3
29 сентября екатеринбургской
группе «Чайф» исполняется 40 лет. 27 сентября пройдет большой праздничный концерт. Накануне юбилея основатель и лидер группы
Владимир Шахрин дал ЕАН интервью.
- Вы, наверное, знаете, что на концерт уже нельзя купить билеты?- Я несколько недель заглядывал на кассы и понимал, что там болтается один или два билета. Четыре дня один билет на третьем ряду сбоку где-то висел. Думал, самому что ли купить (смеется).
- Это какое-то особое чувство - в своем городе играть такой масштабный концерт?- Да, в своем городе играть всегда чуть более волнительно, и, по-хорошему опасно. Люди ходят на звезд, на артиста. А тут, когда эти парни из соседнего двора - они точно артисты? Мы же их в хлебном магазине видели, мусор вместе выносили или на перекрестке в соседней машине сидели. Такая история немножко есть, что вроде артист должен откуда-то из столицы приехать к тебе на гастроли, а тут вот местные. И люди, соответственно, будут оценивать именно так: ладно, мы тут всяких видели, а вас с самого первого концерта знаем, давайте, покажите, чему вы там научились за 40 лет.
Но, с другой стороны, если у тебя все получается, концерт хороший - люди приходят, видят полный зал, концерт нравится. Тут уже другое восприятие. А наши-то молодцы какие! Уже гордость есть.
- Как тур проходил по городам? Вы много проехали в этот раз?- Вообще в этот тур мы решили себя немножко пожалеть, потому что в прошлый тур на 35 лет группе мы проехали 75 городов. И это, конечно, многовато и тяжеловато. Если тебе 30 лет или 35, 40 - это примерно одинаково. А когда тебе 60 и 65 - это уже немножко другая история. У нас в конечном итоге, как ни странно,
получится 40 городов. То есть 40 лет - 40 городов.
Ребята многие пишут, обижаются: почему нынче к ним не приехали, в прошлый раз были. Но я, честно говоря, вот что всем советую. Сейчас очень популярная развивается история - музыкальный туризм, когда люди путешествуют по стране и при этом совмещают с каким-то событием - фестивалем или концертом. Один день посвящают прогулке по городу, вечером идут на концерт, на следующий день снова гуляют, смотрят город - и домой. На машине, на поезде, на автобусе - не важно.Концерты юбилейного тура проходят прямо очень хорошо. Программа сложилась буквально как надо. Получилась действительно такая история за 40 лет. По настроению разная история. То есть начало турового концерта более напряженное. Мы понимаем, что еще зритель свеж. Его можно немножко подгрузить, только выдохнул - лирическая часть, и в конце, чтобы он возрадовался уже. Три эмоциональных состояния мы пытаемся поймать во время этой программы. И вроде все получается. Мне нравится этот тур. Хороший.
- Помимо юбилейного тура вы принимаете участие еще и в сборных концертах, например в Бресте 27 июня.- Это был хороший концерт. Я вообще очень люблю Беларусь, она подходит под мой характер, страна с такой внутренней организованностью. Белорусы любят работу, делают ее хорошо, и они такие чистюли. Очень мне нравится черта белорусов жить по средствам и радоваться. Там нет такой купеческой удали, как в Москве, чтобы удивить всех. Мне недавно фотография попалась к 1 сентября. Наши известные медийные личности в школу повели своего сына. У сына букет больше, чем он сам. В Беларуси это невозможно. Как-то даже неприлично, да? Для Урала, для Беларуси это будет неприлично, для Москвы – нормально: понт есть понт.
- А сейчас уже можно сказать, как люди восприняли новые песни «Бумажный кораблик» и «Мотя и Лука»?-Эти две песни очень хорошо зашли. Вообще, уже ясно - люди ждут новый альбом. Давно так не было.
«Кораблик» - такая совершенно светлая, по-хорошему танцевальная песня. То есть там внутри заложен такой «ча-ча-ча» ритм. А
«Мотя и Лука» - прямо рок-н-ролльный стандарт, что это все-таки рок-группа, да, вот они могут, чтобы две гитары играли рифф с перекличкой. Сама история такая байкерская.
- Что байкеры сказали по поводу этой песни?- Они сказали, что есть такие персонажи, кто со своей собачкой ездит. И из одного придорожного бара под Воронежем мне написали:
«Можем ли мы переименовать наш бар в «Мотя и Лука». Вы разрешите?» Я говорю: «Слушайте, ну а как я могу запретить? Пусть будет, ради бога, хорошая история».- Недавно Константин Кинчев разозлился на фанатов из-за того, что они хотят слушать только старые песни, проверенные временем хиты. А вы как относитесь к этому, вас это не раздражает?- Я сам меломан и себя ставлю на место зрителей. Вот я попал на концерт, например, Пола Маккартни. И я знаю, что у него вышел новый альбом полгода назад. И когда во время концерта он сыграл одну песню с нового альбома, я был ему очень благодарен. Потому что его песни - это саундтрек моей жизни. Я пришел прожить свою жизнь вместе с песнями «Битлз» и Пола Маккартни. Я за это отдал деньги, в конце концов.
А играть новый альбом от начала до конца, честно говоря, не моя история. Чего зрителя мучить-то? А если понимаешь, что самому интересно, поиграй, порепетируй. В принципе, у каждого артиста свое право, как это делать.
Мы, например, можем сыграть концерт, посвященный 25-летию альбома, например, «Время не ждет». И сыграть весь от начала до конца. Ну, 25 лет прошло все же. Люди вот прямо выросли с этим альбомом, и эти все песни стали близки. А в конце мы все равно включим что-то новое.
- А есть какая-то песня, которую вы написали в свое время, а потом она вам разонравилось?- Ну, наверное, есть. Есть песни, которые ты перерос. Эти песни были написаны на какую-то злобу дня. А информация, на которой базировалась, так скажем, моя позиция в этой песне, теперь мне кажется очень сомнительной, думаю, что это было поверхностно.
Условно говоря, я начитался журнала «Огонек» в 1985 году и подумал: «Да, вот оно как было-то при Сталине, вот эти репрессии-то»... И я написал песню
«Где вы, где?». Причем там мелодия хорошая, песня хорошая, да? А потом время прошло, ты почитал и другое, и оказалось, что вообще-то, помимо репрессий, да, они были, но было еще вот это и это, а какая была ситуация в стране? И ты понимаешь, что лучше бы не писал эту песню.
Или была
«Песенка про гадость», там есть слова, что «я не хочу, чтобы эта гадость была рядом со мной». В принципе, виден такой явный намек на атомные станции. А после того, как я побывал на этих станциях, посмотрел на этот триумф технологий, как это сделано, какая там научная мысль, понял, что, если все правильно делается, они нужны, безопасны. Насколько тяжело было бы, если сейчас взяли и позакрывали все эти атомные станции. И тоже думаешь: лучше бы мне тогда было помолчать. Есть такие песни.
- Вячеслав Бутусов уже не раз говорил, что, если бы он смог что-то изменить, он бы и музыкантом, наверное, не стал. Вы бы что-то изменили в жизни, если бы смогли назад перенестись и что-то подкрутить?- Что касается меня, я об этом даже не мечтал, чтобы стать музыкантом. Это какая-то фантастическая история, которая со мной произошла. И отказываться от чуда? Да нет. Понятно, что я мог бы продолжать работать на стройке, стать мастером, начальником участка, может быть, каким-нибудь третьим замом какого-нибудь строительного управления… Ну ведь это предсказуемая такая история. Понятно, что она неплохая, но не идет ни в какое сравнение с тем, что произошло со мной, потому что это прямо
какой-то подарок от Господа Бога мне, что это все вот сложилось и это все работает.И я получаю удовольствие от своей работы. И каждый раз что-то новое. Мне интересно, что будет дальше, потому что ничего ведь нет понятного, что будет потом. Мне, конечно, не надо гневить судьбу, я не хотел бы ничего менять.- Почему многие рокеры поехали покорять столицы, а вы все-таки остались в Екатеринбурге?- Я не нашел ни одной весомой причины, чтобы это сделать. Когда стало понятно, что наступил шоу-бизнес и им нужно заниматься, я понимал, что бизнесом я заниматься не умею. В шоу-бизнесе шоу - мое, бизнес - нет. Поэтому нужно найти человека, кто умеет этим заниматься. Да, весь крутой шоу-бизнес был там, в Москве. Поэтому надо было найти человека в Москве. И в 1992 году появился
Дима Гройсман. Мы с Димой поговорили, он сказал, что ему это интересно. А он уже работал в театре Олега Павловича Табакова администратором и потом администратором работал у Гарика Сукачева в «Бригаде С».
Мы договорились: «Вот весь бизнес твой. Ты не лезешь к нам в шоу, мы не лезем к тебе в бизнес. Мы делаем продукт, ты не учишь нас, как его делать, то есть песню, альбом, концертную программу. Мы тебе отдаем: вот тебе альбом, вот тебе концертная программа - продавай». Вот, собственно говоря, и все.
А просто переезжать ради того, что это Москва... Я тогда понял, значит, мне нужно перевезти всю семью туда. Значит, у детей там будет другая школа, другая компания, у жены тоже. Тут уже престарелые родители, за которыми нужен уход. А ради чего это все, этот дискомфорт себе организуешь в своей жизни? Ну, реально дискомфорт. Еще и денег надо в два раза больше, чтобы там жить, купить квартиру или снимать.
Для шоу-бизнеса вполне достаточно иметь человека в Москве - и все, собственно говоря. В настоящее время вообще неважно, где ты находишься и где находится твой администратор или директор. Современные технологии позволяют все дистанционно решать.
- Группе 40 лет, вы все эти годы ездите по стране. Как, на ваш взгляд, за 40 лет менялась страна, менялись люди?- Такая длинная история, на самом деле. Изменения колоссальные, притом, что мы как страна два раза перевернулись как минимум. Один раз, когда нам показалось, что все, что наши родители сделали, бабушки и дедушки, - это какая-то ерунда, мы сейчас будем жить по-другому. И вот он наступил светлый западный мир, ух ты - кока-кола, жвачки, джинсы, йоу! Бах, и мы переобулись. Потом, оказалось, что, да, как бы вот эти
ларьки есть, жвачка есть, кока-кола есть, электрогитары есть. А счастье-то не приходит, счастливее-то не стали.И почему-то мы все чаще вспоминаем и ностальгируем по отношениям. Хотим быть ни на кого не похожими. Думаем, что все-таки, может быть, это неплохо, что наша страна не такая, как все другие, может, это хорошо и нам повезло, что мы живем в такой стране, в которой жить, может быть, не так просто, как в какой-нибудь старой Италии, но зато гораздо интереснее, непредсказуемее. У нас гораздо больше возможностей здесь.И мы начали это ценить, и снова появилась
гордость за свою идентичность, стало приятно говорить, что ты из России, что ты - россиянин. Мы начали гордиться своей страной, своей армией. Мы видим, как меняются наши города, просто невероятно. Мы же много путешествуем. Все, начиная от железных дорог, по которым ты едешь, сами поезда, железнодорожные станции - это все уже за последние 25 лет становится гораздо лучше, гораздо красивее, гораздо комфортнее, гораздо современнее.
Мы сразу не заметили, но технологически современные сервисы с гаджетами в нашей стране работают гораздо лучше, чем во многих капиталистических странах. И поэтому вот мы два раза кувыркнулись и в общем-то встали почти на то же самое место.
Я сейчас со своими одноклассниками общаюсь, у нас там есть такой сайт «Комсомольцы-добровольцы», где наш 9-й Б общается. Мы все когда-то хотели скорее уйти от этого совка. Я сейчас понимаю, что из десяти постов, что люди выкладывают, какие-то видео, песни, это все приятные воспоминания, приятная
ностальгия именно по тем временам, которые мы в свое время сами же прокляли и отреклись от них.Поэтому мы очень сильно изменились. И я считаю, что меня как минимум не пугают эти изменения. Мне кажется, что мы нормально прошли самые тяжелые моменты, самые опасные моменты, когда вот прямо по краешку обрыва ходили. У страны есть перспектива, и очень хорошая.
- Маргулис остался, а Козырев* уехал. Вы ожидали от них такого? Ну, и от других ваших коллег. Было ли понятно, что если что-то произойдет, то будет именно так: эти останутся, а эти уедут?- Поначалу меня это очень удивило. Я не понял поступки многих. Вот просто не понял. В 2014 году, когда Миша Козырев* работал на радио, они уже обличали, что Россия виновата в том, что начало происходить в Донбассе. Это было только начало. Август, 2014 год.
Я Мише говорю: «Миша, ну вы же честные репортеры, поехали к беженцам. Вот я у них первый раз побывал неделю назад.
Они приехали, 50 человек под Березовским живут. Из них 40 - это женщины и дети. В тапочках, шортах. Без всего, потому что по их домам начали бить из артиллерии. Ты мне не веришь? Мы все врем, кремлевская пропаганда, пойдем с ними поговоришь, я выйду. Ты их разговори, пусть они тебе сами расскажут, что там».
Нет, не поехал. И сейчас до сих пор, наверное, рассказывает, что этого не было. Пусть он этого не увидел, в его сознании этого нет. Вот поэтому я вначале был просто удивлен, что они это все сделали. Когда на пике популярности уезжает группа «Би-2», кумир миллионов, прямо национальный символ, Андрей Макаревич** уезжает. Я был удивлен, да. Оказалось, что он не уехал из своей страны, это не его страна, его страна вон та. Он здесь не может жить в стране, которая воюет со своими соседями, а там может жить в своей стране (Андрей Макаревич** проживает в Израиле – прим. ЕАН), которая пять соседних государств подвергает бомбардировкам. А у нас, получается, как бы не было причины, почему это произошло.
И в какой-то момент я себе сказал просто, да, это случилось, но это не такие уж близкие друзья, они были просто хорошими приятелями, знакомцами. Да и что я о них буду думать? Я о них сейчас вообще не думаю, не смотрю, не заглядываю в их интервью. Мне неинтересно. Пусть они сами своей жизнью занимаются.
- Расскажите про то, как вы помогаете луганским школьникам?- Это не сам Луганск, а небольшой шахтерский городок Свердловск. Я вам рассказывал про первых беженцев, и получилось так, что среди них был один молодой человек, который приехал со своей беременной женой. Со временем мы подружились. К нему каждое лето приезжал его отец Игорь Волгин, который был шахтером, уже на пенсии. Но при этом он еще и музыкант, в любительской группе играет. Ну и начали мы подкидывать ему музыкальные инструменты, какие-то струны, пластики для барабанов, железо и так далее.
А через какое-то время он говорит мне: «Слушай, я устроился еще сторожем в школу. А директор школы предложил мне сделать детский музыкальный кружок. И мы собрали вокально-инструментальный ансамбль. Инструменты взяли, какие были, запаяли все, что могли». Я говорю: «О, дети вообще класс». И мы давай им тоже помогать. Он каждый раз у нас приезжал домой как верблюд нагруженный: там то пульт, то музыкальные инструменты, гитары, мультикор, микрофоны, еще что-то.И у него сейчас уже три детских коллектива, которыми он руководит. Аппаратура есть, они ездят, выступают на местных мероприятиях. Один раз у меня получилось этот школьный ансамбль привезти в Москву, и мы вместе с ними выступили на вручении какой-то премии. И три песни я пел, а ребята играли.
Я таких взрослых детей не видел никогда. Они взрослые все. Им по 14 - это прифронтовая история. У некоторых погибли там родители, отцы, кто в ополчении погиб, кто - под бомбежкой. И они из-за этого умеют ценить то, что с ними происходит. Как они были счастливы, что могут ездить по Москве, смотреть эту красоту, выходить на сцену, что им аплодируют.
А у меня была задача потом донести до них, что, ребята, пожалуйста, не переоцените значимость этого события. Ничего не изменится в вашей жизни, все будет так же, будет сверхсложно, просто у вас останется очень хорошее воспоминание. Не ждите, что с завтрашнего дня ваша жизнь изменится, как в сказке про Золушку. Нет, это просто такой приятный фрагмент вашей жизни. Им, этим ребятам, мы до сих пор стараемся помогать.
- А почему вы не пишете песни про войну?- Я уже говорил, что писать песни про то, что плохо знаешь, чревато, что можно ошибиться. Я в этом году летом написал песню
«Донбасское лето». И мы ее сыграли здесь, в этой комнате, записали видео. Я просто хотел такую музыкальную отдушину, музыкальный подарок ребятам сделать, чтобы мы это видео с песней отправили всем, кому помогаем на фронте. Бойцы прислали очень хорошие отзывы.
Это очень лирическая песня, что где-то там с линии соприкосновения ушло отделение, вот они в блиндаже, и ночью парень не спит и по кнопочному телефону эсэмэсками переписывается со своей любимой девушкой. Потом мне рассказали, что песню поставили Владимиру Соловьеву. А он сказал, что песня хорошая, но сразу слышно, что человек на фронте не был.
Вот про этого мальчишку, который в блиндаже пишет эсэмэску своей девушке, я могу написать. Я могу в его шкуру влезть, я как бы это прочувствовать могу. А вот про то, что там, на войне, мне недостаточно информации, чтобы об этом писать. И тем более, что об этом достаточно много и неплохо пишут.
Мы вот с Сашей Маршалом дружим, и он мне периодически присылает, у него уже целая серия песен на военную тему. Он сам в военном училище учился, ему близка эта тема. Напрямую общается, видимо, с людьми, кто на передовой. У него прямо-таки в стиле Владимира Высоцкого: «Я Як-истребитель»... У него такие песни получаются. Пусть каждый делает свое дело: сапоги - сапожник, а пироги - пирожник.
- Какие песни на концертах наиболее востребованы?- Смотрите, мы к этому туру выпустили, как это принято, Greatest Hits. И всегда нам самим трудно выбрать, ведь на пластинку входит максимум 12 песен. Поэтому мы и наша выпускающая компания, у нас Артем Копылов в Питере, пошли самым простым путем. Посмотрели на «Яндексе» группу «Чайф» - самые популярные 12 песен. Вот они на эту пластинку и вошли. В принципе, достаточно предсказуемая ситуация оказалась: это и
«Аргентина-Ямайка», и
«Пусть все будет так, как ты захочешь», и
«Не спешите нас хоронить». Но есть там и
«Точка», про которую навскидку и не скажешь, что она попадет в 12 самых популярных. А она попала, может быть, время сейчас тоже такое.
Я думаю, что на концертах лучше всего люди принимают песни, которые, как я уже говорил, являются
саундтреком их жизни, когда у них что-то происходило под эту песню. Я помню, у Вовы Бегунова есть хороший товарищ в Самаре, на пару лет его старше, который его и подсадил на рок-музыку. Поставил ему Slade, Black Sabbath, Led Zeppelin и все остальное. И Бегунов рассказывал, что был как-то в Самаре с тем товарищем в заведении, и там включили «Белые розы» «Ласкового мая». И этот товарищ прямо подпевать начал. Бегунов говорит ему: «Андрюха, как вообще твой язык может поворачиваться петь такое, ты же - рокер, мой учитель». А тот отвечает: «Да ты чего, мы с Маринкой под эту песню первый раз танцевали». Это его жена, которая, к сожалению, уже ушла. Вот он и говорит, что у него все воспоминания про нее под эту песню. Самые популярные песни те, с которыми у тебя что-то связано.
- В последнее время все только и говорят о том, что Надежда Кадышева и все такое русско-народное стало удивительно популярным в среде молодежи, даже у школьников. Как вы думаете почему?- Я думаю, что если это на самом деле происходит, то спасибо надо сказать современной рэп-музыке, современной электронной музыке, в которых абсолютно начисто исчезли мелодия и поэтическая основа. В рэпе должен быть бит, который тебя качает прямо на уровне шаманов с бубнами и вгоняет в некий полуэкстаз. Должна быть одна строчка, которая как рекламный слоган прилипает к тебе. И молодежь хавает это с утра до вечера, ест, ест, ест. И потом кто-то говорит: смотрите, какая мелодия, какие слова. У нее же, у Кадышевой, песни-то русские народные, у нее там хит на хите. Это «Золотое кольцо» еще в 90-х годах продавалось, в каждом ларьке звучало, потому что это было дико популярно. И поэтому, мне кажется, вполне возможно, что им искренне это понравилось. Красивая мелодия, наша русская.
У детей, которые в школе гимн России утром поют уже несколько лет, появилось это ощущение. Мы вот Новый год этот на даче встречали с семьей. Время почти двенадцать, мои внучки, им по шестнадцать лет, говорят, что надо президента включать. Ну ладно, включили. Президент сказал, гимн заиграл, а внучки поют. Мы-то всех слов не знаем, а они все знают и поют. И ты понимаешь, что у них есть еще это ощущение, потому что это наше. И в этом отношении они молодцы.Нам-то, наоборот, в свое время надо было хоть что, лишь бы заграничное. Если хоть от мандаринки ромбик «Марокко» приклеить, то уже вроде фирмА. Для них заграничное не чудо, а вот то, что в русской песне красивая мелодия, их на генетическом уровне цепляет. Это чудо.
- Вы слышали про то, что планируют возродить Свердловский рок-клуб?- Не слышал об этом и слышать не хочу. Всему свое время. Короче, анафема (смеется)!
Свердловский рок-клуб – это оксюморон какой-то. Нет, слушайте, ну зачем он нужен сейчас? То есть рок-клуб был тогда нужен для того, чтобы легализовать в то время группы и их песни.
Это была комната в 15 кв. м, где стоял стол, в столе лежала печать. Печать на листе с перечнем песен и их текстами позволяла выступать публично. Кроме рок-клуба, никаких других площадок и не было (рок-клуб располагался в здании ДК им. Свердлова на улице Володарского, 9 – прим. ЕАН). Площадка рок-клуба - зал на 450 мест. Это давало возможность выступать. Сейчас зачем? Если тебе никто ничего не запрещает, играй. Репетиционные базы - пожалуйста, полно их каких угодно. Инструменты есть. Распространять свою информацию - в интернете выкладывай, все расходится. Примеров того, как из ничего поднимается группа молодая, когда никто профессионально не занимался их раскруткой, полно. Например, «Бонд с кнопкой». Пожалуйста, если у тебя хороший, интересный материал, хорошие песни, все у тебя будет в порядке. Поэтому я считаю, это вообще какая-то профанация.
Оставьте это легендам. Это легенда, миф древней Греции. Ну давайте, мы сейчас из древней Греции что-то возьмем, хорошая же была какая-то штука, когда они собирались и философскими мыслями обменивались где-то в бане, можно сказать, на лежанках. Ну давайте теперь, хорошо же было, так же будем делать. Пусть этот клуб будет мифом, а восстанавливать нет никакого смысла.- Что касается Екатеринбурга, где вы любите больше всего бывать и куда водите гостей, которые здесь никогда не были?- Своих знакомых, кто приезжает, я сам вожу как экскурсовод. У меня есть
свой туристический маршрут. Я начинаю с
Плотинки, где стояли цеха, а вода крутила справа-слева. То есть мы - город-завод, мы - город мастеров. Там есть еще здание, где сейчас находится Музей природы, а там раньше жилой дом был, в коммуналке мои бабушка с дедушкой жили. Говорю, что вот здесь детство провел, здесь познакомились мои родители. Это моя история, потому что вот тут у них была волейбольная площадка, где сейчас исторический сквер, на стороне, где музей. Я помню огромную елку, которую притаскивал дед, там высота потолков под 5 метров. В 60-е там была заводская коммуналка, а рядом завод, где колесные пары меняли. Туда проходила железная дорога, где сейчас исторический сквер, и мой дед работал на железной дороге.
Еще у меня есть точка -
мой двор, в котором, собственно говоря, я формировался уже как юноша, как музыкант. И он такой очень аутентичный, сохранился без изменений.
Я говорю: «Вот здесь все было. А вот видите бревно? Вот на этом бревне, которое мы задницами отполировали, сидели, гитару друг другу передавали. А сюда портвейн прятали. А вот в этом доме я жил. А вот напротив дома из окна общага видна, где моя супруга Лена жила в 517-й комнате. А я орал с улицы: «517-я, выходи!»А тут проходной подъезд, а туда мы ходили. А вот на углу Малышева - Мира наверху балкон, он ничей, на него только с крыши можно попасть. Мы видели фотографию, что «Битлз» на балконе играли, и мы тоже решили повторить. Мы там по пояс голые были, никто это не видел, не слышал. Это было в классе восьмом».Потом я везу гостей в район МЖК (район КОСК «Россия» на ЖБИ – прим. ЕАН). Я показываю им
ДК МЖК, рассказываю, что тут был первый концерт «Чайфа», первый концерт «Наутилуса». Рассказываю, что это вообще за жилищный комплекс, что я здесь получил квартиру, здесь мои дети родились. Вот Каменные палатки. Во-первых, это место моего детства, мы там пацанами бегали. Во-вторых, это
Уральские горы. Вы их видели? Пойдем, посмотрим - вот они Уральские горы. Прикоснуться к ним можно, залезть, прикоснуться к истории.
Потом
едем к УПИ (сейчас центральный корпус УрФУ – прим. ЕАН), там тоже знаковое место. По проспекту Ленина проехали, тут вот, показываю, «Коляда-театр», где наше солнце русской драматургии. А вот штаб Центрального военного округа, а рядом памятник Жукову стоит. А наш-то Жуков лучше, чем в Москве, и коняка у него получше, чем в Москве-то. А там уже едем и до площади 1905 года к рок-клубу. Показываю: вот это рок-клуб, вот лестница рок-клуба, а вот рядом дом, в котором жил Ельцин, будущий первый президент. Если есть еще время, можно до ВИЗа скататься, до озера доехать, если хорошая погода.
- Чувствуете себя звездой? Как это сказывается в быту: выйти на улицу, сходить в магазин? Узнают, как реагируют?- Я благодарен судьбе, что уровень моей популярности достаточно комфортный. То есть совсем незаметным ты не можешь быть. Выходя из дома, ты понимаешь, что, скорее всего, тебя узнают. Но, с другой стороны, на тебя не набросятся, не будут тебе мешать. В лучшем случае к тебе могут подойти, спросят, можно ли сфотографироваться. Ну, и все.
А вот так, чтобы совсем прохода не давали, такого нет. Поэтому я спокойно сам хожу в магазины за продуктами, сам мусор на мусорку вывожу. Гуляю по городу, хожу на какие-то концерты, в театр, сижу в общем зале - ничего страшного в этом нет.Ты понимаешь, что кто-то смотрит. Но есть и обратная сторона медали. Ты приходишь куда-то с семьей, а тебе говорят: «Как мы рады, что вы пришли». А здесь нужно ждать два месяца, чтобы двери какие-то сделали. А мне говорят: «Для вас мы сделаем за месяц». А потом еще через три недели позвонят и скажут: «А мы для вас еще быстрее сделали». Поэтому
уровень популярности комфортный. Если бы меньше было, то, может быть, было бы как-то досадно: ты 40 лет играешь, а тебя и не замечают. И надо сообщать, что вообще-то я вот такой Добчинский, на гитаре играю в группе уже 40 лет. А тут мне не надо этого говорить. Важно, что это не превращается в ситуацию, когда надо черные очки надевать и под капюшоном прятаться, а иначе ты никуда не пройдешь.
- А вы никогда не считали за эти годы, сколько у вас было гастролей?- Даже приблизительно не знаю. В самом начале гастрольной жизни у меня дома висела карта, я там такие цветные иголочки ставил на города, где побывал. Потом понимаешь, что карты уже практически не видно, и по два, по три, по четыре, по десять раз в некоторых городах был. Нет, я уже не считаю, сколько гастролей было. Опять же спасибо нашему менеджменту, продюсеру, директору, спасибо судьбе за то, что на данный момент уровень популярности и стоимость группы на рынке позволяют нам играть столько, сколько мы хотим.
Не надо насиловать себя, что, блин, надо пахать. Буквально недавно мы играли концерт в Москве. И звонят нам люди, говорят: «А можете в двенадцать ночи еще приехать, сыграть небольшой концерт на полчасика?». Обещали большой гонорар. А я не хочу. Зачем я поеду в двенадцать часов по Москве, а это два ночи по-нашему? Меня уже нет на этой планете в это время. И так же же мы делаем сейчас в туре.Конечно, экономически более выгодно ехать и играть каждый день концерты. Но мы можем себе позволить играть через день. У нас есть день отдыха между концертами. Мы едем в четыре-пять городов, возвращаемся домой. Четыре-пять дней отдыхаем и снова запрыгиваем в тур, дальше едем. То есть делаем такую, как мы называем, смену белья. Да, вот такие заезды. Многие артисты не могут себе это позволить, они в такой ситуации, что если кто-то уж взялся вам сделать тур, то пашите. Я смотрю: у людей 20 городов подряд. Думаю, вау, это тяжело.
- Есть концерт, который вы на всю жизнь запомнили по каким-то причинам?- Я думаю, что есть, наверное. Это концерты в каких-то в неожиданных местах, которые как бы не предполагают, что здесь может быть концерт:
в кают-компании на атомном подводном крейсере, в блиндаже на Чеченской войне, когда мы туда ездили. Когда ты понимаешь, что тут всего шесть человек, и ты играешь.
Мне на всю жизнь запомнился
концерт со второй Чеченской, когда мы уже несколько раз выступили, и нам замполит этого подразделения говорит: «Слушайте, а могли бы еще вот в столовой сыграть? У нас ребята, десантная штурмовая бригада, только что вышли из боя. У них потери большие, надо их как-то перезагрузить». И ты себе представляешь: сейчас такие десантники, такие супермены, такие Рэмбо будут у тебя сидеть. А это оказались десантники-срочники, совсем пацаны, в этих бушлатах грязных. И это забыть невозможно. Какие-то такие вещи, конечно, самые запоминающиеся.
А еще помню, когда начальник полицейских, охранявших в Санкт-Петербурге на Дворцовой площади концерт большой, скорее всего, в честь Дня города, к нам заходит и говорит: «
Господа артисты, я вас поздравляю, 250 тысяч на площади стоит». Я говорю: «А как вы считаете?». Он отвечает: «Да все просто. Каждый сотовый оператор нам подает, сколько у него абонентов находится на площади. Нам даже считать не надо. 250 тысяч». Я понял: 250 тысяч, это же четверть миллиона стоит перед сценой. Сам концерт я и не помню. Я помню этого полковника и эту цифру.
Или первый наш
онлайн-концерт во время пандемии, когда был пустой зал. А мы решили, что сыграем прямо туровую программу, это 35 лет как раз группе было. Все сделали со светом, с экранами и вышли в прямой эфир. У нас ведущий был Морозов Саша из Екатеринбурга. И он где-то между песнями подходит и говорит: «Шесть с половиной миллионов подключено, смотрит».
Шесть с половиной миллионов смотрит! В жизни такой аудитории никогда у тебя не было и не будет! Но это так странно играть без публики. На следующий онлайн-концерт мы уже, например, приглашали врачей, которые работали в ковидных больницах. Тоже странное зрелище, когда люди на расстоянии полутора или двух метров сидят, условно говоря, сто человек в зале на тысячу мест. Но все равно люди есть, и ты понимаешь, для кого ты играешь.
- А как зритель, вы какие концерты любите? Какой из них больше всего произвел впечатление?- Как ни странно, первый концерт фирменной группы. Это был концерт
Ингви Мальмстина, гитариста-виртуоза, и пел, по-моему,
Джо Тернер, человек, который немножко даже в Deep Purple попел. И мы пошли, стоим в зале и говорим: «Фигня, ну просто хрень собачья какая-то». Человек акробатическими номерами занимается. По группе видно, что совсем не сыграны, что ее собрали просто для этих гастролей. Вокалист что-то там орет - ну не верю, вот не верю. Но, конечно, были приятные исключения. Был концерт
Би Би Кинга в Москве, который я запомнил, потому что, ты понимаешь, блин, это же Би Би Кинг, вот он здесь!
Был концерт Rolling Stones на стадионе в Лужниках. И ты понимаешь: это же Rolling Stones! Был концерт, даже два концерта Пола Маккартни. Ты тоже понимаешь: битл, живой битл, черт побери!А самым большим в плане музыкального потрясения, вот если спросить, какой самый крутой концерт, который я видел, - была группа
Doors без Джима Моррисона. Они приезжали сюда, в Екатеринбург, играли в «Телеклубе» - это прямо такой типичный сарай-клуб. И они фантастические! Во-первых, композиторы-то были там - все равно же Роберт Кригер и Рэй Манзарек делали всю фактуру музыкальную в основном, сочиняли, они оба были на сцене. Они нашли вокалиста, который теоретически немножко похож на Моррисона. И одет в такие же кожаные штаны и рубашку. Но он не изображает Моррисона. Он изображает какой-то аватар Моррисона. Поет он нормально, хорошо. И они так круто играли!
Я понимаю, что у меня ощущение, что
я в калифорнийском андеграундном клубе на психоделическом концерте, и я все-таки там побывал! Вот это 68-й год, вот это 69-й год... Вот он здесь этот воздух, эта история. И я был удивлен, что было в зале очень много молодых людей, которые пели практически всё и стоя.
А мы на балкончике сбоку сидели в вип-зоне, а там был, значит, мужчина один, который пришел с пачкой пластинок Doors. Они начинали играть песню, а он находил альбом, откуда песня. И он вставал вот так вот с этой пластинкой, как с иконой, и стоял всю песню. Песня заканчивалась, следующая начиналась, он выбирал следующую пластинку и опять так стоял.Да, и самое приятное, что у меня есть несколько пластинок, даже ими подписанных. Шикарный концерт, это было абсолютное счастье! Такой, вах, крутяк прям! Я с большим скепсисом шел на него. Иногда же бывают обманутые ожидания, когда ты думаешь, вот сейчас ты тут увидишь, а оно все не так. Вот как с Ингви Мальмстином. Это был такой облом. Ты шел, думая, что сейчас увидишь гитариста-виртуоза, вокалиста легендарного, а увидел просто халтуру.
Doors - это было впечатляюще, потому что, условно говоря, концерт
U2, я тоже на нем был, технологически как бы сделан очень круто с точки зрения шоу. И я 45 минут радовался вообще искренне. Я думал: кайф вообще, просто класс. Потом как-то радость прошла, и я думаю: ну ничего, ничего. Через полтора часа я уже на часы смотрел, когда это закончится. Я понял, что я никогда в жизни больше одного альбома U2 подряд не слушал. И это тяжелое испытание - слушать больше. То есть тот же «Битлз» можно слушать несколько альбомов подряд. В свое время даже радиостанция была, которая только песни «Битлз» крутила. В разных исполнениях, но неважно - песни. В принципе, она мне нравилась. На нее периодически переключался.
- А вообще у вас есть любимая песня?- Сложный вопрос, я над ним думал. Мне всегда казалось, как может быть только одна любимая песня, когда их 100 любимых. Но со временем я вроде бы нашел ту, которая самая-самая. Это песня группы Procol Harum 1967 года –
A whiter shade of pale.*Михаил Козырев внесен Министерством юстиции РФ в список физлиц, выполняющих функции иностранного агента.
**Андрей Макаревич внесен Министерством юстиции РФ в список физлиц, выполняющих функции иностранного агента.
https://eanews.ru/rossiya/20250916102936/na...dimira-shahrina
yaplakal.com