Редкие кадры и архивные снимки(17.11.2021)

Людей всегда привлекало всё, что покрыто тайной и они имеют стремление её раскрыть. Эти редкие фотографии приобретают такую ценность для каждого смотрящего оттого, что при взгляде на них можно прикоснуться к истории, приоткрыть завесу тайны и стать одним из тех, чьему взору представились ранее не известные снимки.

60 фото

Одри Хепберн в роли Сабрины.

02 А как вам такой Бельмондо?

Сцена Жана Поля Бельмондо из фильма Скорбь китайца в Китае

03 Ранним апрельским утром 1946 года трамвай линии "Уоркмэн" превысил безопасную скорость, сошел с рельсов на перекрестке и врезался в здание на Вулидж-Нью-Роуд (район Гринвич, Лондон).

04 Вело-рикши и пассажирка, Париж, 1943
Фото: Роже Шалль

05 На Руси красивых девушек называли «зaрaзaми», а выражение «Какая вы зараза!» заставляло барышень краснеть от удовольствия?

Да-да, в 18 веке это был комплимент. А всё потому, что происхождение этого слова тесно связано с глаголом «разить» (сразить, поразить и т. д.). Вот девушек и называли «заразами», когда они наповал сражали мужчин своей красотой. У Михаила Ломоносова даже есть такие строки:
«Прекрасный пол, о, коль любезен вам наряд...
Когда блестят на вас горящие алмазы,
Двойной кипит в нас жар сугубые зaрaзы!»

06 Девушки веселятся в клубе Chippendales, Лос Анджелес, 1979 год.

07 "Черный барон" – барон Петр Николаевич Врангель.

08 Зулус-рикша за работой. Дурбан, Южная Африка, Британская империя, 1930 год.

09 В принципе, талибы (запрещены везде) идут по цивилизованному пути, если смотреть ретроспективно

Студенты Кембриджа на митинге против приема женщин в университет, Великобритания, 1897 год.

10 Иван Рыжов и Василий Шукшин впервые встретились на съемках фильма "Мы, двое мужчин". На время киноэкспедиции их поместили в один гостиничный номер. Трудно представить более разных людей! Рыжов выглядел гораздо старше своих пятидесяти лет. Маленький и полный, говорливый и веселый, он был само почтение и обращался со всеми только на "вы". Шукшин переживал "возраст Христа". Высокий и жилистый, молчаливый и мрачный, он сходился с людьми трудно и предпочитал говорить им "ты".

- Давай-ка, отец, - выдавил он улыбку и поставил на стол бутылку, - за-ради знакомства...
- Не пью-с, - почему-то вырвалось у Рыжова старомодное "с", и тут же он виновато защебетал в свое оправдание, дескать, были и мы... ха-ха...
- Кури! - уже суровее пригласил к общению Шукшин и чиркнул спичкой.
- Не курю-с, - опять выскочило у Рыжова, и он снова "зачирикал"...
Глаза Шукшина презрительно сузились. Он пожевал папиросу, налил себе, выпил и многозначительно крякнул: баба, мол, ты, а не мужик!
Рыжов заботливо предложил ему закуску.
- Пошел ты!.. - бросил тот, как выругался, и хлопнул дверью.
Наступил вечер. Рыжов уже спал, вернее, делал вид. Вернулся Шукшин и внимательно посмотрел на стоящие рядом пакет молока и початую им днем бутылку, перевел взгляд на румяного соседа и скривился.
- Интеллигент! - процедил он сквозь зубы и сплюнул. - Тоже мне... Кадочников!

Потом Шукшин часто обзывал Рыжова интеллигентом и произносил это с отвращением, вроде "тунеядец" или еще похлеще...
Однажды он застал напарника в номере, когда тот благостно поглощал кефир, и опять наградил его кличкой.
- Какой я тебе интеллигент?! - сразу на "ты" взорвался Рыжов. - Я родился в деревне!
Шукшин опешил, но как петух, принял бойцовскую стойку.
- А лошадь сможешь запрячь?
- Да уж не хуже тебя, - в гневе продолжал Рыжов, - тоже мне... крестьянин!
- А ну, докажи, - подхлестнул Шукшин. - Я - лошадь, запрягай!

Рыжов сходу включился в игру. Он по-деловому согнул обидчика и принялся снаряжать его воображаемой сбруей. Седелка, подпруга, хомут, дуга быстро заняли свое место. Рыжов стал затягивать супонь да так вошел в раж, что когда "лошадь" покачнулась, круто осадил:
- Тпру, Васька, стоять! - и по инерции употребил пару "ласковых"...
Шукшин поперхнулся от неожиданности, но замер как вкопанный. А конюх пристегнул вожжи, хлопнул ими и послал:
- Но, но, Васька!
Шукшин чуть замешкался и сразу получил удар под зад:
- Пошел, глухая тетеря!

Василий рухнул на кровать и зашелся от смеха. Рыжов смотрел на него, как на чокнутого. Потом они обнялись и... стали друзьями.
Геннадий Юхтин. Из книги "Волшебное кино"
Иван Рыжов и Василий Шукшин в фильме "Калина красная" 1973.

11 Это не какая-то там девочка, а Ален Делон с мамой.
Париж, 1940 год.

12 Лиля Брик. Муза поэта Владимира Маяковского. На фото они в Крыму в 1926-ом году.

Поэт Пабло Неруда видел в Лиле "пурпур русского авангарда". Совсем не эталонная красавица, она казалась неземной Иву Сен-Лорану и хореографу Ролану Пети. 12.11.21 исполнилось 130 лет со дня ее рождения.

13 Художник Иван Владимиров. "Расстрел городовых", 1917

«Те зверства, которые совершались взбунтовавшейся чернью в февральские дни по отношению к чинам полиции, корпуса жандармов и даже строевых офицеров, не поддаются описанию. Они нисколько не уступают тому, что впоследствии проделывали над своими жертвами большевики в своих чрезвычайках.

Городовых, прятавшихся по подвалам и чердакам, буквально раздирали на части: некоторых распинали у стен, некоторых разрывали на две части, привязав за ноги к двум автомобилям, некоторых изрубали шашками. Были случаи, что арестованных чинов полиции и жандармерии не доводили до мест заключения, а расстреливали на набережной Невы и затем сваливали трупы в проруби.

Одного, например, пристава привязали верёвками к кушетке и вместе с нею живьём сожгли. Пристава Новодеревенского участка, только что нёсшего тяжёлую операцию удаления аппендицита, вытащили с постели и выбросили на улицу, где он сейчас же и умер».

Глобачёв К. И. Правда о русской революции: Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения. М.: РОССПЭН, 2009. С. 130.

14 Знаменитый логотип «Beatles» с длинной буквой «T» нарисовал Эдди Стоукс, который подрабатывал тем, что рисовал названия групп в музыкальном магазине Айвора
Арбитера в Лондоне.

В 1963 году Ринго купил там новую ударную установку перед гастролями в США. Уже было известно, что группе придется участвовать в телевизионном шоу Эда Салливана и именно для него нужно было нанести название группы на переднюю мембрану большого барабана. Стоуксу потребовалось 5 минут, чтобы решить проблему логотипа «Битлз» до конца их творческой карьеры. Айвор Арбитер догадался также нанести рядом логотип фирмы производителя барабанов – «Ludwig». Как только он мелькнул на телеэкранах, произошел гигантский бум покупательского спроса на барабаны этой фирмы. Буквально все барабанщики мира хотели играть на ударных производства «Ludwig», причем именно на этой модели, которая называлась «Черная устрица».

Мембрана, разрисованная Стоуксом, благополучно слетала в Америку, поучаствовала в выступлениях, вернулась в Англию и была украдена прямо на студии «Abbey Road». В 1984 году она чудесным образом появилась на аукционе.

15 Обожаемая "тётя Валя"

"Тетя Валя" - так советские дети часто называли Валентину Михайловну Леонтьеву, которая вела популярные телевизионные передачи "В гостях у сказки" и "Спокойной ночи, малыши"
На передачу "В гостях у сказки" у телевизора собирались и дети, и взрослые, так что это была настоящая семейная передача. Поэтому В.М. Леонтьева начинала передачу приветствием - "Здравствуйте, дорогие ребята и уважаемые товарищи взрослые"!

Перед показом фильма (а очень часто это были премьерные показы) обязательно рассказывала,
кто написал - если это была экранизация, кто снял фильм, словом, сеяла разумное-доброе-вечное-познавательное.

После фильма задавался "сказочный" вопрос и предлагался конкурс детского рисунка по мотивам увиденного. Рисунки потом обязательно показывали после следующей сказки. Для детей это был восторг – увидеть свой рисунок на экране, да ещё с комментарием обожаемой "тёти Вали" – откуда-кто прислал, сколько лет. И у родителей был восторг не меньший. А может, даже и больший.

Передача была долгожителем на советском телевидении, первый выпуск был в 1976 году и по 1986 года выпуски были регулярными. С 1989 года передачу дважды переименовывали, меняли тётю Валю на ведущих-детей – мальчика и девочку. Потом в начале 1990-х всё утухло.

Стало не до качественных детских программ.

16 Моторное колесо Лоусона, 1902 год

Не знаю, как точно перевести это "колесо с мотором". Но придумал его некто Лоусон. Как будто кузнечика запрягли.

17 Японцы в 77-м выпустили триллер «Легенда о динозавре», который спустя пару лет показали и в СССР, где фильм имел огромный зрительский успех (48,7 млн зрителей) .

18 Русский Харбин на фото открытках 1920-х годов.

19 Хиппи в Гоа 1971 год.

20 Ой вей...

– Тебя выгонят с волчьим билетом из детского сада, и все станет фарфолен! – сказала бабушка.
Что такое «фарфолен», я не знал. Но не это меня интересовало.
– А куда волки ходят по билету? – спросил я.
– В баню! – в сердцах крикнула бабушка. – Нет, этот ребенок специально придуман, чтоб довести меня до Свердловки!
– Мне не нужен волчий билет, – поставил я бабушку в известность. - Я пока хожу в баню без билета. Так что, наверное, не выгонят, – успокоил я ее.

Дело в том, что я отказался читать на детском утреннике общеобразовательные стихи типа «Наша Маша…» или «Бычок» и настаивал на чем-то из Есенина.
В те времена стихи Сергея Есенина не очень-то издавали, но бабушка знала их великое множество. И любила декламировать. В общем, сейчас и пожинала плоды этого.
Воспитательницы пошли бы и на Есенина, если бы я согласился, например, на березку, но я категорически хотел исполнить «Письмо матери». Предварительное прослушивание уложило в обморок нянечку и одну из воспитательниц. Вторая продержалась до лучших строк в моем исполнении. И когда я завыл: – Не такой уж жалкий я пропойца… – попыталась сползти вдоль стены.
– Слава Богу, что нормальные дети это не слышат! – возопила она, придя в себя.
Ну, тут она малость загнула. Тот случай! Я стану читать любимого поэта без публики? Дождетесь!

Короче, дверь в игровую комнату я специально открыл, да и орал максимально громко.
– А что такое тягловая бредь? – спросила, едва воспитательница вошла в игровую, девочка Рита.
– Тягостная! – поправил я.
– Марина Андреевна, почему вы плачете? – спросила на этот раз Рита.
В общем, снова досталось родителям.
После серьезного разговора с папой, во время которого им была выдвинута версия, что дать пару раз некоему мерзавцу по мягкому месту - мера все-таки воспитательная.

Как лицо, крайне заинтересованное в исходе дискуссии, я выдвинул ряд возражений, ссылаясь на такие авторитеты, как бабушка, Корчак и дядя Гриша. (У дяди Гриши были четыре дочери, поэтому меня он очень любил и баловал).
– Как на это безобразие посмотрит твой старший брат? – вопросил я папу, педалируя слово – старший.
Дело закончилось чем-то вроде пакта. То есть я дал обещание никакие стихи публично не декламировать!
– Ни-ка-ки-е! – по слогам потребовал папа.
Я обещал. Причем подозрительно охотно.
– Кроме тех, которые зададут воспитательницы! – спохватился папа.
Пришлось пойти и на это.
Нельзя сказать, что для детсадовских воспитательниц наступило некое подобие ренессанса. Все-таки кроме меня в группе имелось еще девятнадцать «подарков». Но я им докучал минимально. А силы копились… Ох, папа… Как меня мучило данное ему слово!
И вот настал какой-то большой праздник. И должны были прийти все родители и поразиться тому, как мы развились и поумнели. И от меня потребовали читать стихи.
– Какие? – спросил я.
– Какие хочешь! – ответила потерявшая бдительность воспитательница.
– А Маршака можно?
– Разумеется! – заулыбалась она. Для нее Маршак – это были мягкие и тонкие книжечки «Детгиза».

Когда за мной вечером пришел папа, я все-таки подвел его к воспитательнице и попросил ее подтвердить, что я должен читать на утреннике стихотворение Самуила Маршака. Та подтвердила и даже погладила меня по голове.
– Какое стихотворение? – уточнил бдительный папа.
– Маршака? – удивилась она и назидательно добавила: – Стихи Маршака детям можно читать любые! Пора бы вам это знать!
Сконфуженный папа увел меня домой.
И вот настал утренник. И все читали стихи. А родители дружно хлопали. Пришла моя очередь.
– Самуил Маршак, – объявил я. – «Королева Элинор».
Не ожидая от Маршака ничего плохого, все заулыбались. Кроме папы и мамы. Мама даже хотела остановить меня, но папа посмотрел на воспитательницу и не дал.
– Королева Британии тяжко больна, – начал я, – дни и ночи ее сочтены… – и народу сразу стало интересно. Ободренный вниманием, я продолжал…

Когда дело дошло до пикантной ситуации с исповедниками, народ не то чтобы повеселел, но стал очень удивляться. А я продолжал:
– Родила я в замужестве двух сыновей… – слабым голосом королевы проговорил я.
– Старший сын и хорош и пригож…
Тут мнения разделились. Одни требовали, чтоб я прекратил. А другим было интересно И они требовали продолжения. Но мне читать что-то расхотелось. И я пошел к маме с папой. Поплакать.
По дороге домой очень опасался, что мне вот-вот объявят о каких-то репрессиях. Тем более папа что-то подозрительно молчал.
– Да, кстати, – наконец сказал он, – ты ж не дочитал до конца. Прочти сейчас, а то мы с мамой забыли, чем дело-то кончилось!
И прохожие удивленно прислушивались к стихам, которые, идя за ручку с родителями, декламировал пятилетний мальчишка...

© Александр Бирштейн

21 Майя Плисецкая с родителями: папой Михаилом и мамой Рахилью в Москве, 1927 г.

22 Учебный класс подготовки телефонистов. 1928

23 С проверенной классикой

Американский танкист, вооружённый 11,43-мм пистолетом-пулемётом М3 охраняет свой танк М60А3, из состава роты С 3-го батальона 77-го танкового полка, остановившийся в ходе марша на улице одного из немецких городов. Снимок сделан в январе 1985-го года в ходе учений Central Guardian - этапа стратегических манёвров Reforger'85

24 Мать Уинстона Черчилля - Дженни Джером.

Дочь американского финансиста, незаурядный общественный деятель, жена министра финансов Великобритании, мать премьер-министра этой страны и просто красавица — все это Дженни Джером.

Будущая леди Рэндольф Черчилль родилась 9 января 1854 года в Нью-Йорке в семье финансиста Леонарда Джерома и его жены Клары, происходившей из влиятельного политического клана. Современники единодушно признавали ее одной из самых прекрасных девушек того времени. Но мисс Джером была еще умной и независимой. Не желая сидеть сложа руки, она стала литературным редактором.

Страсть к лошадям стала основой для начала отношений с лордом Рэндольфом Черчиллем, сыном герцога Мальборо. Обворожительная американка и британский лорд познакомились во время парусной регаты, разговорились о лошадях и сразу обнаружили: у них много общего. О помолвке объявили уже через три дня! Семья герцога Мальборо была шокирована. «Ты понимаешь, что для нас... унизительно рассматривать возможность подобного родства», — писал герцог сыну. Однако тот отказался разорвать помолвку. В ситуацию вмешался принц Уэльский — он рекомендовал герцогу не препятствовать заключению этого брака. После свадьбы новоявленная герцогиня окунулась в вихрь светских развлечений .Рождение Уинстона не нарушило ритм жизни леди Черчилль: она мало занималась Уинстоном. А он обожал мать, называл ее принцессой-феей и ждал, как праздника, ее приезда в школу для мальчиков, куда его отдали.

Второй сын родился в Ирландии, куда семья Черчиллей была вынуждена удалиться после ссоры Рэндольфа все с тем же принцем Уэльским. В Лондон они вернулись только через семь лет. Прибыв в Англию, Рэндольф стал заниматься политикой. Дженни поддерживала мужа. Она превратилась в уважаемую леди, хотя была очень остра на язык. Леди Рэндольф так заразительно смеялась над своими и чужими шутками, что сопротивляться ее обаянию было невозможно. Она основала женский политический клуб — «Лига первоцвета» — и первой слушала речи, которыми ее муж потом сотрясал своды парламента, — не она ли их и писала? Представляя предвыборную программу Рэндольфа в лучших лондонских гостиных, Дженни оказывала влияние на светских подруг, а те — на своих мужей-политиков. В ход шли и трансатлантические связи тестя. И Рэндольф получил место министра финансов. Но стремительно ухудшающееся здоровье вынудило его вскоре уйти в отставку.

К этому моменту страсть в отношениях супругов уступила место крепкой дружбе. Злые языки приписывали Дженни романтические отношения с половиной известных мужчин Европы, в том числе с парой монархов, но она оставалась с мужем до его смерти в 1895 году. Чтобы прийти в себя после потери, леди Рэндольф вернулась к прежнему занятию: начала издавать журнал. Именно тогда она обнаружила, что ее старший сын превратился в умного юношу с задатками политического деятеля. Прежняя сдержанная материнская любовь на расстоянии превратилась в товарищество, укрепленное работой — и в журнале, и над первыми речами Уинстона. «Мы трудились рука об руку. Не как мать и сын, а скорее как брат и сестра», — вспоминал он.

Жизнерадостная Дженни была не из тех, кто способен провести в трауре всю жизнь. Поклонников хватало. В 1900 году она вышла замуж за капитана шотландской гвардии Джорджа Корнуоллиса-Уэста. Он был ровесником Уинстона, однако сын отреагировал на брак спокойно, чего нельзя сказать о семье жениха, не явившейся в церковь на церемонию.
В этот момент разразилась Вторая англо-бурская война, и Уинстон отправился на фронт. Дженни не могла остаться в стороне от событий и занялась сбором средств на сооружение корабля-госпиталя для раненых. Английское общество высоко оценило ее заслуги. Второй брак не оправдал надежд Дженни. Муж был красивым мужчиной и хорошим человеком, но супруги не сошлись характерами. И несмотря на давление со стороны родственников, развелись, оставшись друзьями.

Леди Черчилль — а она именовала себя так до конца дней, хотя право на титул было утрачено с заключением второго брака — недолго оставалась одна. Ее последний брак (с Монтегью Фиппеном Порчем) был заключен в 1918 году. Дженни все еще была очень красивой женщиной, но смотрела на жизнь более зрело. «Мой второй брак был романтичным, но неудачным, а третий — удачным, но не романтичным», — шутила она. По сложившейся «традиции», жених был моложе невесты — и даже моложе ее старшего сына (на 3 года)! Муж был чиновником и, вероятно, рассчитывал на связи жены, но Дженни не желала ему помогать, т.к все ее надежды сосредоточились на первенце, который стремительно шел к власти.
Погибла леди Рэндольф неожиданно.

Она и в возрасте не отказывала себе в туфлях на высоких каблуках и как-то, спускаясь по лестнице, зацепилась каблуком за ступеньку, упала и сломала лодыжку. Несвоевременно оказанная врачебная помощь привела к гангрене и ампутации ноги. Образовавшийся тромб стал причиной смерти Дженни. Оплаканную сыновьями и мужем Дженни похоронили в усыпальнице Мальборо рядом с лордом Рэндольфом Черчиллем.

25 «Мой муж Фёдор построил дом, настоящий дворец, в два этажа, с верандой, балконами и даже двумя входами. Я тогда удивлялась, зачем разные входы, а он объяснил, что для сыновей — у нас их двое было, Иван и Костя. Но всё сложилось по-другому

Началась война. Сначала ушёл Фёдор, потом один за другим два сына, а через несколько месяцев пришла из части похоронка — погибли оба… Я сходила с ума.
Хожу по пустому дому-дворцу и думаю — как жить? Работала я в это время в райкоме, мне сочувствовали, успокаивали, как могли. Однажды иду я около вокзала, и вдруг летят три самолёта. Люди как закричат: Немцы! — и рассыпались в разные стороны. Я тоже в какой-то подъезд забежала. Вижу — бежит по площади женщина с девочкой на руках. Я ей кричу: Сюда! И тут один из самолётов сбросил бомбы. Женщина упала и ребёнка собой прикрыла. Я, ничего не помня, бросилась к ней. Вижу, она мёртвая. Тут милиция подоспела, женщину забрали, хотели и девочку взять. Я прижала её к себе, думаю, ни за что не отдам, и сую им удостоверение райкомовского работника. Они говорят — иди. Я — в райком: Девчата, оформляйте мне ребёнка! Мать на глазах у меня убили… Они стали отговаривать: Как же ты работать будешь? Малышку в ясли не устроишь — они забиты. А я взяла лист бумаги и написала заявление об увольнении: Не пропаду, — говорю, — буду гимнастёрки солдатам шить.

Унесла я домой мою первую дочку — Катю. Уж как я любила её, как баловала… Ну, думаю, испорчу ребёнка, надо что-то делать. Зашла я как-то на свою бывшую работу, а они двух девчушек двойняшек, лет трёх, в детдом оформляют. Я к ним: Отдайте их мне, а то я Катю совсем избалую. Так появились у меня Маша и Настя.
Тут соседка парнишку привела шести лет, Петей звать. Его мать беженка, в поезде умерла, — объяснила она, — возьми и этого, а то у тебя — одни девки. Взяла и его. Живу с четырьмя малютками.

Тяжело стало: и еду надо приготовить, и постирать, и за детьми приглядеть, да и для шитья гимнастёрок тоже нужно время — ночами их шила. И вот, развешиваю как-то во дворе бельё, входит мальчик лет десяти, худенький такой, бледный, и говорит: — Тётенька, это ты детей в сыновья берёшь? Я молчу и смотрю на него. А он продолжает: — Возьми меня, я тебе во всём помогать буду, — и, помолчав, добавил: — И буду тебя любить. Как сказал он эти слова, слёзы у меня из глаз и полились. Обняла его:
— Сыночек, а как звать тебя?
— Ваня, — отвечает.
— Ванюша, так у меня ещё четверо: трое девчонок да парнишка. Их-то будешь любить? А он так серьёзно отвечает:
— Ну так, если сестры и брат, как не любить?
Я его за руку, и в дом. Отмыла, одела, накормила и повела знакомить с малышами.
— Вот, — говорю, — ваш старший брат Ваня. Слушайтесь его во всём и любите его.

И началась у меня с приходом Вани другая жизнь. Он мне как награда от Бога был. Взял Ваня на себя заботу о малышах, и так у него складно всё получалось: и умоет, и накормит, и спать уложит, да и сказку почитает. А осенью, когда я хотела оформить его в пятый класс, он воспротивился, решил заниматься самостоятельно, сказал:
— В школу пойду, когда подрастут младшие.
Пошла я к директору школы, всё рассказала, и он согласился попробовать. И Ваня справился.
Война закончилась. Я запрос о Фёдоре несколько раз посылала, ответ был один: пропал без вести.

И вот однажды получаю письмо из какого-то госпиталя, расположенного под Москвой: “Здравствуй, Лиза! Пишет незнакомая тебе Дуся. Твой муж был доставлен в наш госпиталь в плохом состоянии: ему сделали две операции и отняли руку и ногу. Придя в себя, он заявил, что у него нет ни родственников, ни жены, а два сына погибли на войне. Но когда я его переодевала, то нашла у него в гимнастёрке зашитую молитву и адрес города, где он жил с женой Лизой. Так вот, — писала Дуся, — если ты ещё помнишь и ждёшь своего мужа, то приезжай, если не ждёшь, или замуж вышла, не езди и не пиши”. Как же я обрадовалась, хоть и обидно мне было, что Фёдор усомнился во мне. Прочитала я письмо Ване. Он сразу сказал: — Поезжай, мама, ни о чём не беспокойся.

Поехала я к мужу… Ну, как встретились? Плакали оба, а когда рассказала ему о новых детях, обрадовался. Я всю обратную дорогу о них говорила, а больше всего о Ванюше.
Когда зашли в дом, вся малышня облепила его:
— Папа, папа приехал! — хором кричали. Всех перецеловал Фёдор, а потом подошёл к Ване, обнял его со слезами и сказал:
— Спасибо, сын, спасибо за всё.

Ну, стали жить. Ваня с отличием закончил школу, пошёл работать на стройку, где когда-то начинал Фёдор, и одновременно поступил на заочное отделение в Московский строительный институт. Окончив его, женился на Кате. Двойняшки Маша и Настя вышли замуж за военных и уехали. А через пару лет женился и Пётр. И все дети своих дочек называли Лизами — в честь бабушки».
Записал Борис Ганаго