20
В начале весны 1990 года Родина отправила меня на служение в самую горячую точку противостояния СССР и Запада - Германию. А что делать? Партия сказала надо - Комсомол ответил "Есть!". Я сказал "Есть!" Родине и поехал переносить тяготы и лишения военной службы в городе Берлине. Ну хоть это как-то скрасило мои тяготы, ибо в этом городе я родился, о чём имеется запись в моём паспорте. Ну бывает, народ. Я не виноват. Так папа и мама решили.
И вот я приехал на место службы слегка обременённым женой и дочкой, но очень нагруженным собачкой молодой - 60-ти килограммовым сенбернаром с гордой кликухой Вилли (Вильям, Вильгельм). И вот мы этой дружной командой выгрузились из автобуса, присланного за нами, и загрузились в квартиру, находящуюся прямо под станцией немецкой электрички названием Карлсхорст.
Выгуливал я своего пёсика в лесополосной зоне отчуждения вдоль ж/д путей. Эти тридцать метров ширины от рельс до домов моему Вильке всегда хватало, чтобы погонять меня по лесной местности, проверяя крепость моей руки. Наступило лето. В очередной раз мы с моим рыжим телёнком вышли на прогулку. Псятина ещё немного подрос и стал тягать меня по кустам, не заботясь о здравии своего хозяина на поводке. Дергать Вильку за поводок было бесполезным занятием, ибо мы стали с ним почти одной весовой категории. Пришлось вспомнить хулиганское детство и категоричное отрочество - легкий пендель под хвост. Это стало самый лучшим средством воздействия на мою "корову". Когда я это производил, то мой "дружбан" останавливался, поворачивал морду ко мне и грустными сенбернарными глазами вопрошал: "За что, начальник? " А я ему возмущенным тоном говорил:
- А ты чего ты меня таскаешь по кустам, морда? Мне же обидно!
Вильгельм опускал грустную сеньернарную морду и ходил минут пять-десять вальяжным ленивым шагом иноходца. Потом эта жопа забывала про наш договор и начинала ускорять свою тушу до нового пенделя.
Ну то ладно. Сложны отношения людей и сенбернаров. Сенбернар - уже не собака, но ещё и не человек. Отсюда и конфликт сторон.
И вот однажды, выгуливая уже более получаса свою животинку, я вышел на довольно большую лесную полянку. Шум города остался позади, шум электрички справа тоже уже стал почти не слышен. И тут я увидел перед собой молодой березняк в перемешку с сосенками, ёлками и другой флорой. Но главное - я почувствал носом неповторимый запах грибного леса. Именно грибного. Покрутив головой вправо-влево, я принял стойку гончей на фазана и стал всматриваться в лес. Увидев, что небольшая рощица изрядно покрылась грибным молодняком, я отстегнул поводок от тела Вилькии и скомандовал тому - "Гулять".
Мой пёсель понёся ломать кусты, резвиться среди деревьев и валяться на муравейниках. Их там было изрядно, но мой кабанчик зачем-то начал их всех превращать в руины, валяясь и катаясь по ним в каком-то исступлении.
Я же нашёл довольно большой пень, присел, и стал обдумывать, как быть со сложившейся ситуацией, ибо грибы надо брать, скомандовал мне мой мозг грибника - рецидивиста, но я оказался неподготовленным к жатве. Не было ни сумки ни пакетов. Я свистнул истребителю муравьёв призывный сигнал. Вильгельм с грозным шумом ломающихся кустов прилетел ко мне и шмякнулся на пень шумно задышал с пеной у рта. У моего кабанчика это была любимая поза. Он дома часто сидел с нами на третьем кресле и смотрел телевизор. Однако толстой заднице сенбернара явно не хватало места на моём пне. Посему муравьиный дестройщик стал медленно, но уверено подвигать моё седалище, освобождая больше пространства для своей собачьей задницы. Я сидел в задумчивости о грибах, и не заметил, что моя правая "булка" уже висит вне пенька, а рыжая морда удобно устроилась всей своей тушей на пне. Я встал в полном эмоциональном возмущении. Повернувшись к "братану младшему", я собрался уже было выдать ему свою гневную тираду. Однако, увидев собачью морду в пене и грустные глаза сенбернарные, мне стало жалко моего "младшего брата" собачьего.
Я вытащил свою последнюю дежурную банку пива и влил её Вильке в открытую пасть. Тот жадно выпил, икнул и затих в раздумьях. Пока псятина была в размышлениях, я одел поводок. Пихнув, не хотящего после пива вставать собакена, мы выдвинулись в направлении нашего жилища. По ходу нашего движения к дому, Вильям из своей шкуры засеял не одну муравьиную семью вдоль "трассы". Муравьи сыпались из него, как из рога изобилия. Я тогда ещё подумал, что как же люди мало ещё знают про своих братьев меньших! Вилька мой - точно бог муравьиный. Как же муравьи его, может быть, ждали для расселения. А тут рыжий бог пришёл и сказал: "Пошли со мной, плодиться и размножаться!" М-да..
Когда мы пришли к дому, я побоявшись муравьиного царства в своём доме, привязал к крюку нашего "сеятеля" к большой радости немецкой ребячей мелкоты, которая накинулась на Вильку, тиская его всеми возможными способами. Я обернулся и увидел страдальческий взгляд муравьиного бога. Я махнул псу рукой и сказал:"Вильям, я скоро, потерпи! "
Дома сказал жене, что пойдём с Вилькой по грибы. На недоумённый взгляд жены, я кивнул, мол,не удивляйся. Потом взял заготовленный для велосипеда комплект двух старых портфелей на ремнях и пошёл к моему страдальцу. Немецкий детский народ изгалялся над безобидным псом как мог. Мой бедный пёс лежал на пузе и дремал, стойко терпя массаж детских рук по всему телу. Услышав мои шаги, Вилька бодро вскочил, сбрасывая с себя детвору и завилял хвостом, отбрасывая последних непонятливых. А хвост у него был как дубина. Так что немецкая ребячья шобла с визгом быстро исчезла в нашем дворике. Я напоил пса из бутылки водой, и начал навьючивать свою коровку портфелями. Вильгельм замер. Когда я закрепил упряжь под животом собакена, тот замер и стал тщательно осматривать всё моё нагромождение справа, слева, сзади, снизу. Потом посмотрел удивлённо на меня. Я ему махнул рукой и пошёл вперёд. Сенбернар двинулся не спеша за мной, поравнялся и поплёлся рядом. Поводок был в моей руке. Однако пёс вальяжно плёлся рядом и не показывал позывов оторваться, покрушить кусты. Когда я останавливался, он тоже вставал и поднимал морду ко мне. Вильгельма было не узнать! Неужели портфели так подействовали на инстинкты собаки-спасателя? Ну а как ещё это объяснить? Мы пошли дальше. Движение рыжего было таким же торжественным и спокойным. Пришли на полянку. Пёс не спеша сел на пень и обернулся на меня с вопросительным взглядом. Я также молча подошёл к нему и снял портфели. Вильям сидел, высунув язык, и смотрел на меня.
- Ну, и долго будешь выделываться? - спросил я. Зверюга с места в карьер сорвалась и понеслась творить свои бесчинства с лесным молодняком и остатками муравейников. Ну а я повесил портфели на плечо и пошёл собирать грибочки - молодых подберёзовиков, которых было в избытке, и беленьких, коих было много меньше, зато почти ни одного червивого.
Нагрузившись под завязку, я доплёлся до "нашего" пня, сел, скинув ношу, и позвал своего собакена: "Морда, ты где?" Голос у меня зычный, командирский, поэтому "морда" прилетела через 23, ну может быть, через 24 секунды и плюхнулась рядом на пень, оросив левое плечо пеной изо рта. Я заранее отсел на край пня, но все равно не помогло. Пока морда отдыхала на пне, я почистил куртке в траве; достал бутылку с водой, напоил коня и, пихнув с пня, одел на собакена упряжу с грибами. Рыжая морда опять устроило шоу с тщательным осмотром навешенной на него ношей. Я вопросил Вильгельма: "Ну, и долго будешь дурку валять? Пошли домой, кормилец! " Получив легкий пинок, тормозящий собакен и я,
гордым караваном выдвинулись домой. Вилька, обременённый портфелями, шёл спокойно, даже торжественно. Иногда он оборачивался и посматривал на меня взглядом, в котором читалось: "Начальник, не тормози! Жрать и пить охота!". Я сразу прибавлял ход. Вскоре мы прибыли домой. Вилька вошёл в зал. Жена с дочкой начали безудержно смеяться. Я тоже их слегка поддержал. Один только Вильгельм стоял посреди большой комнаты, смотрел на нас и думал: "Какие же глупые, эти кожаные. Собакен старался, делал всё, что мог. А эти ржут, вместо того, чтобы дать мне миску воды и хавчика с косточкой. Тупыые!".
Накормили, напоили нашего грибоносца и тот завалился в кладовке спать. Утром рано, ни свет ни заря, Вилька сел у выходной двери и начал монотонно шкрябать по ней своей громадной лапой. Ранее у него такого не замечалось. Я сонный вышел к нему и показал на поднятую ногу. Пёс все понял и забрался в кладовку. Только я уснул, как мне на живот шмякнулись два портфеля. Я подскочил в полусонном ужасе и увидел перед собой довольную морду моего собакена, на которой читалось: " Хорош спать, начальник! Пора крушить кусты и муравьёв! Ну и заодно нести твои портфели! "
С тех пор мой сенбернар стал грибоносцем в этой рощице. Жаль, что это продолжалось недолго. Вскоре коллеги прознали про эту рощицу, и она приказала всем долго здравствовать. Вильгельма потом заменил велосипед.
Кто дочитал - молодец.
Всем привет, Виталич.
Размещено через приложение ЯПлакалъ
yaplakal.com