17
Когда-то Геннадий Васильевич Самойлов учился в мореходке, училище не окончил, но полученных знаний хватило, чтобы служить радистом на торговых судах. Потом где только не работал – и на стройке, и помощником машиниста на тепловозах. Профессии были уже сухопутные, но вместо кирпичей и вагонов ему всё равно снилось море, и, просыпаясь по утрам, он долго лежал с закрытыми глазами, чтобы продлить радостное созерцание безбрежного океанского покоя.
На пенсии море не снилось, но связи с водой он не утратил и повадился ловить на дачном пруду карасей. Ловил на тесто и булочный мякиш, добавляя в них для вкуса подсолнечное масло. Проходившие мимо дачники часто видели его сидящим на берегу.
– Бездельник, сидит и сидит, – говорили женщины своим мужьям.
Повезло мужику. Ни тебе грядки копать, ни картошку сажать – думали мужья, и лица их затуманивались от воспоминаний, когда в юности самим хотелось отправиться куда-нибудь в горы, в тайгу, охотиться и рыбачить, или уплыть далеко на белоснежном паруснике, который сначала долго-долго виден на горизонте, а потом мгновенно растворяется в морской дали.
Сам рыбак был уже далёк от романтических мыслей, больше его заботил улов. Несмотря на неповоротливость, караси брали наживку охотно и жадно, поплавок сразу уходил под воду, оставалось только подсечь. Но однажды поклёвка началась очень осторожно: поплавок дёргался, кивал, потом затихал и снова дёргался и кивал.
«Умная рыбка», – подумал тогда Самойлов, ещё не догадываясь, что с этой поклёвки и начнётся его дальнейшая история. Как всякий радист, он знал азбуку Морзе и, наблюдая за поплавком, машинально прочитал в его толчках и кивках слова: «Гена, срочно беги».
«Ерунда какая-то. Не видать мне родного причала, если это не совпадение», – снова подумал он, но на всякий случай огляделся по сторонам в поисках свидетеля, который мог бы подтвердить произошедшее. Никого, даже дачников, рядом не оказалось, прибежала только собака полакать воды, вопросительно глянула на него. Самойлов выделил ей из своих рыбацких запасов кусочек булочного мякиша, но та есть не стала и исчезла.
Затем он поймал ещё двух охочих до хлеба с маслом карасей, когда осторожная поклёвка повторилась, и опять он прочитал загадочные слова: «Гена, срочно беги». Подобное уже не могло быть совпадением, но поверить, что какой-то карась подаёт ему из-под воды разумные сигналы, тоже казалось невозможным.
Озадаченный Самойлов направился к даче, вернулся и снова пошёл, и когда шагал, у него было такое же выражение, словно он сбился с курса и плывёт в неизвестном направлении. Уже на даче выяснилось, что он забыл выключить чайник, тот выкипел, и его эмалевые бока почернели от угара и пошли трещинами.
Тут следовало во всём разобраться. Здравомыслящие люди обычно не верят в чудеса, но, когда становятся свидетелями чуда, первая их мысль – что над ними потешается кто-то неизвестный или они сами сходят с ума. С умом у Геннадия Васильевича всё было в порядке, это он твёрдо знал. Говоря морским языком, штурвал не заклинило, и компас не барахлил. Ещё труднее было представить шутника, который, давясь от смеха, издали потешался над его растерянно-глуповатым видом.
Он прошёлся по комнатам, чтобы движение ног дало движение мыслей, и ходил долго, пока не вспомнил сказку о золотой рыбке, которая выполняла все просьбы старика. Если поверить в сказку, всё сразу становилось на свои места, всё складывалось. Он на пенсии – значит, старик, а его осторожный карась, как и сказочная рыбка, тоже золотистого цвета, вот и решил он ему помочь, предупредить об опасности. Геннадий Васильевич хотел было рассмеяться над подобным предположением, но смеха не вышло. И с этого времени мысль о золотой рыбке и чуде крепко засела в его голове.
На следующий день осторожная поклёвка послала новое сообщение: «Гена, езжай домой город». Сначала он испугался, не обокрали ли квартиру, не заболела ли супруга, не отвечавшая на телефонные звонки, но в очередном послании не было слова «срочно», и он немного успокоился.
Утром он уехал и дорогой думал, как расскажет жене о золотой рыбке и как удивится она. Но, скорее всего, не удивится, а скажет: ты, мол, Самойлов, со своей рыбалкой и карасями совсем ополоумел, видно, штурвал твой заклинило и компас барахлит.
Но жены дома не оказалось, да и сама квартира, чисто убранная, с задёрнутыми шторами, имела покинутый вид, а в воздухе ощутимо висела дымкой какая-то неопределённость. Так бывает, если перед уходом живущий здесь человек переживает, нервничает, испытывает сомнения, не зная, на что решиться, но наконец уходит, захлопнув дверь, а его чувства и сомнения остаются.
Жены не было, зато на столе от неё лежала записка. «Самойлов, – писала она, – мне тяжело сделать этот шаг, но я ухожу от тебя, нищеброда, к Фёдору. Ты его знаешь, я люблю его ещё со школы. Он человек сегодня свободный и богатый, хоть в старости поживу в достатке».
Геннадий Васильевич читал, и каждое слово било, как удар кулаком. А потом от обиды сделалось жарко и холодно, перехватило дыхание, словно он с горячего песчаного пляжа нырнул в реку и ледяная вода связала его, как верёвкой, по рукам и ногам и потянула на дно. Самое обидное было слово «нищеброд». Разве он мало зарабатывал, особенно когда ходил радистом в загранку? И пенсия у него приличная.
Все обиды со временем проходят, у Геннадия Васильевича она прошла быстро, и уже к вечеру ему стало казаться, что жена исчезла давно, даже её облик стал тускнеть, зато на первый план явилась его сказочная тайна, его золотая рыбка, и он уже не чувствовал себя одиноким.
Он опять уехал на дачу ловить рыбу, с нетерпением ожидая новых сообщений. Караси, как и раньше, брали наживку охотно и жадно, но осторожной поклёвки не было, и он уже начал опасаться, не поймал ли он случайно и свою золотую рыбку, зажарив её вместе с другими карасями на сковородке.
Вскоре золотая рыбка дала о себе знать, поплавок задёргался, закивал. Новое сообщение гласило: «Гена, две недели купи лотерейный билет».
Он не сразу сообразил, при чём тут лотерейный билет, но потом понял смысл слов. Золотая рыбка, пытаясь заглушить его душевные страдания после ухода супруги, собираясь сделать так, чтобы он выиграл в лотерею и разбогател. Вопрос лишь в том, каков будет этот выигрыш – миллион рублей, десять или все сто.
Самойлов никогда не думал о богатстве серьёзно, но когда замахнулся на такую крупную сумму, воображение тут же нарисовало перед ним привлекательную картину. Он представил себя во фраке, лакированных туфлях и цилиндре на палубе огромного океанского лайнера, готового увезти его в дальний круиз, и уже не в должности радиста или даже боцмана, а как пассажира первого класса. К его плечу прижимается неизвестная блондинка, а он с усмешкой смотрит вниз, где среди провожающих видит свою растерянную, тоскующую супругу с каким-то толстяком, наверное, Фёдором.
Не успел Самсонов отправиться в свой мысленный круиз, как снова увидел себя уже на привычном месте – у пруда. Он сидит в шезлонге рядом с неизвестно откуда берущейся блондинкой, в одной руке у него удочка, в другой стакан с неразбавленным виски, а за спиной трёхэтажный особняк с золотой рыбкой на крыше вместо флюгера.
Мимо, как и прежде, идут дачники, и жёны недовольно говорят своим мужьям:
– Вместо того чтобы рыбачить как настоящие мужчины и с золотыми рыбками знаться, только и делаете, что в земле копаетесь и картошку сажаете.
В тот день, о котором пойдёт речь, уже с утра нещадно пекло. Близилась осень, в неподвижном воздухе всё замерло, греясь в солнечных лучах. Геннадий Васильевич по-прежнему сидел с удочкой, но клевало плохо, видимо, караси тоже грелись, заготавливая тепло на предстоящую зиму.
Солнце поднималось всё выше, и сначала он снял пиджак, потом рубашку и брюки, а когда стало совсем невмоготу, отложил удочку и полез в воду, оставляя за собой на поверхности мутный пузырящийся след. Где-то на середине пути он задел ногой что-то склизкое и острое, окунулся, нащупал рукой деревяшку с торчащей вверх веткой и вытащил находку на берег.
Лучше бы он не делал этого. Он сидел на берегу, и к нему постепенно приходило осознание случившегося. Не было, оказывается, никакой золотой рыбки, и сказки не было. Скорее всего, крючок цеплялся за эту торчащую ветку, и тогда поплавок, подгоняемый ветерком и невидимым течением, дёргался и кивал, изображая азбуку Морзе. А нужные слова, наверное, получались случайно, или он, уже частью забывший эту морскую азбуку, сам выдумал их.
Вспомнилась некстати супруга, её обидные слова о нищеброде и желании пожить в достатке без него, Самойлова. Где она сейчас? Наверное, сидит со своим Фёдором за огромным столом, и он подкладывает ей на тарелку кушанья.
– А вот осетрового балычка попробуй, свеженького, янтарной слезой на срезе исходит. А вот икорка красная, сёмужная, чёрной сегодня в продаже не было.
– Ты меня накормишь, Фёдор, – жеманится бывшая супруга.
– Ничего, это тебе не с нищебродом жить, а я теперь человек свободный.
На противоположный песчаный берег, где были построены мостки, прибежали дети, стали купаться, нырять, брызгаться и развели такую бурю, что по всему пруду побежали волны, с вспыхивающими на гребнях разноцветными огоньками. До Самойлова они добегали уже обессиленными и тихо ласкались у его ног.
А Геннадий Васильевич всё сидел и думал. Нет, обманутым он себя не чувствовал, но было грустно. Почти два месяца прожил он в упоении от происходящего на его глазах чуда, уверенный, что в самом конце, уже на закате жизни, судьба преподнесла ему удивительный подарок. А может, золотая рыбка и сказка были? Сказки нужны не только детям, но и старикам. Пожилые люди ведь тоже дети, только постарше.
виа Это сообщение отредактировал gunstilzit - 30.05.2025 - 16:17
yaplakal.com