Война, деньги, два ствола...От Минска до Орла с 2,5 миллионами в мешках и двумя наганами

Герои бывают разными. Даже на войне. Милиционеры Косило и Семенчук совершили героический поступок, о котором сегодня СМИ раструбили бы на всю страну. Но тогда, в 1941-м, он не попадал в раздел фронтовых сводок, тем более на фоне развернувшихся трагических событий. Установить хронологию подвига помогли уникальные документы, хранящиеся в фондах Центрального музея МВД России.

Вечером 21 июня 1941 года милиционеры Волковысского городского отдела милиции (ГОМ) УНКВД Белостокской области, вошедшей совсем недавно в состав Белорусской ССР, Петр Косило и Павел Семенчук заступили на службу по охране городского отделения Госбанка.

В пять утра город подвергся налету: сначала немецкие самолеты разбомбили военный аэродром, размещенный на окраине, а спустя несколько минут обрушили смертоносный груз на спавший Волковысск, расположенный, увы, так близко к новой границе. Где-то там, среди пламени и разрывов находились семьи милиционеров. У 35-летнего Косило с матерью осталось трое детей, причем младшему – Пете шел всего третий месяц, у его напарника Семенчука – молодая жена и первенец Машутка.

В воспоминаниях Петра Косило читаем: «Когда верх Госбанка загорелся, невозможно было больше охранять, так как горький дым забивал дыхание…»

Вскрыв вместе с управляющим и одним из инкассаторов деньгохранилище, милиционеры стали грузить пачки купюр и ценных бумаг в мешки, вынося их из охваченного огнем здания. Остановив случайную полуторку, Косило приказал водителю встать под загрузку. Сверху на шесть опечатанных сургучными печатями мешков и уселись вооруженные лишь наганами милиционеры.
Они понятия не имели, сколько денег было в мешках, а в кармане у Косило, как вспоминал позже Петр Иванович, было два рубля. У Семенчука – рубль.

Двигать решили на восток, в сторону Минска. Когда вырвались из города, почти сразу попали под авианалет – пришлось свернуть в лес, где участники экстренной экспедиции дождались темноты. Когда стало понятно, что впереди сплошные неясности, а назад дороги нет, созрел заговор. Об этом ветеран МВД вспоминал так: «Банковские работники и шофер стали о чем-то договариваться втроем, стращать нас, что немецкие танки в Столбцах, мол, давайте наберем денег, сколько сможем, а остальные с машиной спалим».

Милиционеры отказались от предложения, пресекли панику гражданских лиц, убеждая их, что никаких танков впереди нет. Однако это не помешало банковским работникам раствориться в ночи. В бега ударился и пожилой водитель полуторки, которая не заводилась.

Пришлось милиционерам, выйдя на дорогу, ловить попутки. Первыми остановились военные. Старший шедшей в тыл колонны майор согласился подбросить сотрудников НКВД с ценным грузом, однако далеко они не уехали, так как опять начался налет.

Пришлось снова сворачивать в лес, где скопилось несколько машин. Кто-то пустил слух, что мост через реку разбомбили и придется возвращаться. Так милиционеры спустя два дня оказались со своим грузом в прифронтовых Столбцах, еще не занятых, однако, немцами. Косило попытался сдать деньги в местное отделение Госбанка, но финработники наотрез отказались принимать ценный груз.

Милиционерам удалось пробиться к начальнику ГОМ и рассказать ему о своих перипетиях. Тот, несмотря на сложную обстановку, оценил важность груза, помог найти машину и даже выделил в помощь сотрудника из местных, который хорошо знал окрестности и брался вывезти их полевыми дорогами на Минск.

Однако столица Белоруссии к тому времени подверглась варварским бомбардировкам, город пылал. Попетляв с полчаса по горящим улицам, они вырвались за город, надеясь добраться до Могилева, однако отъехав не более 20 километров, снова попали под бомбежку – немцы, уничтожив в первые часы советские самолеты на аэродромах, хозяйничали в небе. Снова выручил лес, в котором пришлось прятаться до темноты.

О том, что было дальше, Косило пишет так: «Мой товарищ Семенчук заболел в дороге от этого всего. Мы стали его уговаривать не падать духом: война скоро кончится и мы будем дома при своих семьях».
Милиционеры третий день ничего не ели. На их скромные карманные расходы купить было нечего и негде.

Наконец к утру инкассаторы в погонах добрались до Могилева, где сутки ожидали решения, надеясь избавиться от своего груза. Но управляющий отделением областного Госбанка принимать деньги отказался даже под угрозой нагана. На вторые сутки, чтобы отделаться от слишком настойчивых милиционеров, их отправляют в расположенный восточнее райцентр Шклов.

На шестой день скитаний под бомбежками голодные, но в самом высоком смысле выполнившие долг до конца Петр Косило и Павел Семенчук сдали наконец ценный груз в Шкловское отделение Госбанка. При пересчете и приеме денег оказалось, что в мешках находится 2 миллиона 574 тысячи рублей – просто огромная по тем временам сумма. О чем был составлен акт, который всю войну хранил старший милиционер Косило, а ныне он находится в фондах музея.

Потрясает и следующий факт, приведенный в воспоминаниях ветерана: «Он (управляющий отделением банка) спросил нас: «Получали ли мы зарплату или нет?». Мы не получали зарплату за июнь. И он нам дал своих денег по 50 рублей на питание и сказал: «А зарплату получите потом» – и оставил нас охранять Госбанк».

Как признался позже автор воспоминаний, зарплату за июнь и июль того рокового года они с напарником так и не получили. Впрочем, о ней милиционеры тогда думали, кажется, меньше всего. Когда груз, свалившись с их плеч, был сдан, с удвоенной силой заболело сердце об оставленных в тылу семьях: что с ними, живы ли?

Но на этом, как оказалось, служба милиционеров по охране государственных ценностей была не окончена. Фронт быстро приближался (уже 11 июля немцы заняли Шклов), и им было поручено сопровождать материальные ценности эвакуируемого в тыл местного отделения Госбанка. Конечным пунктом этого боевого пути стал казавшийся тогда тыловым Орел, где наконец удалось отделаться от засургученных мешков, ради которых пришлось столько вытерпеть.
Поступили милиционеры, почти неделю бывшие настоящими миллионерами, тогда единственно правильно, хотя за этот самый настоящий подвиг их так ничем и не наградили. А ведь каждый из них потенциально мог стать Остапом Бендером.

Зато судьба была милостива к нашим героям. Через Орловский военкомат их призвали на действительную военную службу. По окончании войны оба вернулись на Родину, где воссоединились с семьями. Это ли не награда?! Их родные подвергались репрессиям со стороны оккупантов как члены семей сотрудников милиции, но спасло, видимо, то, что с начала войны оба числились пропавшими без вести.

Глядя из дня нынешнего на этот всего лишь эпизод войны на фоне развернувшихся грандиозных событий Великой Отечественной, начинаешь лучше понимать, почему в итоге победа осталась за нами. Мы были нравственнее, а значит, сильнее наших противников.

Справка:Буханка ржаного хлеба стоила в 1940 году в среднем 75 копеек.
Примерная зарплата младшего начальствующего состава милиции в 1941 году составляла 250–300 рублей.

всё

https://foto-history.livejournal.com/12718274.html

Железные люди!
Именно поэтому и победили.

Это сообщение отредактировал vovan77777 - 14.07.2021 - 19:54

Несгибаемые были наши предки... Быть бы нам достойными....

А сейчас в теме про оставленный кошелек на кассе или деньги в банкомате - начинаются жаркие споры, через сколько секунд это становится ничьим...

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Когда понятие - долг , перевешивает все остальное .

70 лет назад люди были немного другими

Я тут сейчас книжку читаю:

Через три дня на двух военных грузовиках, присланных в распоряжение Рыбалко, мы добрались до Березины. В те дни эта скромная река делила мир на две части. На востоке всё еще существовал какой-то порядок. Работали мобилизационные пункты. Шли поезда. Двигались густые колонны войск. Сновали автомобили. А по другую сторону реки находился мир великого крушения. И чем дальше углублялись мы в этот мир, тем явственнее проступали черты катастрофы. За Рогачевым наши автомобили остановились у моста через безымянную речушку. Огромный танк загородил въезд на мост с западной стороны. На башне сидел лохматый лейтенант танкист. Он равнодушно озирал беснующуюся и воющую у танка толпу штатских людей — мужчин и женщин. Легковые автомобили «эмочки», «газики», «ЗИС»ы растянулись длинной чередой. Между ними возвышались грузовики, заполненные каким-то скарбом.

Рыбалко приказал мне выяснить, что происходит. Лохматый лейтенант испытывающе глядел мне навстречу, когда я шел к нему. Подойдя ближе, я увидел, что лейтенант бос, не подпоясан и выглядел так, словно решил лечь спать. На мой вопрос, что случилось, лейтенант ударил босой ногой по броне танка:

— Горючее кончилось.

— А зачем же вы проезд через мост закрыли?

— На этом самом месте и кончилось, — повел плечами лейтенант. В его глазах был озорной блеск. Что могло заставить лейтенанта загородить проезд? Ведь не думал же он провести свой многотонный танк через деревянный мостик? Значит, сделал он это нарочно, из озорства.

Меня окружили пассажиры легковых автомобилей. Какой-то толстяк кричал мне в ухо, словно думал, что я глух и не слышу его:

— Товарищ командир, я секретарь горкома партии. Он называл большой город на западе страны. Тут собрались «бегуны» — партийное и правительственное начальство, удирающее от наступающих немцев.

— Послушайте, товарищ лейтенант, ведь надо же дать людям проехать, — обратился я к лейтенанту.

— Надо, — спокойно согласился он. Лейтенант посмотрел в сторону наших грузовиков, ждущих на другой стороне моста и приподнялся с башни. Он стоял лохматый, широко расставив ноги. Его молодое, обросшее неряшливой растительностью, лицо было злым.

— Ну, хорошо. Езжайте, бегуны. Секретарь горкома говоришь? Подумаешь, птица!.. Город бросил, а сам удираешь, да еще грузовик казенного имущества с собой прихватил. Вожди и учителя, чтоб вас чорт побрал.

Лейтенант плюнул в сторону и полез в люк. Те, кого лейтенант назвал вождями и учителями, стояли молча. Они готовы были снести любое оскорбление, только бы им дали проехать и снова нестись на восток, подальше от наступающего врага.

Загрохотал мотор, лязгнули гусеницы, и неуклюжая громада танка шевельнулась. Легковые автомобили, словно боясь, что танк снова закроет дорогу, ринулись вперед. Тяжелый ЗИС секретаря горкома сцепился с «эмочкой». Образовалась пробка. Неслись крики, ругань. Плакали женщины. А лейтенант опять появился на танке и стоял, широко расставив босые грязные ноги. Он равнодушно смотрел на всю кутерьму, разыгравшуюся на мосту.

После ночевки в каком-то крошечном селе, через которое непрерывно шли беженцы, мы двинулись дальше и обогнули горящий Минск. С каждым часом всё явственнее ощущалось дыхание войны. Иногда в небе происходил воздушный бой. Падали вниз горящие самолеты. Откуда-то доносился гул бомбардировок. По дорогам двигались толпы военных и штатских. Женщины несли на руках детей. Жены командиров из пограничных гарнизонов. У них были печальные, отягощенные слезами глаза. Мужчины, одетые в рваную крестьянскую одежду. Бегуны не высоких рангов. Для них не нашлось автомобилей и они уходили пешком. Встречались легко раненые командиры и бойцы. Но больше было таких, что потеряли свои части, бросили оружие и теперь брели неведомо куда. Автомобили, тракторы, танки, пушки, зарядные ящики — всё это стояло брошенным по обочинам дорог. Армия распадалась.

Трудно было понять, что вокруг происходит. Фронта не было вовсе. С каждым часом немецкие танковые войска, действующие подвижными клиньями, углубляли фронтовой район, походивший на слоеный пирог. В одном случае немцы оказывались восточнее советских войск, в другом, они окружали их, в третьем немецкие и советские армейские слои чередовались, а между ними образовалась пустота, в которой мы бродили, иногда даже не зная, находимся ли мы перед немецкими войсками или же позади их.

Рыбалко не давал времени на размышления. В этом маленьком генерале сидел бес неукротимого упорства. Будь во главе нашей группы кто-нибудь другой, мы поступили бы просто: собрали несколько тысяч уходящих от фронта солдат и офицеров и тем закончили наш западный маршрут. Но Рыбалко, встречая бредущих командиров и бойцов, раздраженно махал рукой:

— Эти сами дойдут и их в тылу подберут. Нам надо найти остатки боевых, понимаете, боевых войск. Так нам приказано.

Эти поиски завели нас в немецкий тыл. Мы и сами не заметили, как оказались в нем.

Наш западный маршрут весь состоял из неизвестности.

Отсюда

Это сообщение отредактировал AlexServ - 14.07.2021 - 21:04

Дед был бухгалтером рыбучастка в 50-х. Поехал в город за зарплатами, нафигарился там и потерял портфель с деньгами на весь колхоз. Добрые люди вернули портфель.

Кому война, а кому мать родна. Милиционерам - почёт и уважение.

Просто +++

Читаешь про таких людей и понимаешь, что далеко нам до них... Очень далеко... Недостижимо далеко...

Низкий им поклон.

Это сообщение отредактировал Ульфвар - 14.07.2021 - 20:45

У меня отец был Советский милиционер. Где-то в 80-е нашел ручную кладь с личными вещами и несколькими пачками денег в банковской упаковке. Все вернули потерявшему. Какая была сумма - неизвестно, да и никто не заморачивался, так как приоритеты были другие. А сейчас имеем всяких захарченко...

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Подвиг есть подвиг. Однако по факту что они спасали? Макулатуру по сути, которую можно заново отпечатать

Макулатуру и совесть. (Совесть - устаревшее)

Это сообщение отредактировал Setti - 14.07.2021 - 21:49

а что бы ты с деньгами сделал?

Борис Полевой "Золото".
Герои книги в похожей ситуации, только перипетии посерьезней.
В детстве читал, всего не помню, но переживал за героев очень.

Куда дели лишние 10 тыщ? На стенде указано 2 584 000.

Размещено через приложение ЯПлакалъ

какая важность у этого груза и какая ценность у нарезанной бумаги?

долбаёбы, бросили свои семьи и рисковали жизнями ради чего? ради мешков с фантиками?

на месте пересчитали бы деньги и сожгли составив акт.
и на эту сумму в тылу напечатали бы новые денежные знаки.

а так везли хер пойми что и хер пойми куда...а смысл?

автор темы себе 10 тысяч в карман положил, в качестве гонорара за создание этой темы

Скажу честно, я бы хрен забил на этот госбанк. Деньги - зло.