Прямо совсем близко эти мнения.
Не уверен что призыв -Быть сильными подойдет ко всем.. Но
ВОт что я написал недавно.
Пишу под псевдонимом..
Но - мое. И только мое.
Бабушка.
Зимой я шел по своему родному городу. Уже не помню куда – по своим делам.
У магазина продуктового, увидел бабушку. Она стояла возле самых дверей и наверное – пыталась войти? Может дверь – тугая и сил нет у старушки? Я подошел к ней и увидел, что она держит в руках маленькие вязанные из шерстяной нитки носочки. Такие – из разноцветных ниток – явно не из клубка покупного – распустила старую вещь и связала.
- Купите носочки, спросила она у меня. - Всего один лат.
- Бабушка, мне не нужны носки. Они детские. Мои дети уже взрослые.
- Внукам? Возьмите.
Я видел ее глаза в это время. Там была, нет не мольба – там была обреченность. И даже – стыд. Мне так показалось. Она протягивала мне эти два смешных носка очень плотной вязки – я проверил – что бы уважить бабулю и не обидеть отказом потрогал. Но совершенно не нужны мне были эти носки.
Я достал из кармана первую попавшуюся монету, нащупав покрупнее – не люблю кошельки, она оказалась двухлатовой. И протянул бабушке, положил в ее ладошку, настойчиво раскрыв сухонькие пальцы, которые слегка сопротивлялись. Она, увидев, что я дал ей деньги вдвое больше, чем она рассчитывала, подняла на меня глаза и сказала
- Вы же говорили, что носки вам не нужны.
- Мне и в самом деле не нужны носки.
- А за что же вы, даете мне деньги? Я так не могу. Возьмите носки. Не могу я так.
- Просто вам нужно, а у меня есть возможность. От чистого сердца. Носки – продадите кому-то другому.
- Не могу я так.
Я уже не слышал – машинально заходя в магазин, в который мне было совершенно не нужно. Я хотел прекратить этот разговор. Я понимал бабушку. Она так не могла. И одно дело, когда ты что-то сделал своим трудом и иное, когда деньги давали из жалости. Я ушел от объяснений. Наверное, самому себе тоже.
Я кружил по магазину, между стеллажей с продуктами в красивых упаковках, а сам поглядывал в район дверей – не ушла ли бабушка, получив то, для чего она стояла. Но тень старушки все еще была за дверью. Сделав очередной круг между товаров, мне пришлось выйти – не хотелось, чтобы еще продавщицы стали ворчать.
Бабушка как будто ждала меня. Она чуть отстранилась от стены дома, к которому прислонилась, наверное, пытаясь чуть расслабить от долгого стояния ноги:
- Возьмите носочки. Подарите кому-то. У вас ведь есть друзья – подарите им.
Мне показалось, что руки женщины чуть дрожали. Мне было стыдно посмотреть в ее глаза. Я боялся увидеть там слезы. Что бы я сам делал, будь на ее месте - я не знал.
- Хорошо – дайте мне эти носки. Я подарю их сестре, у нее сын, как раз должны подойти.
- Спасибо, возьмите. И извините меня. Я не могу просто так принять деньги.
Она сложила их в двое, и пыталась, достав какой-то пакет из кармана, положить носки в него. Я не стал ждать – взял из рук бабушки носки и засунул в карман своей куртки.
Опять ощутил их плотность. И неровность вязки. Ручная работа…
Что-то буркнув на прощание, пошел, торопливой походкой, куда-то за спину старушки, что бы она не видела, и я не ощущал бы на себе, ее взгляд. Мне казалось, что это будет очень тяжело и мне и ей. Пошел в совершенно другую строну цели моего похода. Куда – я уже забыл. Рука одна была в кармане, я сжимал этот свернутый кусочек добра и как будто впитывал время, что затратила бабушка, когда вязала эти вещи из своей жизни.
Мне было стыдно. Но я не мог не взять носки. Не мог. Я тогда бы чувствовал себя подонком. И унизителем старушки. Она не просила подаяния. Она продавала свою старость. Может быть чуть унижаясь, как и любой продавец, торгующий неходовым товаром. В моем воображении поочередно мелькали ее глаза – сухие и в морщинках вокруг, она, скорей всего, выплакала уже все слезы в жизни и как смена фона - пальцы маленьких рук. Мороза не было – была противная прибалтийская зима со слякотью и ветром. И бабушка была без варежек. Знаете – такие с одним большим пальцем, с обязательным спрятанным узелком внутри – такие, которые каждому вязала мать или бабушка в детстве, а мы смотрели, как плетется нитка из клубка, принимая форму, задуманную рукодельницей и наверняка каждому, не смотря на пол и возраст, хотелось научится так же. Спицы, клубок, кресло, плед, тапочки, очки. И носки самые теплые, но не только от того, что они шерстяные – в них тепло создавал элемент любви наших родителей к нам, начинающих свои жизни с этого наблюдения, как забота из слова, превращается в простой предмет – носки, варежки, шапочку, шарфик или свитер. И каждый вспомнит, как в вязаных шерстяных носках, таким скользким становился пол в наших квартирах из детства, как кололся тот шарф и как жарко было в той вязаной шапке.
Я шел по тающему снегу, грязному мокрому, пытаясь не поскользнуться и как будто держался за добро в кармане. Не мог вытащить покупку – это была именно покупка, не иначе, и рассмотреть - я смотрел кончиками пальцев. Вот один зацепился за узелок, вот следующий шарик связки ниток. Не могу признаться, хотя кому я вру – признаюсь – у меня выступили слезы. Наверняка. Я не давал им прорваться и думал о том – пошла ли бабушка домой? Я сам когда-то жил в том же районе города. В детстве. Может я и знал эту бабушку, может она была мать одного из моих приятелей. А скорей всего – она просто переехала сюда, в старую квартиру откуда-то, отдав свой, такой же старый дом, свои детям. Но где же эти дети, которые вынудили бабушку стоять в такую погоду на улице, есть ли они? Здание магазина было длинным, а всегда вдоль длинного здания на улице тянет ветром, в любую погоду. И нельзя зайти в магазин погреться.
А может, она была уже одинокая и, живя в муниципальной квартире, искала добавку к своей пенсии, распуская старые шерстяные свитера, которые больше не нужны.
Те носки - носочки я подарил своей крестной дочке – она надела их на большого плюшевого мишку. И кажется, что мишке стало теплее…как и нам всем.
Я никогда не видел больше эту старушку возле магазина. Правда я и почти и не был рядом – не было нужды. Да и уехал из своего города насовсем. Но иногда я чувствую эти носки своими пальцами…и душой.
Василий Дыш.
yaplakal.com