— Павел Георгиевич, еще во время нашей первой встречи в середине 1990-х вы мне обещали рассказать о Николае Кузнецове.
— Обещал — слишком сильно сказано. Вы просили меня рассказать некоторые подробности о Николае Ивановиче. И я ответил, что еще рано.
— Но прошло почти полтора десятка лет. Может, пора? Вы же с Кузнецовым были хорошо знакомы. Готовили для него документы на имя обер-лейтенанта вермахта Зиберта. Его потом больше семидесяти раз в Ровно и во Львове проверяли и никаких подозрений.
— Всё-то вы знаете. Но было же не совсем так.
— А как?
— Ну, хорошо. После возвращения из Болгарии я действительно помогал в 1942-м Кузнецову. И всех документов, как этого иногда требовала легенда, изготавливать не пришлось. Дивизию, в которой служил обер-лейтенант Пауль Вильгельм Зиберт, под Москвой разгромили. И на наше везение в ее штабе нашли много документов погибших офицеров вермахта. Отослать в Берлин извещения о смерти немцы не успели. Наступали наши стремительно, а немцы еще не привыкли к таким поражениям.
Неоформленные дела погибших, в полном порядке и как следует немцами подшитые, показали Николаю Кузнецову. Он быстро просмотрел несколько комплектов. И буквально изумился, наткнувшись на дело обер-лейтенанта Пауля Вильгельма Зиберта. В книжке, немцы называли ее зольдбухом, были и фотографии, и описание примет. Всё, как положено — рост, цвет волос и глаз, размер обуви, группа крови. И все, даже кровь, полностью совпадали с кузнецовскими. Правда, родившийся в Кёнигсберге офицер был на два года моложе Николая Ивановича. Но это — мелочь.
Мы решили задним числом «спасти» Зиберта. Возродили его, убитого. В реальный зольдбух немцы факт смерти занести не успели, и мы записали серьезное ранение. В зольдбухе была строка «собственноручная подпись владельца». И я вместе с коллегой из моего управления учили Кузнецова расписываться, как Зиберт. Николай Иванович был хорошо обучаемым. Получилось быстро, мы даже удивились. Кстати, моментально осваивал чужие подписи и мой друг Вилли Фишер — будущий Рудольф Абель. А для выбранной Кузнецовым легенды требовалось для достоверности создать какую-нибудь маленькую историю. Несколько фото, какие-то письма, некоторые незначительные документы.
Мы с фотографом из нашей Службы решили снимать его в форме офицера вермахта у него дома. Приехали в квартиру, где жил Кузнецов. Николай Иванович вспомнил: а Железный крест? Нацепили, быстро нашли нужный ракурс. Фотографировали так, как любили позировать офицеры вермахта. И еще сделали кое-какие фото, чтобы на подлинных документах Зиберта был наш Николай Иванович.
А потом началась наиболее трудоемкая, требующая времени и терпения, работа, которой ненавидят заниматься некоторые специалисты по изготовлению документов. Тут далеко до творчества. Каждый жест должен быть размерен и продуман.
Известными нам приемами сняли фотографии Зиберта с подлинников. Дальше — еще сложнее. Не зря наши помощники собирали немецкие трофеи. Снимки печатали на немецкой фотобумаге. Был у нас настоящий — их — фотоклей.
— А печати тоже были у вас немецкие?
— Не было. Использовали для печати подлинную мастику. И записи в документах Зиберта я и мой товарищ делали немецкими чернилами.
— А зачем вам нужен был напарник? Вы же сами на все руки мастер.
— Но не до такой степени. Нельзя делать разные записи одним и тем же почерком. Между прочим, нам в 1943—1944-м давали на экспертизу документы некоторых советских офицеров, вызывавших подозрение контрразведки, Смерша. И немцы попадались как раз на том, что использовали одну и ту же руку. Не мог один и тот же штабной писарь путешествовать за офицером по всем фронтам, куда того бросали судьба и начальство. Вот и ловили мы их шпионов и диверсантов.
Из книги Николая Долгополова "ЛЕГЕНДАРНЫЕ РАЗВЕДЧИКИ" (2015)
Источник
yaplakal.com