе. Газету передавали из рук в руки все, кто меня знал. А мой бригадир Витя Мильницкий подошёл ко мне и произнёс следующий текст: «Знал я армян. Имел дело с евреями. Сам – пробы негде ставить. Но так списать, чтобы эти учёные не обнаружили, мог только ты».

Поженян вернулся в Москву, окончил Литинститут, но принципов своих не поменял и характера не укротил.

Жить с правдой,
Как с ребёнком на руках…

Капитана второго ранга Гельман:
Поженян, он представлял собой некое окно, которое всегда светилось. К этому окну в любой момент можно было подойти, постучать – и дверь тебе откроют. И ты войдешь, и расскажешь о том, что у тебя наболело, расскажешь, не жалуясь и не навязываясь на совет. И получишь ответ на многие вопросы. Теперь этого окна нет…

Евгений Евтушенко:
Чтобы не уступать сверстникам-верзилам, он, маленький и щуплый, с двенадцати лет начал заниматься боксом. И, нокаутируя обидчиков, насмешливо декламировал: «О поле, поле, кто тебя Усеял…» Привычка завершать успешные драки именно этой пушкинской цитатой сохранилась у него и позже – я был тому свидетелем даже в портсмутском небезопасном квартале. Последним желанием Поженяна было, чтобы его похоронили в Переделкине где-нибудь недалеко от могилы Пастернака. Тут, однако, началась постыдная волокита. Тогда почитатели поэта явочным порядком исполнили его просьбу. Так он и после своей смерти отстоял последнюю пядь родной земли.

Заслуженный тренер России по самбо Тиновицкий Константин Георгиевич, учился у Поженяна журналистике. После смерти поэта на акцию "Бессмертный полк" неизменно приходил с его портретом:
…Поженян любил молодёжь. Мы посвящали его в свои новости. А он учил нас жизни. Мы любили своего учителя. А он любил нас. Нам разрешалось оставаться на ночлег. Всем хватало и комнат, и постелей. Когда уезжал в командировку или санаторий, оставлял нашей маленькой коммуне ключи. «Дружба – понятие круглосуточное».

У меня все

Фильм "Жажда" вспомнился, я его в очень мелком детстве смотрел...

Спасибо, очень познавательно.
Не знал, что у него такая крутая биография.
С виду дядька как дядька.

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Люди стареют. На видео Анна Макушева и Арсений Зуц, тоже не выглядят героически. А были лихими бойцами

Это сообщение отредактировал Kstpr - 19.09.2025 - 08:20

Необыкновенный советский человек, необыкновенной советской эпохи.💪
Многие скажут, что идея утопическая. Идея была очень-очень неплохая, исполнение подкачало не на первом этапе. Человеческий фактор.

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Было два фильма 2013 и 1959 годов. В том что 1959 съемочная группа на три четверти была из фронтовиков.

А я и не знал об этом Человеке... Спасибо, ТС!

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Поженян-одна треть Гривадия Горпожакса, автора книги "Джин Грин-неприкасаемый".

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Там отдельная история была

Друг Поженяна, писатель Овидий Горчаков, в прошлом разведчик-диверсант. Руководил одной из разведгрупп, участвовавших в спасении Кракова.
Отдыхая в Коктебеле Горчаков споткнулся и упал с высокой лестницы, травмировав при этом позвоночник. Врачи прописали пострадавшему жесткий постельный режим на ближайшие пару месяцев.

Влетает ко мне в палату Гриша Поженян, таща на буксире Василия Аксенова. -Овидий третьим будешь? -С ума сошли, у меня постельный режим. Ты не понял, мы будем писать роман приключенческий, документальный, детективный, криминальный, политический, пародийный, сатирический, научно-фантастический и, что самое главное, при всём при этом реалистический. Будем писать с тебя. Семёнов писал с тебя "майора Вихря", чем мы хуже. Тем более я был высоким, стройным блондином с голубыми глазами так давно, что у же сам не помню когда. А ты идеально подходишь.

Хохмили, отвлекали от грустных мыслей, вот так родился "Джин Грин неприкасаемый" за авторством Гривадия Ли Горпожакса, эсквайра. Роман мог бы не увидеть свет, если бы не один неверный шаг...